– Не знаю, как для преемников Титовой, для меня особенно любопытен ее журналистский опыт. В одном из интервью узнал, что профессии она училась все-таки не в университетских аудиториях около Манежа, а в комментаторской будке у таких зубров, как, например, Николай Николаевич Озеров: «Главный урок мастерства он преподнес на Олимпиаде в Лейк-Плэсиде. Мы освещали выступления конькобежцев: он – для телевидения, я – для «Маяка». Вдруг техника дала сбой, и экран с картинкой погас. Я растерялась, а Озеров как ни в чем не бывало продолжал: «На дорожку выходит Хайден в серебристом костюме». На самом деле Эрик был в желто-золотом. Озеров таких подробностей не знал, но помнил: спортсмен должен бежать в чем-то блестящем и сумел избежать «минуты молчания».
– Интереснейший эпизод из серии «Чего не видит зритель». Знаете, в 2009-м минуло 40 лет, как я не работаю с конькобежцами. Но как одно из самых лучших воспоминаний храню в памяти годы, проведенные вместе с Олегом Гончаренко и Евгением Гришиным, Виктором Косичкиным и Лидией Скобликовой, Ингой Артамоновой и Людмилой Титовой. Встречи с ними, совместно пережитые годы – не представляете, какое это богатство!
– Просто здорово! Савелий Евсеевич! И мое журналистское «богатство» в зимних видах спорта имеет координаты и инициалы. Только учтите: снежки я впервые слепил, представьте, в 16 лет. В конце 1960-х, когда вы расстались с конькобежцами, в один из январских дней тбилисцы, поутру проснувшись, не узнали родной город. Словно кто-то накрыл его белым ковриком. Через час-другой он, растаяв, исчез. А мы, старшеклассники, успели порезвиться, поднявшись после уроков за «спину» нашей 66-й школы в Ботанический сад, благо он располагался под горой в центре грузинской столицы.
А лыжи я надел, став студентом МГУ. Крымско-кавказское трио однокашников (Рауф Талышинский из Баку и Михаил Бергер из Севастополя) с грехом пополам тренировалось по ночам на Ленинских горах во время сессии. Чтобы получить зачет по физкультуре, требовалось пробежать у смотровой площадки два круга примерно за 28 минут. Мы едва уложились в норматив, ухитрившись прошагать едва-едва… один кружочек.
– Гагик! Неужели, имея подобное «резюме», можно оказаться в спортивной журналистике?
– Ну, я, будучи школьником, во Дворце пионеров постоянно посещал секцию фехтования, до сих пор сохранил полученные на соревнованиях рапиристов почетные грамоты… А если вернуться к моей профессии, то наверняка вы знали такого именитого популяризатора коньков, как Николая Семеновича Киселева?
– Безусловно!
– Так вот! Он в 1978-м стал моим первым главным редактором в «Советском спорте» (с его будущими преемниками – моими сверстниками – позже я общался на равных, покинув через два года тесное и неуютное – во всех смыслах – здание редакции на улице Архипова, ныне Спасоглинищевский переулок, бок о бок с синагогой, в те годы нередко окруженной толпой из «отказников»).
Ник-Сэм, как за глаза называли шефа коллеги, взял меня на работу после одной публикации на всю полосу и по рекомендации Владимира Гескина, недавнего выпускника журфака, стремительно ставшего ведущим сотрудником международного отдела центральной спортивной газеты страны (ныне – зам. главного в «Спорт-экспрессе»).
– Ну, вы даете! Как так получилось?
– Мне удалось при содействии своего соседа по Ясеневу Константина Хачатурова – единственного радиолюбителя, с которым поддерживал связь доброй памяти Юрий Сенкевич, подготовить эксклюзивную беседу об экипаже папирусного корабля «Тигрис» в дни его драматического перехода через Индийский океан. Правда, когда меня зачислили в олимпийский отдел, то шепотом объяснили: конкурентов на вакансию я опередил еще и за счет членства в КПСС – обязательного минимума для существования в советской журналистике.
– Ну, и как вам Киселев как главный редактор «Советского спорта»?
– С приходом Ник-Сэма газета почти два десятилетия хронически «болела» коньками. Главный наизусть знал календарь всех соревнований в стране и за рубежом, вел статистику лучших результатов сезона. Когда даже на разных полосах уже в типографии образовывались «дырки», их заполняли заметками с результатами Пупкиных на первенствах Мукомольска и Мухосранска! Иногда я по вечерам приходил в качестве «свежей головы» в издательство «Московской правды» на Пресне, чтобы читать завтрашний номер. Обнаружив безошибочные конькобежные отчеты, радовался меньшему объему работы.
