— На какую же, господин Шул?
— ПРИНЦ Шул. Во-первых, Рыцарь не ожидает ни малейшей угрозы со стороны смертных. Подобно вадхагам, Повелители Мечей стали в последнее время чересчур благодушны, господин Корум. А мы-то все куда-то стремимся, карабкаемся, падаем, расшибаемся… — Шул захихикал. — И планета наша продолжает вертеться…
— Неужели, вскарабкавшись на ту высоту, к которой так стремишься, ты не боишься сорваться?
— Конечно, нет! Мне нечего будет опасаться… по крайней мере, несколько миллионов лет. Ведь я могу подняться так высоко, что стану управлять всем многообразием миров во Вселенной! Стану первым действительно всемогущим и всеведущим богом! Ах, в какие игры смогу я тогда играть!
— Мы, вадхаги, никогда не увлекались мистикой, — перебил его Корум, — однако, насколько я понимаю, все боги считают себя всемогущими и всеведущими.
— Нет-нет, есть определенные пределы. Некоторые божества — из пантеона мабденов — почти всемогущи в том, что касается этого народа. Например, Пес или Рогатый Медведь. Они способны распоряжаться, если захотят, жизнью и смертью мабденов. Однако ни о моих делах, ни тем более о делах Рыцаря Мечей они и представления не имеют. Тогда как Рыцарю Мечей ведома большая часть событий, происходящих в наших пяти плоскостях, за исключением тех, что имеют место на моем замечательном, прекрасно защищенном острове. К сожалению, наступила Эра богов, господин Корум. Их очень много, больших и малых, они прямо-таки кишат во Вселенной. Когда-то было совсем иначе… Иногда мне кажется, Вселенная прекрасно обошлась бы вообще без богов!
— Я тоже так думал когда-то.
— Это еще вполне может осуществиться. На то нам и дан разум, — Шул погладил себя по голове. — С помощью мышления создаются божества, а божества помогают развитию мышления. Должны же существовать такие периоды, — я называю их мимолетными — когда мысль просто отсутствует? Развитие разума или его отсутствие, в конце концов, совершенно не отражается на Вселенной! — глаза Шула сверкали. — А я попробую противопоставить нечто самой природе Вселенной! Я изменю все условия ее существования! Ты мудро поступаешь, помогая мне, господин Корум.
Корум нервно дернул подбородком: гигантский кроваво-красный тюльпан, почему-то весьма зубастый, щелкнул челюстями прямо у него перед носом.
— Я сомневаюсь в возможности этого, Шул. Впрочем, у меня ведь нет выбора.
— Вот именно. Или, по крайней мере, выбор твой очень и очень ограничен. Я всегда предпочитал не делать выбора по принуждению, сколь бы широкую перспективу ни разворачивали передо мной, господин Корум.
— О да, — иронично заметил принц, — ведь все мы смертны.
— Говори за себя, вадхаг!
Часть третья, В КОТОРОЙ ПРИНЦ КОРУМ ДОБИВАЕТСЯ ТОГО, ЧТО ОДНОВРЕМЕННО И НЕВОЗМОЖНО, И НЕЖЕЛАТЕЛЬНО
ГЛАВА ПЕРВАЯ СТРАНСТВУЮЩИЙ БОГ
Уйти от Ралины оказалось непросто. Когда он обнимал ее, она была холодна как лед и чрезвычайно напряжена. Глаза ее светились не любовью, а страхом и тревогой.
У Корума сжималось сердце, но выхода не было.
Получив от Шула весьма причудливой формы лодку, он вышел в море. Вскоре берег скрылся из виду. Никаких навигационных приборов у Корума не было, имелся лишь кусок природного магнита, по которому он и ориентировался, держа курс на Беспредельный риф.
Будучи вадхагом, он понимал, что ведет себя неразумно. Однако, встав на точку зрения мабденов, чувствовал, что поступает правильно. В конце концов, теперь он жил в мире мабденов и должен был научиться воспринимать его так же, как и они, если вообще хочет выжить. И кроме того — Ралина! Она была для него в жизни всем. Кроме того, Корум никак не мог поверить, что остался последним представителем своего народа. Раз колдуны, вроде Шула, обладают таким могуществом, значит, должны существовать и более могущественные силы. Природа порой преподносит невообразимые сюрпризы. Например, могут быть остановлены или запущены в обратном направлении планеты. А события минувших лет могут не только дать неожиданные результаты, но и восприниматься с точностью до наоборот. Корум намерен был во что бы то ни стало выжить и, живя, учиться всему новому.
«Вполне возможно, — думал он, — я еще обрету достаточные знания и силы, чтобы осуществить свою заветную мечту, — сделать этот мир вновь приемлемым для вадхагов. Это было бы в высшей степени справедливо!»
