Медленной шлюпкой в Китай - Харуки Мураками 12 стр.


Если откровенно, Грин-стрит — самая захолустная во всем Сиднее. Узкая, тесная, грязная, бедная, пропитанная мерзким запахом и вообще старая и с отвратительной окружающей средой. Вдобавок ко всему, климат здесь ужасен: летом кошмарно жарко, а зимой жутко холодно.

Вообще было бы странным услышать, что «летом жутко холодно, а зимой кошмарно жарко». И пусть в южном и северном полушариях времена года полностью противоположны, реальная проблема в том, что жарко летом и холодно зимой. Таким образом, август зимой превращается в февраль, а февраль в август. Австралийцы — они все думают примерно так.

Но я не могу так просто с этим согласиться. Потому что всплывает новая большая проблема: а что же тогда есть «времена года»? И заключается проблема в следующем: считать зимой наступление декабря или приближение холодов?

— Это просто, — можешь сказать ты. — Зима — когда холодно.

Э, нет, постой! Если зима — это когда становится холодно, то с какой температуры по Цельсию зиму можно назвать зимой? Например, посреди зимы несколько дней выдались очень теплыми — что это, «раз потеплело, то уже весна»?

Видишь, ты сам уже не знаешь.

Я тоже.

Но я также считаю: однобоко утверждать, будто зимой непременно должно быть холодно. Поэтому, чтобы разбить это затверделое понятие окружающих, период с декабря по февраль я называю зимой, а с июня по август — летом. Выходит, что зимой жарко, а летом холодно.

По этой самой причине окружающие считают меня чудаком.

Хотя мне все равно. Давай-ка я лучше расскажу о Грин-стрит.

2

Грин-стрит, как говорилось ранее, — самая захолустная улица Сиднея. А может, и всего Южного полушария. Например, сейчас октябрьский полдень. Я смотрю на улицу из окна конторы. Находится контора моя на третьем этаже здания, и мне видна середина улицы.

И что видно?

Разное.

Загорелый бродяга-алкаш спит, свесив ногу в водосточную канаву. Или же он в отключке. Примодненный «шестерка» сунул в карман джемпера цепь и, побрякивая ею, бродит по улице.

Полуоблезлая больная кошка роется в мусорном ящике в поисках корма.

Семь или восемь шпанюков дырявят перфоратором колеса машин, одно за другим.

К кирпичной стене прилипла засохшая блевотина разных оттенков.

Почти у всех магазинов опущены жалюзи. Люди разлюбили эту улицу, позакрывали магазины и куда-то разбежались. До сих пор работают только ломбард, винная лавка и пиццерия.

Вот через улицу, прижимая к себе черную сумку, бежит изо всех сил Эмералд, молодая девушка. Только слышится пронзительное цоканье ее шпилек. Кажется, будто кто-то за ней гонится, но вокруг никого нет.

Посреди улицы расходятся между собой две бродячие собаки. Одна направляется с востока на запад, другая — в противоположную сторону. На пару уставившись в землю, они не поднимают голов, даже минуя друг друга.

Вот такая она — Грин-стрит в Сиднее. Я вот что думаю: если на Земле где-нибудь и есть гигантский задний проход, больше быть ему негде. В смысле — только на Грин-стрит Сиднея.

3

Тому, что моя контора находится на Грин-стрит Сиднея, есть свои причины. Совсем не потому, что я беден. Аренда здесь и в самом деле невысока, но я не стеснен в средствах. Еще бы — у меня столько денег, что я не знаю, куда их девать. Могу купить разом хоть десять шестнадцатиэтажных зданий на главной улице Сиднея или же новейшей конструкции авианосец с пятнадцатью штурмовиками. Как бы там ни было, денег столько, что смотреть на них противно. Дело в том, что мой отец — король золотых приисков — оставил мне одному все свое состояние и два года назад умер.

Тратить деньги не на что, поэтому все они отданы в банк. Даже проценты полностью истратить не удается. Поэтому они тоже укладываются на счет. Глядишь, а процентов набегает все больше и больше. Даже думать об этом тошно.

Я держу контору на Грин-стрит в Сиднее, потому что никто из знакомых ко мне сюда не придет. Нормальные люди Сиднея на Грин-стрит не ходят. Все ее панически боятся. Поэтому сюда не наведываются ни надоедливые родственники, ни непрошеные друзья, ни корыстные девицы. Не являются с предложениями по управлению капиталом консультанты-адвокаты, не приходят с приветствиями главы банков, не стучатся в дверь продавцы «роллс-ройсов» с горой буклетов в руках.

Телефона нет.

Письма рву — и в печку.

Здесь и вправду тихо.

4

Я открыл на Грин-стрит в Сиднее частное сыскное агентство. То есть я — частный детектив. По крайней мере, так написано на вывеске у входа.


