Первым был убит наповал их водитель. Он уже успел открыть дверцу и собирался выкатиться наружу, но в этот момент прилетела пуля и клюнула его прямо в висок.
Дальнейшие события она помнила смутно. Из машины ее выдернул здоровенный бородатый чеченец в камуфляже. Она пыталась оказать сопротивление и, кажется, даже прокусила ему запястье. В этот драматический момент в ее голове пульсировала лишь одна мысль: «Все. Конец…» Больше всего она боялась, что он сейчас вытащит из ножен на правом бедре огромный тесак и перережет ей горло. Почему-то именно этого она боялась больше всего. И молила бога, чтобы он просто ее пристрелил.
Но чеченец не стал ее убивать. Он лишь сжал ее в своих медвежьих объятиях так, что она едва не потеряла сознание, и, продолжая держать на весу, направился в сторону выехавшего из переулка «рафика». Когда ее запихивали в чрево микроавтобуса, она изловчилась и вывернула голову так, чтобы еще раз посмотреть на место трагедии. Горящий «уазик» и распростертые подле него тела она увидела лишь мельком, но эта картинка врезалась в ее память надолго.
Внутри «рафика» не было кресел, лишь две узкие металлические скамьи, приваренные прямо к бортам. Следом за ней к «рафику» приволокли Авдеева. Он был связан по рукам и ногам, и его бросили на пол, под ноги.
Сначала их повезли в направлении завода мединструментов. Авдеев всю дорогу хрипло матерился и сплевывал на пол сгустки крови. Одному из боевиков вскоре это надоело. Тогда он двинул Авдеева кованым башмаком по почкам, и тот надолго притих.
Очевидно, планы боевиков переменились, потому что на одной из улиц микроавтобус остановился, сдал назад, развернулся, и теперь они держали курс в направлении центральной части города. В этот момент Вике связали руки и набросили на нее плотное покрывало.
Ехали они долго, около часа. Такое впечатление, что они плутали по улицам, хотя чеченцы, безусловно, прекрасно знали город. Несколько раз «рафик» останавливался, и тогда они принимались о чем-то спорить. Вика проклинала себя последними словами за то, что так и не удосужилась выучить хотя бы несколько фраз по-чеченски. Если не считать матерных слов, которые изредка вставляли в свою речь боевики, разобраться в их гортанных криках было невозможно. Но чувствовалось, что они чем-то не на шутку встревожены. Несколько раз в их оживленной дискуссии прозвучала русская фамилия – Мелентьев.
Наконец прибыли на место. Их выволокли из машины, затем они своим ходом спустились по лестнице в какой-то подвал. Здесь их освободили от пут. Авдеева при этом строго предупредили: «Будешь плохо себя вести – пристрелим на месте».
Помещение, в котором их закрыли, было сравнительно небольшим – четыре на три метра. Воздух сырой и затхлый. Как ни странно, здесь было электричество – под потолком тускло горел забранный решетчатым каркасом светильник. Два узких топчана и колченогий стол – вот и все, что здесь было из мебели. Унитаз и умывальник отсутствовали. Параши, впрочем, тоже не было. Окон нет, крепкая дверь окована изнутри железом.
Авдеев встал с топчана, передвинул в сторону стол и принялся расхаживать по камере. Когда ему надоело это занятие, он остановился у двери, немного постоял так, прислушиваясь к внешним звукам, затем навалился на нее плечом. Когда убедился, что высадить дверь ему не под силу, он бросил это бесполезное занятие и стал внимательно исследовать поверхность стен. Но и эта затея не увенчалась успехом, поскольку стены сравнительно недавно были выкрашены бледно-желтой масляной краской и никаких надписей на них не сохранилось.
– Церт! Ну ссто за судьба?! Я зе здесь узе сидел! Ты представляесь, Вика?!
Он потрогал пальцами скулу и поморщился от боли. Помассировал опухшие и саднящие десны. Затем продолжил, старательно выговаривая буквы и уже почти не шепелявя:
– Знаесь, где мы находимся, Вика? Это подвал райвоенкомата. Я здесь сидел трое суток, когда со мной особисты разбирались. Может, и не в этой камере, другой, но там были тоцно такие зе топцаны, да и дверь один к одному. А камеру я не сразу узнал потому, сто раньсе здесь все было кровисей залито.
– Я хочу в туалет, – безучастным тоном сказала девушка. Похоже, слова Авдеева прошли мимо ее ушей.
Он бросил блуждающий взгляд по сторонам, затем судорожно вздохнул.
