— Вы попали пальцем в небо! — ответил Эндрю, расхохотавшись.
— Не важно. Можете возвращаться к себе. Я повернула ее лицом к стене, больше она за вами не подглядывает. Еще я позволила себе купить вам пару новых простыней и застелить постель.
— Очень любезно с вашей стороны, но совсем не обязательно.
— Хотелось как-то отблагодарить вас за гостеприимство.
Пока Сьюзи говорила, Эндрю представлял, как она покупает ему простыни; почему-то эта фантазия его растрогала.
— Вы придете завтра в библиотеку?
— Возможно, — ответила Сьюзи.
— Тогда, возможно, увидимся завтра, — сказал Эндрю, вставая.
* * *Выходя из ресторана, Эндрю получил на мобильник сообщение:
Дорогой мистер Стилмен, хотя вы мне несимпатичны, мой патриотизм, уязвленный вашими словами, побуждает меня доказать, что на нашей стороне Атлантики мы живем в том же веке, что и вы, а иногда даже и опережаем вас. Наша французская медицина, как и вся система здравоохранения, представляет собой превосходный пример, способный вдохновить вас на новую статью. Безопасность в наших больницах ничуть не хуже, чем в ваших, доказательством чему послужат прилагаемые к письму фотографии, сделанные системой наблюдения на территории больницы при отъезде пациентки, вызвавшей ваш интерес. Вы, несомненно, оцепите их четкость и то, что мы хранили их целый год.
С наилучшими пожеланиями проф. Ардуэн.Эндрю открыл приложение и дождался, пока оно загрузится.
Он узнал Сьюзи на носилках, какой-то немолодой мужчина задвигал их в фургон «скорой помощи». Увеличив изображение, он узнал и его: этот человек выходил незадолго до Сьюзи из бакалеи Али.
Эндрю улыбнулся при мысли, что Сьюзи не уступает ему хитростью. Теперь он не сомневался, что назавтра они встретятся в библиотеке.
* * *Он подозвал такси, по пути позвонил Долорес и попросил таксиста отвезти его в редакцию газеты.
Она ждала Эндрю у себя в кабинете, уже начав разглядывать пересланные им фотографии.
— Вы объясните, что к чему, Стилмен, или я так и помру идиоткой?
— Что вы на них разглядели?
— Номерной знак и название компании «скорой помощи» хорошо читаются.
— Вы туда позвонили?
— Странно, что по прошествии стольких лет вы все еще задаете мне такие вопросы!
По настроению Долорес Эндрю видел, что она успела что-то выяснить и теперь с наслаждением заставляет его томиться неизвестностью.
— Перевозку им заказала норвежская компания. Владелец компании «скорой помощи», с которым я говорила, обеспечивал сопровождение и хорошо помнит этих двух клиентов. Они не каждый день отвозят американских клиентов в женевский аэропорт. По его словам, девушка — прелесть. Приятно поговорить со зрячим человеком, жаль, что не все такие, как он… Того, кто был с вашей Золушкой, звали Арнольд — так она к нему, по крайней мере, обращалась. Фамилию его, правда, она не произнесла ни разу.
Эндрю вгляделся в изображение на мониторе, выгодно отличавшееся от того, что он видел на своем телефоне. Не только лицо мужчины, но и его имя показалось Эндрю знакомым. Через секунду его осенило: сосед по кладбищу!
— Ну и вид у вас! Увидели привидение?
— Лучше не скажешь! Арнольд Кнопф!
— Ваш знакомый?
— Объяснить вам это я не сумею, но очень вероятно, что это его я вижу ночь за ночью в кошмарных снах!
— Какой-то ваш случайный собутыльник?
— Нет. Перестаньте, Долорес!
— Не перестану, пока вы снова не станете посещать собрания Анонимных алкоголиков.
— Не такие уж они анонимные, раз там я повстречал вас.
— В газете об этом никто не знает, так что у вас нет оправданий. Поломайте голову, наверняка вы где-то с ним сталкивались.
— Вы отлично поработали! Как вам удалось развязать язык владельцу компании «скорой помощи»?
— Это я должна вас спросить, как вы работаете! Я выдала себя за несчастную сотрудницу страховой компании, потерявшую досье и боящуюся увольнения, которого не избежать, если она не восстановит документы до того, как начальник узнает о ее оплошности. Я лила слезы, объясняла, что не сплю вторую ночь… Французы, к вашему сведению, так чувствительны… Нет, вы явно не в курсе!
Эндрю благоговейно взял руку Долорес и запечатлел на ней поцелуй.
— Вы плохо меня знаете.
Забрав распечатанные Долорес фотографии, Эндрю покинул ее кабинет.
Уже через минуту она ему позвонила.
