Как уже было сказано, если в 1965 году вы бы заглянули в будущее, используя любой традиционный прогностический инструмент – доход на душу населения, вероятную продолжительность жизни, демографические показатели, геополитические силы и так далее, – ни один из них не был бы таким эффективным предсказателем, более точным, чем Закон Мура. Тенденция, которую определил Мур – и обсудил в ряде выступлений в Ассоциации полупроводниковой промышленности в течение следующих двадцати лет, которые обновляли этот знаменитый график, – состояла в том, что мир электроники, начиная с компьютеров и заканчивая военной и потребительской продукцией, стремительно становится цифровым. И благодаря планарному процессу производства полупроводников стало возможным делать крошечные цифровые двигатели внутри этих продуктов еще меньше и дешевле и увеличивать плотность транзисторов в геометрической прогрессии.
Ни одно человеческое изобретение не демонстрировало такую скорость развития. В последующие годы писатели будут искать аналогии. Одно популярное сравнение в 1970-х пришло из автомобильной индустрии: дескать, если бы Детройт придерживался Закона Мура, автомобили бы ездили со скоростью 500 миль в час и расходовали бы галлон топлива на 200 миль… и – это стоило бы 1,50 доллара. Но когда Закон Мура продолжил набирать обороты, намного позже желанного Гордоном достижения 1975 года с 65 000 транзисторов на чипе, прямые аналогии стали абсурдными. Теперь писатели обращались к старой китайской легенде о математике, который послужил императору, а когда его спросили о вознаграждении, он ответил: «Я лишь прошу тебя взять шахматную доску и положить одно зерно риса на одну клетку, две на вторую, четыре на третью и так далее». Довольный император согласился… но вскоре понял, что уже на половине доски окажется весь рис Китая, а вскоре и весь рис в мире.
К 1971 году, когда Мур был председателем и президентом Intel Corp. и лидером в новой революции микропроцессоров, он использовал свою речь в Ассоциации полупроводниковой промышленности в своем законе (уже названном в его честь), чтобы предсказать, что через двадцать лет с того времени (то есть в 1991 году) чипы памяти (DRAM) подскочат с одной тысячи бит (счет транзисторов был почти оставлен позади) до 1 миллиона бит. И это предсказание снова оказалось точным.
К тому времени Закон Мура стал определяющей силой в мире электроники. Каждая компания, если она могла, от компьютеров до инструментов и даже программного обеспечения запрыгивала в ракету под названием Закон Мура. Он не только предполагал стремительные инновации и взрывной рост, но и был предсказуем: вы могли создать ваш продукт, чтобы воспользоваться преимуществом следующего поколения чипов и процессоров – и если вы правильно рассчитали время, эти будущие чипы будут ждать вас для вашего пользования. Более того, если вы рассчитали время для ваших продуктов на начало следующего поколения чипов, вы могли не только опередить конкурентов лучшей производительностью, но также больше на этом заработать.
Такова была история цифровой эпохи с того момента. А предсказуемость и мощь Закона Мура вели к одной технологической революции за другой: потребительская электроника, мини-компьютеры, персональные компьютеры, встраиваемые системы, серверы, Интернет, беспроводные коммуникации, медицинский контроль и многое другое. Большинство предсказаний будущего было сделано в ранние 1960-е, от личных атомных вертолетов до колонизации Марса, провалившейся из-за того, что необходимые поступательные, физические шаги (не считая нисходящей политической воли) были слишком велики. Вместо них мы заменили наши мечты другими, настоящими чудесами, каждое из которых стало возможным благодаря небольшой стартовой коммерческой цифровой революции, настроенной на сверхскорость Закона Мура.
В те дни школьникам преподавали упрощенный Закон Мура, и все мы усвоили идею жизни (или хотя бы выживания) в мире, погруженном в стремительные, беспощадные перемены. Мировая экономика теперь зиждется на Законе Мура; это метроном современной жизни – и если он вдруг остановит свой ход, то это может повергнуть весь человеческий род в экзистенциальный кризис, который может продлиться не одно поколение и привести к полному переформированию общества.
К счастью, несмотря на ранние ожидания Гордона Мура, что этот ритм перемен может замедлиться в поздние 1970-е, Закон Мура продолжает действовать по сей день – в эпоху чипов памяти, способных хранить более триллиона байт. И что более удивительно (и редко на это обращают внимание, так как мир долго концентрировался скорее на графике Мура с прямой линией на логарифмической сетке, чем на оригинальной гиперболической кривой), все, что произошло в цифровом мире к сегодняшнему дню: калькуляторы, Интернет, смартфоны и планшеты, – произошло в начале пологого «предгорья» кривой Закона. Настоящая кривая начала изгибаться вверх только приблизительно к 2005 году.
