— Вы боитесь меня?
— Нет.
— Врёте?
— Да, нет.
— Хорошо. Вас ограбили?
— Да.
— Много денег взяли?
— Да.
— И вы не хотите идти домой?
— Да.
— Тёща достала?
— Да.
— Ждёт денег?
— Да.
— Хорошо я вам помогу. Идите, садитесь. — Ряженый указал в угол, где стоял велотренажёр, от которого тянулись провода. — Крутите педали, как можно быстрее.
— Зачем?
— Будите генерировать мои мысли. — Ряженый повёл приклеенными бровями.
— Что, что?
— А–а–а, — Ряженый снова рассердился. — Мне за неуплату отключили ток, и вы будете его вырабатывать. Ясно?
— Да.
— Я хочу вам безвозмездно помочь. Вот, смотрите. — Смахивая пылинки, указал ряженый. — Моё детище, станок для печатанья денег. — Усмехнувшись, ряженый снял чехол. — Таксист, который вас сюда привез мой брат. Поддонок, он грабит, а я спасаю его заблудшую душу.
— Даже не знаю, соглашаться ли мне, — Эрик хотел, отказавшись, уйти. — Мне показалось, что вы следователь. А за фальшивые деньги могут и посадить.
— Когда кажется, креститься нужно. — Ряженый хитро сощурился. — А что касается денег. Кто вам сказал, что они фальшивые? — от удовольствия ряженый свистнул. — Бумага, краски и т. д., лучше не бывает, всё из «Банкнотного двора». Так что давайте, крутите педали. Ну, поехали, поехали, поехали…
Эрик оседлал велотренажер, неумело перекрестился, и, нажав на педали, ускорился на ровном месте.
— Быстрее!
Эрик прибавил.
— Ещё! Вам нужно разогнаться до пятидесяти километров. Только тогда я смогу гарантировать качество.
Во главе праздничного стола восседала тёща. По ранжиру, слева и справа от её полнотелых рук, сидели многочисленные родственники и один случайный гость.
Эрик вошёл незаметно с чувством собственного достоинства.
Телевизор завис на очередной серии. Застывшая картинка с пейзажем палящего солнца расплавила экран, добавив сидящим жару.
— Ну и парилка, — встав, случайный гость поднял руку, словно голосовал против жары. — Я…
— Сиди! — скомандовала тёща.
— Не надо мне затыкать рот! — случайный гость открыл рот шире. — Меня тут просили приударить за вашей женой, но я отказался, потому что я, подрабатывая детским урологом–андрологом, давал клятву Сократа.
— Гиппократа. — Поправил кто–то.
Она уже беременная. Кстати, от вас! — случайный гость кивнул в сторону Эрика. — Три недели это вам не хухры–мухры. Берегите её…
— Дурак! — констатировала тёща.
— Вот. — Довольный Эрик достал конверт. — Деньги…
— Ты… — тёща сделала над собой усилие. — Ты принёс деньги?!
— Да, много денег…
— Давай их немедленно сюда! — разорвав конверт, тёща обнажила наличность. — Так, это Лёве. Лёва забирай. Это тебе Клава. Надя, получи… Верунчик, возвращаю долг. Андрей, держи хвост добрей. Бери, бери не стесняйся…
Дверь оказалась не заперта и в неё кто–то вошёл. Под ногами хрустел попкорн.
— Всем оставаться на местах! — скомандовал моложавый сержант. В его движениях угадывалась лёгкость характерная тренированным людям. — Понятые проходим. Телевизионщики, ну, давайте вашу камеру. Так, где корреспонденты, пишущая и прочая братия? Проходим, и не краснеем…
У тёщи отвисла челюсть. Закрыв глаза, Эрик опять испугался. Гостиная наполнилась аптечным запахом и случайными людьми.
— Так, эксперты, проверяем деньги, — не унимался сержант. — Ну что?
— Всё чисто… — сказал кто–то. — Фальшивых нет.
— Работаем! — сержант встал напротив камеры. — Уважаемые дамы и господа! Мы находимся в квартире одного служащего, который сегодня получил большую премию, подчеркиваю, получил наличными. Благодаря нашему президенту кризис неплатежей миновал, деньги снова текут в народ. Ура! Товарищи. М–м–м. Господа, Ура, ура, ура…
ПРО ХВОСТ
За несколько минут до наступления вечера Василий, чиновник по госзакупкам, проникся ненужной спешкой. Взглянув на настенный циферблат, он в суете сует прошёлся по кабинету туда–сюда, затем поспешил сверить время с наручными часиками. Они, ориентируясь на швейцарское эталонное время, всегда показывали точно, а вот настенные, витая в провинциальных облаках, притормаживали. Разница в несколько минут расстроила его настолько, что он вынул из–за пазухи камушек и, отсчитав от стены, на глазок метров пять, прицелился. Стрелки циферблата, отделавшись лёгким испугом, ускорились (именно в них метил Василий), но разница в несколько минут всё равно сохранилась, так как эти часы были из глубинки, где, собственно, и родился Василий. Часы с разницей в несколько минут, чтоб не забывал родовые корни, ему подарила бабуся (так он её называл). К ней, собственно, чиновник и поторапливался.
