Дмитрий Казаков Дорога чудес Вальхалла
Профессор Веспасиан Тиггз шел домой. Он имел обыкновение поступать подобным образом по завершении рабочего дня в университете. Маршрут профессора был утвержден раз и навсегда много лет назад – по неширокой Букингем-стрит, затем, через перекресток, к обсаженному липами бульвару Виктории. Пройдя бульвар, Тиггз всегда останавливался на площади Ватерлоо, чтобы покормить голубей, и только затем отправлялся к почтенному трехэтажному дому, где, собственно говоря, и жил.
Изменения в эту устоявшуюся траекторию мог внести разве что катаклизм масштаба падения метеорита или извержения вулкана. Но подобного в окрестностях давно не случалось, и жители Букингем-стрит и бульвара Виктории сверяли часы по сухощавой, облаченной в неизменный костюм песочного цвета, фигуре профессора.
Опираясь на трость, он каждый вечер проходил мимо одних и тех же окон, и добрые городские обыватели, любящие традиции, как и все англичане, гордо показывали на него гостям.
– Вот! – говорили они. – Наш профессор! Ходит вот так уже сорок лет! Его еще мой отец, да что там, дед, застал!
– Да, потрясающе! – соглашались гости, глядя на разрумянившегося то ли от чая, то ли от вранья хозяина, и спешили налить себе очередную чашку, взять печенье, пирожное или тост, намазанный маслом…
Менялся путь профессора только единожды в неделю, по пятницам. В этот день Веспасиан Тиггз, выделив достаточное количество раскрошенной булки голубям, неизменно заходил в букинистическую лавку на площади Ватерлоо.
– Добрый вечер, сэр, – приветствовал его продавец, он же владелец лавки, сухонький старичок в очках и с бакенбардами, которые помнили еще славные времена королевы Виктории.
– Добрый, – отвечал профессор, приподнимая шляпу, и отправлялся в обход книжных полок.
Страстью профессора, одной из немногих, были старые книги. Инкунабулы в окованных металлом переплетах, фолианты, написанные на ветхом пергаменте плохой латынью и дряхлые рукописи интересовали его куда больше, чем политика или даже (о, ужас!) футбол.
Но учитывая, что преподавал профессор историю, это не выглядело особенно странным.
Этот день как раз оказался пятницей, и посему никто, включая уличных собак и кошек, не удивился, когда Тиггз, отряхнув руки от крошек, свернул в сторону букинистического магазина.
Дверь открылась с почтительным писком, звякнул звоночек, извещающий хозяина, что у него посетитель.
– Добрый вечер, сэр, – продавец оторвался от каких-то бумаг, чтобы поприветствовать постоянного клиента.
– Добрый, – отозвался профессор, в полном соответствии с традицией приподнимая шляпу.
Продавец уткнулся в записи, а Тиггз неспешной походкой двинулся вдоль полок, уставленных книгами, самой юной из которых было куда больше двух сотен лет.
Но столь молодые издания не могли заинтересовать Веспасиана Тиггза, чей изощренный ум привык блуждать в лабиринтах далекого прошлого. Профессор небрежно просмотрел корешки на ближних полках, отмечая, что все, здесь стоящее, уже видел семь дней назад, и перешел к полкам дальним.
Здесь собрались фолианты более почтенные. Между «Деяниями датчан» Саксона Грамматика и «Историей франков» Григория Турского тут вполне могла притаиться одна из хроник Фруассара или сборник писем папы Иннокентия Второго.
Но, увы, все, или почти все достойное уже было в библиотеке профессора Тиггза, и найти что-нибудь новое и интересное ему в последние годы удавалось реже и реже.
Скользнув взглядом по раритетному изданию «Руководства для астрологов» Гвидо Бонатти, в переводе на английский доктора Джона Лилли, Веспасиан Тиггз собрался уже направиться к выходу, когда взгляд его неожиданно за что-то зацепился.
Привыкши доверять глазам, профессор пригляделся внимательнее.
Втиснувшись между «Нравственными письмами к Луцилию» Сенеки и алхимическим трудом голландского ученого семнадцатого века Якоба Тиля «Безумная Мудрость или Химические Обеты», расположилась нетолстая книжица, ветхость которой наглядно демонстрировала изрядный возраст.
Заинтересовавшись, Тиггз взял ее в руки.
Обложка, украшенная, по моде средневековья, металлическими вставками, почти полностью вытерлась, но внутри, на пожелтевших от времени листах, текст сохранился хорошо.
