— А мы не чужие, — ухмыльнулся подрядчик. — Доложи — Евстафий Ерш, артельщик, по делу пришел.
Служка скрылся и отсутствовал минут десять, а то и все двадцать. Ратников, конечно, уже давно плюнул бы, ушел, но куда более знакомый с местными реалиями Евстафий ждал вполне терпеливо, неспешно рассказывая какую-то длинную и не совсем понятную историю из собственной производственной практики.
— А я им и говорю — ну, кто столько песка кладет, когда тут щебень нужен? А они мне…
Досказать он не успел — заскрипели воротные петли:
— Господа мои, — поклонился служка. — Заходите.
То, что перед гостями открыли ворота, а не впустили, как каких-нибудь шпыней, через узенькую дверцу-калиточку, явно было хорошим знаком. Значит, Мефодий нежданных гостей ценил — оказал уважение.
— Во-он, сюда, по тропочке проходьте. Мимо навозной кучи.
— Фу-у… Это что — конюшня у вас?
— Хлев. Конюшня там, дальше.
— Большо-ое хозяйство-то!
— Еще и птичник есть. Работы хватает.
Слуга произнес это как-то нехорошо, грустно и безрадостно, и у Михаила от тревоги за Тему захолонуло сердце. Не заболел бы чем парень, заразы б какой не подхватил, здесь это запросто, вон, двор-то — навоз, птичий помет, мусор — полная антисанитария.
— Хозяин вас ненадолго примет. Занят очень… — негромко поведал служка, остановившись перед узорчатой — явно в восточном витиеватом-цветочном стиле — дверью, ведущей в приземистый особнячок с плоской крышей, Точнее говоря — раб. На шее виднелся ошейник с биркой на кириллице — «Мефодий злт». Ишь ты, черт, — пометил свою собственность. Это что же, и Артем, выходит, вот эдак — с ошейником.
— Ну, проходите же, господа.
Первым в дверь вошел Евстафий и, сразу же поклонившись, перекрестился на закопченную, висевшую в дальнем углу икону, а затем громко поздоровался:
— Здрав будь, Мефодий Силантьевич.
— И ты будь здоров, Евстафий, — тряхнув седой бороденкой, оторвался от маленьких тисочков небольшого росточка старик в длинном, с заплатками, платье.
Да-а, похоже, и на себе ювелир тоже экономил, даже башмаки — и те старые, прохудившиеся. Ратников следом за приятелем поклонился, подумал — тем лучше, за Тему-то можно будет немеряных деньжат отвалить, а уж, где их достать, вопрос другой.
— Ну? Чего пожаловали? — Мастер не тратил времени даром на всякие там шуры-муры и прочие приличия — даже сесть не предложил. Впрочем, тут и некуда было. Тигли, столы, верстаки, какие-то непонятные ящики, стружка… — Занят я, гостюшки, — хмуро пояснил Мефодий. — Чепь златую для царицы Баракчин-хатун мастерю — толстенную!
— Это зачем же царице такая чепь?
— Для пардуса-зверя. Эльчи-бей, купец, подарил недавноть. Вот на той цепи царица пардуса и станет держать. Ну? Говорите!
Артельщик снова поклонился:
— У тебя в слугах, уважаемый Мефодий Силантьевич, мальчонка смешной есть. Дружку моему — Мисаилу — родич.
— Что за мальчонка? — похлопал глазами старик. — У меня рабов много.
— Вот этот… — Ратников живенько вытащил из-за пазухи рисунок. — Кто вот это нарисовал…
— А-а-а, — ювелир задумчиво почесал бороду. — Есть такой, да. Токмо я его на тот берег, за глиной отправил. Ну, для отливок мне глина нужна.
Оглянувшись на дверь, он неожиданно закричал:
— Охлоня! Эй, Охлоня!
— Звал, господин? — юркнув в дверь, тут же пал на колени давешний парень — привратник.
И как это он так быстро успел? Наверняка за дверью подслушивал.
— Гостей проводи. Мне некогда.
