Пожалуй, единственное определенное действие угадать в нынешней общественной жизни можно: это явная смена колорита.
Олигархи делали веселое разбойничье телевидение (и такие же газеты-журналы) – все было эдакое ярко-лживое, хохма, занимательное, пестро-болтливое. Теперь все будет делать сам Кремль. А Кремль нынче забит бесцветными идеологами, молодыми людьми, разными денисами и максимами. Эти новые молчалины уважают власть чисто автоматически, как биороботы, получившие команду. Поэтому на смену лживой яркости идет могучая волна ровного серого цвета.
Если государство становится главным и единственным олигархом, все подвластные ему СМИ должны обрести единый, то есть суровый и серый стиль. Ничего не надо заострять, акцентировать, нагнетать, преувеличивать. Надо решать проблемы. Спокойно. По-деловому. Во-первых, во-вторых. Есть с кого брать пример. Есть перед глазами человек, который ни одной проблемы не решил, зато всегда спокоен. Пожар ли, потоп ли, захват ли – у него всегда наготове и во-первых, и во-вторых.
Не стоит волноваться – серая волна накроет всех без исключения. Кто выплывет, а кто и утонет. С жизнью будет ровно то, что случилось с нашим кинематографом, когда он стал жалким придатком кафкианского «замка» – Министерства культуры; когда гордые творцы сделались сутулыми попрошайками, главная задача которых – обольстить надменных чиновниц; когда всякая инициатива студий была задушена и любые надежды на свободный, радостный, самостоятельный кинопроцесс погибли. Остались одинокие волки – режиссеры, столь знаменитые, что их так просто не сожрешь.
Одиночки всегда останутся, а вот общий вид жизни будет сереть и скучнеть неотвратимо.
Губернаторы, отмотав три срока, утвердят необходимость четвертого и пятого.
Кабинет министров уже выглядит как пожизненный.
Программа «Время» выйдет, наконец, на застойную высоту – пока ей мешают сущие стилистические пустячки.
В театре «Современник» поставят пьесу о молодом В. В. Путине.
Все фракции Думы, кроме ЛДПР, сольются в одну.
Тирании никакой не будет – какая может быть тирания в эпоху Интернета! Да и мы, слава богу, так выродились, что ни харизмы особенной, ни патологической жажды власти ни у кого и нету. Просто всюду будут сидеть люди без лица и беречь свою вонючую нефтегазовую цивилизацию.
Тихо, спокойно.
май
P. S. Господа, на дворе май 2001 года – а что пишет автор!
Безумие воды
Ни одно страшное стихийное бедствие так прочно не связано в народном сознании с идеей Божьего гнева, как наводнение. Оно же – потоп. Если пожары, смерчи и землетрясения еще иногда списывают по ведомству врага рода человеческого (стихия огня ведь принадлежит ему, вспомним геену огненную), то вода искони считается проводником воли Господней, «разверзающей хляби небесные» и «погружающей в пучину».
Это живет в таких далеких пластах сознания, что и сейчас солидные, образованные люди, когда их стали спрашивать о майском наводнении в Якутии, вдруг убитыми голосами начали рассуждать о наших грехах тяжких, о часе гнева Божьего и о том, что пора покаяться. В самом деле, живи мы лет четыреста тому назад, такое мощное наводнение сочли бы за непременное «знамение», относящееся, вестимо, к новоизбранному царю и его вельможам. Какой-нибудь летописец Пимен записал бы, что «лета такого-то, в царствование такого-то царя, произошли неисчислимые бедствия и знамения чудны и страшны», а в народе упорно говорили бы, что царь «несчастливый» или «не тот».
Так что В. В. Путину повезло, что он получил управление Россией в XXI веке, потому что ни в каком другом веке такого количества стихийных бедствий на единицу царствования ему бы не простили. Архаическое сознание не спрашивает никаких разумных разрешений на свое существование. На кого ж Бог может гневаться в первую очередь? Вестимо, на главных, а народ уж так, потом, гуртом идет. Кто его знает, в самом деле! Может быть, добрый русский Бог, поглядев на то, как сладко улыбается и гуляет туда-сюда Пал Палыч Бородин, действительно, в запале грохнул облачным кулаком по небесному столу со словами: «Да пропадите вы пропадом, русские свиньи!» – и начался потоп.
Но вот я читаю о том, что в озерах Псковской области свирепствует небывалая чума среди щук, и на этом месте мое понимание божественной логики обрывается. Если небо гневается на нас, людишек, тому можно сыскать множество оснований. Хотя странно начинать с Якутии, когда верным было бы жахнуть прямо по источнику зла, то есть по столице.
