— Где мы?
— В Доме почетных гостей.
Сергей Сергеевич облокотился на гладкие перила.
— Кабан выбегает — гость стреляет, — коротко объяснил молодой человек.
— Зачем бы ему сюда бежать?
Сопровождающий многозначительно хмыкнул, избегая прямого ответа.
Комната рядом с охотничьей вышкой оказалась небольшой, но уютно обставленной: двуспальная кровать посредине, ближе к окну — трюмо в резной золоченой раме с мраморной столешницей, на полу шкура, но уже черного медведя, по стенам — оленьи рога, голова кабана, ружье, патронташ с патронами…
— Тут ванна и туалет. — Сопровождающий указал на дверь в стене. — Завтрак и ужин внизу. Обедаем в гостинице.
Возле зеркала лежали папка, стопка каких-то брошюр, бумаг, значок делегата, шариковая ручка и сувенир из цветного стекла: двуглавый Эльбрус. Все было новеньким, свежим, хрустящим, остро пахнущим. В отличие от папок, штабелем сложенных за спинами оргкомитетчиков, эта была не серого, а красного цвета, и не из дешевого ледерина, а из тонкой натуральной кожи.
— Ваши вещи привезут сюда.
Точно боясь наскучить гостю, молодой человек сообщал лишь самое необходимое.
— Там не только мои, — сказал Триэс. — Я с сотрудницей. У нее чемодан…
— Простите, ее фамилия?
— Коллегова Инна Владимировна.
— Видимо, она будет помогать вам в работе? — осторожно осведомился молодой человек. — К сожалению, мы не знали. Нас не предупредили. Извините. Все места распределены. Ну ничего, внизу все время будет дежурить машина. Постоянная связь с гостиницей. Отдыхайте пока. Я заеду за вами через час.
Молодой человек удалился. Минуту спустя за окном засипел стартер, послышалось чихание и легкое шелестение шин.
Тем временем в двухместном номере гостиницы «Приэльбрусье» Инну разбудил стук в дверь.
— Кто там? — спросила она, еще плохо соображая со сна, но ответа не последовало.
Через некоторое время вновь постучали. Инна наспех оделась, открыла дверь. В комнату вошла полноватая женщина с дорожной сумкой.
— Здравствуйте, — прозвучал вкрадчивый женский голос. — Меня зовут Калерия Николаевна.
Новая постоялица подошла к окну, оглядела номер и, судя по выражению лица, осталась довольна.
— Здесь прелестно!
При этих словах Инна вздрогнула.
На Калерии Николаевне было строгое, защитного цвета платье с кармашком слева, где красовалась крупная янтарная брошь.
— Тоже на конференцию?
— Да…
— Вы из каких краев, деточка?
— Я? Из Лунина…
Калерия Николаевна влюбленными и как бы в то же время незрячими глазами смотрела на Инну. Заспанная физиономия будущей соседки словно бы пробудила в ней тайную грусть, воспоминания о чем-то далеком и несбывшемся. Могла ли Калерия Николаевна с ее расплывшейся фигурой, утраченной прелестью форм, одутловатым, сильно напудренным лицом даже предположить, что они с «деточкой» почти ровесницы?
Кое-как приведя себя в порядок, Инна спустилась вниз. В вестибюле под плакатом «Привет участникам конференции!» гудела, неистовствовала толпа. Люди узнавали, приветствовали друг друга, похлопывали по плечу, смеялись, пожимали руки. Какой-то седовласый делегат бушевал возле столика, требовал отдельный номер.
— Да будет у вас отдельный номер…
— Моей сотруднице тоже необходим отдельный. Нам предстоит много работать. У нас важный доклад. Один секционный, один пленарный…
— Ничего, подготовитесь.
— Тогда, по крайней мере, хоть на одном этаже…
Позади Инны в очередь встал какой-то субъект.
— Девушка, мы с вами где-то встречались. Вы случайно не из Ленинграда? Вы из какого института, девушка? Кто ваш шеф? Почему вы такая неразговорчивая?..
Триэса нигде не было. Получив папку и остальное, Инна попыталась узнать, где его можно найти.
— Он в другой гостинице, девушка, — ответили ей. — Это далеко. Так что только завтра. На пленарном заседании.