Это позволяет предположить, что массивные, преобразующие перемены, соответствующие Закону Мура в последние 50 лет, реальные изменения, находящиеся перед нашими глазами, продолжатся, – возможно, вплоть до «сингулярности», момента, определенного ученым Рэем Курцвейлом, когда люди и компьютеры станут единым целым. Но даже если этого никогда не случится, последние прогнозы индустрии говорят о том, что Закон Мура продолжит работать до середины XXI века, когда в одном микропроцессоре (если форма останется прежней) будет содержаться вся возможная мощность всех сегодняшних микропроцессоров. Этот сценарий почти невозможно себе представить, хотя даже сегодня наши дети играют с умными игрушками, гораздо более мощными, чем все полупроводниковые схемы в мире в тот момент, когда Гордон Мур сформулировал свой закон.
История, скорее всего, запомнит это чудо, предсказанное, а затем исполненное в соответствии с Законом Мура, как одно из самых величайших достижений в истории человечества, то, которое изменило траекторию его развития так же сильно, как сельскохозяйственная и индустриальная революции, – и с еще более глубоким и всеобъемлющим эффектом.
Причина, по которой это изменение было таким огромным и таким длительным, заключается в том, что, как д-р Мур много раз напоминал миру, это – вообще не закон. Скорее это социальное соглашение между полупроводниковой индустрией и остальным миром, чтобы первый продолжал поддерживать траекторию закона максимально долго, а последний пожинал плоды. Закон Мура работал не потому, что он свойствен полупроводниковой индустрии. Наоборот, если завтра утром все компании решат перестать улучшать технологию, Закон Мура исчезнет к вечеру, и следующие много лет придется разбираться с вариантами его применения.
Закон Мура продолжал действовать потому, что каждый день сотни тысяч людей – ученые, дизайнеры, инженеры, программисты, рабочие и сотрудники Intel – посвящали свое воображение и энергию поддержанию Закона Мура.
Сложно понять, что вело Intel и что сделало ее самой важной компанией в мире. Разумеется, компания – это место, где зародился Закон Мура, но, наверное, главное заключается в том, что компания посвятила себя Закону Мура с самого основания и следовала ему всегда, в горе и в радости, даже если на кону стояла жизнь компании.
То, что началось как простой график для статьи в журнале в ранние годы цифровой индустрии, теперь захватило весь мир, но больше всего – Intel, и в основном офис главного директора. Бесконечное следование Закону Мура сделало (или сломало) репутацию каждого человека, который когда-либо был директором.
Ирония Закона Мура заключалась не только в том, что это не закон, но и в том, что не только Мур его открыл. И в этом заключается правда. В Fairchild многие были недовольны тем, что Боб Нойс вместе с Джеком Килби из TI пожал все лавры за интегральную схему. Конечно, именно Нойс нашел ей практическое применение. Но осознание проекта Нойса потребовало такого же вклада Джина Хорни – планарной технологии. Хорни правильно сказал, что история не удостоила его почестей за его вклад в этот продукт. Но там были и другие, в основном – члены Вероломной Восьмерки, кто тоже принял участие. А больше всех работал Мур, который привел другую команду к итоговому варианту проекта интегрированных схем (ИС) и чья работа значила больше всего. Гордон, будучи спокойным человеком, никогда об этом не говорил.
Теперь Мур сделал еще более великое открытие, и оно обещало быть более важным, чем открытия Нойса, Килби и Хорни, даже более важным, чем сама ИС, – и в отличие от других открытий оно называлось его именем. И хотя это, возможно, не совпадение, но в тот момент, когда он формулировал закон, Боб Нойс этажом ниже рассказывал о первом применении этого закона – к падению цен на транзисторы Fairchild. Вспомним озвученное в головной компании решение Нойса назначить на приборы цену, которая у них будет лишь через годы. Что еще могло стоять за таким, на первый взгляд, самоубийственным решением, если не вычисление того, как еще неназванный Закон Мура повлияет на цены индустрии? Решение Нойса было озвучено одновременно или даже раньше, чем теория Мура. Но в этот раз все почести получил Гордон Мур. Это многое говорит о Бобе Нойсе и его партнерстве с Гордоном. Он никогда не претендовал на то, чтобы разделить почести. Гордон Мур – автор закона не только потому, что он его открыл, но и потому, что он заставил его работать в Intel.