Лодка была окована металлическими пластинами с асимметрично разбросанными, неизвестными Коруму изображениями. Металл этот слабо светился по ночам, испуская тепло, столь необходимое усталому путешественнику. Плавание явно затягивалось. Единственный квадратный парус суденышка был сделан из парчи, пропитанной неким загадочным, тоже светившимся во тьме веществом, которое, кроме того, заставляло парус самостоятельно менять галс. Коруму оставалось лишь сидеть, закутавшись в алый плащ, да время от времени сверяться со своим единственным «прибором» — куском магнитной руды, подвешенном на шнурке и имевшем форму стрелы, острие которой всегда смотрело на север.
Он много думал о Ралине, о своей любви к ней. Такой любви никогда прежде не бывало между вадхагами и мабденами, и соплеменники Корума, скорее всего, с презрением отнеслись бы к его духовному «падению». Ну а мабдены сочли бы это самым обычным делом — влечением самца и самки. Однако это была настоящая любовь: Ралина была ему ближе всех вадхагских женщин, каких он когда-либо знал. Он прекрасно понимал, что ее ум и утонченность чувств ничуть не уступают его собственным, а порой и превосходят их. Но порой даже догадаться был не в состоянии, что у нее на душе, не знал, как она воспринимает грядущую судьбу, как воздействуют на нее верования и суеверия, свойственные ее народу.
Ралина, безусловно, знала мир мабденов гораздо лучше, чем он. Возможно, ее сомнения, связанные с этим миром, были не напрасны… Ему же, Коруму, еще предстоит многое понять, многому научиться.
На третью ночь он все-таки уснул, держа свою новую руку на руле. А утром его разбудило яркое солнце, бившее прямо в глаза.
Впереди виднелся Беспредельный риф.
Он расстилался, казалось, от одного края неба до другого, полностью закрывая горизонт. Похоже, среди острых, как клыки, скал, что вздымались из пенящихся морских волн, не было ни пролива, ни бухты.
Шул предупреждал, что найти проход на ту сторону этой гигантской гряды скал чрезвычайно трудно, и теперь Корум понял, почему. Это была не просто гряда скал. Риф представлял собой как бы единое целое, странный монолит, созданный не природой, а неким разумным существом в качестве препятствия, бастиона, способного защитить определенную часть моря от непрошеных гостей. Возможно, риф создал сам Рыцарь Мечей.
Корум решил плыть вдоль нагромождения скал на восток, надеясь обнаружить хотя бы крохотную бухточку, где можно было бы причалить, а потом, если удастся, волоком перетащить лодку через камни.
Он плыл четыре дня без сна и отдыха, однако так и не нашел ни бухты, ни пролива меж скал.
Легкий туман, чуть подсвеченный розовым, висел над водой, скрывая все вокруг. Корум старался держаться от Беспредельного рифа подальше, ориентируясь по своему магниту и звукам прибоя. Вытащив нарисованные на пергаменте старинные карты, он попытался оценить сложившуюся ситуацию. Карты были сделаны довольно грубо и весьма приблизительно, но это были лучшие карты, что нашлись у Шула. Сейчас Корум вроде бы приближался к проливу, отделявшему риф от страны, значившейся на карте под названием Кулокрах. Шул оказался не в состоянии хоть что-либо рассказать о ней достаточно внятно, лишь сообщил, что населяет ее народ рагха-да-кхета.
Корум внимательно изучал по карте береговую линию, надеясь обнаружить хоть маленький заливчик, но тщетно. Вдруг лодку начало сильно качать, и Корум стал в изумлении озираться, пытаясь определить источник столь сильного волнения. Где-то далеко гудел прибой, потом послышался совсем иной звук — с южной стороны. Корум во все глаза всматривался в туман.
Звук походил на равномерные шлепки или шаги по воде, словно кто-то переходил вброд довольно глубокий ручей. А что, если это плещется какое-нибудь морское чудовище? Кажется, мабдены знают о существовании подобных чудовищ и до смерти боятся их. Корум изо всех сил уперся в борта руками, пытаясь уменьшить болтанку, но лодку упорно сносило на скалы.
Звук теперь слышался совсем близко. Корум поднял свой длинный меч и приготовился к бою.
И тут он наконец разглядел в тумане очертания какой-то громоздкой фигуры, скорее, пожалуй, человеческой. И великан этот тащил не что-нибудь — рыбачью сеть! Так значит, здесь довольно мелко? Корум перевесился через борт и погрузил в воду меч, пытаясь достать до дна, но, разумеется, не достал. Вода была прозрачной, и дно было ясно видно, но глубина явно была большая. Корум снова посмотрел на человека с сетью и догадался, что в тумане глаза подвели его: великан был по-прежнему далеко от него, просто — теперь это стало ясно — он просто немыслимых размеров, гораздо больше, чем Великан из Лаара. Так вот чьи шаги подняли на море такое волнение!