— Господин Мефодий! — твердо произнес Михаил. — Так когда же мой родич вернется с этой твоей глины? Я хочу его выкупить и, поверь, дам хорошую цену. Любую, какую ты предложишь.
— Любую говоришь? Хм… — Мефодий махнул рукой. — Токмо с глины-то парень твой не так скоро явится. Может, седмица пройдет, может — две.
— Понятно. А далеко эта глина?
— Сказал же, на том берегу. Работы там много… до льду успеть бы.
— Ладно, через две неделю зайду. Думаю, мы с тобой сладим.
Ничего не сказав в ответ, хозяин отвернулся к тиглям. Лишь махнул слуге раздраженно:
— Охлоня! Сказал же, проводи гостей.
И это «проводи» прозвучало как «выпроводи». М-да-а…
— Идемте, господа мои, — забежав вперед, слуга зашагал к воротам.
Мимо конюшни, мимо хлева и птичника, мимо навозной кучи и роющих какую-то яму доходяг-слуг.
— Что-то не очень обрадовался этот старик, — задумчиво бормотал Миша. — А ведь я б заплатил с избытком. Серебришко есть… а не хватило бы — у госпожи занял бы. Дала б.
— Да и я б, Мисаиле, помог! Ниче… подождем, никуда твой отрок не денется.
— Осподине… — Чуть прикрыв ворота, служка Охлоня выскочил следом.
Оглянулся по сторонам и шепотом произнес:
— А Темирка-то отрок — ни на какую глину не ездил.
— О, как! — изумился Ратников. — И где ж тогда он?
Ухмыльнувшись, Охлоня пошевелил пальцами.
И ведь выпросил-таки дирхем — а как не дашь? Ничего ж тогда и не узнаешь.
— Ну вот, — опасливо оглядевшись вокруг, слуга поспешно спрятал денежку. — Я и говорю — здеся отрок ваш, на усадьбе. Хозяин, вишь, обещался Эльчибеевым людишкам его запродать — те скупают негодных.
— Негодных?
— Ну, да, — Охлоня с пренебрежением сплюнул. — Правду сказать, Темирка-то совсем малахольный, к никакой работе непригодный. На что такой? Вот Мефодий и решил избавиться, да до завтрева парня в сарай посадил, чтоб не сбег.
— А что, Тема… Темир уже бежать пытался?
— Да не-е, — слуга неожиданно рассмеялся. — Куда ж ему бегти-то? Я ж и говорю — малахольный.
— Эльчи-бею, говоришь, продать хочет… Чего ж не мне? Я больше дал бы.
— То — ты, — невесело покачал головой Евстафий. — А то — Эльчи-бей. Ты одного отрока купишь, а Эльчи-бей — и дальше, потом возьмет…
— Понятно — постоянный клиент. Значит, не продаст и уговаривать бесполезно?
— Нет, — служка покачал головой. — Не продаст. Уже сговорился.
— Жа-а-аль, — Михаил широко зевнул и усмехнулся. — Ладно, и черт с ним, с отроком. Не такой уж и важный родич. Ну, хоть на него поглядеть бы, поговорить… А уж там я, может, и с Эльчи-беем сговорился. Поможешь?
— С Эльчи-беем тебя свести? — глупо улыбнулся Охлоня. — Не-е-е… Не того я полета птица.
— Да не с Эльчи-беем, — терпеливо пояснил Ратников. — Мне б с парнем поговорить.
— Ой… нелегкое дело. Сам видишь — забор тут у нас. Собак по ночам спускають.
— Три дирхема.
— Ой, тяжело…
— Четыре.
— Пять! Токмо тебя ради — добрый ты человек, видно сразу.
Михаил тряхнул головой:
— Так я зайду ночью.
— Не!
— Что значит — «не»? Не договорились, что ли? Тогда давай серебряхи обратно.
— Не ночью, нет, — слуга понизил голос. — Как в церкви Хевронии колокола к вечерне забьют, так и приходи. Хозяин на молитву уедет, а ты во-он с той стороны зайди, с проулка — я тебе открою калиточку. Поговоришь, токмо недолго. Смотри, не опаздывай.
