Еще полгода назад за медлительность он врезал бы прикладом автомата зеку между лопаток, но сейчас сержант не испытывал раздражения. Наоборот, было даже интересно понаблюдать за зеками, выходящими за порог колонии. Оказавшись на улице, пусть даже под стволами автоматов, они по-настоящему хмелеют, словно и вправду оказались на воле. Трудно объяснить, что на них так действует: вид цивильных зданий, интерес прохожих или, может быть, нечто неуловимое, недоступное пониманию свободного человека.
– Хорошо на воле, начальник!
Сержант усмехнулся. Если разобраться, то между ним и зеком не было особой разницы. Он тоже отбывал свой срок, но, в отличие от заключенных, жил за пределами зоны.
– Ничего, надышишься еще.
– Твоими бы устами да мед пить.
Крот под прицелом автоматов бодрым шагом направился к «воронку». Слышалась мирная мелодия – это насвистывал солдат-первогодок. Судя по его довольной физиономии, служба у него шла неплохо.
В темноте Крот не сразу разглядел сидевших за решеткой людей, но, приглядевшись, восторженно воскликнул:
– Ба! Кого я вижу!
– Кошку рыжу! – отозвался задорный голос Цыгана.
Громко хлопнула металлическая дверь, замкнув в решетчатом пространстве трех зеков. Подобные перемещения были для них не в диковинку. За время следствия заключенным приходилось бывать в местах, где они набедокурили. Отсидев по разу, они побывали на многих пересылках и тюрьмы нахлебались до самого горла. Но часто подобные перемещения были предсказуемы ходом расследования, и о том, как следует вести себя далее, они получали «малявы»-инструкции от своих подельников. На сей раз все было по-иному. Их подняли ночью. Следовало ожидать, что какой-нибудь вампир-следак решил попортить им кровь ночной беседой. Однако вместо предполагаемого допроса их под охраной вывели за ворота и посадили в «воронок». Если бы подобное похабство произошло в тридцать седьмом, то не приходжилось бы сомневаться в том, что «воронок» торопится к ближайшему оврагу, где их поджидают штатные палачи. В нынешние времена подписи одной «тройки» было бы явно недостаточно.
По обе стороны от решетки, уныло посматривая в темень, расположились два солдата. Они успели отслужить по полгода и с тоской думали о том, что даже после наряда не получится покемарить. Разжиревшие от безделья «деды» придумают какую-нибудь хохму в виде стыковки двух космических кораблей, когда надо голыми задницами пятиться друг к другу до полного контакта, или просто заставят травить байки из гражданской жизни.
– Куда едем? – поинтересовался Серый.
Вопрос не праздный. Другое дело, что его не должен был задавать Серый – с его «подвигами» такой вопрос выглядел дурацким. Уж он-то наверняка знал, что остаток жизни ему придется пребывать на казенных харчах.
– Я тут получил весточку с воли, от Коляна, – понизил голос Крот. – Пишет, чтоб мы держались.
«Воронок» быстро ехал по затемненным улицам. Краснощекий сержант сидел на офицерском месте и поглядывал по сторонам. Накануне к нему подошел майор Захаров, дружески похлопал по плечу и предложил поступать в школу прапорщиков. От лестного предложения сержант отказался и теперь очень боялся, что майор в отместку задержит ожидаемый дембель.
Внезапно сержант увидел справа частые вспышки, и в следующее мгновение стекла грузовика разлетелись вдребезги. Машина вильнула и, потеряв управление, впрыгнула передними колесами на бордюр тротуара. Что-то тяжелое упало сержанту на плечо, и он не сразу сообразил, что это разбитая голова шофера. Проехав еще несколько метров, «воронок» врезался в угол здания. Удар получился сильный, капот смяло словно фольгу, а мотор почти на метр выпер в кабину, сорвал панель и раздавил грудную клетку краснощекого сержанта.
– Лежать, суки! – заорал плотный крепыш, вынырнувший откуда-то из темноты. В руках он держал АКМ. – Лежать, а то пристрелю!
Предупреждение было напрасным – ошалевшие от неожиданности охранники и не думали сопротивляться.
– Ключи! – заорал крепыш, ткнув одного из солдат стволом в скулу.
– Сейчас, сейчас, – заторопился солдат, в ужасе чувствуя, что ключи зацепились за подкладку.
– Быстрее, сучара!
– Вот они.
– Сам открывай, сука! – прорычал крепыш, вновь тыкая охранника стволом в лицо. Рот солдата наполнился кровью.
. – Сейчас… Сейчас…
Руки парня тряслись, он долго не мог попасть ключом в замочную скважину.