Но щукам, щукам-то – за что?! Щуки над природой не издеваются, казну не грабят, лгать не умеют, взяток не берут и Кремля не ремонтируют. Да у них, кажется, и Кремля-то никакого нет. На что им чума? Ах, ничего-то мы не знаем в иерархиях управления Вселенной. А может статься, щуки допекли карасей, пескарей и плотву? А может, караси и пескари из последних сил взмолились Главному Рыбьему Господину, а тот возьми, да и покарай преступную группу зарвавшихся хищников?
Оно, конечно, быть может все. И средневековая истерика всегда способна затопить сознание. И любой человек в состоянии вдруг, прозрев, увидеть, что все направлено против него с целью покарать за грехи и что все сговорились его погубить – от Иисуса Христа до жадного продавца (это прозрение называется «шизофрения» и редко лечится).
Правда же состоит в том, что реки Сибири велики и полноводны, власти Ленска и Якутска о наводнении были предупреждены заранее, средства на защиту получили, дамбу не укрепили, мер не приняли – вот и потонули. Теперь, разумеется, выгодно будет им ссылаться на Божий гнев и наши грехи, благо эти категории не поддаются исчислению – в отличие от миллиардов, которые получат из казны сибирские потопленцы. Но о миллиардах я говорить не буду – сил нет, для всех казенных миллиардов надо устроить общенациональную минуту молчания, в которую горько и стыдливо плакать.
А больше всего мне понравилось, как в истории с наводнением повел себя архиепископ Якутский и Ленский Герман. Он повел себя так, как вели себя пастыри его конфессии и сто, и пятьсот, и тысячу лет назад. Вынесли иконку Матушки-заступницы, народ повалился на колени да зарыдал. Прости, Матушка, помилуй да пощади. Вот так-то оно лучше. Не то разбаловались – демократия, глобальная экономика, профицит, дефицит, роуминг, супер-система шесть. А иной раз приходится по старинке – лбом об пол.
Кстати, именно после молебна, отслуженного отцом Германом, вода остановилась. Не перед визитом Президента В. В. Путина, как о том лакейским голосом сообщили в новостях, а именно в ночь после молебна. Так что насчет Божьего гнева трудно что-нибудь сказать основательное, а вот существование милосердной Матушки сказывается на земной жизни куда весомей.
Горестно плакали во время наводнения почти что одни женщины. У мужчин был оживленный, зачастую даже веселый вид. Мужчины вообще испытывают некоторый подъем духа во время бедствий – это тоже что-то глубоко архаическое, первобытное. Наверное, ужас перед силой и величием дикой природы стойко связан с восторгом перед нею. Когда вода, основа жизни, впадает в величественное безумие, начинаешь нутром чувствовать, что жизнь не есть что-то маленькое, тепленькое и забавненькое. Жизнь – непонятно что такое. И если поместить нынешнее сибирское наводнение в графу «Гнев Божий», надо признаться, что хотелось бы каких-то разъяснений – за что гнев, почему сейчас, отчего именно в этом месте и чего, собственно, хотел бы от нас добиться Вседержитель?
А поскольку таких разъяснений не поступит, то лучше всего было бы действовать сообразно пословице «Бог, Бог, да не будь и сам плох» – то есть слушать предупреждения знающих людей, укреплять берега, раз на полноводной реке живешь, и средства, выделенные казной на защиту от наводнения, расходовать строго по назначению.
Но это, конечно, куда труднее, чем молебен отслужить.
июнь
Привет из Валгаллы
Как известно, скоро опять начнется выплата компенсации бывшим узникам нацистских концлагерей. Все пойдет строго, чинно, под контролем, и даже сама Людмила Нарусова заверила нас, что ее мама (которой полагается эта компенсация) получит ее в последнюю очередь. Значит, вот как оно хорошо, несколько тысяч крепеньких немецких дойчмарок попадут бывшим узникам, которые, надо думать, люди пожилые, не слишком богатые, а если вдруг им Бог послал шустрых детей вроде Нарусовой, то и на этот счет все продумано у начальства. Короче говоря, картина открывается величественная: отстрадал – получи. Прямо как на том свете, но уже на этом.