— Не опоздаю. А коли все добром сладишь, еще серебряшку дам.
— Вот и ладненько, — обрадованно потерев руки, Охлоня скрылся за воротами.
До вечерни оставалось уже не так и много времени, и Ратников решил не идти на усадьбу, а перекусить где-нибудь в ближайшей корчме, куда позвал и Евстафия.
— Не, не пойду, у меня еще дел полно, — с видимым сожалением отмахнулся подрядчик. — Завтра увидимся.
— Ну, как знаешь.
— И еще — предупредить хочу, — Евстафий почмокал губами. — Эльчи-бей тебе отрока не продаст, он его в Кафу под заказ отправит. Я так мыслю.
— Под заказ? — недоуменно переспросил молодой человек.
— Ну да, так, — кивнул подрядчик. — Понимаешь, с Кафой у Эльчи-бея давние связи, ему тамошние важные люди заказы делают — кому какого раба или рабыню надобно. Раз Эльичьбеевы приказчики на родственника твоего глаз положили, значит, он им нужен. В Кафу погонят, хоть чем клянусь.
— Та-ак, — прощаясь с приятелем, задумчиво протянул Миша. — Так, значит. Ладно. Посмотрим еще. Поглядим.
На углу, у проулка, какой-то явный монголоид чистил от грязи лошадь — вот уж пустое дело в этакую-то непогодь!
Выехав на людную улицу, Ратников придержал коня, оглядываясь в поисках ближайшей харчевни.
— Вон та корчма неплоха! — негромко сказали сзади. — Пироги с капустой пекут да рыбники. И пиво у них вкусное.
— Пиво? — молодой человек оглянулся…
Ну, конечно — Савва Корягин, кому еще быть-то?
— Ты как здесь?
«Кондотьер» прищурился:
— Так, проходил мимо, смотрю — лицо знакомое. Думаю — не ищет ли с кем выпить? Так пошли?
— Пошли, — спешившись, Михаил взял конька под уздцы. — Хорошая, говоришь, корчма?
— Добрая.
Ясно было, что Корягин здесь не просто так ошивался — специально выследил, подошел. Знать, что-то было надо.
— Эй, хозяин, хозяин! — усевшись за стол, кондотьер хлопнул в ладоши. — Пива нам принеси.
— Да смотри — свежего! — Ратников плюхнулся на лавку рядом.
— А что, бывает несвежее? — удивленно переспросил Савва.
— Да… в некоторых местах бывает. Ты что хотел-то?
— Ну, вот, — кондотьер грустно пригладил бородку. — Нет чтобы посидеть, поболтать, пивка дерябнуть… Так ты сразу к делам!
— Так, потому что некогда мне, — раздраженно прихлопнул по столу Михаил. — Так что давай, говори сразу.
— Ну, сразу, так сразу, — Корягин покладисто кивнул и понизил голос. — Помнишь, я тебе про Мишку Черниговского говорил? Ну который удел себе ищет.
— Да помню, помню. Он что, объявился уже?
— Да нет, но — в пути. Тут другое дело. О князюшке-то, о Мише, уже по всем постоялым дворам выспрашивали… некий новгородский гость.
— Новгородец? — насторожился Ратников. — Что за человек?
— Не знаю, — задумчиво протянул кондотьер. — Не знаю, но очень хотел бы знать. Может, он и не новгородец вовсе. Нутром чуют — из Суздаля, князя Ярослава, черта бритого, соглядатай! И про Мишу Черниговского он не зря пытает.
— Думаешь, что-то хочет предложить? Какую-нибудь гадость?
— Конечно, гадость! — Савва гулко хохотнул. — А что еще суздальцы предложить могут? Только не князю Мишке, нет — этот проходимец вообще никому, кроме себя любимого, не надобен. Что с него толку-то? Ни удела, ни дружины. Болтается по городам да весям, как дерьмо в проруби. Не-ет… тут не к Мишке подкатывают… к свояку его — мадьярскому королю Беле!
