Настоящая принцесса и другие сюжеты - Акунин Борис 7 стр.

С одного только Кладбища Святых Невинных было увезено не менее двух миллионов скелетов. Тамплиеры и мушкетеры, жертвы Варфоломеевской ночи и революционного террора, высокородные и безродные, знаменитые и безвестные — все, кого принимала освященная земля парижских приходских церквей на протяжении долгих столетий, теперь обретаются под кварталами 14-го арондисмана. Кстати сказать, это территория тоже освященная (из-за чего снимать со вспышкой запрещается), но плоховато освещенная, поэтому прошу простить за качество снимков.

Сначала долго, минут десять идешь по узкому, низкому, щелеподобному коридору — это какой-то кошмар клаустрофоба.

Там и сям решетки: для посетителей открыта лишь маленькая часть лабиринта — в девятнадцатом веке здесь, бывало, пропадали целые туристические группы.

Глубокий колодец с невероятно прозрачной водой:

Потом вдруг начинаешь обращать внимание на странно бугристую штукатурку:

Ой, это не штукатурка…

Идешь, идешь, а вокруг всё то же:

Когда начинаешь привыкать к жуткому зрелищу, приходит в голову, что Париж похож на атолл, возведенный коралловыми полипами на окостеневших останках собственных предков. Потом говоришь себе: таковы все старинные города, просто здесь эта истина демонстрируется очень уж наглядно.

За решетками, справа и слева, «костехранилищ» бессчетное количество.

Муторней всего в тех местах, где простодушные могильщики стремились «сделать красиво» и выложили предков декоративными колоннами:

или милыми бордюрчиками:

Извините, в этом месте никак не могу удержаться от банальности:

«У этого черепа был язык, и он мог петь когда-то…»

Может быть, это Франсуа Рабле, мадам де Помпадур или Робеспьер (их черепа тоже где-то здесь).

А вот в этой груде — костяной хлам, оставшийся от верных швейцарцев и дворян, которые пытались защитить обреченного короля:

Постепенно жуть отступает. Идешь, поглядываешь вокруг, думаешь оригинальную мысль: «Ишь ты, сколько народу-то до тебя жило, и все померли, и ничего страшного… Далеко еще до выхода?»

В Катакомбах даже есть место, где все смеются. Вот оно:

Это один работяга восемнадцатого века в свободное от работы время соорудил в нише макет балеарского порта Маон, где в бытность солдатом отсидел в плену у англичан несколько счастливых месяцев. Товарищи прозвали ностальгирующего каменотеса «Босежур», что означает «Приятный Отпуск». Вскоре после завершения работы над этим шедевром Босежура где-то неподалеку придавило обвалом, но в Катакомбах эта маленькая неприятность не производит трагического впечатления.

Мои любимые граффити-вандалы тут как тут, а как же? И даже не очень раздражают. Без них оно всё выглядело бы чересчур философично:

Но вот этому художнику пожелаем: «Пусть с твоей безмозглой черепушкой сделают то же самое!»

За что люблю французов — за позитивное отношение к негативным обстоятельствам. Слева книжка, которую видишь в сувенирном киоске, как только выберешься из мрачных недр на белый свет.

Долгой вам жизни, уважаемые читатели!

Из комментариев к посту:

Эти декоративные кости вызывают, кроме всего прочего, и мысль о неистребимом эстетизме французов: ну кому бы еще пришла охота выкладывать бордюрчики под землей, да еще из усопших???

Хоть и жутко, но вызывает определенное восхищение.

Надо же, никогда не считала себя слабонервной, но от фотографий костей и черепов в таких количествах стало ну очень не по себе. Спасибо за экскурсию, любопытство более чем удовлетворено, теперь я точно знаю, куда в Париже не пойду никогда.