«Дорога Чудес или Кулинарные Творения брата Василия Валентина, Бенедиктинца» – прочитал профессор. Написано сие было, как и следовало полагать, на латыни, но Тиггз знал сей однозначно мертвый, но благородный язык в совершенстве.
На вытянутом лице профессора, которое украшал выдающийся нос, похожий очертаниями на таран греческой триремы, отразилось изумление.
Учитывая обстоятельства, это выглядело вполне естественным.
Василий Валентин, монах из Эрфурта, живший в пятнадцатом веке, прославился прежде всего как алхимик, написавший темный и запутанный трактат «Двенадцать Ключей Мудрости», которым руководствовалось не одно поколение искателей философского камня.
Иные его труды были посвящены исключительно химии.
Так что книга, которую Веспасиан Тиггз держал в руках, являлась подделкой. Но, судя по виду, подделкой древней и весьма искусной. Но не только это заставило почтенного профессора задержать на ней внимание.
Дело в том, что второй его страстью, помимо букинистики, была кулинария. В будни профессор питался в кафе, а дома только пил чай. Но в субботу наступало время высокого искусства. Выбрав из обширной коллекции, равной которой не было во всей Европе, рецепт, Тиггз отправлялся на рынок, дабы закупить всевозможные, как он выражался, «ингредиенции».
А после полудня священнодействовал у плиты. Профессор мог приготовить все, что угодно. Соусы и супы, жаркое и салаты, все получалось у него замечательно. Но, к величайшему сожалению для человечества, ни одно из блюд никогда не покидало пределов скромной холостяцкой квартиры.
Веспасиан Тиггз мог бы стать великим поваром. Если бы захотел.
Утвердившись в мысли, что перед ним подделка, он, тем не менее, пролистал книгу. Действительно, она содержала в себе кулинарные рецепты. Их было немного, но каждый из них оказался профессору вовсе не знаком. Это неприятно уязвило его самолюбие кулинара и эрудита.
Зажав книгу под мышкой, Тиггз решительным шагом направился к продавцу.
– Любезнейший, – сухим и неприятным голосом сказал он. – Я хочу приобрести эту книгу. Сколько она стоит?
– Минуточку, сэр, – владелец магазина взглянул на «Кулинарные Творения» с таким удивлением, словно видел их в первый раз. – Я должен посмотреть в записях…
Раскрыв толстую тетрадь в синем кожаном переплете, он принялся с тщанием переворачивать листы.
Профессор ждал, нетерпение его с каждой минутой возрастало.
– Что вы там возитесь? – не выдержал он, наконец. – Сколько же можно?
– Прошу прощения сэр, – продавец поднял виновато моргающие глаза, – видимо, я забыл сделать запись о поступлении… Будьте добры, там должен быть ценник внутри. Иногда я его вкладываю.
Веспасиан Тиггз принялся раздраженно листать книгу. Ближе к ее концу, зажатый между страницами, обнаружился замусоленный обрывок бумаги явно современно происхождения. Брезгливо подцепив клочок двумя пальцами, точно дохлую мышь, профессор выудил его и поместил на стол.
– С вас двадцать фунтов, сэр, – сказал хозяин магазина, издав едва заметный вздох облегчения.
Тиггз расплатился и, ухватив книгу под мышку, заспешил к выходу. Несравненное чутье, развитое за годы упорядоченной жизни, подсказывало ему, что он отстает от графика примерно на пятнадцать секунд.
Позволить себе большего отставания профессор не мог. На кону стояла его репутация пунктуального человека. Пусть даже опаздывал он всего лишь к себе домой.
Для серьезного чтения, а иного хозяин не признавал в принципе, в квартире Веспасиана Тиггза предназначалось старое кресло, стоящее перед камином в гостиной.
В это утро, ровно в девять часов, расположившийся в кресле профессор раскрыл вчерашнее приобретение.
– Посмотрим, посмотрим, – сказал он, – что там этот Василий Валентин наворотил!
Предисловие, как ни странно, оказалось посвящено той же алхимии. Тиггз проглядел его по диагонали: «… принял решение посвятить себя изучению естества… в духе живом собрал силы и размышлял… естество рассказывает на языке минералов, металлов, а также живой плоти… истинная Наука сокрыта от профанов… и истинные чудеса откроет тебе зреющий в тигле Камень, подогреваемый устремлением… труд сей – первая ступень для философа, мнящего обрести истинное лекарство».
Одолев всю эту галиматью, профессор с облегчением вздохнул и перешел к рецептам.