Инна почувствовала ядовитый укол обиды. Ей стало вдруг почему-то нестерпимо стыдно и жалко себя. Едва сдерживая слезы, она толкнула наружную стеклянную дверь и зажмурилась от яркого света. Светилось все: земля, небо, деревья, белые многоэтажные здания. Четкие, будто выпиленные лобзиком, контуры вещного мира парили в бесплотном воздухе. На горизонте сгущался легкий пар едва различимой череды гор.
— Эльбрус ищете, девушка? Вон, видите?.. Вон Эльбрус.
— Отсюда Эльбрус не виден, — сердито заметил кто-то из проходящих мимо.
— Девушка! А, девушка? Вас как зовут? Меня — Альберт. Давайте познакомимся.
— Отстаньте! — только и сказала Инна.
Она медленно брела под ослепительно ярким солнцем, не ведая куда и зачем.
«Как он мог? — думала. — Уехать, даже не предупредив. Знает, что я без вещей. Так вот взять и бросить…»
Около часу дня на пороге Охотничьей комнаты вновь возник молодой человек.
— Как отдохнули, Сергей Сергеевич? Пожелания, замечания есть?
Замечаний у гостя не оказалось.
— Вы готовы?
— К чему?
— Чтобы ехать.
— Куда?
— В одно место, — сказал молодой человек, как бы даже немного смутившись. — Вас ждут.
— Я никого здесь не знаю.
— Ничего, узнаете, — опять-таки очень вежливо, почти застенчиво, но в то же время бесцеремонно произнес молодой человек.
Ни в какое место ехать Триэсу не хотелось, однако слов для решительного возражения почему-то и на этот раз не нашлось.
— Тут мы договорились с одним товарищем… — как-то неубедительно промямлил он.
— Пусть товарищ поедет с нами.
Это была, в общем-то, неплохая, можно даже сказать, превосходная мысль.
Они спустились по винтовой гулкой лестнице, прошли комнату с бурым медведем, окунулись в благоухание садовых роз и подстриженной травы перед домом. Машина ждала у крыльца.
В гостинице «Приэльбрусье» Триэс узнал у администратора номер телефона и позвонил. Никто не снял трубку. «Ну вот», — подумал он с досадой, на всякий случай обошел вестибюль, выглянул на улицу.
— Все в порядке? — бодро встретил его молодой человек, распахивая дверцу машины.
По прибытии на место выяснилось: кроме Триэса в гости приглашены еще трое приезжих — знакомый по предыдущим конференциям профессор Стружчук с молодой сотрудницей и незнакомый доктор наук из Москвы. Принимали их все те же очень похожие друг на друга молодые люди и один пожилой — примерно одних лет с Павлом Игнатьевичем Стружчуком. Пожилой представился доцентом Казбулатовым.
Поскольку тем для общих разговоров оказалось удручающе мало, хозяева поспешили усадить гостей за стол. Сопровождавший Триэса молодой человек опять очутился рядом, по левую руку. Далее следовал доцент Казбулатов, еще один молодой человек, доктор из Москвы, третий молодой человек, Павел Игнатьевич Стружчук. Замыкала круг сотрудница последнего — субтильное, как бы навечно законсервированное еще в раннем девичестве существо с нарумяненными щечками и тоскующим взглядом ярко накрашенных глаз.
Каждый из молодых людей в хорошем темпе и с подчеркнутым почтением наполнял рюмку вверенного его заботам гостя, подкладывал в тарелку съестное, а доцент Казбулатов руководил мероприятием в целом.
Павел Игнатьевич быстро захмелел. Его обрамленная белым венчиком нежная лысина порозовела, приобретя оттенок вершины снежного Эльбруса, какой та выглядела на памятном сувенире. Он неустанно пил за здоровье хозяев, за их гостеприимство и за выдающиеся достижения приэльбрусской школы химиков, а также за своего нового юного друга, соседа по столу, выражая твердую уверенность в необходимости продолжения знакомства. Пусть молодой человек приедет теперь к нему в институт и начнет под его, Павла Игнатьевича, непосредственным, авторитарным, так сказать, руководством диссертационную работу, в успешном выполнении которой лично он, Павел Игнатьевич, нисколько не сомневается, поскольку видит перед собой не мальчика, но мужа, то есть уже готового, собственно, кандидата наук, во всех отношениях достойного этого высокого звания.
Доцент Казбулатов удовлетворенно кивал, улыбался, а тот, к кому был обращен этот в некотором роде футурологический тост, почти не прикасался к еде. Он сидел, как невеста, с опущенными глазами и от стеснения теребил скатерть, ни на минуту не забывая, впрочем, о рюмке Павла Игнатьевича.
