Нойс, в подтверждение своего однозначного лидерского таланта, разделил Fairchild на две технические команды – под руководством Мура и Хоурни, – чтобы разработать альтернативные версии для транзисторов IBM. Пять месяцев спустя, опережая итоговый срок сдачи заказа, Fairchild доставила устройства. Компания была настолько неопытна в простых деловых задачах, что Ласту пришлось пойти в местный магазин и купить картонные коробки Brillo, чтобы перевезти в них транзисторы.
В IBM были довольны, и чуть ли не на следующий день компании Fairchild предложили целый ряд престижных контрактов. К началу 1958 года компания выиграла (среди прочих крупных конкурентов, включая Texas Instruments) правительственный контракт США на поставку транзисторов для систем наведения баллистических ядерных ракет «Минитмэн». У компании быстро появились планы на то, чтобы разбогатеть и стать лидирующим поставщиком транзисторов для военных и NASA. Fairchild начала высоко летать, но вскоре ее вернули на землю.
Как принято, Fairchild должна была поставить государственной инспекции прототипы новых чипов для того, чтобы она проверила их соответствие военным спецификациям, то есть подвергла их температурным нагрузкам, давлению и перегрузкам. И результаты были катастрофическими. Проверка показала, что в случае со многими транзисторами Fairchild было достаточно лишь дотронуться до устройства ластиком на конце карандаша, чтобы вызвать его поломку.
Ласт: «Ни с того ни с сего оказалось, что у нас не было надежного устройства. Мы поняли, что, когда мы их запаивали, внутрь попадали маленькие металлические пылинки, которые иногда вызывали замыкание устройства. Мы действительно запаниковали. Это могло быть концом компании. Нам нужно было решить проблему».[8]
Нойс, как всегда, оставался спокоен. Снова его решением было разделить технический персонал на две группы под руководством Мура и Хоурни и заставить их посоревноваться друг с другом в том, чтобы придумать новый процесс производства. Команда Хоурни не только выиграла соревнование. Хоурни в ходе этого соревнования самолично пришел к одному из самых сильных технологических скачков в истории.
Он назвал это планарной технологией. Уже почти год он тихо работал над ней. У нее были корни в технологии фотолитографии, используемой в печати брошюр, постеров и дешевых художественных иллюстраций (сегодня находящихся в массовом производстве). По сути, устройство транзистора рисовалось вручную в большом, почти во всю стену, формате, затем фотографировалось и затем уменьшалось до маленького диапозитива. В те дни обычно создавались два или три слайда, каждый из которых показывал один из слоев схемы.
Затем кремниевая пластина – цилиндрический кремниевый кристалл, разрезанный как колбаска, – покрывалась, как и в фотографии, фоточувствительным химикатом. Под воздействием сильного света (впоследствии ультрафиолета и лазера), направленного через слайд на поверхность, темные области и линии на слайде оставляли не засвеченные следы на пластине. Эти не засвеченные области затем стравливали при помощи кислоты и потом либо добавляли полупроводниковые примеси («диффузия»), либо накладывали на металлический проводник или изоляционный материал. Процесс повторялся с каждым слайдом.
Прототип Хоурни, который он постарался сделать простым, напоминал линзу, выгнутую наружу с одной стороны в каплеобразную форму. Это стало одним из символов цифровой эпохи. Хоурни пытался найти более эффективный способ производства транзисторов; то, что он создал, было бесконечно более ценным: он трансформировал то, как люди видят эту реальность.
До этого момента произведенные объекты были почти всегда трехмерными: автомобили, телефоны, бутылки с кока-колой и даже транзисторы. С планарной технологией Хоурни превратил мир в двухмерную плоскость. Он соединил очень разные миры печати и электроники и таким образом создал производственный процесс, который не только помог создавать транзисторы еще меньших размеров (вам нужно было только уменьшить размер слайдов и использовать свет большей длины волны), но также смог производить их практически в неограниченных количествах, так же, как вы бы печатали больше копий страницы книги. Кроме того, вы могли увеличить объем произведенных транзисторов в каждом отпечатке, просто увеличив их количество на слайде – как с большими листами почтовых марок.
Так Хоурни с его планарной технологией определил то, как выглядит современный мир, в котором триллионы транзисторов – как мы увидим впоследствии, внедренных в более крупные чипы, – производятся каждый день. К сожалению, из-за беспокойной личности, сделавшей его одним из первых серийных предпринимателей Кремниевой долины (часто покидающих компании прямо перед их крупным успехом, как в случае с Fairchild), он стал наименее известным из пионеров высоких технологий.