– Ты что, издеваешься, сучий потрох? Или тебя пристрелить, как этих козлов?!
Отвечать было глупо. На счастье солдата, в этот момент ключ вошел в замочную скважину. Солдат два раза повернул его и распахнул дверцу.
– Лежать!! – заорал крепыш, заметив, что второй солдат начал приходить в себя после удара затылком о борт машины. – Лежать!
Врожденная крестьянская хитрость подсказала солдату, вновь закрыв глаза, притвориться покойником.
– Выходим!.. Быстро! – орал крепыш, размахивая автоматом. По его свирепому взгляду и стиснутым челюстям было ясно, что он готов стрелять.
– Ну, бля буду, вовремя! – выглянул из глубины фургона Крот. Улыбка у него была широкая, бесшабашная. – Как чуяла моя душа! Если бы вы знали, родненькие, как я рад вас видеть!
Он спрыгнул из кузова на землю.
– Ну, братки, вы и даете! Поаккуратнее не могли, что ли?! – закричал Серый. – Я так лбом звезданулся, что до сих пор в башке маяки мигают!
– Быстрее! – торопил крепыш. – Сейчас здесь лягавые будут. В машину!
Темно-зеленый «Гранд чероки», подобный зловещему ангелу ночи, вырулил из темной аллеи под тусклый свет фонаря и остановился подле разбитого грузовика.
Один за другим в джип попрыгали бывшие подследственные, и «Гранд чероки», мгновенно набрав скорость, скрылся за ближайшим поворотом.
* * *Федор устало опрокинулся на спину.
– Уф! Ты все-таки потрясающая баба! Такого кайфа, как с тобой, у меня ни с одной милашкой не было.
Надежда с готовностью поднырнула Федору под руку и призналась в ответ:
– И у меня ни с кем такого не было, как с тобой.
– Вот как? – искренне удивился Угрюмый. – А много у тебя мужиков-то было? Я ведь и возревновать могу.
– Не имеешь права, ты мне не муж! – дерзко отреагировала Надежда. – Так что с кем хочу, с тем и гуляю.
– Если бы Колян узнал про твои похождения, он, наверное, убил бы тебя? – спросил Угрюмый.
Сейчас Надежда была особенно хороша. Щеки румяные, в глазах азартный блеск, словно молодуха не баловалась на перине с добрым молодцем, а пришла с обжигающего мороза.
– Не наверное, а точно, – помрачнела Надежда. – Я даже подумать об этом боюсь. А сам ты за себя не опасаешься? – хитро посмотрела Надежда на Угрюмого. – Он ведь и тебя тоже не пожалеет.
Такой разговор между ними заходил уже не однажды. Он щекотал нервы и заставлял острее чувствовать жизнь. Федор поначалу воспринимал Надежду как некий случайный эпизод в своей жизни, не имеющий перспективы, но с каждой новой встречей убеждался в том, что Надежда затягивает его все больше и перед ее чарами он ощущает полнейшее бессилие. Нечто подобное, видимо, испытывает лось, угодивший в непролазную трясину сразу четырьмя ногами. Остается только задрать голову и зареветь от великого отчаяния на всю вселенную.
– Не пожалеет, – в который раз согласился Федор. – Только зачем ты спрашиваешь? Говорили уже об этом. Только тоску наводишь.
Следовало расстаться с Надеждой, пока их прелюбодеяние не получило огласки, но сил на такой шаг не хватало. Было страшно даже подумать о том, что ее тело будет недоступно для его рук, словно сокровища Оружейной палаты. И вместе с тем Федор отчетливо сознавал, что им никогда не быть вместе.
– Ты о чем думаешь? – рука Надежды легла на его живот, скользнула ниже, нежно погладила бедро, и Федор с удивлением обнаружил, что силы его еще не иссякли и под самое утро он сумеет удивить свою даму сердца очередным подвигом.
– Я думаю о тебе, – поймал Федор руку Надежды. – Разве возможно думать о чем-то ещё, находясь с тобой рядом?
Ее ладони творили чудеса – даже китайский массаж в сравнении с магией ее пальцев смахивал на обыкновенное шарлатанство.
– А Колян тебя каким способом любит? – вдруг весело поинтересовался Угрюмый.
– Он по-разному любит и тоже большой выдумщик, – ласково проворковала Надежда.
Подначки не получилось. Неожиданно Федор ощутил ревность, да такой страшной силы, что едва не задохнулся от избытка чувств.
– Он старается везде преуспеть, – горько поморщился Угрюмый. Делить Надежду ни с кем не хотелось, но и не делить было невозможно. – Видно, глубоко тебя пашет? – поинтересовался Угрюмый, причиняя себе еще большую боль.