Недавно я завела разговор с почтенной женщиной, которая сетовала, что один ее знакомый, человек несчастный и сильно пьющий, скоро получит эту нацистскую компенсацию и на нее окончательно сопьется. «Да ладно, – говорю. – Пускай пьет, бедолага. А что же вы, – говорю, – не хлопочете? Вы же и в оккупации вроде были, и в лагере…» И смотрю – у добродушной моей знакомой что-то в лице изменилось. «Не надо, – говорит, – не надо мне ничего от немцев». Я сначала удивилась, такой странной показалась мне эта реакция. «Да что вы, – говорю, – это же… не те немцы. Они, наоборот, чтоб помочь… чтоб загладить… они как лучше хотят». «Знаю, – отвечает она, – что это не те немцы и что они хотят как лучше. Только мне от них ничего не надо».
И чем больше я думала над этой реакцией, тем больше убеждалась, что есть в ней какая-то правда. Может быть, она не велика и тем более не всеобъемлюща, эта правда, но совсем забывать о ней не стоит.
Например, в конце июня в Петербурге традиционно проходит фестиваль неигрового кино «Послание к человеку». На этот раз фестиваль устроил форменную сенсацию – в виде появления на миру 99-летней Лени Рифеншталь, мифологической актрисы и режиссера, звезды Третьего рейха, подруги Адольфа Гитлера и автора классических фильмов «Триумф воли» (о съезде национал-социалистической партии) и «Олимпия» (о нацистской олимпиаде)…
На меня лично никакого хорошего впечатления эти картины никогда не производили, поскольку упакованная в форму биомасса, марширующая колоннами, и мускулистые животные, прыгающие вдаль и вверх, меня абсолютно не вдохновляют. Где нет богоподобного человеческого разума, где не бьется упрямый и светлый человеческий дух – какой может быть восторг? Перед чем? Перед жалкой, но самоуверенно раздутой плотью, бессмысленно прущей сквозь пространство? Ну, валяйте, восхищайтесь дурной юностью нацизма, только уж без меня.
Но, конечно, Лени Рифеншталь – мировая знаменитость, и привезти ее на фестиваль была прекрасная пиар-акция. Действительно, неигровое кино многим обязано этой выдающейся фигуре своего времени. Очень, очень интересно. Правда, для чествования госпожи Рифеншталь не слишком подходили двадцатые числа июня, особенно его 22 число. Я понимаю, что это уж так совпало, но ведь, согласитесь, как-то очень неудачно совпало. Лучше бы не совпадало…
Вдобавок, в это же самое время Мариинский театр поставил «Валькирию» Вагнера. Надо сказать, мою нежную и ленивую славянскую душу пугает угрюмая громада мифологического немецкого космоса. Мне бы что-нибудь скромное – растаявшую от любви Снегурочку, царскую там невесту или черевички какие. А тут – боги, карлики, титаны, герои, летающие девы, сплошная война, все несчастны и все преступны. Конечно, гитлеровское помешательство на Вагнере ничуть не мешает восприятию этой музыки. Я вообще о другом. О том, что задумавшись всерьез над историей, рассказанной Вагнером, понимаешь – нет и не может быть во Вселенной никаких «компенсаций», и любая вина живет вечно, пока ее не простит тот, кто имеет право прощать всех. А до этой поры все накручивается фатальная цепь ошибок, преступлений, обманов и благих намерений, которыми вымощена дорога известно куда.
Есть в этом вопросе, о котором сейчас речь, некоторая грустная заколдованность. Скажем, весь мир с уважением смотрит на папу римского Иоанна Павла Второго. Папа неутомим и на редкость совестлив и гуманен. Он путешествует по миру и везде извиняется за преступления католической церкви. За инквизицию, за евреев, за гонения на иноверцев, за прочие разные разности двенадцати веков – Папа приносит извинения. Конечно, это производит хорошее впечатление. Дескать, нашелся хоть один приличный человек и сказал «извините, пожалуйста». Таким, в сущности, нехитрым способом растет авторитет и его лично, и его церкви. Так же и марки, сердечно и совестливо отданные Германией на выплату пострадавшим от нацизма, увеличивают ее авторитет и прочное ощущение, что немцы стали очень-очень хорошие.
Однако что может измениться по существу – от извинений Папы или от компенсаций узникам лагерей? И злоба этого мира, и мудрость его превышают наш разум, но одно мы понимаем твердо: здесь можно делать, можно не делать, однако если сделал – ничего не попишешь. Свою жизнь еще как-то иной раз поправить можно. А вот за преступления своей нации или своей церкви хоть извиняйся, хоть плати, хоть рыдай с утра до вечера – результат один. Ничего поправить нельзя.