И тут он наконец разглядел в тумане очертания какой-то громоздкой фигуры, скорее, пожалуй, человеческой. И великан этот тащил не что-нибудь — рыбачью сеть! Так значит, здесь довольно мелко? Корум перевесился через борт и погрузил в воду меч, пытаясь достать до дна, но, разумеется, не достал. Вода была прозрачной, и дно было ясно видно, но глубина явно была большая. Корум снова посмотрел на человека с сетью и догадался, что в тумане глаза подвели его: великан был по-прежнему далеко от него, просто — теперь это стало ясно — он просто немыслимых размеров, гораздо больше, чем Великан из Лаара. Так вот чьи шаги подняли на море такое волнение!
Корум хотел было попросить великана обойти его стороной, чтобы волной не затопило лодку, но передумал. Насколько ему было известно, великаны редко бывают дружелюбны по отношению к простым смертным. Великан из Лаара был среди них исключением.
Огромный рыбак, немного сменив направление, продолжал тащить в тумане свою сеть. Теперь он оказался у Корума за спиной. Лодку уже довольно сильно отнесло в сторону от Беспредельного рифа и продолжало нести почти точно на восток. И Корум, как ни старался, не мог сменить направление. Он пытался менять галс, орудовал рулем — ничто не помогало. Он словно попал на стремнину бурной реки неподалеку от водопада. Бороться с водными вихрями, созданными великаном, Коруму было не под силу.
Ему оставалось лишь отдаться на волю волн. Великан снова скрылся в тумане, направляясь куда-то в сторону Беспредельного рифа. Возможно, там он и обитал.
Как акула, идущая по следу, скользнула лодочка Корума по волнам и внезапно вырвалась из тумана на яркое солнце.
И тут Корум увидел берег. Острые утесы нависали прямо у него над головой.
ГЛАВА ВТОРАЯ ТЕМГОЛЬ-ЛЕП
Тщетно пытался Корум повернуть лодку, вцепившись шестипалой левой рукой в руль, а правой — в шкот, Раздался скрежет, лодка содрогнулась и начала заваливаться на борт. Корум едва успел схватить лук и меч, и лодка перевернулась.
Он оказался в воде и сперва чуть не захлебнулся, полным ртом глотнув воды. Потом Корум почувствовал, как его тело тащит по гальке, и попробовал встать и сопротивляться волне, упрямо увлекавшей его в море. Заметив подходящий выступ, он уцепился за него, выронив при этом лук и колчан со стрелами, которые тут же унесло волнами.
Начался отлив. Оглянувшись, Корум увидел вдали свою лодку. Он отпустил скалу и встал на дно. Здесь было уже совсем мелко. Корум поправил шлем и перевязь. Ощущение полнейшей и предначертанной судьбой неудачи начинало овладевать его душой.
Он прошел немного по берегу и уселся под высоким черным утесом. Итак, он выброшен на этот неведомый берег, его лодку унесло в море, и теперь добраться до цели, находящейся где-то в безбрежных просторах океана, совершенно невозможно.
Вспомнив о новом глазе и о том, что он видел, Корум вздрогнул и коснулся прикрывавшей глаз повязки.
Только сейчас он понял, что, приняв дары Шула, принял и логику его мира. И теперь ему от этого никуда не деться.
Вздохнув, Корум встал и внимательно осмотрел утес. Взобраться на него здесь было невозможно. Тогда он пошел вдоль берега по серой гальке, надеясь где-нибудь все-таки подняться наверх и оттуда посмотреть, где же он оказался.
На свою новую руку он на всякий случай надел одну из латных перчаток, вспомнив, что Шул говорил ему о необычайном могуществе руки Квилла. Корум по-прежнему лишь наполовину верил словам Шула, однако ему вовсе не хотелось в данный момент проверять их правдивость.
Больше часа брел он вдоль берега, пока, обогнув мыс, не вышел к заливу, где скалистый берег был довольно пологим. Начинался прилив, волны уже заливали полосу гальки. Корум бросился бежать.
Добравшись до пологого склона, он остановился, чтобы перевести дыхание. Вовремя же он успел! Волны кипели уже почти у самых скал. Корум легко взобрался наверх и увидел город.
Он весь, казалось, состоял из куполов и минаретов — белоснежных, сверкавших на солнце. Но приглядевшись, Корум понял, что они вовсе не белые, а покрыты разноцветной мозаикой. Никогда он не видел ничего подобного!