– Удобства здесь не предусмотрены. Придется малость потерпеть. И запомни, Вика, если хоцесь вызить здесь, нузно придерзиваться определенных правил. Хотя, конецно, если они ресили нас пристрелить, то мы вряд ли смозем им помесать… Так вот. Привезли меня из Гудермеса в Сали и сунули в подвал, примерно такой зе, где мы сидим. А там пленные солдатики сидят, молодые, сроцной слузбы. Так они сразу меня предупредили: если будут предлагать выйти нарузу, подысать свезим воздухом, не отзываться. Потому сто выведут во двор и выдадут тебе палочных ударов ровно столько, сколько предписано сариатом. А бывает, сто и насмерть забивают. В тот зе день этих ребят увели. Двое их было, заль, не успел их подробнее порасспросить, дазе фамилий их не знаю…
Вика сидела сгорбившись, сунув ладони между колен.
– Толя, они убили Малышева. И этих двух ребят, которые были вместе с нами.
Авдеев перестал расхаживать по камере, вернулся на топчан. Улегся поверх одеяла, закинув руки за голову.
– Тоцно. Я своими глазами видел. Им влепили в борт из гранатомета, но они успели цуть раньсе выскоцить. Там их и полозили, возле масины. – Авдеев потихоньку привыкал к отсутствию двух зубов, шепелявость постепенно убывала.
Когда Вика подняла голову, Авдеев увидел в ее глазах слезы.
– Эти двое были совсем молодыми, моего возраста… Да и Малышеву чуть за сорок. Их ведь убили из-за нас, да? Вернее, из-за одной меня.
– Не заводись, Вика, – неодобрительным тоном сказал Авдеев. – И не казни себя, какой в этом прок? Луцсе ляг да поспи. Скоро заявятся гестаповцы, тогда нам будет не до сна.
– Но я ведь никого ни о чем не просила, – после паузы продолжила девушка. Ее плечи сотрясала крупная дрожь, и она еще крепче сжала коленями ладони. – Скажи, зачем нас послали в Грозный? И почему нам понадобилось оттуда бежать?
В этот момент в коридоре послышались шаги. Заскрежетал замок, дверь распахнулась. В камеру вошел немолодой с виду мужчина, в одной руке он держал блюдо с дымящимися кусками баранины, в другой – большую пластиковую бутылку с водой. Второй чеченец застыл в дверном проеме. Это был тот самый боевик, которому Вика прокусила руку. На этом месте у него белела повязка.
– Увазаемые, когда вы нас выпустите отсюда? – предельно вежливым тоном спросил Авдеев. – И неплохо бы сводить нас в туалет.
Пожилой поставил на стол блюдо с мясом и бутылку и молча вышел. Громыхнула дверь, заскрежетал замок, затих шум шагов. Журналисты вновь остались одни.
– Сволоци! – вполголоса выругался Авдеев. – Если бы ты только знала, как я их ненавижу. – Он твердо произнес «ж». – Мы для них хуже собак. Вот так взял бы и задушил собственными руками…
– А может, хватит их убивать? – тихим голосом спросила Вика. – Ну сколько можно? Скажи, за что им нас любить? За то, что мы убиваем детей, женщин и стариков? Разве мы люди, Толя? Действительно, хуже собак.
Авдеев приподнял голову и с осуждением посмотрел на девушку.
– Жалеешь их? Ну-ну… Посмотрим, что ты запоешь, когда они тебя лупцевать начнут да про папашу твоего всякие подробности выпытывать.
Вика повернула к нему голову.
– Ты думаешь, это из-за отца все наши неприятности?
– А ты возьми и сама как следует подумай. Кому мы с тобой нужны, Вика? И что мы собой представляем? Ни-че-го. Мы обычные репортеры. А вот папаша твой в Москве большой человек…
– Я запрещаю тебе говорить плохо о моем отце, – резко одернула его девушка. – Ты ведь его совсем не знаешь. И не смей называть его «папашей»!
– Тихо, тихо, успокойся… Не хватало нам еще в этот момент с тобой поцапаться. Дай я все же закончу свою мысль. Так вот, не исключено, что чеченцы в обмен на твою жизнь потребуют у Сергея Алексеевича какую-то важную услугу. Или же заломят за тебя большой выкуп… Ладно, спи давай. Утро вечера мудренее.
Время тянулось мучительно долго. Они лишь изредка перебрасывались короткими фразами, в основном молчали и думали каждый о своем. К стоявшей на столе еде ни один из них и не притронулся.
Авдееву вскоре надоела эта игра в молчанку.
– Вика, как ты думаешь, сколько сейчас времени? Эти сволочи отобрали у меня часы.
– У меня тоже.
– Думаю, на дворе уже ночь. До утра они нас не тронут.
Как бы в опровержение его слов в коридоре вновь раздался шум шагов, затем «вертухай» зазвенел ключами.
– Толя, слушай меня внимательно, – скороговоркой произнесла Вика. – Мне понадобится твоя помощь. И еще… В туалет не просись, понял?