Целый каскад коротких и продолжительных выступлений профессора Стружчука взбудоражил молодого человека, сидевшего рядом с Триэсом. Его призывные взгляды как бы умоляли Сергея Сергеевича поскорее продолжить и развить мысль словоохотливого профессора.
Целый каскад коротких и продолжительных выступлений профессора Стружчука взбудоражил молодого человека, сидевшего рядом с Триэсом. Его призывные взгляды как бы умоляли Сергея Сергеевича поскорее продолжить и развить мысль словоохотливого профессора.
Триэс не вполне понимал, чего от него хотят. С какой стати он оказался здесь? Где сейчас Инна? И вообще — что все это значит? Однако на него выжидающе поглядывали то с одной, то с другой стороны стола, и он тоже вынужден был произнести тост, впрочем, весьма невразумительный. Опекающего Триэса молодого человека сказанное им несколько разочаровало — особенно по контрасту с горячей, многообещающей речью Павла Игнатьевича Стружчука, но он все же старался не показать виду и не терял надежды, ибо впереди их ждала не одна встреча, не один совместный обед, самым естественным образом незаметно переходящий в товарищеский ужин.
Хотя в тот вечер Сергей Сергеевич и не оправдал заветных чаяний хозяев, он оказался не на последнем месте в этом своеобразном конкурсе красноречия, поскольку доктор из Москвы вообще не произнес ни слова. Он только ел за двоих и время от времени коротким кивком головы благодарил изо всех сил старающегося обслужить его должным образом милейшего, приятнейшего молодого человека.
Так что Павлу Игнатьевичу пришлось отдуваться за всех. К счастью, он был полон энергии и в перерывах между тостами тискал то молодую сотрудницу справа, то молодого человека слева. Сотрудница сосредоточенно ела в те промежутки времени, когда ей не мешал научный руководитель, пила ограниченно и лишь изредка растягивала жирные от плова губы в жалком подобии улыбки.
Далеко за полночь доцент Казбулатов подводил итоги. Подготовительная работа по организации научной конференции в Приэльбрусье близилась к завершению. Итоги, прямо надо сказать, были обнадеживающие. Три доктора наук, двадцать шесть кандидатов, более ста неостепененных научных сотрудников. Прибытие на первую химическую зональную конференцию столь представительных делегатов рассматривалось доцентом Казбулатовым как внушительная победа. Давно созрела настоятельная потребность наладить более тесные контакты с научными учреждениями других регионов, воспитать собственные высококвалифицированные кадры, принять меры для дальнейшего повышения уровня научных исследований в Приэльбрусье. Принимая близко к сердцу судьбу родного края, доцент Казбулатов верил, что эта конференция поможет хотя бы отчасти решить ряд первоочередных проблем. Уже имелось принципиальное согласие руководства на строительство нового института, закупалось оборудование, в том числе весьма уникальное, дефицитное и дорогостоящее, однако уже долгое время оставался неясным вопрос, кому предстоит работать на нем и чем конкретно займутся вновь организуемые лаборатории. Важно, конечно, было начать, сделать первый шаг, убедить руководителей и общественность края в необходимости развития химической науки именно здесь, в Приэльбрусье, и безграничный энтузиазм доцента Казбулатова сыграл во всем этом не последнюю роль.
Он посылал в университеты и институты крупных городов своих детей, племянников, более далеких родственников — всех, кто мог учиться и после возвращения в Приэльбрусье посвятить себя развитию приэльбрусской химической науки. Таким образом, те молодые люди, которых Триэс видел сначала в вестибюле гостиницы, потом за гостеприимным столом, были, без сомнения, братьями из трудовой династии Казбулатовых. Если и не родными, то уж наверняка троюродными.
В одноместном гостиничном номере — «Штабе конференции» — доцент Казбулатов при ярком свете настольной лампы разбирал поступившие к нему в конце дня сводки. Его заостренное книзу лицо, как бы все в кинжальных порезах глубоких морщин, носило привычно скорбное, традиционно суровое выражение, подчеркнутое тонкой линией губ и усиленное впалыми щеками, всякий раз зарастающими ближе к ночи жесткой, густой щетиной.
Сверяя сводки, касающиеся так называемого актива конференции, доцент Казбулатов возле каждой фамилии делегата ставил галочку или кружок, а против фамилии Стружчука поставил то и другое, поскольку Павла Игнатьевича вместе с молодой сотрудницей доставили прямиком в его одноместный номер гостиницы «Приэльбрусье». Несмотря на тог что из-за потворства традиционному кавказскому гостеприимству язык уже плохо слушался Павла Игнатьевича, его обуяла вдруг жажда деятельности, и он изъявил желание еще поработать у себя часок-другой.
