Страшнее я в жизни ничего не видела: ни дать ни взять покойница. Спина от старости горбатая. Вытянула пальцы ко мне и говорит:
— Ах ты, дьявольское отродье! Зачем говоришь, будто я убила мальчишку? Вот защекочу тебя до смерти, будешь знать!
Тут бы мне развернуться да убежать, но я не могла глаз отвести от нее и попятилась что было мочи, а она надвигается на меня, дергается, как кукла на веревочках, и костлявыми пальцами к горлу тянется, а языком вот так свистит: зизз-зизз-зизз.
Я пятилась во всю прыть, а пальцы ее были уже почти у самого горла. Мне казалось, коснись она меня, и я с ума сойду от ужаса.
Убежала я от нее, забилась в угол и завопила так, точно у меня душа с телом расстается. Тут в дверях с громким криком появилась моя тетя. Старуха оглянулась на нее, и я тоже повернулась, выскочила к себе в комнату, да вниз по лестнице, еле ноги унесла.
Ну и разрыдалась же я, когда спустилась в ключницыну комнату! Миссис Уайверн посмеялась над моими страхами, но когда я рассказала, какие слова кричала мне старуха, тотчас же сменила тон.
— Ну-ка, повтори, — велела она.
Я повторила:
— «Ах ты, дьявольское отродье! Зачем говоришь, будто я убила мальчишку? Вот защекочу тебя до смерти, будешь знать!»
— А ты говорила, будто она убила мальчишку? — спросила миссис Уайверн.
— Нет, мэм, — ответила я.
С того дня, если обе дамы отлучались, со мной всегда была Джудит. Я бы скорей выпрыгнула в окно, чем осталась в комнате наедине со старухой.
Насколько помню, прошла еще неделя. Однажды, когда мы с миссис Уайверн остались вдвоем, она рассказала мне кое-что о мадам Краул, чего я прежде не знала.
В молодости она была писаная красавица и, лет семьдесят тому назад, вышла замуж за сквайра Краула из Эпплуэйла. Он был вдовец и имел сына лет девяти.
До поры до времени о том мальчике слыхом никто не слыхивал. Но однажды утром он ушел, и никто не знал, куда. Слишком много ему свободы давали, по утрам часто разгуливал неизвестно где. Как-то раз пошел в сторожку к леснику и позавтракал с ним, а потом отправился в крольчатню и дома до вечера не появлялся. А в другой раз ушел на озеро, целый день купался, рыбу ловил и катался на лодке. Никто не знал, что ему на ум взбредет. В тот день все домашние с ног сбились, пока искали мальчишку, но нигде не нашли, только шляпа лежала под кустом боярышника, что и поныне растет на берегу. Думали, что он утонул, купаясь. А поместье унаследовал сын сквайра от второго брака, отпрыск этой мадам Краул, что зажилась на свете. От него поместье перешло к сыну, тому самому сквайру Чивниксу Краулу, что и владел им поныне.
О том случае много пересудов ходило, говорили, что мачеха знает куда больше, чем рассказывает. И мужа, старого сквайра, она ласками да сказками вокруг пальца обвела. Но раз мальчишка не появлялся, то и разговоры со временем стихли сами собой.
А теперь я расскажу то, что видела своими глазами.
Не прошло и шести месяцев с тех пор, как я приехала в Эпплуэйл, как однажды зимой старуха расхворалась в последний раз.
Доктор боялся, что она опять свихнется, как это было пятнадцать лет назад. Тогда она буйствовала, и ее приходилось завязывать в смирительную рубашку, ту самую кожаную куртку, что я видала в шкафу в тетушкиной комнате.
Однако все обошлось. Старуха чахла на глазах, падала в обморок, но вела себя тихо. Потом вдруг принялась бессвязно бормотать, то выла в постели, словно ей к горлу нож приставили, то пыталась встать с кровати, но сил-то не было, она постоит-постоит да упадет на пол, лицом на руки, и опять завывает так, что мороз по коже.
Понятное дело, я к ней и на порог ступить боялась, только дрожала от страха, не вставая с кровати, пока она визжала да скребла пальцами по полу. А ругалась она так, что хоть святых выноси. С ней все время сидела моя тетя, и миссис Уайверн, и Джудит Скуэйлз, и еще одна женщина из Лексоу. Под конец у старухи начались припадки, они-то ее и доконали.