В дни рекордов главный создавал полотна: история высшего достижения, имена всех прошлых обладателей «от Ромула до наших дней», данные о новом герое, расклад его бега по кругам… На чемпионаты мира и Европы по конькам Киселев ездил сам, и, пока турнир не заканчивался, редакцию лихорадило. Сроки сдачи номеров в печать срывались. Дежурные оставались в типографии до рассвета. Чуть ли не каждый час звонил телефон – Киселев передавал поправки и уточнения.
Умер Ник-Сэм в 1981-м. В его кончине не последнюю роль сыграла семейная трагедия. Учреждение, где работала жена главного, получило льготные путевки на новогоднее путешествие в Ереван. Она купила две – для 23-летнего сына и 20-летней дочки. Лайнер, на котором они летели, врезался в землю под Воронежем. Николай Семенович вышел на работу спустя два дня после катастрофы. Постепенно тема коньков в «Советском спорте» поубавилась. По инерции коллеги еще некоторое время выезжали на соревнования, но вскоре и командировки сошли на нет. Тем не менее, на мой взгляд, Киселев, кстати, будучи какое-то время президентом Федерации конькобежного спорта СССР, успел здорово, как теперь бы сказали, раскрутить один из медалеемких зимних видов.
– Тут уже я дополню: в знак своеобразной благодарности российские конькобежцы ежегодно разыгрывают призы памяти Николая Семеновича.
Глава 8 «Вот – новый поворот!»
– Итак, вы, Савелий Евсеевич, около 10 лет проработали в сборной с лучшими конькобежцами страны, став очевидцем их выдающихся достижений на многих стадионах мира. А как же ваша Большая Футбольная Мечта?
– Она, собственно, никуда и не делась. Футбол оставался для меня любимым видом спорта. Когда выпадало свободное время, с удовольствием ходил на матчи нашего чемпионата. Будучи верным болельщиком «Торпедо», знал всех своих кумиров по картинкам, был готов бежать на любую игру с участием Стрельцова или Иванова.
Между прочим, начав работать с конькобежцами, я обнаружил, что и они любили футбол. Настолько, что сформировали свою сборную: на воротах стоял Юрий Юмашев, в поле бегали Эдуард Матусевич, Валерий Каплан, Роберт Меркулов, Дмитрий Сакуненко, Антс Антсон…
– Ну, и как у скороходов? Получалось?
– Очень даже. Они нередко встречались с футбольными коллективами разных городов (там, где соревновались на катках) – и побеждали! Их физическая подготовка не вызывала сомнений – перебегать могли любого соперника. Почти все конькобежцы обладали неплохой техникой владения мячом. Единственное «но» – в понимании тактики оставались любителями. Это особенно бросалось в глаза на фоне любителей в кавычках («профессионального спорта» в СССР, как и секса, вроде не было) – мастеров ведущих футбольных клубов, призванных в сборную страны. С некоторых пор я имел возможность наблюдать за ними, общаться как на тренировках, так и во время игр.
– Минуточку! Вы рассказывали, что в силу тех или иных обстоятельств частенько совмещали работу в сборной конькобежцев с фигуристами, ватерполистами, помогали волейболистам, участникам советской команды глухонемых на неофициальных Параолимпийских играх. Но откуда футболисты? Вы и к ним с медицинским чемоданчиком успевали?
– Пришлось! Наступил такой непростой и одновременно долгожданный момент.
– Как это случилось?
– Да опять же, видимо, Его Величество Случай. После окончания Игр-1964 в Инсбруке я ненадолго отошел от конькобежных дел. Сезон закончился, растаяли ледяные дорожки. А у наших футболистов из сборных началась запарка – отборочные матчи олимпийского турнира и канун чемпионата Европы. И в это напряженное время – на дворе бушевал май – у олимпийцев не оказалось врача. Тут-то меня и разыскал начальник медицинского отдела Спорткомитета СССР Алексей Андреевич Соколов:
– Савелий, у тебя сейчас работы ни хрена нету – у вас пауза. А здесь надо закрыть футбольный сбор!
Я, признаться, дрогнул:
– Как футбол?! Я же совершенно не подготовлен!
А он:
– Да брось ты! Нет там ничего страшного! Давай иди, спустись этажом ниже, где Федерация футбола расположена. Найдешь там Вячеслава Дмитриевича Соловьева…
Я сделал вид, что отправился к нему. А сам в отдел конькобежного спорта – благо все кабинеты в одном здании. Явился и объясняю нашему куратору Капитонову:
А он:
– Да брось ты! Нет там ничего страшного! Давай иди, спустись этажом ниже, где Федерация футбола расположена. Найдешь там Вячеслава Дмитриевича Соловьева…
Я сделал вид, что отправился к нему. А сам в отдел конькобежного спорта – благо все кабинеты в одном здании. Явился и объясняю нашему куратору Капитонову:
– Меня вот к футболистам пригласили. Сказали «закроешь один сбор». Ну, может, еще на соревнованиях один-другой матч. Отработаю их и вернусь.