Первый из них поэтично именовался «Сладкое Дыхание».
«Возьми хорошее коровье молоко, – прочел Тиггз, – и налей его в горшок. Возьми петрушку, шалфей, иссоп, чабрец и другие хорошие травы, придай их к молоку и повари. Возьми жареного каплуна. Наруби на куски и придай к ним очищенный мед. Потом все смешай, посоли, подкрась шафраном и подавай».
За кратким и понятным текстом шли рисунки, где процесс приготовления надлежащим образом иллюстрировался. Как обычно, в старинных книгах, о точной рецептуре не приходилось и мечтать. Но такое препятствие не могло смутить кулинарного эрудита, подобного профессору Тиггзу.
Перечитав рецепт еще раз, он решительно встал и отправился на рынок. Вернулся он оттуда не с пустыми руками. Одну из загадок записи он разгадал походя, зная, что под «другими хорошими травами» средневековые кулинары подразумевали тмин, розмарин, эстрагон, анис, сельдерей, укроп, фенхель и майоран.
Загорелась старинная, оставшаяся еще от прежних хозяев плита.
Скоромное холостяцкое обиталище наполнилось изощренными ароматами. Не банальной вонью обыкновенной стряпни, а тонкими и вкусными запахами, каждый из которых сам по себе заставлял желудок беспокойно заворочаться.
Что же говорить об их сочетании? О настоящей симфонии, услышать которую можно только носом?
Из щелей, заинтересованно шевеля усами, высунулись тараканы, коты на помойке, до которых докатилась выбравшаяся в окно струйка, прекратили драку. Обитающий этажом ниже почтенный торговец мебелью мистер Смит с укором посмотрел на жену. Та демонстративно ничего не заметила.
Веспасиан Тиггз священнодействовал у плиты. В клубах ароматного пара он действовал размеренно и точно, отрезая, смешивая, подсаливая и доводя до готовности.
Постороннему он напомнил бы вдохновенного пианиста, инструментом которому служит старая скособоченная плита. Но постороннему неоткуда было взяться в квартире профессора истории.
«Сладкое дыхание» оказалось на столе ровно в семь вечера. Это время Веспасиан Тиггз считал идеальным для вечерней трапезы. Вооружившись ножом, вилкой и постелив на колени белоснежную салфетку, он приступил к дегустации.
– Неплохо, – сказал он спустя полчаса, вытирая губы, которые несколько замаслились, – очень даже неплохо.
Подобное высказывание в устах профессора означало не много не мало высшую оценку приготовленному блюду. С благостным выражением, каковое мало кому удавалось увидеть на его лице, Веспасиан Тиггз проследовал в гостиную, дабы спокойно выкурить трубку.
Ночной сон Веспасиана Тиггза отличался завидной крепостью, и посему, проснувшись и обнаружив, что за окнами стоит полная темнота, профессор слегка растерялся. Он давно приучил себя подниматься в одно и то же время, но в это воскресенье организм дал сбой.
Осталось понять – почему?
Веспасиан Тиггз прислушался, и замер – сквозь неплотно притворенную форточку в комнату проникали звуки птичьего пения. В самом центре громадного города, в маленьком скверике около дома, где даже листья имели цвет пыли, искренне и страстно пел соловей.
Профессор было дернулся, чтобы закрыть форточку, но что-то непонятное, какое-то неясное чувство остановило его. Сидя на кровати, точно мальчишка, он слушал необычный концерт.
В глубине сердца ворочалась глухая, беспричинная и мутная тоска, соловей же старался вовсю. Его голос переливался и щелкал, журчал, подобно ручейку, и Веспасиану Тиггзу даже показалось, что он видит звуки песни, вливающиеся сквозь форточку в виде серебристо мерцающих струек.
Следующим днем, выйдя из дома для воскресного моциона, профессор столкнулся с соседом с первого этажа, полковником Королевских ВВС в отставке. Они поговорили, обсудив старые болячки и поругав правительство (какой же честный британец будет его хвалить?), и профессор, неожиданно решившись, спросил.
– А вы не слышали ночью, как пел соловей?
– Какой соловей? – красное и брылястое лицо полковника, на удивление похожее на бульдожью морду, отразило удивление. – У нас? Помилуйте, это невозможно! Вам приснилось!
– Да, конечно, – ощущая в сердце тоску, ответил профессор, и отправился гулять.
В этот день он был самым необычным образом рассеян.