Авдеев уже успел принять вертикальное положение. Он посмотрел на девушку и удивился тем разительным переменам, которые произошли в ее облике. Слезы высохли, а лицо было спокойным, на нем не осталось и следа недавних переживаний. Это была прежняя Вика Строганова, та самая молодая женщина, которую он уже успел неплохо изучить, – волевая, целеустремленная и весьма энергичная натура.
– Толя, слушай меня внимательно, – скороговоркой произнесла Вика. – Мне понадобится твоя помощь. И еще… В туалет не просись, понял?
Авдеев уже успел принять вертикальное положение. Он посмотрел на девушку и удивился тем разительным переменам, которые произошли в ее облике. Слезы высохли, а лицо было спокойным, на нем не осталось и следа недавних переживаний. Это была прежняя Вика Строганова, та самая молодая женщина, которую он уже успел неплохо изучить, – волевая, целеустремленная и весьма энергичная натура.
– Ты это о чем? – опешил от неожиданности Авдеев.
– Скоро узнаешь, – загадочно произнесла девушка.
ГЛАВА 43
На пороге камеры стоял Руслан Закаев, в недавнем прошлом командир батальона смертников, а в настоящее время заместитель командующего Восточным фронтом Республики Ичкерия. Ни одному из журналистов не доводилось прежде с ним общаться, но его лицо часто мелькало в репортажах о чеченской войне, так что они представляли себе, с кем им придется иметь дело.
– По глазам вижу, узнали.
У Закаева был вид человека, который умеет повелевать. В прошлом капитан милиции, он в девяностом году совершил тяжкое преступление, за что получил двенадцать лет строгого режима. В конце 94-го ему удался побег из Иркутской спецзоны. Это был первый и последний случай такого рода.
– Страшно?
Суровое лицо Закаева на мгновение осветила улыбка.
– Не нужно меня бояться. Я не причиню вам зла.
Его взгляд переместился на стол с нетронутой пищей.
– Напрасно. Не уважаете наши законы. На первый раз, так и быть, я вас прощаю.
Он сделал шаг в сторону и приказным тоном скомандовал:
– На выход!
Когда журналисты вышли в коридор, последовала очередная команда:
– Лицом к стене! Ноги на ширину плеч! Саит, обыщи их.
Кроме Закаева, в коридоре находились еще два боевика. Один из них, с повязкой на руке, был старым знакомым. Позади них стоял старик, исполнявший, очевидно, функции надзирателя.
– Только попробуйте ко мне прикоснуться! – прошипела Вика.
В этот момент она поразительно походила на королевскую кобру, которая раздула капюшон и готовится нанести смертельный удар.
Закаев смерил всю ее взглядом, от макушки до кроссовок, и неожиданно рассмеялся.
– Ты даже красивее, чем о тебе рассказывали. Почему ты такая сердитая? Не нужно хмуриться, а то быстро состаришься. Ладно, оставьте ее. А этого, – он показал рукой на Толю Авдеева, – как следует обшмонайте.
Покончив с процедурой обыска, Закаев негромко поинтересовался:
– Воды попить? Нужду справить? Нет?
Он с удивлением посмотрел на журналистов.
– Ну, как знаете…
Им крепко связали руки, затем, поддерживая под локти, вывели наружу. На дворе стояла глухая ночь. Кое-где мерцали огоньки, но их было мало. Вокруг царила тишина, лишь изредка в разных углах полуразрушенного города перебрехивались собаки. Погода успела перемениться, небо почти сплошь было затянуто тучами. Со стороны гор порывами налетал ветер. Последние дни здесь стояла жаркая погода, но уже сейчас было ясно, что новый день обещает быть пасмурным и прохладным.
– В машину, – негромко скомандовал Закаев.
Их тут же затолкали внутрь. Это был старенький джип марки «Тойота». Вику Закаев посадил подле себя, на переднем сиденье. Авдеева на заднем с двух сторон стискивали широкие плечи чеченцев.
Негромко заурчал мотор. По городу Закаев ехал с выключенными фарами. Нюх у него был воистину звериный. Как он распознавал в этой кромешной тьме дорогу, даже сам господь не знает. Поплутав немного по темным улицам, они выехали наконец на проселочную дорогу, и лишь тогда Закаев включил дальний свет.
– Руслан, у меня руки затекли, – жалобно сказала девушка. – Вы не могли бы меня развязать? Послушайте, вас же трое мужчин, неужели вы боитесь хрупкой женщины?
Закаев ничего не ответил, но вскоре притормозил и развязал ей путы на руках. Ноги ни ей, ни Авдееву связывать не стали.
– Только без глупостей, – буркнул в ее адрес чеченец и вновь принялся крутить баранку.
– Руслан, куда вы нас везете? – тихо спросила девушка.
