Ричард Матесон Потерялась маленькая девочка
Плач Тины разбудил меня мгновенно. Темно было хоть глаз коли, середина ночи. Я услышал, как рядом в постели зашевелилась Рут. Тина в большой комнате сделала паузу, чтобы набрать в легкие воздуха, и заплакала еще громче.
— О боже, — пробормотал я спросонья.
Рут со стоном выдохнула и начала выбираться из-под одеяла.
— Лежи, — сказал я устало, и она упала обратно на подушку. Когда Тина устраивала ночные концерты — простуда, колики или просто выпала из постели, — мы вставали по очереди.
Я поднял ноги и уронил их поверх одеяла. Затем переполз в изножье кровати и свесил ноги к полу. Поморщился, когда ступни коснулись ледяных половиц. В квартире было холодно, словно на полюсе, как всегда бывает в зимние ночи, даже в Калифорнии.
Маневрируя по холодному полу — между комодом и письменным столом, мимо книжного шкафа в коридоре, в обход телевизора, — я доковылял до гостиной. Тина спит здесь, потому что квартира со второй спальней нам не по карману. Она спит на кресле, которое раскладывается в кровать. В тот миг, когда я вошел, ее плач сделался еще громче, и она принялась звать маму.
— Не бойся, Тина. Папа все уладит.
Она продолжала плакать. Я услышал, как снаружи, на балконе, наш колли Мак спрыгнул с раскладного стула, служившего ему лежанкой.
Я склонился в темноте над креслом-кроватью. Установил на ощупь, что в постели никого нет. Отступил назад, всматриваясь в паз вокруг, но никак не мог разглядеть, где там Тина.
— О господи, — засмеялся я, несмотря на раздражение, — несчастный ребенок упал под кресло.
Я опустился на колени и посмотрел там, все еще похохатывая при мысли о том, как маленькая Тина вываливается из кровати и заползает под нее.
— Тина, ты где? — позвал я, стараясь подавить смех.
Плач сделался громче, но ее я все еще не видел. Было слишком темно, чтобы разглядеть хоть что-то.
— Эй, ты где, детка? — спросил я. — Иди к папочке.
Словно человек, нашаривающий под бюро запонку, я полез под кресло-кровать за дочерью, которая плакала и все звала и звала маму.
И тут я удивился в первый раз. Я никак не мог дотянуться до нее, как бы сильно ни вытягивал руку.
— Ну же, Тина, — произнес я, уже без намека на смех, — перестань потешаться над своим стариком.
Она заплакала громче. Вытянутая рука сама отдернулась назад, когда соприкоснулась с холодной стеной.
— Папа! — закричала Тина.
— Ради всего!..
Я неуклюже поднялся и в раздражении прошел по ковру. Все еще не до конца стряхнув с себя сон, включил лампу рядом с проигрывателем, развернулся, чтобы поднять с пола дочь, и застыл на месте, уставившись на кресло-кровать. Холодный пот заструился по спине.
Одним прыжком я оказался у кресла, опустился на колени и стал всматриваться обезумевшими глазами в пространство под креслом; горло сжималось все сильнее и сильнее. Я слышал ее плач, но не видел ее.
Мышцы живота сжались, когда до меня дошел весь ужас ситуации. Я спешно провел руками под креслом, но руки ни на что не натолкнулись. Я слышал, как она плачет, но, господи, ее там не было!
— Рут! — закричал я. — Иди сюда!
Я услышал, как сонное дыхание Рут прервалось, потом раздался шорох одеяла, и ее ноги прошлепали по полу. Краем глаза я увидел рядом светло-голубой подол ночной рубашки.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила она.
Я снова поднялся на ноги, едва способный дышать, не то что изъясняться человеческим языком. Хотел было что-то сказать, но слова застряли в горле. Рот, однако, так и не закрылся. Все, на что я был способен, — указать трясущейся рукой на кресло.
— Где она? — воскликнула Рут.
— Не знаю! — наконец выговорил я. — Она…
— Что?!
Рут упала на колени и заглянула под кресло.
— Тина! — закричала она.
— Мама!
Рут отскочила от кресла, краска сбежала с ее лица. В обращенных на меня глазах застыл ужас. Вдруг Мак яростно заскреб лапами в дверь балкона.
— Где она? — снова спросила Рут лишенным выражения голосом.
— Не знаю. — Язык мой словно одеревенел. — Я включил свет и…
— Но она же плачет, — сказала Рут, словно, как и я, не могла поверить своим глазам. — Я… Крис, послушай!
Наша дочь заливалась слезами от испуга.
— Тина! — позвал я громко, непонятно зачем. — Где ты, лапушка?
Она только плакала.
— Мама! — повторяла она. — Мамочка, подними меня!
— Нет, нет, это какое-то безумие, — пыталась убедить себя Рут, — она на кухне.
