6
Татем и Черри получили приглашение на обед от своих друзей Виктории и Майлза. Виктория была визажисткой, а Майлз художником–декоратором на Би–би–си. Они нажали кнопку домофона, и дверь с дребезжанием открылась. В голосе Виктории слышались какие–то плаксивые нотки, но с этими домофонами такое случается — они всегда искажают звуки.
Татем и Черри поднялись по лестнице и постучали в дверь. Та отворилась, и голая Виктория с рыданиями бросилась в объятия Татема. Татем попытался ее утешить, не прикасаясь руками к различным частям ее тела, в результате чего дело кончилось тем, что он начал гладить ее внутренней стороной предплечий, усердно выпячивая при этом зад, чтобы не тереться пахом о треугольник ее густых черных лонных волос.
— Вик, Вик, что случилось? — повторял он, но рыдания не давали ей произнести ни слова.
За ее обворожительным обнаженным плечом просматривалась квартира. Все было выдержано в черных тонах: черными были не только стены, но и мебель, вазы, цветы, картины, афиши, телевизор, пальто, висящие на вешалке, — в общем, всё.
— Так вы занимались декором, Вик? — спросил Татем.
Этот вопрос словно пробудил у Виктории дар речи.
— Это Майлз. Он потратил несколько месяцев, чтобы сделать декорации к этой постановке. А потом Клайв Хоул… он сказал, что хочет внести изменения в сценарий, типа чтобы главной героиней была собака, а не женщина, и чтобы все происходило не в Барнсли, а в Финляндии… ну и всякое такое. Поэтому Майлз вчера вернулся домой и сделал это, а теперь он в психушке и… О господи.
Из ванной с диким лаем выскочила большая черная собака.
— До вчерашнего дня он был далматинцем… — всхлипнула Виктория.
7
Клайв Хоул в сопровождении большой группы туристов двигался по длинному подземному коридору Телецентра.
— А это одна из наших новых цифровых монтажных, — пояснил он, указывая на одну из дверей. — Каждая машина содержит тысячу гигабайтов памяти и может осуществлять до десяти миллионов операций в секунду. Не хотите заглянуть внутрь?
— Нет–нет, мистер Хоул, вы и так уже потратили на нас уйму времени, — скороговоркой произнесла какая–то испанка. — Знакомство с главой сценарного отдела само по себе является потрясающим событием, Уолт Дисней Младший уж точно не стал бы водить нас по Диснейленду, по крайней мере не стал бы тратить на нас три часа…
— Это не составило мне никакого труда. Очень важно, чтобы налогоплательщики знали о положении вещей, в конце концов мы ведь существуем на ваши деньги.
— Ну не совсем, — возразила испанка, — потому что, видите ли, мы все являемся иностранными туристами.
— Да, но…
В этот момент одна из дверей распахнулась и в коридор вышел пожилой человек в длиннополом пиджаке, свидетельствовавшем об аристократизме его обладателя. При виде Клайва на его лице отразилось удивление, после чего он поспешно приблизился к нему.
— А‑а, Клайв, как кстати, — промурлыкал он с патрицианской ленцой. — Я уже несколько недель пытаюсь тебя поймать.
Клайву явно стало не по себе.
— Э‑э, а‑а… да. Позволь, я представлю тебя нашим зарубежным гостям. — Он повернулся к группе и произнес, указывая на своего собеседника: — Это сэр Маркус Уилби, он возглавляет наш финансовый отдел. — После чего, повернувшись к сэру Маркусу, начал представлять туристов: — Это сеньора Аснар из Севильи, мистер и миссис Номура из Кобе, Виллиджеры из Бойсе, штат Айдахо, мистер…
— Ладно–ладно, думаю, дамы и господа простят нас, если я отвлеку тебя на пару минут…
Туристы энергично закивали, и Маркус, взяв за руку сопротивлявшегося Клайва, повел его в сторону. Туристы не преминули воспользоваться предоставившейся возможностью и бросились наутек с такой скоростью, словно опаздывали на последний самолет из окруженного вьетконговцами Кхесана.
— Коридор не самое удобное место, чтобы говорить об этом, но, учитывая то, как тебя трудно поймать… — начал сэр Маркус. — На прошлой неделе я был на заседании совета директоров, и одним из первых пунктов в повестке дня стоял вопрос о расходовании средств…
Сердце Клайва забилось и затрепетало, как канарейка в клетке.
— Да, ну…
— И все сошлись во мнении, что ты, проделав огромную работу, еще и сократил расходы на создание новых программ…
Канарейка плюхнулась на пол, задрав лапки.