С планарным процессом компания Fairchild Semiconductor заполучила прорывную технологию, необходимую для того, чтобы стать не только крупным игроком в индустрии транзисторов, но, возможно, ее лидером. Новый планарный транзистор Fairchild не только решил проблему надежности с проектом «Минитмэн», но также мгновенно сделал все другие транзисторы в индустрии устаревшими.
Все другие компании, занимающиеся производством полупроводников, были раздавлены. Их самые разумные представители приходили в Fairchild и смиренно просили лицензию на изобретение Хоурни. Остальные пытались ее скопировать, что приводило к годам судебных разбирательств.
Теперь Fairchild получала доходы не только от создания транзисторов (IBM, например, вскоре вернулась с новым крупным заказом на новые устройства), но также от продажи лицензий. Это было готовым рецептом для печати денег. А компания отсылала большую часть денег обратно на запад – в казну головной компании. Если у Шермана Фэйрчайлда и были какие-то сомнения насчет своих инвестиций, то теперь они испарились, и он стал строить планы выкупа компании, как только это станет возможным.
Не вызывает сомнений то, что руководство Fairchild и группа сбыта были достаточно высокомерны, когда в марте 1959 года прибыли на коммерческий просмотр в Нью-Йорке, самую большую выставку индустрии в году. У них был новаторский продукт в индустрии, а кроме того, новейший – планарный транзистор 2N697.
Но их ухмылки скоро сошли с их лиц. Подойдя к выставочному стенду Texas Instruments, они увидели объявление о заявке, по которой принято решение о выдаче патента на совершенно новое устройство из множества транзисторов – полная схема в едином чипе, которая угрожала сделать их транзистор устаревшим, как когда-то Fairchild угрожал остальным компаниям.
Как со временем узнают члены Fairchild, заявка на патент TI была основана на работе, проделанной девятью месяцами ранее молодым инженером по имени Джек Килби. Будучи новым сотрудником, Килби еще не заработал летний отпуск и должен был торчать в эти месяцы в жарком помещении головного офиса TI, в то время как старший персонал отдыхал. Ему было нечего делать, так что он проводил время, машинально рисуя новые проекты в записной книжке. Один из проектов, использующий маленькие проводки для соединения нескольких транзисторов на единой полупроводниковой подложке, внезапно показался Килби неимоверно важным, и в сентябре он показал его руководству. Руководители Килби признали не только важность проекта, но, что не менее важно, еще и то, что время этой идеи пришло. Она должна была решить растущую проблему бизнеса транзисторов в том, чтобы сделать их не только меньше, но и надежнее.
Это было первое анонсирование TI нового проекта Килби, и это потрясение не покидало команду Fairchild на протяжении всего коммерческого просмотра. Нойс и его команда думали, что с планарным транзистором 2N697 они станут в центре внимания на показе. Теперь же Texas Instruments трубила о новой технологии, которая могла нанести им такой же сокрушительный удар, какой нанесли они другим (как Philco) совсем недавно. Ошарашенная компания вернулась в Маунтин-Вью, поглощенная этой новой угрозой.
История Fairchild в этот период – это история о том, как блестящие изобретения закономерно разбивают все, что более крупные конкуренты ей противопоставляют. И ответ Fairchild на это событие был самым значительным из всех – в конечном счете он не только поверг TI и других конкурентов, но также изменил направление истории человечества.
Как и Килби, Нойс тихо работал над решением проблемы уменьшения размеров транзистора. Неприятность с «Минитмэн» заставила его продвинуться в вопросе надежности прототипа, а планарная технология Хоурни сделала его идею бесконечно более осуществимой. Теперь, с новым объявлением TI, Нойс понимал, что пришло время. Он усовершенствовал свои записи – те же самые, которые тридцать лет спустя будут выставлены в Музее компьютерной истории, – и продемонстрировал их своей технологической команде.
Подтверждая идею о том, что великие открытия почти никогда не совершаются в одиночку, а скорее являются результатом работы множества искателей, стремящихся к единой идее, время которой пришло, проекты Нойса решили ту же проблему, которую решил проект Килби, – нанесения нескольких связанных транзисторов на единый тонкий слой кремния. Но проект Нойса обладал тремя преимуществами. Во-первых, он разработал его многими месяцами позже Килби и, таким образом, учел все новшества в развитии технологии транзисторов. Во-вторых, в отличие от Килби, который работал с традиционной технологией мезатранзистора, у Нойса был планарный процесс, который станет лучшим решением парадокса соединением нескольких транзисторов. И, что важнее всего, из-за первых двух преимуществ плюс из-за того, что у Боба Нойса была гениальная идея, его проект получил безоговорочное превосходство над проектом Килби благодаря тому, что он работал – он мог быть произведен в огромных объемах по низким ценам и надежно функционировать в реальном мире.