Закаев проигнорировал ее вопрос, а сама она, сколько ни крутила головой, так и не смогла определить, в какую сторону света они держат путь. Можно попробовать сориентироваться по звездам, она это умела делать, но небо было затянуто низкими тучами. Вдоль земли стелился клочковатый туман, снопы света от автомобильных фар то исчезали вдали, то упирались прямо в молочно-белую стену.
Несмотря на все эти метеосложности, Закаев по-прежнему уверенно вел машину, лишь изредка обмениваясь с боевиками короткими репликами.
– Что с нами будет? – продолжала допытываться Виктория. – Скажите, зачем мы вам нужны? Вы же знаете, мы обычные репортеры. Работаем на американские средства массовой информации.
– Я уже сказал тебе, женщина, не нужно меня бояться. Ничего плохого с вами не случится. Закаев свое слово держит.
Некоторое время они ехали молча. Джип уверенно держался на кочковатой дороге, лишь изредка на колдобинах их расшатывало из стороны в сторону, как дредноут в штормовом море.
– А кто такой Мелентьев?
В темноте ей трудно было разглядеть лицо Закаева, но ей показалось, что он удивлен.
– Как, ты не знаешь Мелентьева?
Закаев ответил не сразу. Когда заговорил, в его словах прозвучала плохо скрытая ярость.
– Подлый убийца. Шакал. Действует всегда из-за угла. Многие матери сейчас оплакивают своих сыновей…
Сзади, где сидели боевики, послышались гортанные реплики, но Закаев резким окриком оборвал намечающуюся дискуссию.
– Вам повезло, – продолжил он уже более спокойным тоном. – Повезло, что вы не попали к нему в руки. Мы вас спасли. Понятно?
Девушка покачала головой.
– Нет, непонятно.
– Если твой отец выполнит нашу просьбу, мы вас отпустим, – внес ясность Закаев. – Он человек слова, ему можно верить. Не то что этот кровавый ублюдок.
Он с ожесточением сплюнул в открытое окно.
– Руслан, зачем вы убили Малышева и его людей?
– Они стреляли в наших, – сухо сказал Закаев. – А теперь замолчи, женщина. Еще одно слово, и я заткну тебе рот кляпом.
– Хорошо, молчу, молчу, – скороговоркой произнесла Вика. – Единственная просьба… Руслан, останови машину, мне нужно… В общем, останови ненадолго.
– И у меня приперло, – подал голос с заднего сиденья Авдеев. – Нет мочи больше терпеть.
Закаев шумно процедил воздух сквозь стиснутые зубы. Резко ударил по тормозам, когда остановились, включил в салоне свет.
Он обернулся к Авдееву.
– Сначала ты. Отведите его в кусты.
– Развяжите руки, – попросил тот. – Можете, конечно, не развязывать, но тогда вам придется подержаться за мой…
– Закрой рот, собака, – выругался чеченец. – Или я засуну туда твой грязный член.
Он кивнул боевикам.
– Развяжите его. Сделает шаг в сторону, сразу стреляйте.
Авдеева освободили от пут и под руки вывели из машины. Вика давно выжидала, когда подвернется удобный момент для действий, теперь он наступил. Ее правая рука незаметно скользнула вниз. Прямо к щиколотке липкой лентой был прикреплен «браунинг» 22-го калибра. Этот изящный дамский пистолет, более походивший на игрушку, чем на боевое оружие, два года назад подарил ей Димка. Он же помог оформить на него документы. Она всегда брала его с собой в командировки, но предпочитала прятать в багаже, среди личных вещей. Журналистов чеченцы обычно не трогают, но, если при обыске у тебя найдут ствол, расстреляют на месте.
А сегодня как будто в ухо ей кто шепнул: «Захвати с собой «браунинг». Она решила прислушаться к своему внутреннему голосу и, улучив удобный момент, перед самым выездом из гостиницы примотала клейкой лентой к ноге свою «игрушку». Малышеву и Толяну решила ничего не говорить, могут и отобрать. В камере тоже на этот счет молчала: неизвестно, сколько чеченцев находится снаружи, а стоило Толяну узнать, что у нее спрятан ствол, он тут же отобрал бы его и начал пороть горячку. К примеру, пристрелил бы старика «вертухая». На этом их жизненный путь можно было бы считать законченным.
А сейчас самое время. Вику Строганову не нужно учить, как следует обращаться с оружием, ее обучали этому с раннего детства. Поэтому она сделала все, как нужно, и когда Закаев почувствовал холодную сталь у виска, он сразу же понял, что это означает.
– Тихо… Не шуми. Не хотелось бы сверлить тебе дыру…
За плечами Закаева был большой опыт. Он даже не сразу поверил, что эта девушка обвела его вокруг пальца. Он мог бы убить ее одним движением, но сейчас к его виску был приставлен пистолет, а звериное чутье подсказывало, что эта девушка способна нажать на курок.
– Умница, Руслан…