Частный детектив.

Низкие расценки.

Но только для интересных происшествий.


Разумеется, есть причина тому, что вывеска написана не иероглифами, а азбукой. На Грин-стрит в Сиднее понимающих иероглифы людей нет.

Контора — это жутко грязная комната площадью шесть татами[12]. И на стенах и потолке — желтые противные пятна. Двери открываются кое-как: откроешь — потом не знаешь, как закрыть, закроешь — и проблемы с открыванием. На дверном стекле написано: «Частное сыскное агентство». К дверной ручке подвешена бирка, на которой с одной стороны значится «присутствует», а с обратной — «отсутствует». Когда бирка повернута стороной «присутствует», я в конторе, а когда «отсутствует», куда-нибудь ухожу.

Когда меня нет в конторе, я либо дремлю после обеда в соседней комнате, либо, попивая пиво в пиццерии, болтаю о пустяках с официанткой по имени «Вишенка», — одно из двух. «Вишенка» — симпатичная девушка, на несколько лет младше меня. Китаянка-полукровка. Сидней — город большой, но даже при этом девушек-полукровок китайского происхождения, кроме «Вишенки», здесь больше нет. Мне нравится «Вишенка» и я думаю, что нравлюсь ей тоже. Но точно не знаю. Откуда я знаю, что думают другие люди?

— Ну и как, прибыльное дело — быть частным детективом? — спрашивает меня «Вишенка».

— Конечно, нет, — отвечаю я. — Дело прибыльно не всегда, если получаешь деньги.

— Странный ты человек, — говорит она.

«Вишенка» не знает, что я богатый.

5

Когда бирка висит стороной «присутствует», я по большей части сижу на диване и, потягивая пиво, слушаю пластинки Гленна Гульда. Мне очень нравится его пианино. Только его пластинок у меня — тридцать восемь штук.

Утром я заряжаю в автомат шесть из них и бесконечно слушаю Гленна Гульда. По ходу пью пиво. Когда мне надоедает слушать Гленна Гульда, я иногда ставлю «Снежное Рождество» Бинга Кросби.

«Вишенка» предпочитает «AC/DC».

6

Хоть это и «частное сыскное агентство», клиенты приходят редко. Жители Грин-стрит в Сиднее и не думают платить деньги за решение каких-нибудь проблем. А поскольку требующих решения проблем у них хоть отбавляй, чем решать эти проблемы одну задругой, они предпочитают просто с ними уживаться. Как вывод Грин-стрит в Сиднее — не лучшее место для работы «частного, сыскного агентства».

Какое-то непродолжительное время, поддаваясь на «низкие расценки», клиенты приходили, но в большистве — естественно, с моей точки зрения — случаев: были никудышные дела.

Например: «Курица стала нести яйца только раз в два дня, что нам делать?», «По утрам у нас воруют молоко, попробуйте поймать вора!», «Друг не возвращает долг, скажите ему, чтобы вернул». И так далее.

Разумеется, от подобных прошений я полностью отказываюсь. А как иначе? Я стал частным детективом не ради каких-то кур, или молока, или крошечного долга. Мне нужны дела подраматичнее. Например, приехал на черном лимузине под два метра ростом дворецкий со вставным глазом и говорит: «Можем ли мы рассчитывать на вашу помощь в спасении рубиновых драгоценностей дочери графа?»

Но в Австралии нет графских дочерей. Какие там графья — здесь нет даже виконтов или баронов. Вот ведь какой конфуз.

По этой вот причине я целыми днями абсолютно свободен. Провожу время, подстригая ногти, слушая пластинки Гленна Гульда, приводя в порядок коллекцию автоматических ружей прошлого, болтая о пустяках с «Вишенкой» в пиццерии.

— Бросил бы ты свое дурацкое занятие и взялся бы за ум, «частный детектив», — говорит мне «Вишенка». — Занялся бы, например, полиграфией.

Полиграфией? — думаю я. — А что? Неплохо! Женюсь на «Вишенке», стану полиграфом.

Но пока что я — частный детектив.

7

Тот низенький человек в облике овцы переступил порог конторы в пятницу после обеда. Шустро вошел внутрь затем высунул голову наружу, как бы проверяя нет ли слежки, и только после этого закрыл за собой дверь Но дверь не поддалась. Пришлось помочь, и мы вместе кое-как дверь заперли.

— Здравствуйте, — поздоровался он.

— Здравствуйте, — ответил я. — Чем могу.

— Зовите меня человек-овца, — сказал он.

— Здравствуйте, — ответил я. — Чем могу.

— Зовите меня человек-овца, — сказал он.

— Приятно познакомиться, господин человек-овца, — поприветствовал его я.