Подтверждая идею о том, что великие открытия почти никогда не совершаются в одиночку, а скорее являются результатом работы множества искателей, стремящихся к единой идее, время которой пришло, проекты Нойса решили ту же проблему, которую решил проект Килби, – нанесения нескольких связанных транзисторов на единый тонкий слой кремния. Но проект Нойса обладал тремя преимуществами. Во-первых, он разработал его многими месяцами позже Килби и, таким образом, учел все новшества в развитии технологии транзисторов. Во-вторых, в отличие от Килби, который работал с традиционной технологией мезатранзистора, у Нойса был планарный процесс, который станет лучшим решением парадокса соединением нескольких транзисторов. И, что важнее всего, из-за первых двух преимуществ плюс из-за того, что у Боба Нойса была гениальная идея, его проект получил безоговорочное превосходство над проектом Килби благодаря тому, что он работал – он мог быть произведен в огромных объемах по низким ценам и надежно функционировать в реальном мире.
«Это было похоже на распахнутую дверь. Ученые из Fairchild вдруг посмотрели в бездонную пучину в микроскоп на реальный мир атомов – бездну, обещающую ослепительную скорость и мощь, идеальную машину. Когда они позволили себе размечтаться, они поняли, что они могут поместить в чип не один транзистор, а десяток, возможно, сотню… черт возьми, миллионы. Это было ошеломительно. Это было чертовски захватывающе».[9]
Компания Fairchild назвала проект Нойса «интегральной цепью» – IC, чип с интегральными схемами, – и это привнесет кремний в Кремниевую долину, как будет назван регион спустя десять лет. Это хорошая кандидатура (среди телевидения Фила Фарнсворта, транзисторов Бардин/Бреттейн/Шокли и их будущего последователя микропроцессора) на титул величайшего изобретения двадцатого века. Как и транзистор до нее, интегральная цепь со временем даст своим создателям победу в борьбе за Нобелевскую премию. Но, в отличие от команды по созданию транзисторов, только один из изобретателей будет жив к тому времени, когда выдадут эту награду.
Интегральная цепь изменила все. К этому моменту Fairchild Semiconductor была самой популярной компанией в истории индустрии транзисторов, бессистемной успешной компанией, несбалансированной в своих инновациях и риске, который на себя берет. Теперь, с изобретением интегральной цепи, это была уже не индустрия транзисторов. Точнее, вся это многомиллиардная индустрия, состоящая из огромных, опытных и богатых компаний, теперь стала совершенно устаревшей. Все еще был спрос на транзисторы в течение ближайших нескольких лет, но они больше никогда не станут доминирующими в мире технологий. Теперь их будущее было определено: долгий путь перехода из марочной категории в категорию рядовых продуктов, а после – забвение. Что же до Fairchild Semiconductor – теперь это был король мира электроники, владелец технологии, которому остальные компании в индустрии, включая самые большие вроде General Electric, IBM и Hewlett-Packard, должны были подчиниться.
Прошло немного времени до того момента, как Fairchild стала одной из самых быстро развивающихся коммерческих компаний в истории, разросшаяся из Вероломной Восьмерки до 12 тысяч работников менее чем за десять лет. Как это ни парадоксально, но, как быстро бы ни развилась культура Долины, к тому времени, когда компания разрослась до 12 тысяч сотрудников, большинство из ее основателей – Вероломной Восьмерки – давно уже покинули компанию.
В более поздних компаниях Долины конфликты случались в первоначальном публичном выпуске новых акций, когда основатели стали нервничать из-за новых правил, диктуемых корпоративными бюрократами. Но в 1961 году в Fairchild Semiconductor разрастался конфликт между относительно консервативными учеными, основавшими компанию, и небольшой армией бизнес-профессионалов, налетевших в Маунтин-Вью, чтобы стать частью нового многообещающего дела. Многие из этих новых специалистов станут бизнес-титанами, навсегда ассоциирующимися с индустрией производства чипов – как, к примеру, Чарли Спорк и Джерри Сандерс. Но тогда они были всего лишь новичками, пытающимися найти свое место, оставить отпечаток. Они старались для перехода Fairchild Semiconductor от молодой к настоящей большой компании.