Оглядываясь назад, уже приближаясь к пенсии, Гордон сказал своему старому партнеру: «Боб Нойс был фантастический парень. Очень яркий, свободомыслящий, прирожденный лидер. Не управленец, лидер. Боб руководствовался таким принципом: если вы говорите людям, что было бы верно сделать то-то, они окажутся достаточно умны, чтобы просто сделать это. Вам не нужно следить за ними. Он был одним из тех, кто вам сразу нравится, в момент встречи. И вы знаете – я хорошо на него работал. Я немного ему льстил. Я был немного более организован как управляющий, хотя разница была не так уж велика».[69]
Последняя фраза Гордона была шуткой. Доктор Точность был гораздо более организован, чем его партнер. И оба они постоянно делали реверансы в сторону друг друга: Fairchild и Intel – вот доказательства. Когда давление событий заставило Нойса заняться бизнесом вместо науки, именно Гордон Мур заполнил пустоты и, будучи главным ученым Intel, поддерживал этот титул сначала для индустрии полупроводников, а затем для всей электронной индустрии.
Можно заметить, что два эти человека не идеально сочетались. Вместе они были замечательной командой, создавшей две самые заметные компании в истории Америки. Но им обоим не хватало черт, которые были и являются ключом к успеху. Ни один из них не жил компанией, которую они создали. Ни у одного из них не было инстинкта охотника. И, самое главное, ни один не любил прямые конфронтации и увольнения – даже для здоровья предприятия.
В Fairchild они обнаружили человека с такими качествами – Чарли Спорка. Он теперь создавал National Semiconductor, буквально в двух шагах. Теперь в Intel таким человеком стал Энди Гроув. Как они признавали в частных разговорах (а Энди – на публике), без Гроува Intel был бы средней компанией, известной инновациями, но не более того, которая в итоге была бы забыта. В мире, в котором не было бы самого Intel в виде огромной компании, поддерживающей Закон Мура, Intel был бы поглощен National Semiconductor, Advanced Micro Devices, Motorola или Texas Instruments.
С Гроувом Intel побеждал всех, но мог бы разрушить и себя, если бы не Гордон Мур, смягчающий углы Энди. Гордон был основой Боба и – совестью Энди, замечательный пример партнерства и адаптации, учитывая, что он имел дело с одними из самых великих людей того времени. Он был буфером между ними, и, что самое замечательное, он подходил на эту роль, оставаясь при этом честным по отношению к себе.
Глава 11. Исключительный стартап
Если не считать открытия Закона Мура (события, самого по себе эпохального, только если посмотреть в ретроспективе), первые пять лет истории компании Intel в значительной степени забыты. Их затмили, с одной стороны, конец массового ухода в Fairchild и ошеломительный запуск на рынок, а с другой стороны – появление модели Intel 4004, первого в мире серийного микропроцессора. Даже официальная линия продукции Intel не была выпущена до 1971 года – к этому времени компания уже представила полдюжины своих фирменных продуктов.
Тем не менее этот период по-своему важен, ведь именно тогда Intel сформировался как настоящая компания, доказал совершенное владение технологиями, на которых он основывался, вывел свои первые продукты на рынок раньше, чем его догонит мир полупроводников, а также, что немаловажно, создал корпоративную культуру, которая будет характеризовать фирму в глазах следующего поколения (предполагалось, что она уцелеет).
Новые стартапы, как известно, недостаточно внимательны к своей истории. И это хорошо: любое новое предприятие, у которого есть время каталогизировать свою историю, очевидно, работает не слишком усердно, чтобы рассчитывать на успех. Но если речь о действительно успешной компании, это может сыграть злую шутку с историками. Они окажутся погребены под грузом материалов, рассказывающих о самых успешных временах компании, в то время как будет трудно наскрести хоть немного документов, уцелевших с первых дней ее появления. Даже воспоминания тех, кто там был, нередко искажены более поздними событиями, человеческой потребностью преувеличивать значение своего вклада, и в конце концов они растворяются в тумане времени. Молодые компании зачастую ведут себя совсем не так, как их поздние крупномасштабные воплощения, иногда вызывая смущение у пришедших позднее сотрудников и руководителей. Те хотят видеть прошлое как одно прямолинейное восхождение к триумфу, а не как ссоры по пустякам, сомнительные сделки и некомпетентные решения новичков.
