На большинстве планет, в том числе и на Земле, у жителей в той или иной степени существует чувствительность к таким излучениям. Эволюционирующая жизнь создает органы, реагирующие на световые и звуковые колебания, и, если этого достаточно для выживания, она не идет дальше и не развивает способность «слышать» нервные импульсы. За исключением нескольких сомнительных аномалий — вопросы экстрасенсорных способностей у человека оставались предметом дебатов и споров по сей день: человечество было телепатически глухим. Но на некоторых планетах путем невероятных мутаций экстрасенсорные органы развивались, и большинство животных, включая и разумных, если таковые существовали, ими обладало. В случае с Холатом развитие было уникальным — животные могли не только воспринимать нервные импульсы, но и передавать их на короткое расстояние. Это было основой холатанского эмоционального сопереживания, это было причиной того, что Сарис мог управлять электронным устройством. Как бы следуя некоему закону компенсации, холатане плохо воспринимали разговорную речь и использовали ее лишь для того, чтобы четко сформулировать мысль телепатически.
Телепатия у фриман была «нормального» типа — чудовища могли только воспринимать, но не воздействовать, последнее они были способны осуществлять только с помощью специальных нервных окончаний, когда прикладывали их к другой особи.
Но телепатический слушатель не воспринимает мысль самое по себе. «Мысль» как таковая не существует в реальном мире; существует процесс мышления — поток импульсов между синапсами[11]. Фримане не читали в человеческом мозгу как таковом, а воспринимали сигналы на субвокальном уровне. Человек, думающий на сознательном уровне, «разговаривает сам с собой», моторные импульсы идут от мозга к горлу, как если бы он говорил вслух, но по пути импульсы подавляются. Именно эти импульсы воспринимали и интерпретировали фримане.
Поэтому, чтобы узнать, о чем думает другое существо, для начала им нужно было изучить его язык. И Сарис, и Лангли обычно думали на языках, не известных фриманам. Вот почему они воспринимали их мысли как абракадабру.
— Я… понимаю. — Человек кивнул. — Звучит правдоподобно. Как-то я прочитал о случае, который произошел за триста лет до моего времени. Мнимый телепат выступал перед папой — это такой религиозный деятель. Он опростоволосился, сказав, что ничего не может понять в мыслях священника, а папа ответил, что думал на латыни. Да, возможно, там произошло то же самое. — Он невесело рассмеялся. — По крайней мере, одно утешение — мы можем держать свои мысли в секрете.
— Ес-сть еще одно, — ответил холатанин. — У меня ес-сть для тебя пр-редупр-реждение. Скор-ро будет нападение.
— А?
— Веди с-себя не так тр-ревожно. Женщина, котор-рая у тебя была, — ее зовут Мар-рин? Я обнар-ружил в ней элек- трронную цепь.
— Что?! — У Лангли перехватило дыхание. Его охватила легкая нервная дрожь. — Но… это невозможно… она…
— В нее имплантир-ровали хир-рур-ргичес-ским путем штуку, котор-рая, я так думаю, ес-сть пер-редатчик с-с изменяемой час-стотой. Ее можно выс-следить. Я бы с-сказал Валти, но тогда я не был знаком с-с человечес-ской нер-рвной с-сис-стемой. Я думал, это нор-рмальная час-сть для ваших женщин, у нас-с они тоже отличаютс-ся от мужчин. Но тепер-рь, когда я видел вас-с больше, я понял пр-равду.
Лангли чувствовал, что его трясет. Марин… снова Марин! Но как?..
И тут он понял. Во время похищения. В конечном итоге оно было совершено с какой-то целью. Он, Лангли, никому не был нужен во время того рейда. Автоматический коммуникатор, подобный тому, который дал ему Валти, имплантированный с помощью современной хирургии, да.
Но такое устройство действует на небольшом расстоянии, а это значит, что только система детекторов вокруг всей планеты имеет шансы его выследить. И такая система могла быть только у Чантавара.
— Ну, в конце-то концов, сколько же Иуд в ней сидит?! — простонал Лангли.
— Мы должны пр-риготовитьс-ся, — спокойно сказал холатанин. — Наша охр-рана в таком с-случае попр-робует нас-с убить, нет? Будучи пр-редупр-реждены зар-ранее, мы с-смо- жем…
— Или предупредить Бранноха? — Лангли с минуту обыгрывал мысль и так и эдак, но в конце концов от нее отказался. Нет. Даже если центаврийцам удастся улизнуть, им на хвост сядет боевой флот Сола.
Тогда пусть победит Чантавар. Какая разница?
Лангли закрыл лицо руками. Зачем продолжать борьбу? Когда придут нападающие, он должен принять то, что ему суждено, как истинный джентльмен.