Четверг в расписании Тигза предназначался для научной работы. Занятий в этот день у него не было. Проснувшись ровно в восемь, профессор облачился в халат и принялся неспешно набивать трубку. Сегодня он собирался пойти в библиотеку и посмотреть кое-какие материалы относительно царствования Ричарда Львиное Сердце, и новых налогов, которыми сей король, столь практичный, сколь и романтичный, обложил своих подданных.
Когда ароматный дым заструился из трубки, Веспасиан Тиггз откинулся на спинку кресла, намереваясь спокойно покурить. Но тут взгляд его упал на оставленные здесь же, на столике «Кулинарные Творения».
Повинуясь неясному импульсу, профессор взял книгу в руки. Та зашевелилась, точно ощутившая ласку кошка и, Тиггз поклялся бы в этом где угодно, открылась сама.
На той самой странице, где начиналось описание второго рецепта, озаглавленного несколько кичливо: «Истинное Золото».
Первым желанием профессора было отложить книгу в сторону. Какой смысл тратить время на кулинарию, когда всего лишь четверг? Вот в субботу – другое дело…
Но нечто тонкое, именующееся обычно искушением, исподволь овладело душой Тиггза. Раньше он очень ловко справлялся с такими вещами, но в последние годы (даже десятилетия!) никаких искушений не испытывал, и поэтому сопротивляться оказался неспособен.
Тяжко вздохнув и ощущая себя преступником, профессор приступил к чтению.
«Возьми хорошего бараньего мяса с крестца, – наставляла «Дорога Чудес», нарежь тонко и отбей его как следует. Нарежь мелко луковицу и смешай с желтками яиц. Добавь жир, петрушку, имбирь и шафран. Смешай все вместе. Намажь этой пастой кусочки мяса и сверни рулетом. Закрепи каждый палочкой и запекай на противне, подоткнув края. Не забывай смазывать яйцом при готовке. Готовые слитки обрызгай кислым соком и посыпь молотым имбирем, корицей и черным перцем».
Веспасиан Тиггз не отличался богатым воображением, но при чтении он неожиданно почувствовал на языке нежный вкус жареного мяса, оттененный великолепной смесью специй…
Ощущение было настолько живым, что он едва не подавился табачным дымом.
Недокуренная трубка была затушена и отложена в сторону, мысли о библиотеке и научной работе куда-то делись из головы Веспасиана Тиггза. С неприличной для своего возраста и положения поспешностью он принялся одеваться.
Через пять минут профессор был уже на улице, и почти пробежав мимо остолбеневшей от изумления обитательницы квартиры из соседнего подъезда мисс Трабл, направился в сторону рынка.
Мисс Трабл потрясла головой. Зрелище, представшее ее глазам, было более странным, чем разгуливающий по площади Ватерлоо оранжевый носорог. Поэтому мисс Трабл поступила так, как поступает в подобной ситуации большинство людей – решила, что ей это все показалось, и пошла по своим делам.
«Истинное Золото» было готово тем же вечером. Обжаренные рулетики из мяса, наколотые на деревянные зубочистки, на самом деле походили на причудливой формы золотые слитки.
Садясь за стол, Веспасиан Тиггз чувствовал себя Мидасом, фригийским царем, которому боги даровали способность превращать все, чего он ни коснется, в золото. Получив такой «дар», Мидас едва не умер с голоду – драгоценный металл, сколь его не грызи, не насытит.
Но здесь золото было другое, истинное.
Удовольствие же, которое профессор получил от неурочной трапезы, было так велико, что заглушило даже муки совести, возникшие из-за того, что грубейшим образом был нарушен десятилетиями соблюдавшийся распорядок.
Спать Веспасиан Тиггз отправился в великолепном, хоть и несколько беспорядочном настроении.
К учебному процессу (как и ко всем прочим делам) Тиггз подходил серьезно и основательно. План лекций по любому из читаемых им курсов составлялся загодя, и не подлежал никаким изменениям.
На эту пятницу по расписанию выпадала лекция, которую профессор намеревался посвятить теме «Эволюция государственных учреждений в Англии в период существования Анжуйской империи».
То, что подобная тема, как и многие другие, способна вызвать у слушателей лишь скуку, Тиггза волновало мало, а если честно – не волновало вовсе. Он прекрасно знал, что студент, желающий сдать экзамен, должен эту лекцию посетить и так или иначе прослушать.
Взобравшись на кафедру, Тиггз привычно окинул взглядом аудиторию и развернул конспект. Особой нужды в нем не было – за долгие годы преподавания профессор знал все лекции наизусть, но по привычке продолжал носить с собой записи.