Развивалась не только сама компания, но и ее корпоративная культура. Основатели вроде Ласта – «старых» лабораторных специалистов – потихоньку вытеснялись новым поколением продвинутых, самоуверенных и порывистых работников, меньше заботящихся о вражде с Шокли, которого они видели выпивающим в баре на главной дороге, а больше о том, чтобы победить TI и Motorola и начать управлять миром электроники.
В начале 1959 года уровень продаж Fairchild Semiconductor вырос до полумиллиона долларов, а число ее работников – до сотни. Появился в ней и новый генеральный директор, Эд Болдуин. Болдуин казался верным и компетентным работником… до тех пор, пока он неожиданно не ушел со своей новой командой (и другими выходцами из Bell Labs, General Transistor и других компаний), чтобы основать свою собственную фирму – Rheem Semiconductor Inc.
Только после того, как ушел Болдуин, Fairchild обнаружила, что он ушел не с пустыми руками. Он захватил с собой копию «кулинарной книги» Fairchild, в которой описывался способ производства ее транзисторов – другими словами, планарный процесс.
Из воспоминаний Нойса: «Позже мы узнали, что им был нанят кто-то не из Fairchild, а университетский преподаватель, или что-то вроде того, которого попросили изучить книгу. И мы получили подтверждение этому. Так что это было довольно скандальное дело».[10]
Эпизод с Болдуином отразился на Fairchild в двух аспектах. С одной стороны, это сделало компанию гораздо более бдительной по отношению к защите ее интеллектуальной собственности, прописыванию контрактов с работниками и взаимодействию с увольняемыми. Но был создан прецедент; и в то же время в сознании многих сотрудников Fairchild появилась мысль о том, насколько просто прошло увольнение Болдуина – и как быстро он нашел необходимый капитал для того, чтобы основать свою компанию.
Болдуин был заменен Чарльзом Спорком, сыном водителя такси из Нью-Йорка, который доказал свою полезность как производственный эксперт в General Electric. Спорк был длинным, слегка зловещим, даже когда был в хорошем расположении духа, и гораздо более расположен к действиям, чем к словам. Больше, чем кто-либо другой, Спорк имеет отношение к тому, что Fairchild стала настоящей компанией.
То, что было менее заметно для окружающих, но не менее важно, – это что Спорк часто разрешал те споры, которые не мог разрешить Нойс. Много лет спустя Спорк будет вспоминать, что «самая большая проблема Боба была в том, что он сильно затруднялся говорить “нет”. Если двое начальников отдела имели разные мнения насчет того, что им следует делать, то тот, кто приходил к нему последним, тот и был прав, потому что он всегда говорил “да”».
Эта слабость Нойса как руководителя более чем компенсировалась его гениальностью – частью его легендарной харизмы – в привлечении самых талантливых людей с почти бесконечной преданностью. Спорк занимался производством, Мур – развитием продукции в лабораториях, Том Бэй – маркетингом высоких технологий, а четвертый, наименее известный, Дон Роджерс, занимался продажами Fairchild и наймом важнейших людей. Одним из таких был Дон Валентайн, который сразу взял на себя офис продаж Fairchild в Южной Калифорнии. Валентайн, который мог бы стать, вероятно, самым успешным венчурным капиталистом среди всех (Apple, Atari, Oracle, Cisco, Google и прочих), в свою очередь, нанял ряд молодых продавцов и маркетологов. Вскоре они станут иконами Долины – бросающийся в глаза Джерри Сандерс (с которым Валентайн регулярно имел конфликты), А. К. «Майк» Марккула (который впоследствии станет третьим основателем Apple Computer), Джек Гиффорд (Intersil and Advanced Micro Devices).
Достижение компанией уровня тех инноваций и успеха, которого достигли совсем немногие раньше и позже нее, во многом стало возможным благодаря талантам этих молодых людей – никому из них на тот момент не было больше тридцати – среди сотен других, которые поступили в Fairchild в ранние шестидесятые. На самом деле с 1961 до 1963 года. Fairchild была одной из самых заметных компаний в истории бизнеса, и, вполне возможно, здесь была самая плотная концентрация научных и деловых талантов – в такой маленькой, молодой компании. Именно об этих годах думали ностальгирующие Fairchildren – дети Fairchild. Достигнув успеха в мире бизнеса, они спрашивали себя: а что было бы, если бы они смогли остаться вместе и править миром полупроводников не одним поколением?
То, что делает Fairchild в эту эпоху такой живучей легендой, – это не только технологии исторического значения или даже умопомрачительная концентрация будущих лидеров индустрии и магнатов. Нет. Это – совершенное безумие: кутеж, вечеринки, культура составления правил по мере их необходимости в Fairchild в ее золотые годы.