Поэт сокрушается, что поэзия не в силах передать живую красоту природы. Ведь главное не то, что видимо очам, а то, что слито с сей блестящей красотою, то есть вызванные красотой таинственные движения души, оттенки настроений. Жуковский утверждает, что это невыразимо словом. Но он-то как раз и находит языковые средства для передачи этих неуловимых движений души, того, что скрыто за поверхностным, за тем, что видит глаз.
Как пишет исследователь и знаток романтического направления Г. А. Гуковский, эта поэзия передает «невыразимое душевное волнение, те зыбкие оттенки настроений, которые составляют суть внутренней жизни сознания». Слово в ней становится «условным ключом, открывающим тайники духа в восприятии самого читателя», оно не
обозначает предмет, а передает «отношение души к предмету», оно звучит как музыка, и в нем важны обертоны, дополнительные смыслы. Слово «вызывает эмоцию своими вторыми и третьими значениями, своим субъективным семантическим ореолом».
Это значит, что в словах часто возникает целый спектр дополнительных значений: слово, встреченное прежде в каком-либо произведении, вызывает реминисценцию, или наряду с основным в нем проступает добавочное значение в результате воздействия рядом стоящих слов, или слова, с помощью которых описывается явление природы, сообщают о состоянии человека.
Г. А. Гуковский замечает, какие слова отбирает поэт: душа, глас, привет, воспоминанье, стремленье, святыня, упованье … Существительные не предметные, а отвлеченные, с общей для этого словесного ряда эмоциональной окраской: высокое и какое-то неопределенное чувство.
Вот Жуковский рисует картину природы. При этом существительные должны называть предметы, но они говорят не столько о том, что мы видим, сколько о том, что чувствуем. Пламень облаков — не просто золотисто-розовые облака, это поэтические слова, вызывающие в сознании читателя ассоциации с человеческими чувствами, с образом «пламень души»; и это дополнительное значение оказывается главным. То же можно сказать и о словах по небу тихому — тишина и возвышенный покой охватывают душу человека, завороженную зрелищем высокого неба. И когда мы читаем дрожанье вод блестящих, то понимаем, что речь идет главным образом о зыбком и трепетном состоянии того, кто видит такую картину.
И это не аллегория: нельзя сказать, что поэт говорит о природе, а подразумевает что-то другое. Перед нами на самом деле картина природы, но поэт описывает вовсе не блестящую красоту ее; слова здесь многозначны, в них возникают дополнительные смыслы, связанные с настроением, с внутренним состоянием человека.
А дальше речь идет уже прямо о чувствах. Что такое обворожающего глас? Причастие должно обозначать признак, а тут оно стало главным в словосочетании, причем
передает ощущение чего-то неуловимо прекрасного. А миновавшего привет? Опять признак стал предметом, но не видимым, а чувствуемым. Вы, наверное, заметили этот словесный ряд: смутное, волнующее, обворожающего, к далекому, миновавшего … Признаки, которые соотносятся не с предметом, а с настроением автора, которое, несомненно, передается читателю.
И сочетаются слова необычно. Как вы поняли выражение: «О милом радостном и скорбном старины»? Ведь радость и скорбь – антонимы, но они объединены эпитетом милом, потому что в воспоминании о прошедшем радость и скорбь одинаково дороги сердцу.
А как важна та восходящая напряженная интонация, создаваемая прежде всего стихом – шестистопным ямбом и всеми средствами языка, в том числе и с помощью анафоры – сей, сия. Напряжение завершается вопросом: «Какой для них язык?» И затем следует понижение голоса, признание бессилия слова: «И лишь молчание понятно говорит». Но все стихотворение опровергает этот вывод, поэт говорит словами, только особенными. Их лексические значения ослаблены, на первый план выдвигается то, что открывается только в этом словосочетании, в завораживающем звучании, в ритмическом рисунке. Слова настраивают читателя на сопереживание, вызывают эмоцию.
С помощью таких языковых средств Жуковский передает зыбкие, трудноуловимые, неопределимые логически, таинственные душевные движения. А жизнь души заполнена главным чувством – стремлением к идеалу. Как утверждает В. Г. Белинский, пафос поэзии Жуковского – «стремление к бесконечному». В земных явлениях поэт видит божественное начало, «присутствие Создателя в созданье» – жизнь духа. И эта одухотворенность, присущая его стиху, подчеркивает высокие и прекрасные качества человека.
Современный читатель почувствует пленительную сладость этих стихов, в его душе возникнут сложные и тонкие эмоции, а значит, стихи Жуковского заставляют нас не только восхищаться красотой мира, но и самим творить – созидать себя, обретать духовность.
МореЭлегияЧитая стихотворение «Море», мы сразу попадаем под обаяние его медленной, размеренной интонации, передающей ощущение необычайной значительности того, о чем говорит поэт. Высокие слова и плавное звучание четырехстопного амфибрахия создают эту интонацию. Слова приобретают глубокий смысл благодаря возникающим в них дополнительным значениям (об этом мы говорили, рассматривая стихотворение «Невыразимое»). Слово безмолвное в стихотворении приобретает значение «скрывающее в себе тайну, исполненное величественного спокойствия».