— Но…
В отупении я стоял на месте, пока Рут включала свет и входила в кухню. Через мгновение я содрогнулся от крика, полного ужаса.
— Крис! Ее здесь нет!
Она выбежала из кухни. Глаза полны страха, губа закушена.
— Но где же?.. — начала она и замолкла.
Потому что мы оба слышали, что Тина плачет и что звук идет из-под кресла-кровати.
Вот только там никого не было.
Однако Рут не могла принять безумную правду. Она рывком открыла стенной шкаф и заглянула внутрь. Посмотрела за телевизором, даже за проигрывателем, где оставалось пространство сантиметров в пять шириной.
— Милый, помоги мне, — взмолилась она, — не будем же мы сидеть сложа руки.
Я не двинулся с места.
— Дорогая, она под креслом.
— Но ее же там нет!
Еще раз, будто в тягостном сне, я опустился на ледяной пол и нырнул под кресло. Я прощупал там каждый сантиметр. Но так и не смог найти ее, хотя и слышал плач прямо у себя над ухом.
Я поднялся на ноги, дрожа от холода и от чего-то еще. Рут стояла посреди гостиной и неотрывно смотрела на меня. Голос ее звучал слабо, едва слышно.
— Крис, — сказала она, — Крис, что это значит?
Я покачал головой.
— Не знаю, детка, понятия не имею, что происходит.
Мак, продолжая царапаться в дверь, начал подвывать. Рут посмотрела в сторону балкона, ее лицо застыло в перекошенной гримасе, тело под шелком ночной рубашки била дрожь. Я стоял рядом, совершенно беспомощный, а в голове мелькали десятки мыслей, ни одна из которых не несла решения, не была даже сколько-нибудь внятной идеей.
— Что же нам теперь делать? — спросила она, с трудом удерживаясь от крика, который — я это знал — вот-вот прозвучит.
— Детка…
Я тут же осекся, и внезапно мы оба шагнули к креслу.
Плач Тины сделался тише.
— О нет. — Теперь заплакала Рут. — Нет, Тина!
— Мамочка, — отозвалась Тина откуда-то издалека.
Меня пробил озноб.
— Тина, вернись! — услышал я собственный крик. Отец, окликающий непослушного ребенка, которого он даже не видит.
— Тина! — закричала Рут.
После чего наступила гробовая тишина, а Рут и я стояли на коленях, таращась в пустоту между креслом и полом. И прислушивались.
К дыханию нашего ребенка, мирно сопящего во сне.
— Билл, можешь приехать к нам прямо сейчас? — Голос мой, должно быть, звучал безумно.
— Что? — сонно отозвался Билл.
— Билл, это Крис. Тина пропала!
Сон у него как рукой сняло.
— Ее похитили?
— Нет. Она здесь, но… ее здесь нет.
В ответ — какой-то невнятный звук. Я глотнул воздуха.
— Билл, ради бога, приезжай к нам!
Пауза.
— Уже еду.
И по тому, как он это сказал, было ясно, что он и сам не знает, зачем едет.
Я положил трубку и подошел к Рут, которая сидела на кресле-кровати и ломала от волнения пальцы.
— Милая, накинь халат. Ты простудишься.
— Крис, я… — Слезы полились у нее по щекам. — Крис, где она?
— Милая.
Это все, что я мог сказать, в голосе безнадежность и бессилие. Я отправился в ванную и принес ей халат. По дороге в комнату я остановился и выкрутил до предела ручку настенного термостата.
— Вот, — сказал я, накидывая ей на плечи халат, — надень.
Она продевала руки в рукава, а взгляд молил меня сделать хоть что-то. Прекрасно понимая, что это невозможно, она умоляла вернуть ей ребенка.
Я снова встал на колени, просто чтобы что-нибудь сделать. Понимая, что это никак не поможет. Я долго стоял так, просто таращась в темноту под креслом. Полностью погруженный в тень.
— Крис, она с-спит на полу, — произнесла Рут, слова с трудом слетели с обескровленных губ. — А вдруг она простудится?
— Я…
Все, что я произнес. А что можно было сказать? «Нет, она не на полу»? «Откуда мне знать?»? Слышно было, как Тина тихонько посапывает на полу, но дотронуться до нее я не мог. Она исчезла, но не исчезла. У меня ум заходил за разум, пока я пытался осмыслить этот факт, как-то примириться с происходящим. Прямая дороге к психиатру.
— Милая, она… она не здесь, — сказал я. — То есть… она не на полу.
— Но…
— Знаю, знаю… — Я поднял руки и пожал плечами, как бы признавая поражение. — Не думаю, что она простудится, милая, — постарался произнести я как можно мягче и убедительнее.
Она начала отвечать что-то, но сразу замолкла. Сказать было нечего. Происходящее невозможно было описать словами.