— Мне тоже очень приятно, — сказал человек-овца. — Вы — частный детектив, верно?

— Именно. Частный детектив. — Я выключил проигрыватель, поставил пластинку Гленна Гульда «Invention» на полку, убрал пустые пивные бутылки, положил в выдвижной ящик щипчики для ногтей и предложил человеку-овце стул.

— Я искал частного детектива, — сказал человек-овца.

— Вот как?

— Но даже не подозревал, что найду его здесь.

— А-а.

— Завел разговор в пицерии на углу, а девушка-официантка направила меня сюда.

Это о «Вишенке».

— Итак, господин человек-овца, — сказал я. — Что вас сюда привело?

8

Человек-овца был одет в мягкий костюм, но не из какого-то тряпья, а из натуральной овечьей шерсти. С хвостом и рогами. Только руки, ноги и голова открытые На глазах — черная маска. По какой такой необходимости он так одевался, я понятия не имел. Осень была в самом разгаре, и ему наверняка было очень жарко. К тому же стоит выйти на улицу, тут же могут обсмеять детишки! Не понимаю.

— Если жарко, — сказал я, — можете не стесняться... снимайте верхнюю одежду.

— Ничего-ничего, не беспокойтесь, — успокоил меня он. — Я привычный.

— Итак, господин человек-овца, — повторил я, — что вас сюда привело?

9

— Дело в том... я хотел, чтобы вы забрали назад мое ухо.

— Ухо?

— В смысле, то, что было прикреплено к моему костюму. Смотрите, вот здесь, — объяснил он и показал пальцем на правую верхнюю сторону головы. Одновременно туда же посмотрели его зрачки. — Видите, этого уха нет, его оторвали.

Действительно, правое — а если смотреть с моей стороны, то левое — ухо на его овечьем костюме было оторвано. Хотя правое оставалось на месте. Я до сих пор ни разу не обращал внимания на овечьи уши. Они такие плоские, развеваются и торчат в стороны.

— Не могли бы вы найти и вернуть мое ухо?

Я взял блокнот, ручку и постучал кончиком ручки по столу.

— Расскажите подробней. Когда его похитили? И кто? И кто вы такой?

— Похитили три дня назад. Похитил профессор-овца. А я — человек-овца.

— Ну-ну.

— Извините.

— Мне нужны факты, — сказал я. — Профессор-овца или кто еще там — мне это ни о чем не говорит.

— Хорошо, расскажу подробней. Вряд ли вам известно, что в этом мире живет три тысячи людей-овец, — начал человек овца.

10

— Вряд ли вам известно, что в этом мире живет три тысячи людей-овец, — начал человек-овца. — На Аляске, в Танзании, в Исландии, в разных-разных местах. Но это не тайное общество, не революционная организация, не религиозная секта. Нет ни общего собрания, ни печатного органа. Просто мы — люди-овцы и желаем жить в мире как люди-овцы. Как люди-овцы думать, принимать пишу, иметь семьи. Именно поэтому мы — люди-овцы. Надеюсь, до сих пор понятно?

Я толком ничего не понял, но на всякий случай что-то промычал.

— Однако есть несколько человек, препятствующих нашему пути. Самый известный — этот самый профессор-овца. Я не знаю ни его настоящего имени, ни возраста, ни гражданства. Я не знаю, это один человек, или их несколько. Но то, что он в возрасте, — это точно. Всю свою жизнь он обрывает уши людей-овец для своей коллекции.

— А это еще зачем? — спросил я.

— Профессору-овце не нравится стиль жизни обычных людей-овец. Вот он и пакостит тем, что обрывает уши. И еще радуется.

— Весьма буйный тип.

— Но мне кажется, что он не настолько плох. Просто однажды столкнулся с неприятностями, вот и стал чуточку ненормальным. Вернет мне ухо, и я на него в обиде не буду.

— Хорошо, человек-овца, — сказал я, — я верну вам ухо.

— Большое спасибо, — поблагодарил человек-овца.

— Плата — тысяча иен в день, вернется ухо — пять тысяч. Потрудитесь сделать предоплату за три дня.

— Предоплату?

— Предоплату, — сказал я.

Человек-овца достал из нагрудного кармана большой кошелек, отсчитал три аккуратно сложенные купюры по тысяче иен и грустно выложил их на стол.

11

Когда человек-овца ушел, я разгладил складки на купюрах и положил их в собственный кошелек. Купюры были все в пятнах и чем-то пахли. Затем я пошел в пиццерию и заказал пиццу с анчоусами и пиво. Три раза в день я ем пиццу.

— Наконец-то получил заказ, да? — сказала «Вишенка».

— Да, я сейчас занят, — поедая пиццу, ответил я. — Нужно найти профессора-овцу.

