А весь мир узнает, что к Фронту освобождения Кагамы следует относиться серьезно, уважать его требования, бояться его угроз.
Пролитая кровь. Жертвоприношение живой легенды. Как еще заставить глухих слушать?
Халиф не сомневался, что среди кагамцев все, кому надо, узнают о случившемся. Другое дело международные средства массовой информации. Для скучающего западного зрителя высшей ценностью является развлечение. Что ж, борьба за национальную независимость ведется не ради того, чтобы кого-то позабавить. Халифу был знаком образ мыслей жителей западного мира, ибо он сам какое-то время жил среди них.
Большинство его последователей — малообразованные люди, бросившие плуг, чтобы взяться за оружие; они никогда не летали на самолете и знают об окружающем мире только то, что передается вещающими на кагамском языке радиостанциями, подвергающимися жесткой цензуре ФОКа.
Халиф уважал чистоту их душ, однако его личный жизненный опыт был значительно богаче; но иначе и быть не могло. Для того чтобы разрушить неприступную крепость, нужны мощные орудия. Закончив университет в Хайдарабаде, Халиф проучился два года в университете штата Мэриленд, в Колледж-Парке, и получил диплом инженера. Как он любил повторять, он побывал в самом сердце мрака. Время, проведенное в Штатах, позволило Халифу — или Ахмаду Табари, так его звали тогда — понять, как жители Запада смотрят на весь остальной мир. Он познакомился с мужчинами и женщинами, родившимися и выросшими в могущественных и богатых странах, привыкшими тратить силы только на то, чтобы нажимать клавиши на пульте дистанционного управления. Самой большой опасностью, с которой сталкивались эти люди, была скука. Для них такие уголки земного шара, как Анура, Шри-Ланка, Ливан, Кашмир и Афганистан, превратились в пустые, ничего не значащие названия, простые символы бессмысленного варварства нецивилизованных народов. И в каждом случае Запад наслаждался великим даром забвения: забывал о своем соучастии, забывал о том, что, в сравнении с его собственными преступлениями, все остальное меркло.
Сытые, богатые! Халиф понимал, что западный мир для большинства его последователей остается абстракцией, призрачной и даже демонической. Но для Халифа западные люди были реальностью; он видел и чувствовал их, ибо ему уже приходилось встречаться с ними. Он знал, как пахнут эти люди. Взять, к примеру, не находящую себе места от безделья супругу заместителя декана, с которой Халиф познакомился во время учебы в университете. На вечеринке, устроенной администрацией для студентов-иностранцев, она выпытывала у него рассказы о невзгодах жизни на Ануре, и он, отвечая, видел, как округляются ее глаза и наливаются краской щеки. Её было лет под сорок; светловолосая, сохранившая остатки былой красоты, она одуревала от скуки; ее безоблачное, уютное существование стало для нее клеткой. Разговор, начавшийся у чаши с пуншем на вечеринке, получил продолжение за чашкой кофе у нее дома, а потом последовало и многое дру roe. Скучающую женщину восхищали рассказы о преследованиях за вероисповедание, подкрепляемые ожогами от сигарет, загашенных о его грудь; несомненно, ее просто завораживала его экзотичность, хотя в открытую она признавалась только в притягательной силе его «неукротимого пыла». Когда он обмолвился о том, что однажды ему к гениталиям прикладывали электроды, перезрелая красавица пришла в ужас, но в то же время была очаровала. «Остались ли после этого необратимые последствия?» — совершенно серьезно спросила она. Рассмеявшись над столь неумело прикрытым любопытством, он ответил, что с радостью предоставит ей возможность судить об этом самой. Ее муж, с вечно исходящим изо рта зловонием помойки и нелепой подпрыгивающей походкой, вернется домой не раньше чем через несколько часов.
Вечером того дня Ахмад сотворил «шалат», ритуальную молитву, не успев смыть с ладоней соки ее тела. Вместо молитвенного коврика ему пришлось использовать наволочку.