Мы сидели в тишине комнаты, дожидаясь, когда приедет Билл. Я позвал его, потому что он смыслит в науке, у него за спиной Калифорнийский технологический, самая светлая голова во всей долине. Не знаю, с чего я решил, будто он сможет помочь, но я позвал его. Просто чтобы здесь был еще кто-то. Родители превращаются в совершенно бесполезных существ, когда боятся за своих детей.
Еще раз, до того как появился Билл, Рут опустилась на колени у кресла и принялась хлопать руками по полу.
— Тина, проснись! — Ее настиг новый приступ страха. — Проснись!
— Милая, и к чему хорошему это приведет?
Она посмотрела на меня пустыми глазами, но поняла. Ни к чему хорошему этот точно не приведет.
Я услышал шаги Билла на лестнице и оказался возле двери раньше его. Он тихонько вошел, огляделся и коротко улыбнулся Рут. Я принял его пальто. Он так и приехал в пижаме.
— Что случилось, приятель? — спросил он спешно.
Я рассказал вкратце и настолько внятно, насколько сумел. Он опустился на колени и проверил сам. Билл ощупывал пол под креслом, и я видел, как сошлись в одну линию его брови, когда он услышал тихое и мирное дыхание Тины.
Билл распрямился.
— Ну что? — спросил я.
Он покачал головой.
— Бог мой, — прошептал Билл.
Мы оба смотрели на него. Мак снаружи все еще скреб дверь и подвывал.
— Где она? — снова спросила Рут. — Билл, я сейчас с ума сойду!
— Успокойся, — сказал он.
Я приблизился к ней и обнял за талию. Она вся дрожала.
— Вы ведь слышите, как она дышит, — продолжал Билл. — Дыхание нормальное. Значит, с ней, очевидно, все в порядке.
— Но где она? — спросил я. — Ее же не видно, и до нее нельзя даже дотронуться.
— Не знаю. — И Билл снова опустился на колени перед креслом.
— Крис, надо впустить Мака, — сказала Рут, вдруг забеспокоившись о собаке, — он перебудит всех соседей.
— Сейчас впущу, — сказал я, продолжая наблюдать за Биллом. — Может, нам позвонить в полицию? — обратился я к нему. — Ты не думаешь, что?..
— Нет-нет, никакой пользы от этого не будет. Это же не…
Билл покачал головой, словно стряхивая с себя все, во что когда-то верил.
— Эта работа не для полиции, — заключил он.
— Крис, он перебудит…
Я повернулся к балконной двери, чтобы впустить Мака.
— Подожди-ка минутку, — произнес Билл, и я развернулся обратно, в голове гулко застучало.
Он до половины исчез под креслом, сосредоточенно прислушиваясь.
— Билл, что там?.. — начал я.
— Тсс!
Мы оба затихли. Билл постоял так еще секунду. Затем распрямился, и лицо у него побелело.
— Я ее не слышу, — проговорил он.
— О нет! — Рут рванулась к креслу. — Тина! О господи, где же она?
Билл поднялся и быстро обошел комнату. Я наблюдал за ним, потом посмотрел на Рут, которая тяжело осела на кресло, сама не своя от страха.
— Послушай, — сказал Билл, — слышишь что-нибудь?
Рут подняла голову.
— Слышу ли я… что-нибудь?
— Походите, походите по комнате, — сказал Билл. — Прислушайтесь внимательно, может, что-нибудь услышите.
Рут и я, словно роботы, бродили по гостиной, понятия не имея, что делаем. Все было тихо, если не считать того, что Мак скулил и скреб дверь все громче и громче. Я скрипнул зубами и бросил краткое «Заткнись!», когда проходил мимо балконной двери. На миг в мозгу появилась смутная мысль, что Мак знает, где Тина. Он ее обожал.
Но тут Билл замер в углу, где стоял шкаф, поднялся на цыпочки и стал прислушиваться. Он подозвал нас рукой. Мы тут же кинулись к нему и замерли рядом.
— Слушайте, — прошептал он.
Мы стали слушать.
Сначала ничего не было слышно. Потом Рут охнула, и все мы задержали дыхание.
Из верхнего угла, там, где к потолку примыкали две сходящиеся стены, мы услышали сонное дыхание Тины.
Рут смотрела вверх, и на ее белом лице читалась совершенная беспомощность.
— Билл, что за… — начал я.
Он только медленно покачал головой. Затем вдруг вскинул руку, и все мы вновь застыли.
Звук оборвался.
В отчаянии Рут начала рыдать.
— Тина…
В углу ее больше не было.
— Нужно ее найти, — умоляла Рут. — Прошу вас.
Мы носились по комнате кругами, пытаясь услышать Тину. Залитое слезами лицо Рут исказил ужас.
