– На этом заканчивается первый акт. Антракт. Ой, Лев Сергеевич, я вас так заболтала, что даже второе вам не подала и чаю не налила, что ж вы у меня сидите-то на одном супе! – всплеснула руками Ангелина. – Вам Люсенька второе приготовила или мне из дому принести?
– А вы булочки сегодня не пекли? – с надеждой спросил Гусаров.
– Нет, уж простите, мы ведь на прогулку собирались.
– Жалко. Люблю я ваши булочки с сосисками.
– А вот я вам сейчас бутербродиков наделаю, – встрепенулась Ангелина Михайловна. – Моих фирменных, малюсеньких таких, с анчоусами, помидорками и сыром. Сначала разогрею вам второе, потом чай с бутербродиками.
– Да ну, Ангелина Михайловна, не надо, вы лучше дальше рассказывайте, мне же интересно, как там события развивались. А уж вы такая замечательная рассказчица – даже прерываться не хочется. Ну что, нашел он своего брата, этот Якуб или как там его?
Ангелина Михайловна проявила педагогическую строгость и, прежде чем продолжить рассказ, все-таки заставила Льва Сергеевича съесть запеченную на гриле курицу с чесноком и картофельное пюре, а потом поставила перед ним большую плоскую тарелку с крохотными аппетитно пахнущими тарталетками, начиненными анчоусами, помидорами и острым сыром.
– А это вам за послушание и терпение. – Она торжественно поставила на стол две бутылки пива, принесенные из дома.
Это пиво Виля купил накануне как раз для того, чтобы угостить соседа. Лев Сергеевич пришел в неописуемый восторг и стал поглощать тарталетки, запивая их пивом, а Ангелина Михайловна продолжала пересказывать спектакль.
– И что, все, что ли? – совсем по-детски разочарованно спросил он, когда соседка завершила рассказ словами: «Свет постепенно гаснет… Конец». – И вот так все и кончилось?
– Вот так и кончилось, – с улыбкой подтвердила она.
– Ну, знаете… А я бы еще слушал и слушал, до того вы хорошо рассказываете. Я как будто в театре побывал и своими глазами спектакль увидел. С вами, Ангелина Михайловна, никакого телевизора не надо, вот так сидел бы и слушал целыми днями… Вы просто волшебница! А расскажите еще что-нибудь, вы же, наверное, много спектаклей видели.
До возвращения мужа и Людмилы Леонидовны Ангелина Михайловна успела пересказать в красках еще одну пьесу, уже из недавно виденного, и снова вызвала восторг и восхищение Льва Сергеевича. Людмила Леонидовна привела внука, которому предстояло провести время с бабушкой и дедушкой до самого вечера, и супруги Сорокины распрощались с соседями.
– Ну, как у тебя, Виля? – спросила Ангелина Михайловна, как только они оказались у себя в квартире. – Удалось что-нибудь?
Тот удрученно покачал головой:
– Ничего. Да и о чем особенно поговоришь, когда ребенок рядом? Он же все время внимания требует, теребит, вопросы задает, тянет куда-то, то ему львов покажи, то мороженое купи, то писать, то пить… В общем, сама понимаешь. А у тебя что новенького?
– А у меня есть кое-что, – радостно сообщила она. – Конечно, ничего конкретного пока, но зато я, кажется, нащупала, в каком направлении надо двигаться. Льву очень понравилось, как я пересказываю спектакли, он готов был меня слушать до завтрашнего утра. Надо повспоминать, какие мы с тобой постановки видели, и подобрать что-нибудь подходящее по тематике, чтобы раскрутить его на нужный нам разговор. Тебе что-нибудь приходит на ум, Виленька?
Он пожал плечами:
– Да нет, так сразу, навскидку, я и не припомню.
– Ну, ты подумай, я тоже подумаю, потом обсудим. Я уверена, мы сможем вытащить из него информацию таким способом.
Через некоторое время Ангелина Михайловна окончательно успокоилась. Вилен ничего не говорил о Людмиле, не восхищался ею, не рассказывал о том, что она сказала, да как посмотрела, да что сделала. Видно, ничем таким особенным соседка его не впечатлила. Ну и слава богу.
* * *Максим тяжело перевернулся с боку на бок, стянув с Жанны одеяло, и молодая женщина с досадой поморщилась и открыла глаза. Ладно, хватит спать, надо встать и сделать что-нибудь полезное. Она терпеть не могла пустое времяпрепровождение, к которому относила и пребывание в постели, если это не был ночной сон. К ночному сну Жанна относилась трепетно, старалась спать не меньше восьми часов, из которых хотя бы час должен приходиться на время до полуночи, чтобы утром не только хорошо выглядеть, но и хорошо соображать. Больше ни для чего, по ее мнению, постель не годилась, а если нужно было включать в дневное расписание секс, то она предпочитала заниматься им где угодно и как угодно – на полу, в кухне, в ванной, в машине или в служебном кабинете, но только чтобы потом не спать. Она была ориентирована исключительно на работу и карьеру, секс же рассматривала только как средство достижения каких-либо целей. Любви в ее жизни места не было.