Давно хочу объявить своим родным, чтобы после смерти кремировали меня, а пепел развеяли в горах Кавказа (хоть родом и кровью совсем не оттуда) … осталось подобрать момент для объявления))) может лучше просто завещание составить …

Сижу в оцепенении. И правда «вон сколько народу жило, умерло и ничего страшного»…

Спящая красавица

21.10.2011

Предыдущий пост у многих комментаторов вызвал довольно неожиданную реакцию. Поэтому напишу-ка я вдогонку еще один текстик на ту же леденящую тему.

Поведаю вам историю некоего поцелуя, взятую из файла «Привычки милой старины». Первоисточник — замечательно интересный «Дневник» Сэмюэла Пипса (1633–1703).

Это он — Пипс. Ноты в руке, потому что меломан

Портрет Сэмюэла Пипса, Джон Хайлс (1666 г.).

Но сначала — про Екатерину Валуа, вдову английского короля Генриха V. Она умерла в 1437 году и, согласно обычаям эпохи, была похоронена, как подобает венценосной особе, не в земле, а в крипте Вестминстерского аббатства.

Как говорится, шли годы. Однажды, уже в следующем столетии, гроб переносили с одного места на другое, крышка соскочила, и оказалось, что покойница недурно сохранилась — мумиефицировалась, но не истлела.

Королева как королева, ничего особенного

Портрет Екатерины Валуа, гравюра (XVIII в.).

На картинке внизу не мумия, а деревянное изображение Екатерины, по традиции использовавшееся на церемонии похорон, но полагаю, что мощи выглядели примерно так же или, может, чуть хуже:

Деревянная эффигия Екатерины Валуа.

Жизни Екатерина была не особенно праведной, поэтому из-за одной только нетленности причислять ее к лику святых никому в голову не пришло. Но с этого дня у церковных сторожей возник новый источник приработка. За небольшую плату они открывали гроб и показывали ее величество всем желающим. Посмотреть (чуть было не написал «на живую») королеву хотелось очень многим. Покойница стала чем-то вроде туристического аттракциона и профункционировала в этом качестве аж до конца восемнадцатого века, когда нравы начали усложняться и покойницу убрали в подобающее место.

В 1669 году Сэмюэл Пипс решил сделать себе в день рождения королевский подарок. «В Жирный Вторник 1669 Года я отправился в Аббатство и по Везению смог увидеть Тело Королевы Екатерины Валуа, и я обнял Туловище и поцеловал Королеву в Рот, подумав в Миг Поцелуя: вот, я целую Королеву, а ныне мой День Рождения, мне тридцать шесть Лет, и я в своей Жизни целовал Королеву».

(Пипс еще не знал, что Королеве тоже было тридцать шесть Лет, и они в некотором Роде Ровесники, а то он еще больше бы обрадовался.)

Это я к чему рассказываю?

Во-первых, ужасно жаль бедную королеву. Она же не Ильич и не натворила ничего такого, за что ее бедные останки надо было бы выставлять на многолетнее глазение.

А во-вторых, хочу выразить солидарность с комментаторами «катакомбного» поста: кремация, только кремация! Даже не отговаривайте. Душа, разлучившись с телом и воспарив в иные миры, не должна бросать свое былое обиталище на тлен и поругание. Потому что мы в ответе за тех, кого любили.

Всесожжение, очистительный огонь, никаких костей-червей-черепушек.

(Вот кто-нибудь обязательно напишет, что мне заплатили за продакт-плейсмент крематорного бизнеса.)

Из комментариев к посту:

Интересная история, хоть и жутковатая немного, Королеву и правда жалко ужасно. Теперь балет «Спящая красавица» буду смотреть, что называется, «с особым чувством».

У нас с мужем по этому поводу возникли разногласия: он желает покоиться во сырой земле, а я мечтаю, чтобы мой прах развеяли над озером. Точно знаю, что если помру первой, то он мою просьбу не уважит, т. к. считает, что и после смерти муж и жена должны быть вместе (((Ужас!

Из комментариев к посту:

Интересная история, хоть и жутковатая немного, Королеву и правда жалко ужасно. Теперь балет «Спящая красавица» буду смотреть, что называется, «с особым чувством».