— Бедняга, вы и впрямь здорово влипли! — сказала она.
— Что еще я натворил?
— Думаете, что я на этом остановилась?
— Так это вы что-то натворили?
— Вы считаете, что, доставив вашу Сьюзи Бейкер в Женеву, санитары вывалили ее в мусорный бак?
— Нет, просто продолжение мне известно: ее доставили обратно в Штаты.
— Какая авиакомпания, в какой город, в какую больницу? Вы все это знаете, мистер репортер?
Эндрю примчался и уселся на единственный имевшийся в кабинете Долорес Салазар стул.
— Частный самолет и беспосадочный перелет Женева — Бостон, — торжественно объявила она.
— А она еще болтает, что ей не на что купить себе новый матрас! — не сдержался Эндрю.
— Что вы сделали с ее матрасом?
— Ровным счетом ничего, успокойтесь, Долорес.
— Мне нет до этого никакого дела. Она вряд ли разорилась на билет: самолет принадлежал Агентству национальной безопасности. Но почему она летает на самолете, принадлежащем правительственному агентству, да еще такому? Об этом мне ничего не известно, тут моей компетенции недостаточно. Я обзвонила все больницы Бостона и его окрестностей, но в их досье нет следов Сьюзи Бейкер. Теперь в игру вступаете вы, старина. Когда вам захочется поделиться раздобытой информацией со мной, не стесняйтесь, я вам всегда рада.
После разговора с Долорес Эндрю почувствовал, что окончательно запутался. Вернувшись на свое рабочее место, он, поразмыслив, отложил намеченный на этот вечер переезд домой. Предстоящую ночь он проведет в здании редакции.
7
Вашингтон-сквер, 8 часов вечера.
Арнольд Кнопф шагал по главной аллее, разглядывая каждого встречного. Вот бродяга спит на краю лужайки, завернувшись в старое одеяло; трубач разучивает гаммы под деревом; гуляющие с собаками обходят одиноких курильщиков; пара студентов обнимается, сидя на бортике бассейна; художник при свете фонаря творит на мольберте собственный красочный мир; какой-то тип, воздев к небу руку, призывает в свидетели Создателя.
Сьюзи ждала его на скамейке, глядя перед собой отсутствующим взглядом.
— Кажется, ты не горела желанием снова со мной встречаться? — спросил Арнольд Кнопф, устраиваясь с ней рядом.
— Вы верите в проклятия, Арнольд?
— Я такого насмотрелся за свою карьеру, что мне и в Бога-то слабо верится.
— А я верю и в проклятия, и в Бога. Кажется, все вокруг меня проклято. Моя семья, все, кто к ней приближается…
— Ты позволила себе неоправданный риск и теперь пожинаешь плоды. Что меня поражает, так это твое упрямство. Откуда этот встревоженный взгляд? Только не говори, что переживаешь за своего журналиста!
— Он мне нужен. Нужна его решимость, его сноровка. Но не хочется подвергать его опасности.
— Понимаю. Охотиться хочешь сама, а он только пусть выгонит зверя из леса. Тридцать лет назад тебе нашлось бы место в моей команде, но то было тридцать лет назад! — усмехнулся Кнопф.
— Ваш цинизм вас старит, Арнольд.
— Мне семьдесят лет, но если мы с тобой побежим наперегонки до вон той ограды, то я наверняка приду первым.
— Я бы поставила вам подножку.
Кнопф и Сьюзи умолкли. Кнопф глубоко вздохнул и стал вглядываться в дальний конец сквера.
— Как мне тебя разубедить, бедняжка Сьюзи? Ты — сама невинность!
— Я утратила невинность в одиннадцать лет. Хозяин лавки, где мы покупали сладости, вызвал полицию, когда я якобы попыталась стянуть две шоколадки. Меня отвезли в участок.
— Хорошо помню, как я тебя оттуда забирал.
— Вы приехали слишком поздно, Арнольд. Я сказала полицейскому, который меня допрашивал, всю правду: хозяин лавки подсматривал за школьницами, он заставлял меня его трогать, а кражу придумал, когда я пригрозила на него донести. Полицейский отвесил мне пощечину и обозвал извращенкой и лгуньей. Вторую пощечину мне отвесил дома дед. Бакалейщик Фигертон был безупречным прихожанином и по воскресеньям всегда ходил к мессе. А кто я? Просто наглая девчонка. Дед повез меня на место преступления, заставил попросить прощения и признаться, что я все выдумала. Он дал Фигертону денег, и мы уехали. Я навсегда запомнила, как бакалейщик ухмылялся, когда я с пылающими щеками садилась в машину.
— Почему ты мне ничего не сказала?
— Почему ты мне ничего не сказала?
— А вы бы мне поверили?