Однако Максим Крамарев предпочитает постель, и с этим приходится считаться, правда, ровно до тех пор, пока Жанна является его менеджером по пиару. Закончится избирательная кампания Крамарева – закончится и эта нудная и скучная постель с ним.
Жанна тихонько оделась и прошла на кухню, сварила себе крепкого кофе, положила три ложки сахару, налила в чашку сливок и включила компьютер. Каждую свободную минуту она привыкла использовать для дела.
Через полчаса появился Максим, всклокоченный, глаза еще затуманены сном.
– Свари мне кофе, – не то попросил, не то потребовал он.
Жанна послушно поднялась и взялась за кофемолку. Сегодня выходной, она надеялась провести этот день совсем по-другому, но внезапно нарисовался Крамарев, заявил, что очень соскучился и немедленно приедет, и действительно приехал, и действительно соскучился, потому что набросился на свою любовницу прямо с порога, они даже поговорить ни о чем не успели.
– Какие новости? – спросила она, подавая Максиму кофе. – Есть какие-нибудь сдвиги?
– Да какие там новости! – сердито откликнулся он. – Ты же видела предвыборную программу этой сволочи! Да он просто спекулирует чувствами людей, призывая к усилению ответственности за преступления против детства. Конечно, народ за ним потянется. Он не имеет морального права строить на этом свою агитацию, и я это всем докажу!
– Когда? – резко спросила она. – Ты уже давно грозишься «доказать», а где результат? Чем мы будем доказывать? У меня готова программа контрударов, только ее до сих пор нечем наполнить, кроме твоих общих рассуждений.
Максим поднял на нее удивленные глаза.
– Жанна, дорогая, но ты же все знаешь! Я тебе все рассказал.
– Этого мало. Мне нужны доказательства. И они нужны не только мне, без доказательств все твои слова – это только слова, пустое сотрясание воздуха. Они никого и ни в чем не убедят. Максим, нужно форсировать события, нужно двигаться вперед.
Она старалась говорить мягко и тепло, не давая раздражению вырваться наружу. Ну сколько можно гоняться за мифическими компрматериалами, вместо того чтобы пересмотреть собственную предвыборную программу и найти в ней места, которые можно усилить или переориентировать на насущные нужды населения! Максим необыкновенно упрям и негибок, он убедил себя в том, что идет правильным путем, и никаких попыток переубедить себя он не потерпит, уж в этом-то Жанна убедилась за те два года, что работает в его предвыборном штабе. Ее задача на текущий момент – оказывать моральную поддержку и быть доброй и понимающей. Ох, как же ей это надоело! Но деваться некуда, взялась за работу – надо довести ее до конца. Желательно победного.
– Что я могу двигать вперед? – зло заговорил Крамарев, залпом допивая кофе и отодвигая от себя чашку. – Пока ничего не понятно, пока неясно, когда будет результат и будет ли он вообще. Я трачу столько сил, столько времени и денег, а итог нулевой. И я ни на что не могу повлиять.
– Может быть, тебе имеет смысл отказаться от своей затеи? – негромко спросила она. – Если она не дает результата, может быть, разумнее направить силы и деньги в другое русло?
– Нет! – Он стукнул кулаком по столу. – Нет, нет и нет! Я не отступлюсь. Я начал это дело – я доведу его до завершения, и тогда этой сволочи мало не покажется. Просто я порой впадаю в такое отчаяние… И только ты меня спасаешь, радость моя, только ты можешь меня утешить. Какое счастье, что ты у меня есть, моя верная девочка, моя страховочная веревочка, – заговорил Максим ласково, протягивая к ней руку.
Жанна обняла его, прижала голову Максима к своей груди.
– Не отчаивайся, – сказала она, – не опускай руки. У тебя все получится, я уверена, сразу ничего не получается, надо уметь ждать, ждать и терпеть. А главное – надо верить в свою правоту. Ты ведь веришь в то, что ты – более достойный кандидат?
Тот молча кивнул – ткнулся лбом в ее грудь, будто пытаясь зарыться поглубже.
– Значит, у тебя все получится. И результат, которого ты так ждешь, будет. И выборы ты выиграешь. И место председателя комитета получишь. Все будет, как ты хочешь. Только ты должен не падать духом и оставаться бойцом, что бы ни случилось.