Ручные часики, заведённые на вечер, приметно свистнули, напомнив Василию о деньгах, которые необходимо было захватить. Циферблат же, не умеющий свистеть, в знак протеста, произвёл скрежет шестерёнками, похожий на кашель заядлого курильщика.
Так как рабочий день, так или иначе, закончился, Василий передумал бросаться камушками. Выйдя из кабинета, он сунул камушек обратно за пазуху.
Приёмная была пуста. Лишь на диванах, где сидели посетители, от ягодиц остались специфические разнокалиберные вмятины.
Увидев у секретарши на столе табличку «Ушла в ясли за ребёнком», чиновника передёрнуло, так как её ребёнок пака не родился. И не должен родиться, потому что Василий требовал прервать беременность.
Грубый шантаж секретарши произвёл впечатления, левый глаз Василия бессознательно задёргался. Порывшись в ящике её стола, он кое–как нашёл приемлемую для себя табличку «Ушла на консультацию к гинекологу».
«Лучше договориться по–хорошему, — положив деньги в ящик, Василий немного успокоился, но тот, в свою очередь, не хотел закрываться, поэтому пришлось добавлять.
Чиновник уже уходил, как вдруг:
— Апчхи…
— Кто здесь?!
Василий вздрогнул и, взглянув в сторону «чиха», насторожился. За шторой кто–то прятался.
— Я…
— Кто это я?
Из–за шторы вышла невысокая, полная девушка, чуть смущённая, возможно, тем, что для неё этот разговор должен был начаться как–то по–другому.
— Меня зовут Валя, я насчёт памперсов.
— А–а–а! Я же вам всё сказал: памперсы для доярок мы уже закупили! — Василий неосознанно повысил голос. — Девушка, тема закрыта.
— Но наши памперсы дешевле, — настаивала Валя, — потом не забывайте они отечественные.
— Только не нужно обвинять меня в антипатриотизме. А качество, где? — Василий выглядел убедительно. — В закупках всё решает качество! Потом поставленную задачу: поднять производительность труда у доярок за счёт ликвидации времени на отправления естественных надобностей мы выполнили.
— Но…
— Главное для страны молоко, так что, пожалуйста, без но… — Василий направился к выходу. — Простите, рабочий день закончен, мне пора.
— Но последние испытания показали, — Валя преградила чиновнику дорогу. — Наши памперсы впитывают лучше.
— Тогда дождитесь нового тендера, — Василий заложил вираж. — Будьте терпеливее.
— Отмените сделку.
— Это невозможно.
— Я буду жаловаться.
— М–м–м, зря.
Выскочив наружу, где в февральском вечере рассыпалась ледяная, манная крупа, от которой пахло бакалеей, чиновник юркнул в проходной двор. И хотя до кладбища, где рядом жила бабуся, было рукой подать, Василий, естественно, осторожничал, поэтому и решил дать круголя. Ему мерещилось, что кто–то идёт следом.
На набережной он поймал такси, предложив водителю за конспирацию трёхкратную оплату.
Таксист многозначительно кивнул.
— Так, пока едем прямо. — У Василия был чёткий план. — Так, на следующем перекрёстке нужно показать поворот влево, а повернуть направо. На другом перекрёстке сделать всё с точностью до наоборот.
Таксиста затрясло. Он закинул голову назад и воем старой волчицы, которая зазывает молодого щенка, от досады взвыл. Затем, включив аварийку, резко затормозил.
— Что, что такое?! — ударившись лбом, Василий простонал:
— М–м–м, что вы воете, чёрт?
— Потому что вы третий нормальный пассажир, которого я не повезу.
— Вы хотите сказать: не…
— Ну что вы, — таксист грустно улыбнулся, — это я ненормальный, отказываюсь от таких бабок. Перед вами ко мне сел китаец, который попросил всю дорогу вилять из стороны в сторону. Я ни в какую. Тогда, он увеличил плату за проезд в пять раз, и предложил к тому же новенькие юани, а это валюта сейчас самая крутая.
— Тогда поехали, у меня тоже есть юани.
— Тогда поехали, у меня тоже есть юани.