Кнопф промолчал.
— Вечером я заперлась в своей комнате. Никого не желала видеть, ни с кем не могла разговаривать, не хотела жить. Матильда вернулась спустя два дня. Я слышала, как они с дедом скандалили. Они часто ссорились, но так ужасно — еще никогда. Ночью она пришла ко мне и села в ногах кровати. Чтобы меня успокоить, она стала рассказывать о других несправедливостях и впервые упомянула судьбу своей матери, то, что ей пришлось пережить в нашей семье. В ту ночь я поклялась отомстить за бабушку. Я сдержу свою клятву!
— Твоя бабушка умерла в 1966 году, ты ее не знала.
— Она не умерла, ее убили!
— Она изменила родине. Тогда были другие времена. Холодная война — своеобразная война, но в ней тоже были жертвы.
— Она ни в чем не была виновата.
— Ты ничего не знаешь.
— Матильда в этом ничуть не сомневалась.
— Твоя мать пила.
— Все из-за них.
— Твоя мать была тогда молодой, у нее была вся жизнь впереди.
— Какая жизнь? Матильда все потеряла, даже собственное имя, право продолжать учебу, всякую надежду на карьеру. Ей исполнилось всего девятнадцать, когда она потеряла мать…
— Мы так и не узнали, при каких обстоятельствах…
— …ее убили? Ведь это самое подходящее слово, Арнольд?
Кнопф достал коробочку мятных леденцов и предложил Сьюзи.
— Допустим, ты каким-то чудом восстановишь ее доброе имя. Что это даст? — спросил он, отправляя в рот леденец.
— Ее реабилитация позволит мне вернуть настоящую фамилию и заставить государство возвратить незаконно конфискованное имущество.
— Фамилия Бейкер тебе больше не нравится?
— Мне дали чужую фамилию, чтобы спасти от унижений, выпавших на долю Матильды. Чтобы передо мной не захлопывали двери так же, как перед ней. Не пытайтесь меня убедить, что для вас честь — пустой звук.
— Зачем ты позвала меня сюда? — спросил Кнопф.
— Предлагаю стать моим сообщником.
— Я отказываюсь. Не намерен участвовать в твоих затеях. Я обещал твоему деду…
— …заботиться о моей безопасности. Сто раз это слышала!
— И я сдержу свое обещание. Помочь тебе сейчас значило бы его нарушить.
— Я не передумаю, и вы, отказываясь мне помочь, обрекаете меня на серьезный риск.
— Не пытайся мной манипулировать, со мной это не пройдет. Запомни, у тебя нет никаких шансов на успех.
— Что она такое натворила, из-за чего ее решили убрать?
— Забавно. Ты любишь, чтобы тебе что-то повторяли, а о чем-то, наоборот, помалкивали. Она вздумала торговать государственными тайнами, но попалась еще до того, как успела совершить непоправимое. Она попыталась бежать, и это плохо кончилось. Она совершила серьезное преступление. У людей, которым пришлось ее остановить, не было другого способа защитить интересы нашей страны и тех, кого она могла выдать.
— Вы бы себя слышали, Арнольд! Прямо шпионский роман!
— Если бы! Гораздо хуже.
— Это же смешно! Лили была умницей, высококультурной женщиной, авангардисткой и гуманисткой, никому не способной причинить зла, не говоря уж о том, чтобы предать своих.
— Что ты обо всем этом знаешь?
— Матильда не только пила. Когда мы оставались с ней вдвоем, она рассказывала мне о своей матери. Мне не довелось посидеть у бабушки на коленях, но я все о ней знаю: какими она пользовалась духами, как одевалась, что читала, как гневалась, как смеялась — у нее был неподражаемый смех…
— Согласен, она опережала свое время и обладала твердым характером.
— Кажется, она вас ценила.
— Это слишком сильно сказано. Твоя бабушка не любила общество мужчин, льнувших к ее мужу, вернее, к его власти, ей претила их услужливость, а тем более их лесть. Ей импонировала моя скромность. На самом деле я был с ней так сдержан, потому что она производила на меня сильнейшее впечатление.
— Она была красива?
— Ты похожа на нее, и не только внешне, это меня как раз и тревожит.
— Матильда говорила, что вы принадлежали к тем немногим, кому она доверяла.
— Никому она не доверяла! А ты никак не можешь заставить себя называть свою мать «мама», как это принято у всех нормальных людей?
— Матильда никогда не была нормальной матерью, к тому же ей самой нравилось, когда я обращалась к ней по имени. Кто выдал Лили?
— Она сама себя приговорила, и твой дед при всем желании не смог бы ее спасти.
— Мой дед превыше всего ставил власть. Но защитить ее он мог. Она же была его женой, матерью его дочери. У него были для этого возможности.