— Зачем его искать, если он живет где-то рядом. Суди сам — он частенько заглядывает к нам поесть пиццу, — сказала «Вишенка».

— А где он живет? — удивившись, спросил я.

— Этого я не знаю. Выясни сам по телефонному справочнику. Ты кто, детектив или нет?

Даже не надеясь, я на всякий случай пролистнул справочник. Оказалось, что в книге есть телефон профессора-овцы. Есть даже номер человека-овцы. Что творится в этом мире, — подумал я.


Человек-овца (безработный) — 363-9847

Ресторан «Овца» (алкогольный бар) — 497-2001

Профессор-овца — 202-6374


Я вынул блокнот, записал номер телефона и адрес. Затем просто пил пиво, доедая пиццу.

Казалось, дело разрешится достаточно быстро.

12

Дом профессора-овцы располагался в западной части Грин-стрит. Небольшое строение из кирпича, во дворе цветут розы. Нетипично аккуратное для Грин-стрит. Конечно, очень старое, шаткое, но все же похоже на дом

Проверив тяжесть висевшего под мышкой пистолета, я надел солнечные очки и, насвистывая увертюру из оперы «Паяцы», обошел вокруг дома. Ничего странного. В доме царила тишина. Никакого шума не доносилось. На окнах висели белые кружевные шторы. Очень тихое, спокойное место, совсем не похожее на жилище того, кто мог бы оторвать ухо у человека-овцы.

Я прошелся мимо входа. Висит табличка «Профессор-овца». Выходит, все правильно. В почтовом ящике пусто. Наклеена бумажка «По вопросам газет и молока не обращаться».

Дом-то я нашел, а что делать дальше, понятия не имел. Видимо, слишком быстро и просто отыскал его. По идее, все должно быть намного сложнее, запутанней — и вот, в результате напряженных размышлений, случайной мыслью я отыскиваю логово подозреваемого; а после такого легкого поиска мысли никак не могли прийти в порядок. И это очень плохо. Насвистывая «Иисус, радость для людей» Баха, я спешно думал, что делать дальше.

Самое простое — позвонить в дверь, а когда появится профессор-овца, так и сказать ему: «Извините, верните, пожалуйста, ухо человека-овцы».

Проще некуда.

Так я и поступил.

13

Целых двенадцать раз я нажимал на звонок. Затем пять минут ждал перед дверью. Никакой реакции. В доме все по-прежнему было поглощено тишиной. Только воробьи сновали по газону.

В тот момент, когда я, отчаявшись, хотел было убраться восвояси, внезапно распахнулась дверь, и в проеме показалось лицо дородного седовласого старика. Жутко страшного по виду старика. Была б моя воля, прямо так бы и убежал, не оглядываясь. Но сбегать в моей ситуации не годилось.

— Эй, ты почто здесь шумишь? — закричал профессор-овца. — Стоило человеку уснуть после обеда, как ты...

— Вы — профессор-овца, верно? — спросил я.

— Ты читать умеешь? Видишь, что там написано? Разносчиков газет и распространителей молока...

— Я умею читать. При этом я не продавец ни газет, ни молока. Я — частный детектив.

— Частный детектив? Хрен редьки не слаще. Мне до тебя нет дела, — сказал профессор-овца и попытался резко закрыть дверь. Я вставил в дверную щель ногу, словно подпорку. Дверь больно ударила по лодыжке, но я стерпел, не показав и виду.

— У вас нет, зато есть у меня, — сказал я.

— А мне почем знать? — сказал профессор и саданул по моей лодыжке носком своего кожаного ботинка. Было так больно, будто нога сейчас отвалится, но я стерпел и это.

— Давайте поговорим спокойно — спокойно сказал я.

— На, получай, — сказал профессор-овца и, схватив стоявшую под рукой вазу, изо всех сил опустил мне на голову. На этом все, конец. Я потерял сознание.

14

Я видел сон, будто набираю в колодце воду. Поднимаю ее ведром, затем переливаю в лохань. Та наполняется до краев, приходит крокодил и залпом все выпивает. Стоит лохани наполниться вновь, как приходит другой крокодил и так же залпом ее выпивает. И так по кругу. Я насчитал одиннадцать. После чего проснулся.

Вокруг было темно. На небе сияют звезды. Ночное небо в Сиднее очень красивое. Я лежал перед дверью профессора-овцы. Вокруг было тихо. И кошелек, и пистолет — при мне.

Я встал, стряхнул прилипший к одежде мусор и положил солнечные очки в карман. Хотел позвонить еще раз, но сильно болела голова, и я решил оставить эту идею на завтра. Дневную норму я выполнил с лихвой: выслушал рассказ клиента, получил аванс, разыскал дом преступника, получил по лодыжке и голове. Продолжить можно и на следующий день.

Назад Дальше