На этот раз ее нашел я.
Под телевизором.
Все мы упали на колени и принялись слушать. Пока мы стояли там, я услышал, как она что-то бормочет себе самой и ворочается во сне.
— Моя кукла, — пробормотала она.
— Тина!
Я обхватил трясущуюся Рут руками и попытался успокоить. Безуспешно. Я и сам ощущал, как сжимается горло и сердце бьется в груди медленно и тяжело. Мои руки дрожали у нее на спине, скользкие от пота.
— Ради бога, что же это? — спрашивала Рут, но обращалась она не к нам.
Билл помог мне довести ее до стула рядом с проигрывателем. Потом он принялся топтаться по ковру, яростно вгрызаясь в собственный кулак; я часто видел его таким, когда он бился над какой-нибудь сложной задачей.
Он поднял голову, начал что-то говорить, затем передумал и повернулся к двери.
— Я впущу пса, — сказал Билл. — Он с ума сходит.
— У тебя есть хоть какое-то предположение, что с ней произошло? — спросил я.
— Билл?.. — взмолилась Рут.
— Мне кажется, — сказал Билл, — она в другом измерении.
И он открыл балконную дверь.
То, что произошло потом, произошло так быстро, что мы никак не могли это предотвратить.
Мак с гавканьем ворвался в комнату и тут же кинулся к креслу.
— Он знает! — воскликнул Билл и кинулся вслед за собакой.
В одну секунду Мак оказался под креслом, мотая ушами, скребя лапами и виляя хвостом. А в следующую он исчез: раз — и все. Растворился. Мы втроем застыли, разинув рты.
Потом я услышал голос Билла:
— Ну да. Да!
— Что «да»? — Не знаю, в каком состоянии я пребывал к этому моменту.
— Она в другом измерении.
— О чем ты? — переспросил я встревоженным, почти рассерженным голосом. Не каждый день слышишь подобные речи.
— Сядь, — велел он.
— Сесть? Разве это все, что мы можем сделать?
Билл бросил встревоженный взгляд на Рут. Она, казалось, знала, что он ответит.
— Если я прав, то да, — прозвучал ответ.
Я упал в кресло.
— Билл, — сказал я. Просто произнес его имя.
— Дружище, — он беспомощно развел руками, — все это застало меня врасплох, как и вас. Даже не знаю, прав ли я или нет, но ничего иного в голову попросту не приходит. Я считаю, что каким-то непостижимым образом Тина попала в другое измерение, наверное, четвертое. Мак почувствовал это и последовая за ней. Но как именно они туда попали? Не знаю. Вы, как и я, были под креслом. Ничего не заметили?
Я посмотрел на него, и он понял мой ответ.
— Другое… измерение? — переспросила Рут.
Голосом матери, которой только что сообщили, что она потеряла своего ребенка навсегда.
Билл заметался по комнате, ударяя в ладонь левой руки кулаком.
— Черт, черт, — бормотал он. — Как такое возможно?
И пока мы сидели в застывших позах и вполуха слушали его, а в основном старались уловить дыхание нашего ребенка, он говорил. Говорил на самом деле не нам. Самому себе. Пытался рассмотреть задачу со всех сторон.
— Одномерное пространство, линия, — тараторил он. — Двухмерное пространство, бесконечное число линий, бесконечное число одномерных пространств. Трехмерное пространство — это бесконечное множество плоскостей — бесконечное число двухмерных пространств. Теперь к основополагающему фактору… основополагающий фактор…
Он рубанул по воздуху рукой и поднял глаза к потолку. Потом начал все сначала, на этот раз медленнее.
— Каждая точка каждого измерения является участком линии в следующем, более сложном измерении. Все точки линии являются участками перпендикуляра, который превращает эту линию в плоскость. Все точки плоскости являются срезами перпендикуляров, образующими сплошную поверхность. Это значит, что в третьем измерении…
— Билл, ради всего святого! — не выдержала Рут. — Можем мы что-нибудь сделать? Моя дочь… она пропала.
Билл потерял мысль. Он покачал головой.
— Рут, я не…
Здесь я встал, снова подошел к креслу и заглянул вниз. Я обязан был ее найти! Я ощупывал, я искал. Я прислушивался, пока в ушах не зазвенело. Ничего.
И вдруг я дернулся и ударился затылком — прямо мне в ухо залаял Мак.
Билл бросился к креслу и опустился рядом со мной, его дыхание участилось.
— Господи, — произнес он почти с яростью, — из всех мест в этом проклятом мире…
— Если… вход здесь, — недоумевал я, — почему же мы слышим ее по всей комнате?
— Ну, если она ушла за пределы третьего измерения и полностью находится в четвертом, тогда для нас каждое ее движение кажется растянутым на все пространство. На самом деле она находится в одной точке четвертого измерения, но для нас…