Клайв не знал, что ему делать. И внезапно у него возникло искушение перейти на испанский.
— Si, bueno, pero mis amigos esta… э‑э… м–м–м… да, нет, то есть да… мы стали меньше тратить на постановку новых шоу. Но хотя выпуск новой продукции, возможно, несколько сократился… э‑э… в действительности, на самом деле, через несколько месяцев… вот разве что…
Сэр Маркус снисходительно улыбнулся.
— Ну неважно, всегда ведь есть что поставить в программу. Я просто хочу сказать, что людям нужно смотреть телевизор. Какую бы чушь там ни демонстрировали. В конце концов, если народ лишить телевидения, ему придется смотреть на отвратительно ужасающую бессмысленность бытия, а этого никто не хочет, не так ли? — Сэр Маркус снова улыбнулся и похлопал Клайва по плечу: — Сокращение расходов — это замечательно, но теперь их пора увеличивать.
И, повернувшись, он двинулся прочь, напевая себе под нос увертюру «1812 год» Чайковского, удачно воспроизводя грохот пушек и победный колокольный звон московских церквей.
8
Черри не успела вернуться домой в свою душную квартиру после ночных занятий по кик–боксингу, как раздался телефонный звонок.
— Татем, Татем! — закричала она, но мужа дома не оказалось, и ей пришлось самой снять трубку. Несколько мгновений она молчала, слушая своего собеседника, потом произнесла пару слов и повесила трубку на рычаг. Когда через полчаса домой вернулся Татем, она сидела на большом белом диване.
— Татем, — сказала она, — тебе звонили. Боюсь, у нас плохие новости.
— О господи, что еще? — взвизгнул Татем.
— Звонила твоя сестра. У твоего отца удар, он в больнице в Ипсвиче.
— Слава тебе господи… я думал, это Клайв Хоул решил зарезать наш сериал…
И только тут, осознав, что сказал, он разразился рыданиями.
— Ты видишь, до чего он меня довел, — я уже радуюсь тому, что у папы удар. О господи… Господи… как мне плохо… я не хочу быть таким… не хочу… у меня опять начинается приступ страха… мне не хватает воздуха…
Татем взял «сааб» и отправился в Ипсвич. Благодаря позднему часу ему удалось припарковать машину прямо перед главным входом с огромными вращающимися дверями и обилием зелени за стеклянными перегородками. «По крайней мере, это хоть отвлекло меня от мыслей о Клайве Хоуле», — подумал он. И только потом он понял, что сама эта мысль свидетельствовала о том, что он не прекращал о нем думать. Тогда он начал размышлять о том, не тошнит ли растения от этого постоянного кружения дверей, и так незаметно добрался до регистраторской, где ему указали, как пройти к отцу на отделение интенсивной терапии. По коридору взад и вперед ходила его сестра Одри. Они обнялись.
— Как он?
— Ничего. Главное, как он будет себя чувствовать в ближайшие двадцать четыре часа, — его подключили ко всем возможным аппаратам, которые должны помочь. Заходи.
Она медленно и осторожно открыла ведущую в палату дверь, словно к той предыдущим недовольным пациентом была привязана граната, и они проскользнули внутрь.
Кроме отца Татема там находилось еще три пациента, каждый из которых был подключен к множеству аппаратов, — они словно вросли в стариков, опутав их паутиной проводов. Медсестра стояла склонившись над чьей–то неподвижной фигурой. Татем заранее подготовил речь для прощания с отцом, но успел произнести лишь: «Папа, я…» — в этот момент все аппараты вдруг заверещали и загрохотали. Палата словно заполнилась невидимыми звездолетчиками, которые наперебой начали кричать: «Тревога! Тревога! Внимание! Внимание! Перегрузка! Перегрузка!»
— Что это за ё‑моё, что происходит?! — закричала медсестра в совершенно несвойственной для медицинского персонала лексике. — Что это за энергетический взрыв?
Заметив Татема, она бросилась к нему и, распахнув его пиджак, обнаружила под ним два мобильника и три пейджера, прикрепленных к рубашке.
— Выключите это сейчас же! — заорала она.
— А что, если мне позвонит Клайв Хоул?
— Мне наплевать, кто вам там будет звонить! Выключайте!
Регулярная возня с мертвецами, оказывается, может придать молодой особе недюжинные силы; медсестра схватила Татема за руку и вышвырнула его за дверь.
— Если ты не хочешь угробить своего папочку, быстро вырубай это! — добавила она. — Ты что, не видел объявления? Вход с мобильными телефонами запрещен!