— Ну а как же ваши шпионские штучки?
— Никак. Поедем всё время прямо.
— Спасибо, — сказал таксист и после небольшой паузы тихо добавил:
— Писать доносы неблагодарное дело.
— Что, что?
До таксиста дошло, что он проговорился, поэтому покраснев от смущения, он, будто от зубной боли, прикрыл рот рукой и многозначительно промолчал.
Усевшись удобно, в панцирь маленького «жука», Валя продолжала следить за объектом. Такси тронулось. Включив, на всякий случай противотуманные фары, потому что туман в голове мешал сконцентрироваться, она поехала следом.
Всю дорогу Василий и таксист, мысля каждый о своём, молчали. Первый, хотя и крутился по сторонам, молчал в поиске идей, второй, прожигая взглядом одну точку, молчал, размышляя, что если юани пассажира будут мелкие и затёртые, то обязательно накатает донос на этого кривляку.
Василий первым заметил, что белые каракули дороги перестали накручиваться на колёса и застыли, словно холодец. Встречный ветер, перестав испытывать давления авто, сдулся, и перешёл на боковую. И хотя таксист по–прежнему крутил баранку, машина банально заглохла.
— Вы разве не чувствуете, что мы стоим?! — спросил Василий.
— Ещё как чувствую. — Словно подскочив на кочке, таксист сымитировал движение. — Мотор здесь всегда отрубается.
— Где здесь?!
— На городском кладбище.
— Так что вы прыгаете как кузнечик?
— Я всегда хочу проскочить это место, но моя «ласточка» всегда — фьють, и глохнет. Ничего не поделаешь, боится жмуриков.
— Кого?
— А–а–а. Покойников. — Таксист закурил. — Сменщик мой, царство ему небесное, гонял на ней как сумасшедшей. В общем, разбился он, в лепешку… Сутки пролежал в машине, пока нашли. А «ласточке», каково чувствовать это месиво? Фу–ты. Жуть.
— Ну а мне теперь, что прикажете делать, а–а–а? Пешком идти? — Василий покачал головой. — Дурдом какой–то…
— Так мы почти приехали. — Таксист снова подпрыгнул. — До вашего дома через кладбища, напрямик, минут пять — небольше. Вон туда. — Таксист (некрасиво) указал пальцем. — По дорожке.
— Да ну вас! — Василий начинал закипать. — Возьмите ваши юани и… мотайте отсюда.
— Хотите, я пойду за вами следом? — Таксист даже привстал.
— Ни в коем случае!
— Постойте, у вас нет новых банкнот?! — Таксист и так и сяк недовольно крутил деньги.
— С собой нет…
— Дайте новые!
— Где я вам возьму вам новые юани?! Всё новое у меня дома.
— Если что случиться, — таксист изобразил язвительную усмешку, — то я не виноват.
Сугробы снега, нанесённые порывами бокового ветра, придавали местности, куда незаметно вписалось городское кладбище, правильный профиль. Поэтому когда Василий боком вылез из машины, ветер, словно опытный фотограф, сделал несколько попыток правильно спрофилировать объект, так сказать, по образу и подобию. Но чётко получился только профиль лица, а всё остальное казалось расплывчатым.
Расплывчатым казался и Валин «жук». Ветер в этом месте из крупинок снега сплёл материю напоминающую тюль. «Жук» стоял в ста метрах от такси, словно в паутине — законсервированный, правда, мотор продолжал жужжать на повышенных, хоррорных тонах.
В наше время можно заразиться не только насморком, но и страхом.
Чиновник уходил под пристальным взглядом Вали. Таксист семенил вдогонку.
«Пора», — вылезая из «жука», прошептала Валя и устремилась за чиновником по горячим следам.
Бабуся стояла у окна, словно у огромного экрана, и наслаждалась ночью. На подоконнике дымилась сигарета. Она понимала, что охватить взглядом жизненное пространство уже не реально; годы брали своё, пожалуй, даже ни годы, а дни, часы, минуты. Взгляд был сосредоточен. На городском кладбище велись ночные работы, и бабуся за ними подсматривала. Хорошо когда могильную гранитную плиту меняют на дубовый православный крест.
Представьте, на вашем вечном месте, хотя «вечное» — понятие растяжимое, но всё ровно на вашем месте, ещё долго, будет выситься дубовый крест.