У нас с мужем по этому поводу возникли разногласия: он желает покоиться во сырой земле, а я мечтаю, чтобы мой прах развеяли над озером. Точно знаю, что если помру первой, то он мою просьбу не уважит, т. к. считает, что и после смерти муж и жена должны быть вместе (((Ужас!

У нас в Новосибирске, кстати, веселенький Крематорий, местная достопримечательность. Там есть сад, и из яблок и ягод этого крематорского сада варят джем, варенье вишневое с косточками и устраивают чаепития. Проводят концерты. Предлагают всем желающим дополнительные услуги: гроб особой формы, запуск праха в капсуле на орбиту… Можете смеяться или негодовать, но директор (немолодой креативщик) продолжает ежегодно удивлять своих клиентов… Наверное, кремация — это выход.

Да, после смерти завещаю свои органы трансплантологам, а труп — кремации. Считайте это официальным сообщением.

Вот умру я. Душа взлетит и будет жить своей жизнью. Будет парить над городами, лесами, морями. Будет заглядывать в гости к своим знакомым и родственникам. Свободная и счастливая. Но как-нибудь пролетит она над кладбищем, где зарыто мое бренное тело, и на душе у души станет муторно и тоскливо. Она гуляет, а тело, что служило ей верой и правдой, лежит в сырой земле, обглоданное и сгнившее. И кому от этого лучше? Никому. Коль суждено воскреснуть всем, то все и воскреснем. Я за кремацию. Но никому не хочу навязывать свою позицию. Главное, выполнить завещание усопшего. Каким он видит свои последний путь, таким он и должен быть.

а вот я как раз в сомнениях — кремация-то заманчива, но и от склепа с каменными ангелами и паутиной я бы не отказался. А вдруг придется вернуться привидением и греметь цепями, как же без красивого склепа?

Меня в детстве напугали всякими рассказами про заживо погребенных, про то, как они задыхались в гробах, так что я тоже двумя руками за кремацию!!!

Каспийская синдерелла

11.11.2011

Я съездил в Баку. По делу. Проверял, годится ли эта локация для фабулы следующего фандоринского романа. Замучил консультантов, всюду сунул нос, не заметил большинство туристических достопримечательностей, зато облазил нужные мне задворки и пустыри. В общем, обыкновенная рабочая командировка.

На снимке внизу я, вероятно, пытаюсь расшифровать смысл вот этой заметки из газеты от какого-то июня 1914 года:

слева: О, вечно непостижимая логика российского начальства!

Газетная вырезка.

справа: Это я потрошу Архив политдокументов, а спецслужбы ведут за мной тайное наблюдение (На самом деле журнал «Баку» делает фоторепортаж про мои поиски.)

Архив политдокументов.

Но я, собственно, хочу написать не про книжку, работа над которой пока вся впереди, а про Баку. Как обычно, впечатления у меня поверхностные и скорее всего ошибочные. Импрессионизм-пуантилизм.

Лучше всего мою импрессию от короткой поездки в Баку передаст вот эта картинка:

«Перед зеркалом», Эдгар Дега (1889).

Сейчас объясню, что я имею в виду.

Не знаю, как вы, а я мысленно делю все города по гендерному признаку. У меня никогда не возникает сомнений, что это: город-мужчина или город-женщина.

Москва, понятно, — тетка, купчиха из «Женитьбы Бальзаминова». Питер — подпоручик Киже: расхристанный мундир немецкого образца, под ним несвежее исподнее. Париж и Лондон… — ладно, бог с ними, с Парижем и Лондоном. Не буду отвлекаться от Баку.

Тут никаких сомнений. Девушка-полумеся-цем-бровь-на-щечке-родинка.

Ассоциация с картиной Дега у меня возникла из-за отчетливого ощущения, что я застал эту барышню врасплох — за занятием, не предназначенным для посторонних глаз. То ли за утренним туалетом, то ли за переодеванием. Она уже не в домашнем халате, но еще не при параде; уже не растрепа, но еще без прически.