— Я не думал, что это относится ко мне…
— С чего бы это?
— Я работаю на телевидении…
По прошествии некоторого времени Татема снова впустили в палату. Его отец уже открыл глаза и теперь обратился к нему слабым голосом:
— Сынок, я должен кое–что сказать тебе — мне в этом призналась твоя мать перед смертью. Отнесись к этому спокойно. Я тебе не отец. Ты же знаешь, как твоя мать любила Кена Додда, считала его лучше всех на свете. Ну так вот, когда он играл в ипсвичском «Гомоне» в шестидесятых, она прошла за кулисы, и он пригласил ее в свою гримерку… ну и…
Татем не стал это слушать.
— Ладно, папа, прости, мне надо выйти и кое–что проверить, — порывисто сказал он.
Он встал и вышел из палаты. Старик снова откинулся на подушку, и после этих последних усилий с ним произошла еще целая череда ударов, которые лишили его дара речи.
Татем вышел из больницы и остановился в предутренней английской дымке, судорожно включая все свои телефоны и пейджеры и проверяя, нет ли на них каких–нибудь сообщений. Сообщений не было.
— Черт! — взвыл он и набрал номер.
— Здравствуйте… да, я абонент вашей службы, — произнес он, когда ему ответили. — Я жду… сообщения… и мне хотелось бы знать, не теряются ли они иногда… сообщения… из–за солнечной активности или еще из–за чего–нибудь? Нет? Понятно, ну спасибо.
Он замер с задумчивым видом, и тут к нему подошел человек внушительной комплекции.
— Привет.
— Привет.
— Я приехал для участия в шоу «Костолом II», устраиваемом Всемирной ассоциацией боев без правил. У меня сегодня выходной, и я хотел спросить, не знаешь ли ты здесь какой–нибудь круглосуточной сауны?
— Прости, дружище, я нездешний, — ответил Татем и двинулся обратно в больницу, оставив борца в полном недоумении.
9
Клайв Хоул сидел за столом и пытался сосредоточиться на чтении сценария Татема и Черри, но слова плясали у него перед глазами, разбегаясь черными кругами, как бывает, когда тебе кто–нибудь заедет в глаз. Он не знал, что ему делать. Осторожно положив сценарий на стол, он в отчаянии схватился за голову. Однако через несколько секунд раздавшиеся снаружи звуки вернули его к реальности. Через окно было видно, как рабочие восстанавливают поваленную секцию заграждения, через которую он совершал свои побеги. За работой наблюдала Черри. Потом она повернулась в сторону окон его кабинета и наградила его презрительным взглядом.
И тут у него родилась мысль — она мелькнула и начала испаряться, но он вцепился в нее, как в улетающего бумажного змея, и двинулся вслед за ней в небольшое полузаброшенное помещение, которое использовалось иногда для подготовки программ.
Клайв вышел в коридор первого этажа, который смутно помнил еще по тому времени, когда работал продюсером, и двинулся к двери с табличкой «Гримерная В». Внутри на высоких табуретах сидели несколько гримерш, рассматривавших фотографии своих кошек. При виде Клайва они оторвались от этого занятия, и он увидел, что с одной из них он пару лет назад работал на постановке комедии «Тусклые огни заштатного городка». Если бы не она, никто бы даже не догадался, кто он такой.
— Привет, Клайв, — сказала она.
— Привет, Кларисса, — ответил он и затараторил с бешеной скоростью, чтобы решение не успело оказаться погребенным под всеми контрдоводами, роившимися в его голове: — Да, я… э‑э… я делаю скетч для… э‑э… «Смехопомощи»… и мне нужен рыжий… э‑э… рыжий человек, и я… э‑э… хочу рыжий парик и бороду… да, парик и бороду, чтобы сыграть рыжего.
— Съемки уже начались? Мне казалось, что в этом году «Смехопомощи» вообще не будет.
— Нет, да, но через несколько дней начнут снимать, и я бы хотел немножко привыкнуть к э‑э…
— К тому, как ведут себя рыжие?
— Вот именно.
— Евгения, — обратилась она к своей ассистентке, — ты не могла бы сходить на склад и принести рыжий парик и бороду?
Не прошло и нескольких минут, как довольный Клайв Хоул с рыжим париком на голове и рыжей бородой вышел в фойе и двинулся мимо огромной скульптуры работы Генри Мура, изображавшей фигуру полулежащего человека, о которой все говорили, что Мур вылепил ее в ожидании аудиенции у Клайва. Когда он приблизился к главному выходу, Татем, следивший за всеми выходящими в инфракрасный прицел снайперской винтовки из окна своего кабинета, не узнал его.