— Не смей его судить, Сьюзи! — вспылил Кнопф. — Лили зашла слишком далеко, и ей никто уже не сумел бы помочь. Если бы ее арестовали и судили за измену, она угодила бы на электрический стул. Твой дед стал первой жертвой этого дела: оно стоило ему карьеры, состояния и чести. Партия прочила ему пост вице-президента при Джонсоне!
— Но Джонсон не стал баллотироваться. Карьера, состояние, честь — в каком грустном порядке вы перечисляете эти ценности! Всем вам, сотрудникам зловещих правительственных органов, успешно промыли мозги. Вы думали только о том, как победить в ваших междоусобных войнах и заслужить новые звания.
— Дурочка, люди, павшие во имя того, чтобы ты жила в свободном мире, безымянны. Они служили своей стране, оставаясь в тени.
— И кто же из этих «теней» стрелял в мою бабку? Кто из этих доблестных «слуг родины» открыл огонь по беззащитной женщине, попытавшейся всего лишь от них сбежать?
— Хватит с меня, довольно! — Кнопф поднялся со скамейки. — Если бы все это слышал твой дед, он бы в гробу перевернулся.
— Мне самой интересно, как бы он прореагировал на вашу речь в защиту убийц его жены!
Арнольд Кнопф стремительно зашагал по аллее, Сьюзи бросилась вдогонку.
— Помогите мне вернуть ее доброе имя — это все, о чем я прошу!
Кнопф обернулся и долго смотрел на Сьюзи.
— Было бы очень полезно преподать тебе урок смирения. Самый лучший способ — оказаться лицом к лицу с реальностью, — пробормотал он.
— Что вы сказали?
— Так, просто мысли вслух. — И Кнопф удалился в направлении Ла Гуардиа.
При его приближении зажглись фары автомобиля. Он сел на заднее сиденье и укатил.
* * *В 10 часов вечера Эндрю собрался уходить от Саймона.
— Тебе обязательно надо вернуться к себе прямо сегодня?
— Ты уже в пятый раз меня об этом спрашиваешь, Саймон.
— Просто хотел убедиться, что правильно тебя понял.
— Я думал, ты ждешь не дождешься, когда я съеду, — отозвался Эндрю, закрывая чемодан. — Завтра заберу остальное барахло.
— Учти, если передумаешь, можешь возвращаться.
— Не передумаю.
— Тогда я тебя провожу.
— Нет, останься. Обещаю позвонить тебе, когда доберусь домой.
— Если в течение получаса от тебя не будет известий, я поеду к тебе.
— Все будет хорошо, уверяю тебя.
— Знаю. Главное, ты будешь спать на новых простынях.
— Вот именно!
— Ты мне обещал, что пригласишь поужинать ту, которая их тебе подарила.
— Я помню. Кстати, ты не хочешь позвонить своей Кэти Стейнбек?
— Какие странные мысли! С какой стати ты ее вспомнил?
— Ни с какой, просто так. Но ты подумай.
Саймон озадаченно смотрел на друга. Эндрю забрал вещи и вышел за дверь.
Доплетясь пешком до своего дома, он задрал голову. Занавески в его окнах были задернуты. Прежде чем войти, он сделал глубокий вдох.
Лестничная клетка тонула в потемках до третьего этажа. Поднявшись на свою площадку, Эндрю поставил чемодан на пол и стал искать в карманах ключи.
Дверь его квартиры распахнулась сама, какой-то человек отбросил его сильным ударом в грудь. Эндрю отлетел и ударился о перила. Время замерло, он зашатался над темным провалом. Человек схватил его за воротник, опрокинул на пол и метнулся к лестнице. Эндрю бросился за ним, сгреб за плечо, но незнакомец, повернувшись, сильно двинул его правым кулаком в лицо. Эндрю показалось, что глаз у него провалился внутрь черепной коробки, но он, превозмогая боль, попытался удержать обидчика. Два удара, под дых и по печени, заставили его отказаться от этой попытки. Он согнулся пополам и смирился с поражением.
Незнакомец побежал вниз, перепрыгивая через несколько ступенек. Дверь на улицу захлопнулась за ним с ехидным скрежетом.
Эндрю долго не мог отдышаться. Наконец он кое-как выпрямился, подобрал с пола чемодан и вошел в свою квартиру.
— Добро пожаловать домой, — пробурчал он себе в бороду.
В квартире все было перевернуто вверх дном, ящики книжного стола были выдвинуты до отказа, все папки выпотрошены, бумаги раскиданы по полу.
Эндрю побрел в кухню, открыл морозильник, положил в полотенце несколько кусочков льда и прижал к веку. После этого он направился в ванную изучать в зеркале полученные повреждения.