– Все от настроения зависит. – Надежда высвободила руку, и ее ладонь вновь отправилась в свободное путешествие по его телу, причиняя наслаждение даже малейшим прикосновением. – Бывает, так пройдется, что я потом пару дней врастопырку хожу.
– А Колян тебя каким способом любит? – вдруг весело поинтересовался Угрюмый.
– Он по-разному любит и тоже большой выдумщик, – ласково проворковала Надежда.
Подначки не получилось. Неожиданно Федор ощутил ревность, да такой страшной силы, что едва не задохнулся от избытка чувств.
– Он старается везде преуспеть, – горько поморщился Угрюмый. Делить Надежду ни с кем не хотелось, но и не делить было невозможно. – Видно, глубоко тебя пашет? – поинтересовался Угрюмый, причиняя себе еще большую боль.
– Все от настроения зависит. – Надежда высвободила руку, и ее ладонь вновь отправилась в свободное путешествие по его телу, причиняя наслаждение даже малейшим прикосновением. – Бывает, так пройдется, что я потом пару дней врастопырку хожу.
Федор поморщился, подобно искусному музыканту, не умеющему внимать фальшивым нотам, – за сказанным чувствовалась едва скрываемая гордость.
– Силен.
– Да, он такой.
Неожиданно Надежда отдернула руку, положила ее под голову и поинтересовалась:
– Признайся мне честно, Федор, а ты хотел бы быть со мной?.. Со мной навсегда?
– Это как же? – А вот так. Просто навсегда, и все!
– Тебя же Колян не отпустит.
– А мы разве будем спрашивать его разрешения?
Надежда в который раз за эту ночь поразила Угрюмого своей откровенностью.
– И что же ты предлагаешь сделать? – в его голосе неожиданно обнаружилась хрипотца. Такое случалось всегда, когда он начинал волноваться.
– А ты не догадываешься?
– Нисколько.
Угрюмый совсем охрип. Если так пойдет и дальше, то он может потерять голос.
– Я предлагаю от него избавиться.
– Это как же?.. Убить его, что ли?
– А ты разве никогда этим не занимался? – скривила Надежда губы в безжалостной усмешке. – Тут Колян как-то кассету приносил…
– И что за кассета?
– Как вы на одном пикничке двоих своих приятелей на тот свет спровадили. Одним из тех, кто стрелял, был ты.
Угрюмый похолодел:
– У тебя, Надежда, приемчики прямо как у царской жандармерии.
– Это какие же?
– Провокационные! Что-то я не припомню такого фактика в своей биографии. Если это действительно был я, тогда во что же был одет?
– Пожалуйста. – Надежда сделалась безмятежно-ласковой. – Коротенькая такая курточка темно-коричневого цвета, брюки светло-серые… Продолжать дальше или хватит?
– Продолжай!
– Стрелял ты из автомата. Маленький такой, кажется, он называется «узи».
– А я и не подозревал, что ты разбираешься в оружии, – процедил сквозь зубы Угрюмый.
– Ты разве не слышал такую пословицу: «С кем поведешься, от того и наберешься»? Так что, будешь дальше отрицать?
– Ладно, сдаюсь, было дело.
Подобный эпизод имел место четыре месяца назад, когда Колян приказал замочить двух новобранцев, осмелившихся не выполнить его распоряжение. Парни, похоже, плохо понимали, с какой организацией решили связать свою жизнь, и имели завышенную самооценку. Они даже не подозревали, что для Коляна они ровным счетом ничего не значат. Или, точнее сказать, значат ровно столько, сколько представляет для фельдмаршала каждый отдельно взятый пехотинец. Но Федор никак не мог предполагать, что где-то за соседним деревом затаился оператор и терпеливо ожидает момента расстрела. Сука! Похоже, Колян держит его на кукане покрепче, чем покойного Павла Несторовича. У Гордеева была хоть какая-то команда, он имел возможность откупиться, а ведь Федор лишен и этой возможности.
– Так ты как, согласен? – нежным взором окинула Надежда своего любовника. Наверняка именно таким же взглядом любвеобильная Белоснежка посматривала на гномов. Бедные парни ни в чем не могли ей отказать.
– Я пока не готов к ответу.
– А чего тут готовиться? Неужели это такая сложная задачка – или он убивает нас обоих, или мы вдвоем убиваем его одного.
Угрюмый невесело хмыкнул:
– Ты хочешь сказать, что мы вдвоем будем молотить его топориком по темечку?
Надежда поморщилась от картины, невольно промелькнувшей перед ее глазами.
– Неужели нельзя найти более… как это сказать… цивилизованного способа убийства?