Около фамилии Степанова также появилась карандашная птичка. С ним тоже все обошлось как нельзя лучше. Живым и невредимым Сергей Сергеевич был доставлен в Дом почетных гостей, где с большим трудом и по большому знакомству доценту Казбулатову от имени Оргкомитета удалось выхлопотать три отдельные комнаты. Он, кстати, был не только доставлен туда, но и благополучно поднят на второй этаж по винтовой лестнице.
Рядом с фамилией доктора из Москвы доцент Казбулатов нарисовал нечто вроде исчезающей в морской дали чайки и два столь же тонких, сколь и больших вопросительных знака. Первый наверняка касался угрюмого молчания гостя за столом, а вот к чему относился второй, было ведомо одному доценту.
По примеру крупных международных симпозиумов, организовали Дамский комитет, который возглавила и в который входила пока одна лишь Калерия Николаевна Пони. Вместе с мужем, любезно согласившимся содействовать развитию химической науки в Приэльбрусье, ее пригласили на конференцию в качестве гостьи. В силу ряда причин организационного характера, влиятельного мужа поселили отдельно, но Калерия Николаевна оказалась женщиной в высшей степени деликатной. Она не была в претензии и даже не потребовала для себя отдельной комнаты. Характер будущей деятельности Дамского комитета еще не вполне прояснился, однако другой почетной должности для Калерии Николаевны как-то не удалось подыскать.
Перед доцентом Казбулатовым высилась теперь гора записок, каждую из которых он аккуратно расправлял, просматривал и после соответствующих пометок в списке присовокуплял к той или иной стопке документов. Хотя это были только самодеятельные донесения и сообщения о многочисленных мелких поручениях, выполненных помощниками, доцент испытывал чувство глубокой радости при виде безмолвных свидетельств проделанной работы.
Последняя записка заставила доцента задуматься. Некоторое время он еще колебался, каким значком пометить задание, связанное с доставкой из аэропорта вещей без пассажиров. Наконец рядом с фамилией профессора Степанова появился небольшой квадрат и точно такой же, может, чуть меньше — против фамилии И. В. Коллеговой, значившейся в другом списке аспиранткой Института химии. Как бы уточняя и проясняя вопрос, доцент Казбулатов несколько раз осторожно коснулся двух этих фамилий остро отточенным карандашом, покачал головой, словно укоряя себя за какой-то невольный промах, навел на столе порядок, выключил электричество, запер на ключ дверь «Штаба» и отправился в свой номер.
Домой идти было далеко и поздно. Спать оставалось мало. Чуть свет надлежало проверить готовность всех служб перед началом торжественной церемонии открытия и устроить все так, чтобы это событие надолго осталось в памяти каждого участника конференции.
ГЛАВА V
1. КОЛЕСО ФОРТУНЫВ час, когда Павел Игнатьевич Стружчук уже прибыл в одноместный номер гостиницы «Приэльбрусье» работать со своей молодой сотрудницей, а Сергей Сергеевич, задержавшись в гостях, терял последнюю возможность самостоятельно добраться до Охотничьей комнаты, то есть в двенадцатом часу ночи со 2-го на 3-е июля, в Машинном зале отдела информации лунинского Института химии шла обычная трудовая жизнь. Стрекотали приборы, мигали лампочки, тлели сигнальные огоньки. Бетонированный пол зала ровно гудел и вибрировал, будто внизу под землей мчался поезд. Вернее, как если бы поезд ушел, а заблудившийся звук, не находя выхода, продолжал метаться в замкнутом пространстве.
Машины обслуживали Николай Орленко и Денис Голубенко. Последний дежурил вместо Оводенко, который в настоящее время то ли принимал участие в очередном шахматном турнире всех химических институтов подотрасли, то ли готовился к нему. Во всяком случае, в отделе его не видели месяцами и даже забывали порой, как он выглядит.
Кроме двух инженеров в Машинном зале находились старший переводчик Иван Федорович Тютчин, занятый оформлением уже просроченного квартального отчета, и редактор машинных переводов Алексей Коллегов. Маленький магнитофон на его столе едва слышно бубнил что-то, но ни на классическую, ни на привычную эстрадную музыку это не походило.