Нет. Где-то он чувствовал, что должен продолжать жить. В сегодняшней истории ему был дан голос; каким бы слабым он ни был, но это был голос, и от Лангли самого зависело, чтобы он продолжал звучать как можно дольше.
Наверно, прошло около часа, когда Сарис движением носа показал, чтобы Лангли был настороже.
— Гр-равитационные колебания. Думаю, тепер-рь вр-ремя нас-стало.
Глава 16
Взвыла сирена. Ее эхо разнеслось вдоль коридора, охранники вздрогнули и на мгновение застыли.
Дверь распахнулась настежь, и Сарис Хронна ринулся наружу. Его тигриная лапа размазала одного из солдат по противоположной стене. Второй перекувырнулся и упал в ярде от холатанина, все еще сжимая оружие. Потом он вскочил на ноги и стал поднимать ружье, но в этот момент его настиг Лангли.
Космонавт не был ни боксером, ни борцом. Он схватил ружье за ствол и, отведя его в сторону, второй рукой заехал охраннику в челюсть. Торианин моргнул, сплюнул кровь, но не упал, а пнул Лангли тяжелой бутсой в колено. Американец пошатнулся, боль словно ножом пронзила ногу. Центавриец отступил, поднимая мушкет. Одним движением Сарис отбросил Лангли в сторону и прихлопнул охранника.
— Ты в пор-рядке? — спросил он, резко обернувшись. — Р-ранен?
— Двигаться еще могу. — Лангли тряхнул головой, ощутив горечь поражения. — Пойдем… копать дальше. Может быть, еще удастся вырваться во время неразберихи.
В других помещениях гремели выстрелы и взрывы. Пройдя чуть дальше, они наткнулись на Валти, его взлохмаченная рыжая голова была опущена, как у быка.
— Сюда! — заорал он. — За мной! Там должен быть черный ход!
Сгрудившись, пленники следом за ним быстро устремились по коридору к двери, которую открыл Сарис. Вверх уходила эстакада, ведущая к наземному уровню. Сарис сгорбился — дальше их могло ожидать все что угодно. Но выхода не было. Он открыл замаскированный вход и выпрыгнул наружу, освещенный лучами заканчивающегося дня.
Над головой, словно разъяренные пчелы, мельтешили черные патрульные корабли. Возле одного из зданий стоял флаер. Гигантскими прыжками Сарис устремился в его сторону. Он почти достиг цели, когда с неба ударил бело-голубой луч и разрезал флаер пополам.
С рычанием перекатившись по земле, холатанин, казалось, весь напрягся. Неожиданно один полицейский корабль, скользнув по воздуху, врезался в другой. Объятые пламенем, оба упали. Сарис отпрыгнул под стену здания, люди с облегчением вздохнули. Завеса пламени встала на том месте, где он только что находился. Валти что-то закричал, указывая назад, и они увидели, как из подземной секции вырываются одетые в черную форму солдаты-рабы.
— Останови их оружие! — пронзительно крикнул Лангли. В руках у него был один из мушкетов, он приложил его к щеке и выстрелил. Грохот и сильная отдача прибавили решимости. Один из солдат крутанулся на ногах и упал.
— С-слишком много! — Сарис лежал на голой земле, часто и тяжело дыша. — Их больше, чем я с-смогу с-спр-равиться.
Лангли бросил оружие вниз, проклиная день сотворения этого мира.
Солдаты с опаской окружили их группу.
— Господа, вы находитесь под арестом, — проговорил командир. — Пожалуйста, следуйте за нами.
Идя вместе со всеми, плакала Марин — тихо и безутешно.
Чантавар находился в конторе плантации. Вдоль стен расположились охранники, в стороне стоял мрачный Браннох. Министр выглядел безукоризненно и почти не выказывал своей радости.
— Здравствуйте, капитан Лангли, — сказал он, — и, конечно же, Голтам Валти, сэр. Что ж, джентльмены, похоже, я прибыл весьма вовремя.
— Вперед, — откликнулся космонавт. — Пристрелите нас, и покончим с этим делом.
Чантавар поднял брови.
— Откуда такая склонность к мелодрамам? — спросил он.
Вошел офицер, он поклонился и отрапортовал, что укрытие захвачено, весь персонал мертв либо находится под арестом, потери составляют шесть человек убитыми и десять ранеными. Чантавар отдал приказ, Сариса водворили в специальную клетку и вынесли наружу.
— На тот случай, если вас интересует, капитан, — заговорил министр, — каким образом я вас нашел, то…
— Я знаю, — прервал его космонавт.