И лазурное не только обозначает цвет, оно несет смысловую и эмоциональную нагрузку – это высокое чувство (ведь море не голубое или синее, а лазурное), восхищение от голубизны, ощущение красоты, гармонии, света. А когда слово это появляется второй раз, значение еще усиливается благодаря эпитету – светозарной лазурью.
Море предстает как живое существо – таинственной, сладостной полное жизни, – родственное душе поэта. Тайна моря недоступна поверхностному взгляду, рационально-логическому рассуждению, а открывается душевному волнению, особому настрою, о котором говорит слово сладостной, – то есть любви, умилению, восторгу, наслаждению красотой.
Тайна моря приоткрывается в вопросительном предложении, основанном на антитезе: «Иль тянет тебя из земныя неволи / Далекое светлое небо к себе?..» Мы уже видели в стихотворении «Невыразимое» устремленность поэта к бесконечному, божественному, и здесь он чувствует «присутствие Создателя в созданье». Море устремлено к небу, небо отражается в море – это и есть тайна моря, смысл его жизни. Конечно же речь идет не только о море, а более всего – о душе человеческой. Поэт передает неудовлетворенность существующим и стремление к идеалу, без которого невозможна человеческая жизнь.
Два состояния моря – спокойное и бурное – представлены как отражение неба. Жуковский пишет: «Ты чисто в присутствии чистом его». Что означает слово чисто? Это не только красота и покой, в слове возникает дополнительное значение – сближение с понятиями «чистота души», святость, божественная благодать. А противоположное состояние – дисгармония, утрата идеала – передано словесным рядом, в котором слова окрашены отрицательной эмоцией: темные тучи, отнять, бьешься, воешь, рвешь, терзаешь враждебную мглу.
И вот перед нами вновь спокойное море, но оно не забыло пережитой тревоги. Казалось бы, есть сладостный блеск возвращенных небес, но это на небе, а к морю тишина вернулась не вовсе. Еще в начале стихотворения говорилось о смятенной любви моря, его тревожной думе. Теперь это чувство наполняется конкретным психологическим содержанием. Море вобрало в себя пережитое, хранит его в себе – потому спокойный вид моря обманчив.
И вот перед нами вновь спокойное море, но оно не забыло пережитой тревоги. Казалось бы, есть сладостный блеск возвращенных небес, но это на небе, а к морю тишина вернулась не вовсе. Еще в начале стихотворения говорилось о смятенной любви моря, его тревожной думе. Теперь это чувство наполняется конкретным психологическим содержанием. Море вобрало в себя пережитое, хранит его в себе – потому спокойный вид моря обманчив.
В таком одухотворении природы, которое мы увидели в стихах Жуковского, заключен глубокий смысл. Наделяя природу тайнами, раскрывая через картину природы беспредельную глубину человеческой души, поэт художественными средствами утверждает свою мысль: «Святейшее из званий – человек», и «Мир существует только для души человеческой». Внутренний мир человека в его стихах приобретает космический масштаб, предстает во всем величии и красоте. Жуковский говорит о невозможности существования без высокого идеала, без Бога в душе.
Поэт помогает и нашим современникам понять, что в жизни есть не только повседневные заботы, а истинные наслаждения. Быть человеком – значит сознавать высокий смысл своего существования, в котором главное – не богатство, не власть, не сиюминутные радости, а стремление к совершенству.
С. Пушкин
К*** («Я помню чудное мгновенье…»)Это стихотворение вам знакомо. Вы знаете об истории его создания, о том, кому оно посвящено. Помните из воспоминаний Анны Петровны Керн, как поэт вручил ей вместе с главой «Онегина» листок со стихами. Но почему этот факт биографии поэта стал явлением высокого искусства? Почему эти стихи вот уже два века волнуют читателей? Попробуем проникнуть в их тайну.
Стихотворение необычайно мелодично, и недаром композитор М. И. Глинка написал на пушкинские слова прекрасный романс. Перед нами излюбленный Пушкиным четырехстопный ямб, которым написано большинство произведений поэта. Здесь этот ямб звучит как песня. Вы легко заметите фонетические повторы – аллитерации и ассонансы, рифмы, связывающие не только стихи в строфе, но и строфы между собой, заметите лексические повторы – все они придают стиху мелодичность. Главное же – напевная интонация: все строки – законченные предложения или синтагмы (цельные интонационно-смысловые единицы). Интонация развивается, как в музыкальном трехчастном произведении: вначале – экспозиция темы, затем – нарастание напряженности, и наконец – торжествующий аккорд. И как в музыке, здесь особенно значимы повторы и интонационная симметрия. Это поистине стихи, рожденные в минуту вдохновения, созданные великим поэтом, и потому гармоничные и прекрасные, их
значение не исчерпывается описанием жизненного факта, за ним открывается более глубокий смысл.