С ней сидел священник и молился за нее. Она сама-то, небось, давно забыла, как это делается. Наверно, без священника и впрямь было не обойтись, да только пользы в том не было: в конце концов старуха все-таки скончалась. Старую мадам Краул одели в саван, положили в гроб, написали сквайру Чивниксу. Но он был во Франции и не приезжал так долго, что врач со священником воспротивились: не дело, мол, столько дней держать гроб в доме, не предавая земле. На похоронах только и были, что они двое, да моя тетя, да прочий народ из Эпплуэйла. Старую хозяйку Эпплуэйла положили в склеп в Лексоуской церкви, а мы зажили в большом доме, ожидая, пока молодой сквайр приедет и распорядится нашей судьбой, да выплатит сколько положено отступных.
После смерти старухи меня переселили в другую комнату, через две двери от спальни мадам Краул, а наутро в Эпплуэйл явился сквайр Чивникс.
Новая моя спальня была огромная, квадратная, обшитая дубовыми панелями, но мебели там было мало: только моя кровать без полога, стул да стол — для такой большой комнаты все равно, что ничего. Да еще большое зеркало в углу, перед которым любила вертеться старуха, его убрали подальше с дороги и прислонили к стене у меня в спальне. Когда старуха в гроб легла, много вещей из ее комнаты повыносили.
Утром мы узнали, что назавтра в Эпплуэйл приезжает молодой сквайр. Я ничуть не жалела, потому что хотела, чтобы меня скорее отпустили домой, к матери. Я радовалась, вспоминала всех домашних, и сестру Дженет, и котенка, и ручную сороку, и дворняжку Триммера, и всех остальных, и так завелась, что никак не могла уснуть. Пробило полночь, а сон никак не идет, ив комнате темно, как в угольной яме. Я повернулась спиной к двери и смотрела в стену перед собой.
Не прошло и четверти часа, как вдруг стена передо мной озарилась, словно у меня за спиной вспыхнуло пламя. На брусьях под потолком и на дубовых панелях заплясали тени от кровати, от стула, от моего халата, что висел на стене. Я тотчас обернулась посмотреть, не занялся ли пожар.
И что же я увидела? Господи помилуй! Стоит у меня за спиной жуткая старуха, точь-в-точь старая ведьма, разряженная в шелка да бархаты, стоит и ухмыляется, глаза точно блюдца, а лицо как у дьявола. Вокруг нее красное зарево, словно у нее платье полыхает. Двинулась прямо на меня, руки трясущиеся вытянула, пальцы скрючила, будто схватить хочет. Я шевельнуться не могу, а она прошла мимо, на меня аж холодом повеяло, и подошла к алькову, как его тетя называет, это такая ниша в стене, где в прежние времена кровать стояла. Дверца раскрыта, и она шарит там, будто ищет что-то. Я эту нишу никогда раньше не видела. А она повернулась ко мне, точно на шарнире, и вдруг в комнате стало темно, а я стою по другую сторону кровати, уж не знаю, как я там очутилась. Я собралась с духом да как заору! Сбежала вниз по лестнице и чуть не сорвала с петель дверь к миссис Уайверн, напугала ее до полусмерти.
Понятное дело, я той ночью не спала, а едва рассвело, со всех ног помчалась к тете.
Тетя не стала меня бранить, а взяла за руку, посмотрела прямо в лицо и сказала, чтобы я не боялась. И еще спросила:
— Был у призрака в руке ключ?
— Да, — припомнила я. — Большой ключ с чудной латунной рукояткой.
— Погоди-ка, — сказала тетя, выпустила мою руку и открыла буфет. — Такой? — она протянула мне ключ и строго посмотрела.
— Он самый, — быстро подтвердила я.
— Точно? — тетя повертела ключ передо мной.
— Похоже, — проговорила я. Вдруг мне ни с того ни с сего стало дурно.
— Ладно, детка, — сказала тетя, поразмыслила и заперла ключ обратно.
— Сегодня до полудня здесь будет сам сквайр. Ты ему все расскажи, — велела тетя. — Я, наверно, скоро уеду, так что ты лучше отправляйся домой сегодня же, а я подберу для тебя другое местечко.
Можете себе представить, как я обрадовалась.
Тетя собрала мои вещи, уплатила причитающиеся три фунта жалованья. В тот день в Эпплуэйл пожаловал сам сквайр Краул, красавец мужчина, лет тридцати. Я видела его во второй раз, но разговаривала с ним впервые. Тетя поговорила с ним у себя в комнате. Не знаю уж, о чем шла речь. Я побаивалась сквайра, ведь он был такой важный господин из Лексоу, и боялась подойти ближе, пока меня не позовут. Он улыбнулся и сказал:
— И что же это такое ты видела, детка? Может, тебе приснилось, ты ведь знаешь, что призраков не бывает. Но что бы это ни было, малышка, садись и расскажи все по порядку.