— О? О… да, конечно. Сарис должен был это обнаружить. Тут я играл: я думал, он не сообразит вовремя, что это такое, очевидно, так и произошло. Наготове были и другие методы выслеживания, случилось так, что сработал именно этот. — Губы Чантавара изогнулись в неожиданно обаятельной улыбке. — Я не держу на вас зла, капитан. Уверен, вы пытались все сделать так, как считали наилучшим.
— Как насчет нас? — пророкотал Браннох.
— Что ж, милорд, обстоятельства со всей очевидностью требуют вашей депортации.
— Хорошо. Отпустите нас. У меня есть корабль.
— О нет, милорд. Мы не можем быть столь невежливыми. Технат приготовит для вас соответствующий транспорт. Это может занять некоторое время… даже несколько месяцев…
— До тех пор, пока вы не проведете первоначальные исследования с нейтрализатором. Понимаю.
— Тем временем вы и ваш персонал будете спокойно ожидать в своих собственных апартаментах. Я выставлю охрану, которая проследит, чтобы вас… не беспокоили.
— Хорошо. — Браннох заставил свой рот скривиться в кислой усмешке. — Полагаю, что должен вас за это поблагодарить. В вашем положении я бы пристрелил меня, чтобы убрать с дороги.
— В один прекрасный день, милорд, может так случиться, что ваша смерть и понадобится, — сказал Чантавар. — Однако в настоящее время я вам кое-чем обязан. Это дело, как вы понимаете, значит очень многое для моего собственного положения — существуют кабинеты повыше моего нынешнего, и скоро их двери будут для меня открыты.
Он повернулся к Лангли:
— Капитан, я отдал несколько распоряжений относительно вас. Впредь в ваших услугах нет надобности: мы нашли пару ученых, которые могут говорить на староамериканском. С их помощью и с помощью гипноучителя Сарис будет знать современный язык почти в совершенстве уже через несколько дней. Что касается вас лично, за вами оставлены должность и жилище в университете Лоры. Историки, археологи и планетографы сгорают от нетерпения получить у вас консультации. Зарплата ваша будет невелика, но вы сохраняете статус свободнорожденного.
Лангли ничего не ответил. Итак, его уже вывели из игры. Это был конец — прочь с доски, моя пешка.
Валти прочистил горло.
— Милорд, — начал он напыщенно, — должен вам напомнить, что Сообщество…
Прищурив глаза, Чантавар бросил на него долгий, пристальный взгляд. Гладкое лицо его стало совершенно бесстрастным.
— Согласно законам Сола, вы совершили преступные деяния, — сказал он.
— Экстерриториальность…
— Здесь она неприменима. В лучшем случае вы должны быть депортированы. — Казалось, Чантавар напряг последние силы. — Тем не менее я отпускаю вас на свободу. Соберите своих людей, возьмите с плантации один из флаеров и возвращайтесь в Лору.
— Милорд очень любезен, — сказал Валти. — Могу я спросить почему?
— Неважно почему. Убирайтесь.
— Милорд, я — преступник. Я это признаю. Я хочу справедливого суда в смешанном трибунале в соответствии с разделом 4 статьи VIII Лунного договора.
Глаза Чантавара были холодны и не мигали.
— Убирайтесь, или я буду вынужден вышвырнуть вас вон!
— Я требую, чтобы меня арестовали! — воскликнул Валти. — Я настаиваю на своем праве и привилегии на стирание моей личности. Если вы меня не задержите, я буду жаловаться непосредственно «Технону».
— Очень хорошо! — отчеканил Чантавар. — Приказ беспрепятственно отпустить вас на волю я получил непосредственно от «Технона». Почему — я не знаю. Но это приказ; он пришел сразу же, как только я доложил о положении вещей и своем намерении атаковать. Вы удовлетворены?
— Да, милорд, — вежливо ответил Валти. — Спасибо за вашу доброту. Всего хорошего, джентльмены. — Он неуклюже поклонился и выскочил.
Чантавар разразился смехом:
— Нахальный старый жук! Я не хотел ему говорить, но он все равно узнал бы об этом потом. Теперь пусть удивляется вместе со всеми остальными. «Технон» то и дело ведет себя загадочно, но я полагаю, что мозг, планирующий на тысячелетия вперед, таким и должен быть. — Он встал и распрямился. — Пойдемте. Может быть, я еще успею сегодня вечером на этот концерт в Салме.
Снаружи Лангли зажмурился от яркого солнечного света. За пять тысячелетий тропики на Земле стали еще жарче. Он увидел группу вооруженных людей, которые один за другим загружались в военный флаер, и неожиданно у него защемило сердце.
— Чантавар, — обратился он, — я могу попрощаться с Сарисом?