Последующие недели стали для него экспресс-курсом западных нравов, оказавшимся не менее ценным, чем все остальное, чему он выучился в Мэриленде. Он брал себе все новых любовниц, точнее, они брали его, не догадываясь, что до них уже были другие. Все как одна пренебрежительно отмахивались от своего безоблачного существования, но никто даже не мечтал о том, чтобы покинуть позолоченную клетку. Краем глаза следя за голубоватым свечением экранов телевизоров, эти избалованные белые сучки смотрели новости дня, размахивая руками, чтобы быстрее высушить лак на ногтях. В мире не происходило ничего такого, чего американское телевидение не могло бы сжать до пятнадцатисекундного информационного сюжета: нарезанные тонкими ломтями кадры кровавого насилия, перемежающиеся рекламой новых диетических продуктов, разглагольствованиями о защите прав домашних животных и предупреждениями об опасности дорогих игрушек, которые могут проглотить маленькие дети. Насколько же Запад богат материально, и насколько же он беден духовно! Неужели Америка является путеводным маяком для всего остального мира? Если так, то этот маяк ведет корабли на смертельные скалы!
Двадцатичетырехлетний выпускник университета вернулся к себе на родину, одержимый жаждой деятельности. Чем дольше продолжается несправедливость, тем страшнее она становится. А единственным ответом на насилие — Халиф не уставал это повторять — является новое насилие.
Весь следующий час Джэнсон изучал собранные материалы и знакомился с помощниками Марты Ланг. Большинство сведений было ему знакомо; в некоторых докладах даже имелись ссылки на его собственные отчеты, переданные за пять с лишним лет до этого из Калиго. Двое суток назад, ночью, повстанцы захватили базы правительственных войск, напали на блокпосты и в кратчайшие сроки взяли в свои руки контроль над провинцией Кенна. Несомненно, все было тщательно спланировано заранее, вплоть до непреклонного условия проводить переговоры именно в мятежной провинции. В последнем обращении, адресованном своим сторонникам, ФОК официально отрекся от кагамской делегации, принимавшей участие в переговорах, назвав ее членов предателями, действовавшими без ведома руководства Фронта. Разумеется, это была ложь, одна из многих.
Были и новые подробности. Ахмад Табари, человек, которого называли Халифом, за последние несколько лет значительно усилил свое влияние на кагамцев. Как выяснилось, некоторые его продовольственные программы позволили ему найти сторонников даже среди крестьян-индусов. Халифа прозвали «Истребителем» — не за массовые убийства мирных жителей, а за проводимую им кампанию по искоренению сельскохозяйственных вредителей. На территориях, контролируемых ФОКом, неизменно начиналась борьба с крысой-бандикутом, местным грызуном, уничтожающим зерновые и корма. На самом деле Ахмадом Табари двигало древнее суеверие. Его клан — обширное семейство, к которому принадлежал и отец Ахмада, — считал бандикута олицетворением смерти. И сколько бы сур Корана ни выучил наизусть Ахмад Табари, у него в сознании оставалось укоренившееся с раннего детства поверье.
Однако в настоящий момент внимание Джэнсона было всецело поглощено реалиями действительности, а не психологическими догадками. В течение двух часов он изучал подробные топографические карты, зернистые фотографии, сделанные со спутников, отражающие различные стадии многоходовой операции повстанцев, и старые синьки с чертежей бывшего дворца генерал-губернатора колонии, а до того крепости — здания на вершине Адамовой горы, прозванного голландцами Штеенпалейс, Каменным дворцом.
Снова и снова Джэнсон обращался к планам Адамовой горы и Каменного дворца, переходя от кадров аэрофотосъемки к техническим чертежам и обратно. Один вывод был неизбежен. Отказ правительства Соединенных Штатов послать на Ануру отряд «Морских львов»[8] объяснялся соображениями политики лишь отчасти. Главная причина заключалась в том, что операция по освобождению Петера Новака имела катастрофически мало шансов на успех.
И помощники Ланг это понимали. Джэнсон видел это по их лицам: его попросили выполнить задачу, обреченную на провал с самого начала. Но, вероятно, ни у кого не хватало решимости сказать об этом Марте Ланг. А может быть, ей все объяснили, но она отказалась признать очевидное. Несомненно, Марта видела в Петере Новаке человека, ради которого стоит умереть. Сама она без колебаний отдала бы за него жизнь; такие люди всегда готовы пожертвовать и жизнями других. Однако ему ли ее судить? Жизни американцев нередко приносились в жертву призрачным целям — таким, как, например, возведение моста через реку Дак-Нге, в десятый раз, который будет в десятый раз уничтожен еще до рассвета. Петер Новак действительновеликий человек. Ему обязаны жизнью многие. И, как бы Джэнсон ни пытался избавиться от этой мысли, он сам был в их числе.
Если люди не хотят рисковать собой, чтобы спасти такого апостола света, что говорить об идеалах мира и демократии, которым Новак посвятил всю свою жизнь? Экстремисты насмехаются над тем, как легко человек западного мира расстается со своими убеждениями; однако не является ли экстремизм в стремлении к миру сам по себе моральным противоречием? Не осознание ли этого факта побудило Джэнсона уйти в отставку?