Когда я дошла до конца, он подумал немного и сказал тете:
— Я это место хорошо помню. При покойном сэре Оливере хромой Уайндел говорил мне, что слева в нише есть дверь, именно там, где открывала дверь старуха, что приснилась малышке. В тот год ему перевалило за восемьдесят, а я был еще мальчишкой. С тех пор двадцать лет прошло. Когда-то там держали столовое серебро и драгоценности, давно, еще до того, как в спальне с гобеленами поставили железный шкаф. Старик говорил, что к этой дверце подходит ключ с латунной рукояткой, тот самый, что вы нашли на дне ящика, где она держала старые веера. Думаю, ничего удивительного, если мы найдем там пару-другую ложек или старухины бриллианты. Пойдем с нами, крошка, покажешь место.
Идти мне не хотелось, сердце замирало от страха. Я крепко держала тетю за руку. Мы вошли в ту ужасную комнату, и я показала им, где шла старуха, где она остановилась и шарила по дверце. Возле стены стоял пустой шкаф для белья. Мы отодвинули его — под дубовой обшивкой и впрямь обнаружилась дверца. Замочная скважина забита деревом и застругана вровень с поверхностью, все швы закрашены под дуб, но петли немного видны. Стало ясно, что за шкафом скрывался потайной ход.
— Ага! — радостно воскликнул сквайр. — Вот она!
Сквайр взял молоток и зубило и за минуту выбил из замочной скважины деревянную пробку. Ключ подошел, замок со скрипом поддался, и дверца отворилась.
Позади нее оказалась еще одна дверца, чуднее первой, но замка на ней не было, и мы легко открыли ее. За ней обнаружилась узенькая каморка с кирпичным сводом. Внутри было так темно, что мы не могли ничего разглядеть.
Тетя зажгла свечу, сквайр взял ее и вошел в каморку.
— Ну-ка, ну-ка, — проговорил сквайр, пятясь назад. — Что это такое? Кочергу, скорее! — бросил он тете. Она отошла к камину, а я заглянула поверх его руки — в дальнем углу на корточках сидела то ли обезьяна, то ли человек, с которого содрали кожу, в общем, самая гнусная тварь, какая водилась на свете.
Подавая сквайру кочергу, тетя заглянула через его плечо.
— Господи! — воскликнула она при виде мерзкой твари. — Осторожнее, сэр. Отойдите-ка лучше назад да закройте дверь!
Но он не послушался, шагнул внутрь, выставив кочергу, как шпагу, и ткнул неизвестную тварь. Она сложилась пополам и рухнула, рассыпавшись по полу грудой костей и пыли.
То были кости ребенка, остальное рассыпалось в прах при первом прикосновении. Сквайр и тетя долго молчали, потом он перевернул череп, лежавший на полу.
Я хоть и была мала, хорошо понимала, о чем они думают.
— Дохлая кошка! — сказал сквайр, поспешно отступил и задул свечу, а потом захлопнул дверь. — Мы с вами еще вернемся, миссис Шаттерс, и посмотрим, что лежит на полках. Пока что мне нужно поговорить с вами о других делах, а эта девочка, вы говорили, едет домой. Жалованье она получила, а я хочу сделать ей подарок. — Он похлопал меня по плечу.
Он дал мне золотую гинею, и через час я в почтовой карете ехала в Лексоу, радуясь, что скоро буду дома. Слава Богу, больше я ни разу не видела мадам Краул из Эпплуэйла, ни во сне, ни наяву. Но когда я выросла, тетя заехала на денек к нам в Литтлхэм и рассказала, что случилось после моего отъезда. В каморке, без сомнения, лежал мертвый мальчик, тот самый, что давным-давно исчез. Злобная ведьма заперла его умирать в потайной чулан, туда, где никто не слышал ни его криков, ни мольбы, ни стука, а шляпу оставила у воды, чтобы все подумали, будто мальчик утонул. Одежда его истлела, и когда мы обнаружили косточки, при первом же прикосновении рассыпалась в прах. Но среди пыли нашли горстку пуговиц черного янтаря, ножик с зеленой ручкой и пару пенни, что были в кармане у мальчика. А среди бумаг сквайра обнаружилось объявление с описанием примет пропавшего сына, которое развесил старый сквайр, когда думал, что малыш убежал или его украли цыгане. Там говорилось, что у мальчика был с собой ножик с зеленой ручкой, а пуговицы у него из черного янтаря.
Вот и все, что я могу рассказать о мадам Краул из Эпплуэйл-Хауза».