— Мне жаль. — Министр не без сочувствия покачал головой. — Я знаю, он ваш друг, но мы и так уже рисковали в этом деле предостаточно.
— Что ж… я когда-нибудь еще его увижу?
— Возможно. Мы не звери, капитан. Мы не намерены причинять ему вред, если он будет сотрудничать с нами. — Чантавар махнул рукой в сторону небольшой машины. — Думаю, это ваша. До свидания, капитан. При случае надеюсь когда-нибудь свидеться с вами снова.
Он развернулся и быстро зашагал прочь. Из-под его сапог вылетали облачка пыли.
Лангли и Марин вошли внутрь флаера и сели. Молчаливый охранник последовал за ними и включил автопилот. Флаер плавно поднялся, и охранник с вымуштрованным терпением уселся напротив них.
Долгое время девушка безмолвствовала.
— Как они нас нашли? — наконец спросила она.
Космонавт рассказал.
На этот раз она не плакала. Казалось, у нее больше не осталось слез. Все время стремительного полета обратно домой они почти не разговаривали.
Лора поднялась на фоне ночного горизонта, как единый гордый фонтан воспарившего металла. Флаер с жужжанием сделал круг в поисках посадочной площадки рядом с одной из невысоких башен в северной части города. Охранник согласно кивнул.
— Номер ваших апартаментов 337, прямо по коридору, сэр, — сообщил он. — Доброй ночи.
Лангли пошел впереди. Когда дверь по его команде открылась, перед ним предстали четыре небольшие комнаты, достаточно комфортные, но без особой роскоши. Там находился бытовой робот — очевидно, отметил Лангли, его новое положение не предполагало живых рабов.
За исключением…
Он повернулся лицом к Марин и около минуты рассматривал ее. Девушка твердо встретила его взгляд, она заметно побледнела, глаза ее сделались темными. Он подумал, что это бесцветное создание отнюдь не Пегги.
Горечь и ярость тошнотой подступили к горлу. Все кончено. Сезит. Здесь конец саги. Он пытался, но все его надежды рухнули, и причиной всему этому именно она.
— Убирайся, сказал он.
Она прикрыла рот рукой, как если бы он ее ударил, но не произнесла ни слова.
— Ты меня слышала? — Он резко пересек комнату — пол под ногами еле заметно пружинил, как если бы был сделан из резины, — и уставился в окно.
— Я дарую тебе свободу. Теперь ты не рабыня. Понятно?
Она все еще не отвечала.
— Необходимы какие-то формальности? — спросил он.
Она рассказала. Голос ее был безжизненным. Он набрал номер отдела регистрации и продиктовал, что он, такой-то, единственный владелец крепостной рабыни номере такой-то, настоящим распоряжением освобождает ее. Затем он повернулся, но посмотреть в зеленые глаза у него уже не хватило духу.
— Здесь не было твоей вины, — сказал он глухо. В висках у него стучало, колени дрожали. — Никто не виноват, все мы бедные маленькие жертвы обстоятельств, и в этом плане с меня довольно. Безусловно, ты была всего лишь беспомощным орудием, я тебя не виню. Однако и дальше терпеть тебя рядом с собой я не в силах. Слишком много неудач воплотилось в тебе. Ты должна уйти.
— Я сожалею, — прошептала она.
— Я тоже, — из невольной учтивости сказал он. — Иди… уходи… живи как-нибудь сама.
Подчиняясь почти бессознательному импульсу, он отстегнул кошелек и бросил его ей.
— Вот. Здесь весьма приличная сумма. Возьми деньги — используй их на устройство своей жизни.
Она в замешательстве посмотрела на него, но быстро справилась с собой.
— До свидания. — Она повернулась и направилась к двери, спина ее была неестественно прямой.
И только гораздо позже Лангли обнаружил, что Марин оставила кошелек лежать там, где он упал.
Глава 17
День, еще день, и еще один день… Вот так и проходит жизнь.
Люди в университете были приятными и мягкими, у них были степенные, но без формальностей манеры, а с человеком из прошлого они вели себя особенно тактично. Лангли вспомнил собственные университетские годы — некоторое время он учился в аспирантуре и насмотрелся на факультетскую жизнь. Здесь не было никаких пересудов, маленьких интриг и лицемерных чаепитий, к которым он привык в свою университетскую бытность; но не было здесь и никакого духа нетерпения и жажды интеллектуального поиска. Все было известно, все поставлено и рассортировано по полочкам, оставалось лишь уточнить детали. Там, в двадцать первом веке, какое-нибудь высказывание мэтра о роли запятых в произведениях Шекспира стало бы поводом для обсуждения и сомнений. Сегодня что-то подобное было бы воспринято просто как непреложный факт.