Внезапно Джэнсон резко выпрямился в кресле. Один способ все же есть — возможно.
— Нам понадобятся самолет, лодка и в первую очередь те, кто будет всем этим управлять, — сказал он Марте.
Тон его голоса едва уловимо изменился — от выспрашивающего информацию до отдающего приказания. Встав, Джэнсон принялся молча расхаживать взад и вперед. Решающим обстоятельством будут люди, а не техника.
Марта Ланг выжидательно переглянулась с остальными; по крайней мере, на какое-то время угрюмая обреченность исчезла.
— Я имею в виду ударный отряд первоклассных специалистов, — пояснил Джэнсон. — Лучших из лучших в своей области. У нас нет времени на тренировки — это должны быть люди, уже работавшие вместе, люди, с которыми работал я,которым я могу доверять.
Он мысленно представил себе вереницу лиц, мелькающих у него перед глазами фотографиями из личных дел, и быстро начал отбрасывать тех, кто не удовлетворял хотя бы одному из необходимых требований. В конечном счете осталось четверо. С каждым из них Джэнсон уже работал в прошлом. Каждому он без колебаний доверил бы свою жизнь; больше того, каждый был обязан ему жизнью и считал этот долг делом чести. И ни один из этих людей, как это ни странно, не был американским гражданином. Государственный департамент может облегченно вздохнуть. Джэнсон продиктовал Ланг список. Четыре человека из четырех разных стран.
Вдруг Джэнсон в сердцах хлопнул рукой по закрепленному на полу столику.
— Проклятье! — выругался он. — О чем я думал? Можете вычеркнуть последнюю фамилию, Шона Хэнесси.
— Он умер?
— Нет. За решеткой. Наслаждается гостеприимством мест заключения Ее величества. Сидит в тюрьме «Уормвуд-Скрабс». Несколько месяцев назад попался на попытке нелегального провоза оружия. Подозревается в связях с Ирландской республиканской армией.
— А это действительно так?
— Самое смешное, нет. Шон с шестнадцати лет не имеет дела с ирландскими террористами, но его фамилия по-прежнему остается в черном списке военной полиции. На самом деле он выполнял работу по поручению некой компании «Сэндлайн лимитед» — заботился о поддержании боеспособности армии Демократической Республики Конго.
— Это лучший человек для той задачи, которую вы собирались ему поручить?
— Я солгал бы, если бы попытался заверить вас в обратном.
Ланг нажала несколько кнопок на плоской панели телефона и поднесла трубку к уху.
— Говорит Марта Ланг, — с чеканной отчетливостью произнесла она. — Марта Ланг. Будьте добры, проверьте.
Медленно истекли шестьдесят длинных секунд. Наконец Марта заговорила снова.
— Соедините меня с сэром Ричардом, пожалуйста.
Судя по всему, набранный ею номер не значился ни в одном справочнике; не было необходимости уточнять ответившему, что речь идет о чрезвычайно срочном деле — это предположение следовало автоматически. Несомненно, проверка заключалась как в идентификации спектрального анализа голоса, так и в определении сигнатуры телефона, уникальной для каждой линии Северной Америки, в том числе и использующей спутниковую связь.
— Сэр Ричард, — произнесла Марта чуть оттаявшим голосом, — называю вам имя одного человека, находящегося в тюрьме Ее величества. Его зовут Шон, повторяю по буквам: Ш-О-Н, фамилия Хэнесси, с двумя "с". Задержан приблизительно три месяца назад. Находится под следствием в ожидании суда, приговор еще не вынесен.
Она бросила взгляд на Джэнсона, прося подтверждения, и тот кивнул.
— Необходимо, чтобы этого человека немедленно освободили и посадили в самолет, следующий в... — Марта умолкла, задумавшись. — В аэропорту Гэтуик стоит реактивный лайнер Фонда Свободы. Срочно доставьте этого, человека туда. Перезвоните мне через сорок пять минут и сообщите ожидаемое время прибытия в Гэтуик.
Джэнсон восхищенно покачал головой. «Сэром Ричардом», несомненно, был Ричард Уайтхэд, директор Специальной разведывательной службы Великобритании. Но больше всего Джэнсона поразил холодный повелительный тон Марты. Уайтхэд должен был перезвонить ей не для того, чтобы сообщить, будет ли удовлетворена ее просьба, а затем, чтобы доложить, когдаона будет удовлетворена. В качестве правой руки Новака Марта Ланг была, вероятно, хорошо известна политической элите всего мира. Джэнсон был занят изучением преимуществ, имевшихся у его противника на Ануре, но люди Новака тоже обладали значительными ресурсами.