Встречу с прекрасной женщиной поэт воспринимает как чудное мгновенье. В эпитете чудное есть значение и «удивительное по прелести, красоте», и идущее от корня значение «необычное, сверхъестественное». Эта встреча – потрясение, вызванное явлением красоты, ощущение ее нетленности и величия. В мгновении соединились мимолетность и вечность.
Открытие прекрасного рождает в душе лирического героя высокий идеал. Погружен ли человек в себя в тиши одиночества (в томленьях грусти безнадежной) или поглощен событиями (в тревогах шумной суеты) – красота освещает его жизнь. Голос нежный продолжает звучать, и милые черты снятся долго после чудного мгновенья, придавая жизни высокий смысл. Так длится мгновение встречи с красотой и вечностью.
Вы, наверное, заметили, что слова первых двух строф – поэтические, освященные традицией романтической лирики, отчего за их прямыми значениями открывается перспектива новых значений. Они сливаются в прекрасную мелодию и своим звучанием тоже передают эмоцию – впечатление чего-то светлого, гармоничного. В словах выявляется более общий смысл, и конкретный факт встречи с той, кому посвящено стихотворение, превращается во взволнованное воспоминание о пробуждении души и постижении силой чувства величия бытия, в открытие исключительного значения красоты в жизни человека.
Слова бурь порыв мятежный тоже связаны с романтической традицией и многозначны. В них могут содержаться и воспоминания о трагических событиях в мире, которые отразились во многих стихах периода южной ссылки, и мечты о свободе самого поэта («Узник», «Птичка»), и внутренние бури – состояние разочарования в прежнем идеале (вспомните строки из стихотворения «Сеятель»: «Я вышел рано, до звезды… / Но потерял я только время, / Благие мысли и труды»). Повтор слов второй строфы голос нежный, небесные черты (там было – милые черты) заставляет с особой силой ощутить невосполнимость утраты. Ведь это тот же облик, только его теперь нет – он исчез. И вместо светлого слова звучал появляется созвучное, но противоположное по смыслу забыл– знак мертвой пустоты, могильной тишины.
Слова в глуши, во мраке заточенья тоже несут в себе психологический смысл. Мы можем догадаться, что речь идет о пребывании поэта в михайловской ссылке, о тягостном состоянии поднадзорного, мечтающего о побеге. Однако это не только ссылка, но и утрата радости жизни, тяжкое состояние дисгармонии с миром, который противостоит опустошенной душе как глушь и мрак. Не наполненные живыми чувствами дни тянулись тихо– то есть безжизненно: «Без божества, без вдохновенья, / Без слез, без жизни, без любви».
Существительные этих двух строк составляют единое целое, означают полноту жизни. В стихах вообще слова тесно взаимодействуют, каждое слово передает свое значение окружающим словам, и от этого они становятся многозначными. И здесь слово божество прежде всего означает высокий идеал. От сопоставления со словами небесные черты в нем рождается чудо преображения души под воздействием красоты. А рядом со словом вдохновенье в том же слове божество возникает иное значение – мысль о творчестве (вспомним: «Бога глас ко мне воззвал»; «Веленью Божию…»). Вдохновенье– это не только поэтическое творчество, но и открытость души всему прекрасному, ее высокий настрой. Слезы – не обязательно знак печали, в другом стихотворении поэт скажет: «Над вымыслом слезами обольюсь» – и это слово говорит о проявлении всякого живого чувства. Особенно значимо слово
жизнь– все другие слова с ним связаны и раскрывают какую-либо из сторон его значения. И наконец любовь – без нее просто нет жизни. И вот всего этого не стало…
Но это не смерть, а сон души, после которого «Душе настало пробужденье». Отчего? Оттого, что миновал кризис. В черновике стихотворения «…Вновь я посетил…» поэт написал об этом так: «Но здесь меня таинственным щитом / Святое провиденье осенило, / Поэзия, как ангел утешитель, / Спасла меня, и я воскрес душой». А когда душа воскресла, она вновь в состоянии воспринять прекрасное: «И вот опять явилась ты». Явление любви – следствие пробуждения: когда душа спит, она глуха к прекрасному, в ней не возникает отклика, и невозможно пронзительное ощущение неповторимого мгновения, озарение любовью.
В пятой строфе дословно повторяется сказанное в первой: «Как мимолетное виденье, / Как гений чистой красоты». Повторения в лирике всегда значимы: они обнаруживают несходное в одинаковом и похожее в различном. И здесь мы видим новое: теперь свет красоты еще ярче, потому что он пришел на смену мраку, это уже не пробуждение, а возрождение к жизни.
Финал стихотворения – не созерцание прекрасного, а страстный отклик на него лирического героя. Здесь нет слова «я», его заменили сердце и душа, что говорит о внутренней гармонии целостной личности. Это не краткое исчезнувшее мгновение, а нынешнее состояние, в чем убеждает настоящее время глагола – бьется. Чувство любви дает возможность ощутить всю полноту жизни, счастье – упоенье.