– Ну, пожалуйста, – говорит. – Сейчас все равно никаких дел у нас нет.
Словом, получив разрешение, пошел искать Соловьева. Он тогда тренером ЦСКА работал. И параллельно наставником олимпийской команды. По составу она тогда очень прилично выглядела: всех сильнейших игроков, кто в 1-ю сборную к Бескову не попал, туда привлекли.
– А сомнения после того, как пригласили к футболистам, не мучили?
– Еще как! Ведь я не был знаком ни с тренерами, ни с ребятами.
– Да и резкий переход от одного вида спорта к другому, очевидно, непростой процесс…
– Очень непростой! В коньках главное – функциональное состояние спортсмена. Травмы там нечасты. А у футболистов – сплошь и рядом. Нет, как во враче в себе не сомневался, мог оказать помощь, нередко бывал на консультациях у признанного профессора Зои Сергеевны Мироновой. Стало быть, имел представление, как лечить.
Однако если в коньках, относящихся к разряду циклических видов спорта, я досконально знал реакцию организма на специфические упражнения, то в футболе подобные тонкости еще предстояло освоить. Уж не говорю о том, что имел тогда весьма слабое представление о физиологических основах занятий футболистов, почти ничего не знал о воздействии тренировочных нагрузок на их организм. Словом, много чему предстояло учиться. Причем на ходу.
Так что когда я не без робости открыл дверь штаб-квартиры Федерации футбола, даже на мгновение мелькнула мысль: «А то ли я делаю?» Но стремление к общению с давнишними кумирами пересилило все.
– Как встретил Соловьев?
– Особо не пытал. Спросил лишь, знаком ли я с укладом жизни футбольной команды, работал ли в этой сфере. Я честно ответил: «Нет, не приходилось». Безусловно, он больше присматривался, чем говорил. А в конце, выдержав паузу, сказал: «Значит, так! Бери завтра с собой спортинвентарь, медикаменты – ну все, что у тебя есть, и подходи к 12 часам к скверу у Большого театра. Оттуда на сбор в Баковку отходит наш автобус».
– Что за база располагалась в Подмосковье?
– Там, не доезжая одного километра до нынешней базы футбольного «Локомотива», размещался дом отдыха Министерства авиапромышленности СССР. В нем разместились первая сборная Бескова и олимпийская во главе с Соловьевым. Тренировались, правда, в разных местах. Мы готовились в Баковке, на поле железнодорожников. А главную команду возили на автобусе, по-моему, в Лужники.
– Чем запомнилась собственная премьера?
– Началось, как водится, с проблем и курьезов. Мое и без того непростое стартовое положение сразу осложнилось тем, что врач 1-й сборной Олег Белаковский временно отсутствовал. И мне пришлось попеременно наблюдать сразу две команды. А курьез случился, как только я сел в отъезжавший в Баковку автобус. Дело в том, что этот неизменный для футболистов вид транспорта освящен давнишними традициями. Кто и где сидит – очень строго. Мне, врачу, полагалось определенное место – 2-е в начале правого ряда. А я как вошел, так и плюхнулся на первое попавшееся сиденье.
– Да, интересное отступление…
– Совсем не отступление. Я ведь решил рассказывать о том, чего публика не видит. Да и для меня на первых порах постижение множества подобных мелочей имело колоссальную важность – это способ постижения внутренней футбольной жизни. Между прочим, вскоре после нарушения одной из важнейших футбольно-автобусных примет – ни под каким предлогом не брать на игру представительниц прекрасного пола, олимпийскую сборную СССР постигла крупная неприятность.
– Вы имеете в виду гостевую встречу с командой ГДР?
ГДР – СССР – 1:1 (1:0). 31 мая 1964 г. Отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.
Лейпциг. «Центральштадион». 80 000 зрителей.
СССР: Урушадзе, В. Пономарев, Шестернев, Глотов, Аничкин, Корнеев, Серебряников (к), Севидов, Малофеев, Биба, Бурчалкин.
Голы: Френцель (10), Севидов (88).
– Нет! Там как раз все было поправимо. Ответный матч планировался в Москве. И мы рассчитывали, что у себя-то их легко «отшлепаем». Я, например, в этом не сомневался. Да и настроение складывалось хорошее – вроде неплохо отработал. Хотя мне повезло. Серьезных травм у ребят, к счастью, не случилось: чего-то там перевязать, компресс положить, укол сделать… Полагаю, возникло бы что-либо серьезное – с голеностопом, например, я бы, не имея опыта, наверняка «поплыл». Ведь в коньках с подобным не сталкивался.