И еще Джэнсона восхитило интуитивное стремление Ланг соблюдать секретность. Конечная точка пути так и не была названа; самолет Фонда Свободы, находящийся в Гэтуике, получит лишь приблизительные указания относительно маршрута. И только когда он поднимется в воздух и войдет в международную воздушную зону, летчик узнает точное место встречи, назначенное Джэнсоном: один из островов Никобарского архипелага.
После этого Джэнсон просмотрел список военного снаряжения с одним из помощников Ланг по имени Джеральд Хоксчайлд, выполняющим обязанности начальника тыла. На каждый запрос Хоксчайлд отвечал не словами «да» или «нет», а временным интервалом: двенадцать часов, четыре часа, двадцать часов. Временем, необходимым на то, чтобы достать оборудование и перебросить его на Никобары.
Все кажется таким простым, поймал себя на мысли Джэнсон. И тотчас же понял почему. В то время как организации, защищающие права человека, устраивают конференции, на которых обсуждаются проблемы поставок стрелкового оружия в Сьерра-Леоне или использование военных вертолетов для переправки наркотиков в Казахстане, организация Новака использует более непосредственный метод изъятия вредоносной техники с рынка: она просто ее скупает. Хоксчайлд подтвердил, что Фонд Свободы действительно покупает снятые с производства и, следовательно, не подлежащие замене образцы и отправляет их на свои склады, чтобы в дальнейшем переработать их как вторичные отходы или, если это военный транспорт, переоборудовать под гражданские нужды.
Через тридцать минут на телефоне замигала зеленая лампочка. Марта Ланг взяла трубку.
— Значит, он уже в пути? Его состояние? — После непродолжительной паузы она сказала: — В таком случае мы рассчитываем, что вылет состоится не позже чем через шестьдесят минут. — Ее голос смягчился. — Вы нам очень помогли. Мы перед вами в бесконечном долгу... Ну что вы. Да, и не забудьте передать от меня горячий привет Джиллиан, хорошо? В этом году мы очень скучали по вас в Давосе. Можете не сомневаться, Петер непременно расскажет обо всем премьер-министру... Да-да, мы обязательно встретимся в самое ближайшее время. До скорого!
Ну и женщина, восхищенно подумал Джэнсон.
— Весьма высока вероятность того, что мистер Хэнесси прибудет на встречу раньше вас, — доложила ему Марта, как только положила трубку.
— Почтительно снимаю шляпу, — ответил Джэнсон.
В иллюминаторах показался золотой солнечный диск, нежащийся на пушистых белых подушках облаков. Несмотря на то что самолет нагонял заходящее солнце, бег времени не замедлялся. Джэнсон понимал, что Марта Ланг, бросая взгляд на часы, хочет не просто узнать точное время. Она отсчитывает часы, оставшиеся Петеру Новаку. Встретившись с Джэнсоном глазами, Марта, помолчав, сказала:
— Что бы ни случилось, хочу поблагодарить вас за то, что вы для нас сделали.
— Я еще ничего не сделал, — попробовал было возразить Джэнсон.
— Вы сделали нечто, имеющее очень большую ценность, — остановила его она. — Вы вселили в нас надежду.
Джэнсон собрался было заговорить о жестоких реалиях, о неблагоприятных факторах, о непредсказуемости развития событий, но вовремя остановился. Необходимо помнить о высшем прагматизме. На данном этапе ложная надежда лучше отсутствия вообще какой-либо надежды.
Глава третья
Воспоминаниям было уже тридцать лет, но все, казалось, происходило только вчера. Они раскручивались в его снах ночью — всегда накануне важного задания, подпитываемые сдерживаемым днем беспокойством, — и хотя они начинались и обрывались каждый раз в разных местах, ему казалось, что он просматривает одну и ту же закрученную в кольцо кинопленку.
Посреди джунглей была расположена база. На базе имелся домик с кабинетом. В этом кабинете стоял письменный стол. На столе лежал лист бумаги.
На самом деле это была свежая сводка с координатами целей для заградительного и беспокоящего огня.
Возможный ракетный удар со стороны вьетконговцев[9], пусковая установка будет находиться в точке с координатами А Т384341; время между 02:00 и 03:00 сегодня ночью.