Когда-нибудь, через миллионы лет, пройдя через Высший суд, в сияющих мирах посмертия, мы будем жить в граде Китеже и с удовольствием принимать приветы из Валгаллы.
А сейчас как-то – рановато, что ли.
июль
Художественная необходимость
Летней порой в голове копошатся игривые мысли. Неужели – думаешь – жизнь сложилась так намертво, что впереди осталось только сочинение мнений и никогда уже мне не выбиться в солидные люди? Которые никаких мнений не имеют, а имеют персональные автомобили. Вот если бы я сделалась министром путей сообщения, то уже этим летом я бы тихо пошла в ближайший сортир и там повесилась, не в силах пережить позора. Поскольку такого стыда с дорогами в России не было даже во время Отечественной войны.
Расписание движений электричек стало бестселлером по части фантастики, и потенциальные пассажиры вполне могли изучать его на ночь, представляя себе, как хорошо было бы сесть вот в этот поезд, если бы он существовал. Трясясь в ржавых и вонючих консервных банках, где ни за какие деньги не сыщешь элементарных удобств, люди, однако, почти что перестали возмущаться. Ад – он и есть ад, какого еще с него комфорта спрашивать?
Вообще крепкая и простодушная вера наших далеких прадедов, которые не поддались в семнадцатом столетии на реформы патриарха Никона, то есть староверов-раскольников, представляет из себя единственную точку зрения, полностью объясняющую все действия властей. Там, где либеральный гуманист со своим здравым смыслом сходит с ума, пытаясь что-то постигнуть, староверу все ясно: государственность российская еще с Никона и Петра есть полное и безоговорочное царство сатаны. И все, что человек может сделать – это держаться от него подальше. Старовер бы удивился нашему недоумению: да, разумеется, никогда отец лжи и враг рода человеческого не даст русским владеть их землей; и уж естественно не допустит захоронения трупа Ленина, ибо он, видимо, как-то участвует в кремлевских черных мессах; и гимны ему нужны его, сатанинские, напоминающие о временах безраздельного владычества на Руси.
С особенной силой уклонялись раскольники от переписи населения, считая это главной хитростью князя тьмы. Так что ж вы думаете? Говорят, она, перепись-то, скоро будет, мало им ИННа, нужно всем печать антихриста поставить. Может, правы староверы, может, в самом деле, махнуть к ним? Нет, всем хороша старая вера, да больно строга. Свою посуду надо держать, из мирской не есть, так это намаешься по гостям и ресторанам со своей чашкой и ложкой ходить. Опять же курить нельзя, а я, грешным делом, покуриваю. И в этом пункте я – объект травли буквально всех государств и всех религий.
Непьющий Михаил Горбачев боролся с зеленым змием, а некурящий Владимир Путин решил вонзить копье Победоносца в змия желтого, то есть табачного, и подписал указ о борьбе с курением. Ну, указ себе и указ. Не первая зима на волка. Кто хоть лет тридцать-сорок прожил в России, тот вынес столько указов о борьбе с собой, что его на кривой козе не объедешь. Не родилась еще та коза. Но в этом указе, чья живописность вполне равняется бессмысленности, есть место дивной силы и красоты. Указ гласит, что мастерам искусств рекомендуется в фильмах и спектаклях не показывать курящих героев, если на то нет художественной необходимости.
И вот тут я вздрогнула, «и прояснился темный ум!» Нет, не нужно мне быть министром путей сообщения, и нет надобности уходить в скит к раскольникам – открываются интересные перспективы.
Вы знаете, что такое художественная необходимость? Конечно, не знаете, ибо этого никто не знает – разве что на Пряжке, в буйном отделении, кто-то и понимает, что это такое, но сказать не может. Кто будет определять эту необходимость, писать экспертные заключения, выдавать разрешение на использование темы курения в художественных целях? Этот человек есть. Этот человек – я. Я жажду быть министром художественной необходимости! И притом, к чему мелочиться и ограничиваться одним только курением? Все поведение героев всех художественных произведений должно иметь лицензию на художественную необходимость. Помилуйте, герои совершенно распустились! Без всякой художественной необходимости они пьют, едят, совокупляются, убивают, пересекают границу, употребляют наркотики, болеют и, понимаешь ли, умирают. Пора дать всему этому безобразию решительный отпор. Ах, какие открываются дали! Я сижу в кабинете. Робко входит молодой режиссер.