— Тогда непонятно — почему здесь? — недоверчиво прищурился Михаил. — Где Сарай, а где Бела? Прямо шесть, кругом четыре — так получается?
— Хэ! — Корягин стер густую пену с усов. — Экий ты непонятливый, друже. Суздальцы — они завсегда так, издаля заходят. А как иначе-то? Своего человечка к мадьярам заслать, к Беле или Ростиславу — это ж не так-то просто! Каждое новое лицо как на ладони.
Ратников улыбнулся:
— Для кого — на ладони? Для Даниила, князя Галицкого? Ты ж ему служишь, нет?
Немного помолчав, кондотьер зыркнул глазами… и вдруг неожиданно хлопнул собеседника по плечу:
— А ты, Мисаиле, догадливый! Только… лучше больше ничего такого не спрашивай, ладно?
— Хорошо, — Ратников потянулся ко второй кружке, только что принесенной расторопным слугой. — Тогда попытаюсь продолжить твою мысль.
— Ну, продолжи.
— Князь Даниил опасается, как бы мадьяры и суздальцы не ударили на него разом — с двух сторон. Но ведь суздальцы очень далеко! От них до Галича еще Смоленск, Полоцк, Киев…
— То понятно… Только у суздальских князей руки загребущие да длинные. И, не забывай, татары — за ними! Что, Ярослав или сын его, Александр, у царя Бату рать не выпросят? Выпросят, тут и думать нечего. А что для этой рати Смоленск, Полоцк? Смоленские, кстати, тоже не так давно за ярлыком ездили. Не-ет, из всех русских князей Даниил для татар — единственное бельмо на глазу.
— Так ведь далеко он!
— Далеко. Только еще раз повторю — руки у всех загребущие, а глаза — завидущие. Так ты, Мисаиле, мне того новгородца прощупай. В самом ли деле он из Новгорода, или нет? И с каким делом приехал? Вы ж земляки… вот и встретитесь, как бы случайно. Тем более, человечек этот сам подобных встреч ищет — привечает верных людей. Эй, эй, парень! А ну еще пива давай! И еще — полпирога с визигою.
Ага… вот оно как.
Честно говоря, у Ратникова нет никакого резона втравливаться в чужие интриги. Кто хуже, кто лучше — Даниил Галицкий или, скажем, Ярослав Всеволодыч и сын его Александр Грозны Очи, это еще бабушка надвое сказала. Все хороши. На Руси уж издревле так повелось, как большой начальник — так обязательно сволочь. Впрочем, не только на Руси так. Ту же Орду (будущую «Орду») взять — интриган на интригане сидит и завистником погоняет. Все власти хотят… властушки! Потому что от нее, родимой, все — и почет, и уважение, и деньги немалые.
Оп-па!!!
Подумав, Михаил вдруг стукнул себя по лбу и улыбнулся. Ну, раз такое дело, раз этот галицкий кондотьер Савва намерен использовать его в своих разборках, так почему бы и не использовать его самого? В личных, так сказать, своекорыстных целях.
— Слышь, Савва, и у меня к тебе тоже одна просьба будет.
— Слушаю!
— Даже и не просьба — просьбишка. Так, делов-то на медяху. Тут недалеко место одно есть… там парнишка, родственник мой. Надо бы его вызволить… и где-нибудь на короткое время спрятать.
— Хэ! — Корягин расхохотался. — Всего-то? Надо — так вызволим. Парнишка твой в невольниках, что ли?
— Да. У Мефодия, есть тут такой ювелир.
— Знаю я Мефодия… — задумчиво покивал кондотьер. — Когда вызволять-то?
— Уже… Слышишь звон колокольный?
Усмехнувшись, Савва положил руку на эфес сабли:
— Ну, тогда идем — чего время терять?
Привязав коней в проулке, Михаил с Корягиным подошли к узкой дверце, замаскированной в кустах так, что летом ни черта и не заметишь, мимо пройдешь в полной уверенности, что тут глухая ограда тянется. Вот только сейчас, когда листья все давно уже облетели, калитка была хорошо видна.
— Смотри-ка! Не заперта, — кондотьер вытащил саблю. — Словно бы ждут… или ждали.