Выйдя за ворота, Клайв немного помедлил на Вуд–лейн и двинулся в сторону станции метро; он еще помнил о том, что подземка — это вид транспорта, которым он пользовался до того, как его начала возить служебная машина Би–би–си. Запихав руки в карманы, он принялся искать мелочь, пока не нащупал монету, напоминавшую по своим размерам фунт. Однако это оказался не фунт, а испанские сто песет — как они очутились у него в кармане? Может, он, сам того не заметив, побывал в Испании? Однако он был уверен, что не ездил туда, и тут ему пришло в голову, что он ни в чем не может быть уверенным, поскольку может полагаться лишь на сведения, поставляемые его собственным мозгом, а этот его мозг является слишком ненадежным свидетелем.
— Билетик, пожалуйста, — попросил он в кассе.
— До какой станции? — поинтересовался кассир.
Это поставило Клайва в тупик — он и так с трудом попал внутрь, несколько раз пройдя мимо входа, словно скромняга, не решающийся зайти в секс–шоп.
— Э‑э, а‑а, не знаю… билетик на метро.
— Ну тогда почему бы вам не приобрести однодневный проездной? — осведомился кассир из–за плексигласовой перегородки, установить которую ему посоветовал его лечащий врач для предотвращения приступов раздражительности. — Он дает право неограниченного пользования автобусами и метро, так что вы сможете поехать куда вам заблагорассудится. А если вам там не понравится, всегда сможете за бесплатно вернуться обратно.
Для нерешительного Клайва это стало просто небесным даром.
— Как замечательно! — чуть ли не со слезами на глазах воскликнул он. — Сколько?
— Четыре фунта девяносто пенсов, — ответил кассир.
У Клайва, который обедал в ресторанах, где тарелочка горошка, заказанного на гарнир, стоила три пятьдесят, дух перехватило.
— Как дешево! — воскликнул он.
И кассир не смог сдержать своего врожденного сарказма:
— Вы что, издеваетесь? — осведомился он.
Но Клайв вовсе не издевался. Он спустился на платформу и сел в первый подошедший поезд, который довез его до Илинг — Бродвей, где какая–то чернокожая женщина велела ему выйти, потому что это была конечная остановка. Клайв вышел на улицу и запрыгнул в микроавтобус, стоявший перед станцией. Показывая свой проездной водителю, он почувствовал себя детективом, который может попасть в любое место, предъявив свой значок. На этом автобусе он доехал до места, называющегося Рейнерс–лейн, после чего снова спустился в метро и вернулся в город. Клайву без лишних вопросов удалось выйти на Бейкер–стрит, где он сел уже на другой автобус, на котором и добрался до Сохо. Идя пешком по Олд — Комптон–стрит, он обратил внимание на дверь, на которой висело написанное от руки объявление: «Австралийка Таня, 18 лет. 2 этаж». И снова у Клайва мелькнула мысль. Он понуро начал дожидаться, когда у него в голове зазвучат возражающие голоса, но, похоже, все они были согласны с этой мыслью, и он поднялся вверх по скрипучей лестнице.
Войдя в крайне убогую комнату, Клайв увидел женщину, которой было существенно больше восемнадцати и которая явно не являлась австралийкой, — она курила, сидя за туалетным столиком и подпиливая себе ногти.
— Э‑э… а где Таня? — спросил Клайв.
— Уехала обратно в Квинсленд, дорогуша, — не поднимая головы, ответила женщина. — У них там такое страшное наводнение, вот она и поехала на осушительные работы. Может, я чем–нибудь могу тебе помочь, дорогуша? — добавила она, наконец посмотрев на Клайва.
— Ну, мне вообще нужно кое–что не совсем обычное…
— Чего я только ни делала, дорогуша, вряд ли тебе удастся меня удивить, правда это обойдется тебе дороже. Так что ты хочешь?
Клайв достал из кармана пальто сценарий Та–тема и Черри и протянул его женщине.
— Чтобы вы прочитали этот сценарий и высказали мне свое мнение…
— Действительно, это что–то новенькое, — сказала проститутка, потом достала очки из ящика стола, старомодно облизала палец и принялась читать.
Клайв сел на стул, нервно наблюдая за ее реакцией. Через полчаса она перевернула последнюю страницу и отложила сценарий в сторону.
— Ну так и что вы думаете? — спросил Клайв.
— Об этом «Сальном спокойствии»? Ну, я думаю, что первая сцена перенасыщена действием, а характеры следует углубить, пока они кажутся довольно плоскими. Готовишься к съемкам?
— Сериал.