Дом, где жила бабуся, находился в шаговой доступности от кладбища. Поэтому Василий дошагал быстро, без задержек. Пустяковая проблема возникла уже в подъезде. Строители замостили лестничную площадку кладбищенскими плитами, на которых, естественно, проглядывали даты рождения (прихода) и смерти (ухода), вызывая у прохожих поминальные мысли, а у одежды трепет. Проходя мимо, Василий чувствовал себя не в своей тарелке, потому что пальто, словно смирительная рубашка, сковало движения, костюм зашёлся складками, ботинки предательски скрипнули, а шнурки, будто два гельминта, повели себя развязно.
На лестничной площадке, рядом с бабусиной квартирой, стоял гроб, упакованный в красочную коробку и перевязанный зачем–то красно–чёрной лентой.
Василий снял ленту и оторвал ценник, коробка приобрела вид подарочный.
Когда внук входил в бабусину квартиру, до него снизу долетело бранное эхо. Кто–то нецензурно выразился.
Оказавшись в полумраке, чиновник подумал: «Ещё жива». Вот если бы мрак заполнил комнаты, тогда конец. Незавершённость действия угадывалось во всём: полузакрытые зеркала, окно полуоткрытое, полуночный свет на дымящейся сигарете, на половину съеденный ужин.
В полутонах кровать; с трудом угадывается тело, только лица не видно.
Василий наклонился.
— У–у–у! Хи–хи–хи.
— Ах!
Василия тряхануло.
Кто–то схватил его за подмышки.
— Бабуся! Ты с ума сошла. Зачем встала?
— В туалет.
— А памперсы?
— Отправила дояркам. Хи–хи–хи. Тоже придумали, идиоты. Памперсы. В мои годы все в орденах ходили, а сейчас в памперсах. — Бабуся снова засмеялась и полезла под одеяло. — Почему опоздал? Что опять хвост?
— М–м–м. Нет.
— Врешь…
— М–м–м, Да нет.
— Ну ладно, рассказывай сказку. — Бабусины глаза замерли. — Только не начинай с «жили–были».
Он хорошо помнил её сказки рассказанные ночью. Помнил всё: заботу, ласку, воспитание. Если бы не она, кем бы он стал? Это она сделала из него ЧЕЛОВЕКА.
— Ну чего молчишь? Рассказывай…
— Кх–кх–кх. — Василий уселся в кресло. — М–м–м…
Ничем не примечательный февральский вечер отметился лишь коротким ливнем, который, ударившись о землю, был быстро заморожен. Мороз к вечеру, естественно, крепчал. Поэтому зима запечатлелась внешне точно, но идейно не осмыслила изображенной действительности.
Глазурованные деревья, будто…
— Какие деревья? — спросила бабуся.
— Глазурованные. Ну, словно в глазури.
— А–а–а, дальше.
Глазурованные деревья, будто хрустальные, смотрелись как никогда красиво, но нежизнеспособно. Остроконечные застывшие брызги резали по живому, заставляя четвероногих друзей страдать. Наступило время гололёда. На спусках, мигая друг другу аварийными огнями, беспорядочно громоздились автомобили. Прохожие беспорядочно скользили и падали. Этот хаос вызывал усмешки у пьющих пиво отморозков.
— У кого? — снова спросила бабуся.
— У отморозков. Ну, дети замёрзли.
— А–а–а, дальше.
В одном из кинотеатров подходил к концу малобюджетный фильм, возможно, поэтому зрителей в зале становилось всё меньше и меньше. В центре зияла огромная плешь. В первых рядах дремали старушки — божий одуванчик — а верхние ряды, как обычно, были заняты сексуальноактивной молодёжью.
Ближе к краю, с позиции стороннего наблюдателя, смотрел кино обычный обыватель. Пока далекий от пенсионеров, но уже не близкий к сексуальноактивной молодежи, принимающий свой возраст за чистую монету. Он уже хотел встать и идти в кассу, чтобы вернуть билет и получить обратно хоть какую–то монету, но его опередили. Зрительница, сидевшая рядом, встала и, наступив соседу на ногу, сделала короткий шажок к выходу.
— Нельзя ли осторожнее? — попросил он.
— Извините, — сказала незнакомка и, протянув руку, представилась:
— Светлана.
— Её звали Валя, — прервала бабуся.
— Валя?
— Да. Валя
— Ну, почему Валя?
— Я так хочу.
— Хорошо, пусть будет Валя.
— Извините, — сказала незнакомка и, протянув руку, представилась: — Валя.
— М–м–м, Сергей, — немного пристав ответил рукопожатием сосед.
— А его звали Василий. — Голос бабуси звучал, словно с того света. — Не спорь со мной…
— Ладно, ты только не нервничай. — Заелозив в кресле, Василий продолжил:
— Чепуха, а не фильм, — сказала Светлана.
— Валя!
— Бабусь, извини, конечно, Валя.
— Чепуха, а не фильм, — сказала Валя.