На данный момент в музее Intel первым пяти годам отведено около десяти погонных футов (3 м), на которых расположено лишь два процента от общего количества экспонатов на этаже.[70] И даже это меркнет в сравнении с гигантской, подсвеченной сзади, фотографией, сделанной в 1970 году, на которой изображены 200 работников Intel на фоне первой штаб-квартиры в Маунтин-Вью. Привлекательность фотографии – и она пользуется даже большей популярностью у нынешних сотрудников, чем у посетителей музея, – заключается в контрасте того, что было, с тем, что стало.
Это не постыдная фотография, вроде той печально известной, где изображены 11 законченных ботаников Microsoft, которую сделают восемь лет спустя. Ее скорее можно сравнить с фотографиями диспетчерской NASA той же эпохи – классический образ инженеров шестидесятых: белая рубашка, тонкий галстук, стрижки «ежиком» и очки в роговой оправе. Всего через пять лет образы на фотографии стали казаться смешными и безнадежно устаревшими, но сейчас – 40 лет спустя – нынешнее поколение инженеров Intel считает это модным ретро и старается воссоздать небрежный стиль фигур на фото.
Сотрудники любят останавливаться и пристально разглядывать эту фотографию по нескольким причинам. Одна из них заключается в том, что кажется невозможным, что их 50-миллиардная компания, насчитывающая 105 000 сотрудников, с заводами и офисами по всему миру, могла быть когда-то настолько маленькой и ограниченной, что весь состав из приблизительно 100 сотрудников смог собраться и сфотографироваться на фоне штаб-квартиры из стекла и дерева.
Также сотрудники могут задержаться, чтобы найти и рассмотреть на фотографии несколько знакомых лиц. С самого начала Intel всегда гордилась своей уравнительной политикой – отсутствие кабинетов, казалось бы, нейтральные перестановки в руководстве Нойса и Мура (а потом и Гроува), неформальность и легкость в общении на всех уровнях структуры организации компании. Эта компания по праву славилась прогрессивностью своей корпоративной культуры. В мире американского бизнеса 1960-х годов жесткий и амбициозный (и тем не менее демократичный) стиль ведения дел выделялся даже в Кремниевой долине.
Как бы то ни было, фото является еще и напоминанием, что даже такая «выравненная» организация, как Intel в 1970 году, по сегодняшним меркам была достаточно иерархиезирована. Таким образом, на фото высшее руководство стоит на переднем плане, основатели Нойс и Мур находятся ближе всех к камере, так близко, что они почти смотрят вверх. Позади них можно увидеть Леса Вадаша, почти не изменившегося внешне с тех пор. А также – фигуру, при виде которой, скорее всего, перехватывает дыхание у сотрудников и знающих посетителей. Это – Энди Гроув, почти неузнаваемый в массивных очках в роговой оправе, в темной рубашке и галстуке, и, в отличие от почти всех мужчин в кадре, с волосами длиннее, чем сегодня. По правую руку от него, гораздо выше и почти в таких же очках, с бакенбардами тогда, как и сейчас, находится старший научный сотрудник Тед Хофф.
За этими руководителями компании до самой фронтальной двери здания тянутся фигуры известные и забытые, большинство из которых давно ушло, но некоторые до сих пор остаются в компании. Размышляя об изображении, кто-то медленно замечает, что почти все мужчины, кажется, одного возраста – примерно 30–40 лет, инженеры-основатели полупроводниковой промышленности, большинство из которых присоединилось к Fairchild примерно в то же время.
Для сравнения: женщины, число которых увеличивается ближе к заднему плану кадра, почти все двадцатилетние. Многие из них – секретари, остальные работают на производстве, на что указывают их белые халаты. В 1980 году в Intel была только одна женщина-ученый, Карлин Эллис, вновь прибывшая из Fairchild, – и ее присутствие считалось достижением содружества полупроводниковой промышленности. Семнадцать лет спустя она станет первой женщиной вице-президентом корпорации Intel; через шесть лет после этого – директором по информационным технологиям компании. Но сейчас, даже в свободной от предубеждений Intel, инженерия и менеджмент считаются мужской работой.
В современной Кремниевой долине дела до сих пор обстоят именно таким образом, по крайней мере – в инженерии. За прошедшие годы наиболее выгодными позициями для женщин стали нетехнологические должности – PR, реклама, маркетинг, HR и даже продажи. Если бы подобную фотографию сделали в современной Intel, пришлось бы занять футбольный стадион, но соотношение мужчин и женщин было бы таким же, как в 1980 году, с той лишь разницей, что гораздо больше женщин стояло бы ближе к передней части толпы.