Не буду изображать смущение — подглядеть за Баку в такой интимный момент было любопытно. Этот город меняется, меняется очень быстро, и скоро станет совсем другим.

Скорректирую сравнение: это переодевание не простое, а волшебное. Будто Синдерелла превращается из замарашки в ослепительную красавицу.

Кое-где еще видны лохмотья города, каким он был совсем недавно:

Здесь, как мне сказали, живут беженцы

Здесь и далее — виды Баку, из архива автора.

Но бальное платье уже надето, хрустальные туфельки сверкают.

Бакинцы говорят, что раньше, совсем недавно, город был серый, низенький, обшарпанный. Сейчас он песочно-кремовый, вытянутый кверху, весь в дизайнерской бижутерии дорогущих архитектурных проектов.

Повсюду стройка и ремонт. Здесь, как в России, бурлят и пузырятся шальные нефтяные деньги, но, кажется, не уплывают в офшоры, а инвестируются в строительство и инфраструктуру. Думаю, через год или два, когда Синдерелла окончательно принарядится, город Баку вновь, как сто лет назад, будут называть «Парижем Востока».

Наследие нефтяного бума столетней давности

Я, конечно, хотел увидеть совсем другой Баку. Вот такой:

От него почти ничего не осталось. Ну, разве самая малость.

По часовой стрелке: Это не минарет кривой, это у меня руки кривые (справа сверху), Ох, побегает-попрыгает у меня тут Эраст Петрович…, А с этой лестницы картинно скатится какой-нибудь подстреленный супостат, Баку — кошачий город. Собак там я почти не видел, зато кошки повсюду. Это тоже верная примета женской сущности

Старый Баку — то, что от него осталось, — бережно консервируют (ни в коем случае не «реставрируют» и тем более не «реконструируют»), однако восточного колорита в городе осталось немного. Поэтому съездить-то я съездил, но в памяти всё водят хороводы какие-то хилтоны с шератонами. В результате сижу, штудирую старые фотографии и кинохронику. В общем, приехал я к Золушке в гости, а она укатила на бал и больше не вернется.

Да нет, я рад за нее, очень рад. Дай бог счастья.

Колебался, надо ли про это писать, — вроде и настроение благодушное, и вообще не та тема. Однако совсем обойти молчанием как-то не получается.

Я приехал в Баку из-за Эраста Фандорина, меня интересовали иные времена, и вообще я не любитель задавать бестактные вопросы, но все же мне очень хотелось понять, как азербайджанцы относятся к отсутствию армян, которых здесь когда-то было очень много, а теперь нет совсем и в этом празднике жизни они не участвуют. Мне отвечали, что точно так же сегодня я не найду в Карабахе ни одного азербайджанца, которых там было еще больше, чем в Баку армян. И так далее, и так далее — не буду всё это пересказывать. Налицо тяжелый посттравматический синдром со всеми соответствующими признаками. При этом многие говорят, что поддерживают отношения с эмигрировавшими друзьями — по мейлу и скайпу…

Ужасно грустно всё это. Боюсь, что раньше чем лет через сто эти раны не затянутся.

Из комментариев к посту:

В своё время Баку на меня произвел странное впечатление, как будто бы это не один большой город, а десяток маленьких.

В Вашей интерпретации — это уже не одна девушка, а что-то вроде гарема.

Возможно, что Баку — Золушка, готовящаяся к балу. И у нее все впереди. А Петербург нынешний, например, — это пожилая женщина с остатками былой красоты. Фасады еще ничего, внутри все гнилое. Даже на моей памяти так много утрачено…

Трудно будет написать правду о бакинской жизни столетней давности. Сколько тогда было в городе армян и евреев, какую роль они играли в общественной, финансовой и культурной жизни, как официально называли мусульманское население и его язык — все это в Азербайджане табуированные темы и те, кто пишет о них правду, — навсегда становятся там персонами нон грата…