— Так ведь меня же и ждут! Саблю-то спрячь, не пугай народ раньше времени.
— Ждут, говоришь? — Корягин оглянулся по сторонам. — Вот так вот — почти нараспашку?
— Постой…
Михаил потянул на себя дверцу… и едва успел отскочить в сторону: к ногам его вывалилось окровавленное тело Охлони.
— Ловко его, — наклонившись, спокойно произнес Савва. — Прямо в сердце. О, слышишь? Шум… видать, хватили уже… заподозрили. Пожалуй, пойдем-ка отсель, друже.
— Да, — прислушиваясь к быстро приближающимся голосам, Ратников со вздохом кивнул. — Пожалуй, навряд ли у нас с тобой что сейчас сладится. Эх, Тема, Тема… и когда ж твое время придет?
Глава 12 Зима 1245–46 годов. Сарай ЙИСУТ И ОКУНЬ
Михаил конечно же знал тюркскую речь далеко не в совершенстве, но вполне достаточно, чтобы понять смуглого узкоглазого всадника. Тот окликнул Ратникова уже у самой усадьбы, нагнал:
— Ты — тот, кого называют Мисаил Урус? Верный нукер Ак-ханум?
— Пусть так, — Миша скривился — этот кривоногий черт ему явно не нравился.
Мосластый, харя круглая, словно плошка, нос приплюснутый, ноздри едва не навыворот — этакий красавец. Что еще сказать? Лисья шапка, такой же малахай, щедро украшенная серебром узда, за поясом плеть да сабля в синих ножнах, саадак с луком и стрелами и у седла, две переметные сумы — обычная экипировка степного витязя, искателя удачи. Смотрит нагло, щурится… хотя это у него от природы глаза такие.
— Тот, кого ты искал, — у нас, — оглянувшись, поведал всадник. — Хочешь узнать больше, приходи завтра вечером на постоялый двор Джур-Али. Приходи один, иначе…
Недоговорив, стегнул коня плетью, исчез, умчался в фиолетовый вечер, промозглый и дождливый… нет — уже больше — снежный. К ночи резко захолодало, с реки налетел злой, пронизывающий насквозь ветер, запела, закружила поземка.
У нас… Интересно — у кого это? Молодой человек даже не сделал попытки догнать степняка, понимал — бесполезно. Тем более — зачем догонять, коли тот и так уже назначил встречу. Постоялый двор Джур-Али — Михаил примерно представлял себе, где это. Где-то за мечетью, в квартале медников-мусульман.
Что ж… придется идти… а что еще делать? Слава богу, хоть с Артемом кое-что прояснилось. Значит, парня похитили… кто? А кто — ну, совершенно сейчас не важно, куда важнее — зачем? А затем, чтоб надавить на Ратникова Михаила Сергеевича… похоже, выследили… недаром какой-то косоглазый черт у забора своего коня чистил. И зачем им Ратников? А не зачем. Ак-ханум — вот кто им нужен, тут уж — яснее ясного. Наверняка завтра на постоялом дворе сделают предложение, от которого невозможно будет отказаться. Тему в обмен на… на информацию, на что же еще-то?
Почему именно он, Михаил? Что, другого кого-нибудь нельзя вербануть в шпионы? Того же толстомясого Шитгая или рыжего прощелыгу Кузьму? Те завсегда с удовольствием… Почему не их?
Да потому что Мише Ак-ханум доверяет куда больше других! А откуда об этом стало известно? Опять же ясно, откуда — тот же Кузьма и поведал. Или — Шитгай. Да мало ли?
Да-а-а…
Михаил маялся в своей каморке без сна — слишком уж много всего за этот день на него свалилось. Корягин этот с его намеками на черниговского бродягу-князя, какой-то подозрительный мифический «новгородец», которого по просьбе Корягина нужно осторожно «прощупать», теперь вот — Тему похитили. А если еще вспомнить недавнее покушение на царевича Сартака… или на Ак-ханум. Ай, девка, девка, куда ж ты вляпалась-то?