– Значит, у тебя все получится. И результат, которого ты так ждешь, будет. И выборы ты выиграешь. И место председателя комитета получишь. Все будет, как ты хочешь. Только ты должен не падать духом и оставаться бойцом, что бы ни случилось.
Она утешала его, едва сдерживаясь, чтобы не заорать на Максима. И чего такие хлюпики тянутся в большую политику? Думает, если он сумел заработать много денег, то и во власти будет чувствовать себя хорошо. Ну чего он раскисает? Выбрал дорогу – так иди по ней только вперед, ни на кого и ни на что не оглядывайся, по головам иди, по трупам и, уж конечно, не впадай в панику, если что-то не получается.
Жанна с усилием взяла себя в руки. В конце концов, пиар-менеджмент – это ее работа, и если для выполнения этой работы, для того, чтобы подопечный ее слушался, надо быть его любовницей, опорой и поддержкой – значит, она ею будет. Работу надо сделать хорошо, потому что успех в работе, то есть приведение кандидата к победе на выборах, – это плюс в послужном списке, а чем больше у нее наберется таких плюсов, тем успешнее карьера и тем выше гонорары.
* * *– Ты прости, что выдернул тебя в выходной, – виновато произнес Борис Кротов, входя в квартиру, в которой обычно проходили его встречи с Ханом.
Алекперов беззаботно улыбнулся и махнул рукой.
– Ничего, так даже лучше, не нужно лишний раз светить контакт. И вообще, у оперов выходных не бывает, сам знаешь. Так что у тебя стряслось?
Вместо ответа Борис протянул ему два конверта с письмами.
Полковник милиции Ханлар Алекперов завербовал Бориса Кротова пять лет назад, то есть спустя примерно год с того момента, как художник начал общаться с представителями криминального и околокриминального мира. В ту пору Хан служил в подразделении по борьбе с организованной преступностью, потом службу упразднили, создали на ее основе управление по противодействию экстремизму, но это направление Хану не было интересно, и он продолжил нести службу в структурах уголовного розыска. Контакты с Кротовым продолжались, Борис был вхож в дома тех, кто так или иначе интересовал Хана, много чего видел, много чего слышал, а кроме того, обладал недюжинным нюхом, чутьем на людей и давал им интересные и очень полезные Хану характеристики. Их отношения не была похожи на отношения оперативника и источника информации, завербованного на компрматериалах, они были скорее дружескими или, во всяком случае, приятельскими: Кротов сотрудничал с Ханом не за страх и не из корысти, а просто потому, что ненавидел преступность во всех ее проявлениях. И у него были для этого веские причины. Пьяный ублюдок много лет назад лишил его матери.
Хан внимательно изучил оба письма, прочел их, кажется, раз по десять, потом поднял на Бориса глаза.
– Ты ведь там был? Мать зарезали при тебе?
– Ну да. Я же тебе рассказывал.
– Да, я помню. Кто еще был в квартире в этот момент?
– Только дядя Валера, мамин любовник, который ее и убил. Ну и я. Больше никого.
– Соседи? Еще какие-нибудь собутыльники?
– Да нет же, Хан, никого больше не было.
– Ну что ж, матери твоей в живых нет, стало быть, о том, как все произошло, знаете только вы двое – ты и дядя Валера. Кстати, не помнишь, как его фамилия?
– Не помню, но знаю, – улыбнулся Борис. – Стеценко. В шесть лет я, конечно, этого знать не мог, но у меня сохранилась копия приговора, там есть фамилия.
– Ты сам себе писем не писал, – продолжал рассуждать Хан, – значит, остается только этот Стеценко. Валерий Стеценко, – повторил он задумчиво. – Ну что ж, надо попробовать с ним разобраться. Ты с ним не виделся после того, как он освободился?
– Нет.
– И по телефону не разговаривал? Он не пытался тебя разыскать, встретиться с тобой?
– Нет, ничего такого не было.
– Ладно, я его найду и выясню, зачем он тебе шлет любовные послания.
– Значит, ты уверен, что автор писем – дядя Валера?
Хан развел руками:
– Ну а кто еще-то? Больше ведь никто не знает, как там и что было. Он, совершенно очевидно, считает, что ты по малолетству ничего не понял или не запомнил, вот и хочет срубить деньжат. Если он знает, чем ты занимаешься и сколько зарабатываешь, то рассчитывает на кругленькую сумму.
– Но о деньгах в письмах речи нет, – возразил Борис. – Они вообще какие-то тупые, бессмысленные. Ну, допустим, я действительно чего-то не помню или не знаю, допустим, я заинтересовался, и что дальше делать? В этих письмах нет ни предложений, ни указаний, ни упоминаний о сумме, которую я должен заплатить за сведения. Нет, Хан, тут какая-то другая фишка.