Во всяком случае, с легкой душой зашел после встречи в Лейпциге в номер к Соловьеву: «Большое спасибо, Вячеслав Дмитриевич! Я получил огромное удовольствие. Но пора возвращаться в коньки!» – «О как! Отработал один матч и прощаться?!» – «Ну, да! Чего же еще?» – «Ни хрена! Будешь 2-й сбор работать! К московской игре готовиться надо!» – «Как так? Меня по головке не погладят!» – «Ничего подобного! Это не твоя проблема. Без тебя решат!»
И больше слушать не стал… Далее, действительно, что-то происходило в «верхах». Тем более, в олимпийскую сборную заехало высокое начальство из Спорткомитета СССР. И не то чтобы устроило «накачку», а поставило твердую задачу: надо выигрывать в Москве, чтобы попасть на Олимпиаду-1964 в Токио. Понятно, что никто «нет» не сказал. Все в один голос заверили: мол, дома мы их раздавим.
Ну и «раздавили»!
СССР – ГДР – 1:1 (1:0). 7 июня 1964 г. Ответный отборочный матч 2-го этапа в 3-й группе европейской зоны XVIII Олимпиады.
Москва. Центральный стадион им. В.И. Ленина. 82 000 зрителей.
СССР: Урушадзе, Мудрик, Шестернев, Глотов, Маслов, Корнеев, Копаев, Серебряников (к), Севидов, Биба, Бурчалкин.
Голы: Копаев (14), Клеймингер (62).
Во 2-м тайме «отличился» Рамаз Урушадзе. И мяч-то к нему в ворота шел несильный. Правда, вроде с отскоком. Тем не менее, «бабочку» голкипер кутаисского «Торпедо» пропустил. Опять ничья. И по условиям – дополнительная переигровка на нейтральном поле. Назначили в Варшаве.
Вот уж напряженка началась. Наверху паника – что ни день, из Спорткомитета приезжал очередной важный визитер. Чуть ли не все чиновничье руководство в команде перебывало. Ребят трясти начало. Да и меня – по причине длительного отсутствия по месту постоянной работы – нехорошие предчувствия стали посещать. У конькобежцев сборы вот-вот начинались. Словом, я взвыл. Снова зашел к Вячеславу Дмитриевичу: «Большое спасибо!» Но с дополнением: мол, сыт по горло! А Соловьев – ноль внимания. И снова свое: «Поедешь в Варшаву!» – «Какая Варшава?! У меня коньки на носу…» – «Не переживай! Мы доложили председателю Спорткомитета – остаешься у нас!»
– Чем вы ему глянулись?
– Не знаю. Наверное, все-таки работой. Да и ребята относились ко мне хорошо. А от их настроя все зависело. Впрочем, к тому времени наша команда получила серьезное пополнение. Выступавшая параллельным курсом в Испании сборная Бескова вышла в финал 2-го розыгрыша Кубка Европы, где 21 июня 1964 года в Мадриде уступила испанцам (1:2).
«Профессионалов» у нас, напомню, тогда не было. Так что за олимпийцев-«любителей» они тоже имели право выступать. На подмогу в Варшаву прилетели серебряные призеры – защитники Альберт Шестернев (ЦСКА), Эдуард Мудрик и Владимир Глотов (оба – столичное «Динамо»), полузащитник «Спартака» Алексей Корнеев… Но они в национальной команде свое дело сделали. И психологически расслабились. «Олимпийцев» в этом плане постигла противоположная беда: одни, понимая, что на кону – последний шанс получить путевку в Токио, впали в мандраж. В настрое других доминировала самоуверенность. В частности, перед матчем зашел ко мне Олег Сергеев.
Хороший парень, великолепный левый крайний, в сборной представлял любимое «Торпедо». В моем кабинете то жаловался на мозоль, то еще на не бог весть какую-то болячку. Оказываю соответствующую помощь, а он своей думкой делится: «Вот я в Японии ни разу в жизни не был. Поедем-ка в Токио?!» – «Подожди! Надо еще гэдээровцев обыграть». – «Да обыграем! Мы их разметем!»
Вот такой настрой! Между тем перед игрой что-то нехорошее в воздухе носилось.
Все началось, обратите внимание, с нарушения неписаного футбольно– автобусного закона, согласно которому женщина на «борту» – дурная примета. Перед выездом на стадион в автобусе оказалась девушка – невеста переводчика. Соловьев и второй тренер Евгений Иванович Лядин деликатно промолчали. Все-таки мы находились в гостях. Но забурлили игроки. Тогда Вячеслав Дмитриевич очень вежливо дал понять переводчику: команда привыкла ездить на матчи без посторонних. Тот страшно расстроился, начал объяснять, что девушка заблудится, не найдет стадион… Соловьев, скрепя сердце, согласился: «Ладно, поедем с ней».