– Цивилизованных убийств не бывает, – философски заметил Угрюмый. – Убийство – оно и есть убийство, как ты его ни называй.
– Не знаю, что и сказать.
– Твой муженек не любит огнестрельного оружия. Ему топорики подавай, чтобы мозги на стену брызгали. Запугать всех хочет. Кстати, а где он хранит кассету?
– Этого я не знаю, – честно посмотрела Надежда на Федора.
Угрюмый был уверен, что точно такими же глазами Надежда смотрит на мужа и заверяет, что помогала матушке по хозяйству, а бедный Колян и не подозревает о том, что вся промежность благонравной женушки натерта до мозолей усилиями пылкого любовника. Не исключено, что эта самая кассета сейчас лежит у Надежды в сумочке. Если вдуматься, то ее шантаж куда более тонкий, чем хитромудрая игра Коляна.
– Ладно, потом разберемся.
– Так ты как, согласен? Представь, милый, если у нас получится, то мы все время будем вместе.
Федор посмотрел Надежде в глаза. Женщина была на редкость совершенна, однако сейчас Федор сознавал, что близость красивой женщины оказывается не всегда приятной: от Надежды веяло нешуточной опасностью, точь-в-точь как от автомата с полным боекомплектом.
– Ничего не могу сказать. Мне надо все крепко обдумать.
– Но в принципе ты же не отказываешься? – настаивала Надежда.
– Детка, я тебе ничего не обещаю. Давай забудем об этом разговоре хотя бы на некоторое время. Ты мне нравишься не в роли подельника, а в роли любовницы.
Федор аккуратно зажал Надежде рот ладонью и придавил ее своим могучим телом.
Глава 46. В ТЮРЬМАХ СИДЯТ ДУРАКИ
Колян посмотрел в бинокль. Оптический фокус многократно приблизил высокий забор, из-за которого, напоминая большой корабль, выглядывала крыша, выложенная красно-коричневой черепицей. Николай Радченко слегка скривился: не могут обойтись без шика эти богатенькие, перенимают у Запада не только образ мышления, но даже свои жилища устраивают на западный лад. Не знаете вы русской глубинки, господа, где шикарную черепицу с успехом заменяет обыкновенная солома и где роскошному «Мерседесу» предпочитают скрипучую телегу, запряженную неторопливым мерином.
На коньке крыши, на трехметровом металлическом стержне, красовался флюгер в виде медведя, сжимавшего в лапах бочонок с медом. Флюгер чутко реагировал на малейшее изменение ветра, то и дело вздрагивая и поворачиваясь. Со стороны дома не доносилось ни звука – создавалась полнейшая иллюзия того, что в здании никого нет. Однако Колян знал, что это не так и сейчас в доме находятся десять человек. Трое из них вечером уедут и вернутся только завтра утром. Остальные живут постоянно и занимают первый этаж здания, никогда не расставаясь с оружием, словно ежесекундно ожидают нападения. Впрочем, двое из десяти не представляли опасности – это хозяйка и ее сын, зато остальные восемь – отчаянные ребята, успевшие повоевать в свое удовольствие в Югославии и Латинской Америке.
Николай успел навести о них кое-какие справки. Осведомленные люди отзывались о парнях с почтением и превозносили их боевые качества. Свою работу ребята знали – одетые в камуфляж, они по нескольку раз в день выходили за ворота дома и старательно обходили участок по всему периметру, и это несмотря на то, что вдоль ограды через каждые несколько метров были установлены телекамеры, фиксирующие даже полет воробья. Но этим меры безопасности не ограничивались – в тридцати метрах от забора была вспахана контрольно-следовая полоса, пересекать которую запрещалось. Об этом сообщали надписи на металлических щитах. Щиты висели на изгороди из колючей проволоки, установленной перед контрольной полосой. Трижды в день полосу обходили трое вояк с расстегнутыми кобурами. Свои обязанности они выполняли на редкость педантично, словно охраняли не цивильное здание, а далекую границу. Это означало, что ребята прошли хорошую армейскую школу. Появлялись они строго в определенное время, никогда не вступали в разговоры и вели себя очень настороженно, словно видели опасность за каждым смородинным кустом.
Ровно в два часа подъезжал бронированный «Мерседес», в салоне которого сидело четыре человека. Внутри ограды он оставался недолго – вероятно, появлялся для подвоза всего необходимого и заодно для проверки несения охранной службы.
За неделю наблюдения Николай так и не увидел хозяев дома. Не было их и в машинах, покидавших дом. Оставалось предположить, что они находятся где-то в глубине большого здания.
Ничего, еще подождем. Радченко вернул бинокль Хорьку и поинтересовался:
– Узнали, откуда эти коммандос?