– Да нет никакой другой фишки! – рассмеялся Алекперов. – Он просто тебя готовит.
– Готовит? – не понял Борис.
– Конечно! Он ждет, когда ты закипишь и готов будешь выложить большие деньги за то, чтобы узнать. Ведь после первого письма твоей первой реакцией было ответить: «Нет, мне неинтересно», правда?
– Правда, – согласился Кротов.
– Вот видишь, ты в тот момент и трех копеек не заплатил бы за эту информацию. А теперь, после второго письма, ты уже засомневался, даже ко мне пришел. Ты колеблешься, ты уже не уверен, что знаешь правду и больше добавить к ней нечего. Он просто ждет, когда ты перестанешь сомневаться и дозреешь до крупной суммы.
Они еще посидели, выпили чаю, поболтали о всякой всячине, Борис рассказал подробности о своем очередном заказчике, криминальном авторитете по имени Артур, и его молоденькой любовнице, Хан принял информацию к сведению: в его хозяйстве все пригодится, если не сейчас – то потом.
* * *Валентина Евтеева всегда любила ходить пешком и теперь, живя в Подмосковье у Нины Сергеевны, с удовольствием подолгу гуляла, благо было где. Она то шла вдоль дороги, пересекала трассу и бродила по коттеджному поселку, где в одном из домов работала ее хозяйка, то углублялась в густые заросли и с наслаждением вдыхала запахи смешанного леса и оживающей после зимней спячки листвы.
В тот день она гуляла в лесу по ту сторону шоссе, где были дорогие коттеджи. Мужчину в сопровождении двух идущих чуть поодаль охранников она заметила не сразу, потому что была, по обыкновению, погружена в собственные размышления и ничего вокруг себя не видела.
– Здравствуйте, – приветливо поздоровался незнакомец, и только тут Валентина обратила на него внимание.
Высок, строен, красив просто невероятно, с овальным смуглым лицом, не кавказского типа, а скорее семитского. Интересно, из какого он дома? Из того, трехэтажного с башенками? Или из роскошного белокаменного, похожего на дворец? «Наверное, миллионер какой-нибудь», – мелькнуло у нее в голове.
– Добрый день, – вежливо ответила она.
– Давно гуляете? – поинтересовался мужчина.
Валентина добросовестно, как прилежная ученица на уроке, взглянула на часы:
– Час сорок минут. А что?
– Устали?
– Да нет, я привыкла много ходить. Почему вы спросили?
– Здесь неподалеку есть прелестное местечко для отдыха, знаете?
– Нет, – удивилась она. – Что, кафе какое-нибудь? Здесь, в лесу?
– Да что вы, – обаятельно улыбнулся незнакомец, – какое кафе! Там лежит упавший ствол, на нем очень удобно сидеть, я всегда там отдыхаю, если устаю во время прогулки. Пойдемте, я вам покажу, будете знать.
Он всегда там отдыхает! Означает ли это, что он постоянно гуляет здесь? Странно, Валентина приходит в эту часть леса уже в третий раз, но его почему-то не встречала. Или он гуляет в другое время? Или в другие дни?
Они вместе дошли до толстого и действительно очень удобного ствола и сели рядышком. Охранники топтались метрах в десяти от них. Через несколько минут Валентина с удивлением обнаружила, что непринужденно болтает с незнакомцем, который назвался Славомиром Ильичом и рассказал, что он – ученый-химик, работает над революционной технологией в фармацевтике, вся экспериментальная часть уже сделана, осталось только выписать теорию, чем он сейчас и занимается. Его разработка уже заранее куплена крупным фармакологическим концерном. При этих словах Валентина вздрогнула: Елена ведь, кажется, говорила, что работает в фармакологическом концерне, во главе которого стоит как раз хозяин дома, где работает Нина Сергеевна. Как же его фамилия? Елена ведь называла ее, и Нина Сергеевна тоже говорила… А, вспомнила: Крамарев.
– Вы имеете в виду концерн Крамарева? – неуверенно спросила она.
– Именно, именно, – обрадованно закивал Славомир Ильич. – А вы что, знакомы с Максимом Витальевичем?
– Нет, но я снимаю комнату в доме у женщины, которая работает у Крамарева садовником, – объяснила Валентина.
– Так вы живете у нашей Нины Сергеевны! – Славомир Ильич почему-то еще больше обрадовался. – Получается, мы с вами заочно знакомы, Нина Сергеевна говорила, что у нее новая постоялица. Значит, вот вы какая!
Валентина смутилась, сама не зная почему.
– А вы живете у Крамарева?