Некоторое время он колебался, не зная, то ли обойти город стороной, то ли войти в него. Если люди там достаточно дружелюбны, то, может быть, ему удастся достать там лодку? Впрочем, если это воинственные мабдены, то дружелюбия ждать не приходится…
А вдруг это тот самый народ рагха-да-кхета, государство которых помечено на карте Шула? Но ведь и карты тоже унесло вместе с перевернувшейся лодкой!.. Отчаяние вновь охватило Корума.
Он все-таки решил пойти в город.
Не прошло и десяти минут, как его окружил отряд вооруженных всадников. Воины сидели верхом на длинношеих пятнистых животных с закрученными рогами и кожистыми сережками, как у птиц. Долговязые ноги их, впрочем, двигались весьма проворно. Сами воины тоже были долговязые, ужасно худые, с маленькими круглыми головами и круглыми глазами. Это явно были не мабдены, не были они похожи и ни на один другой из известных Коруму народов.
Он остановился и стал ждать. Собственно, ему ничего другого и не оставалось. Интересно, враги это или нет?
Воины молча глядели на него своими огромными круглыми глазами. Носы и рты у них тоже были округлые, а на лицах застыло выражение постоянного изумления.
— Оланжа ко? — сказал один из них в изысканно вышитом плаще с капюшоном, отделанном яркими перьями; в руках он держал странную дубинку, похожую на коготь огромной птицы. — Оланжа ко, драджер?
Корум ответил на том упрощенном языке вадхагов и нхадрагов, которым чаще всего пользовались мабдены:
— Я не понимаю.
Существо в украшенном перьями плаще по-птичьи склонило голову набок и смолкло. Остальные воины, одетые похоже, хотя и не столь изысканно, тихонько переговаривались.
Корум указал на юг.
— Я приплыл оттуда, из-за моря, — теперь он говорил на обычном вадхагском.
Всадник в плаще с перьями внимательно склонился к нему, словно эти звуки показались ему более знакомыми, но потом отрицательно покачал головой: он явно не понимал ни слова.
— Оланжа ко?
Корум тоже отрицательно покачал головой. Всадник озадаченно посмотрел на него, потом велел одному из своей свиты спешиться:
— Мор наффа!
Тот послушно спрыгнул на землю и длиннющей своей рукой пригласил Корума взобраться в седло.
Корум неуклюже взобрался на спину длинношеего животного, пытаясь устроиться поудобнее на шатком и слишком узком седле.
— Ходж! — вождь повелительно взмахнул рукой и повернул своего «коня» к городу. — Ходж… ала!
Животные побежали трусцой; за ними пешком поплелся и тот, кого только что ссадили на землю.
Город окружала высокая стена, украшенная геометрическими рисунками, поражавшими многоцветьем красок. Всадники въехали в высокие и узкие ворота, миновали настоящий лабиринт из глухих стен и двинулись по широкой улице, обсаженной цветущими деревьями, ко дворцу в центре города.
У входа во дворец все спешились, и слуги, такие же высокие и тощие, как воины, и тоже с навек изумленными лицами, увели седловых животных. Корум в сопровождении воинов стал подниматься по высокой — более сотни ступеней — лестнице, ведущей в огромный зал. Рисунки на стенах зала были не столь пестрыми и куда более изысканными, чем на городской стене. Они были выполнены в основном золотой, белой и светло-голубой красками. Искусство это, хотя и несколько варварское, с точки зрения вадхага, было все же поистине прекрасно, и Корум любовался рисунками от всей души.
Они пересекли зал и оказались во внутреннем дворике, окруженном крытой галереей с колоннами. В центре дворика бил фонтан.
Под балдахином высился величественный трон с высокой, суживавшейся кверху спинкой. Трон был золотой, с орнаментом из рубинов. Воины, сопровождавшие Корума, вдруг резко остановились, и почти сразу же между колоннами возникла высокая фигура, казавшаяся еще выше из-за немыслимого головного убора из павлиньих перьев. Человек этот к тому же был в пышном плаще, тоже украшенном великолепными перьями; из-под плаща виднелась длинная рубаха из тонкой золотистой материи. Человек занял место на троне: видимо, это и был правитель неизвестного города.
Он о чем-то быстро спросил командира отряда, а принц вежливо ждал, стараясь ни в коем случае не выказать ни малейшего намека на враждебность или хотя бы нетерпения.
Наконец король обратился к Коруму. Он, похоже, знал довольно много языков, и через некоторое время принц услышал знакомые слова, произнесенные, однако, со странным акцентом:
— Ты из племени мабденов?