Выносной пост противовоздушной обороны на крыше гостиницы «Москва». 1941 г.
Генерал-майор И.Н. Руссиянов (1900-1984) – командир первого гвардейского формирования СССР
Разгром Брянского фронта и Вяземский «котел»
Подвеска бомб SC250 к самолету He.111. На стабилизаторах бомб закреплены «свистульки», которые немцы называли «иерихонскими трубами». Благодаря им падающие бомбы издавали пронзительный свист, оказывавший психологическое воздействие на атакуемых
План «Барбаросса» предполагал взятие Москвы в течение первых трех-четырех месяцев войны, однако август и сентябрь стали периодами затишья перед бурей на московском направлении. В июле упорная оборона советских войск под Смоленском и отставание флангов заставили немецкое командование приостановить наступление на советскую столицу. Фронт длиной 600 километров, вытянувшийся с юга на север вдоль линии Осташков-Вязьма-Брянск, замер. Время возобновить наступление на Москву пришло после взятия Киева и прорыва к Ленинграду. Новые задачи были сформулированы в Директиве № 35 Верховного главнокомандования Вермахта, подписанной Гитлером 6 сентября 1941 года. Советские войска Западного направления, оборонявшиеся на дальних подступах к столице, названные в директиве «группой армий Тимошенко», должны были быть «решительно разгромлены до наступления зимы». Это предполагалось сделать с помощью классического для немецкой военной школы «двойного окружения в общем направлении на Вязьму при наличии мощных танковых сил, сосредоточенных на флангах». Операция получила кодовое наименование «Тайфун».
Как и в большинстве оборонительных операций 1941 года, основной проблемой для войск Красной Армии была неопределенность планов немецкого командования. Предполагалось, что противник ударит вдоль шоссе, проходящего по линии Смоленск-Ярцево-Вязьма. На этом направлении были собраны самые сильные войска и лучший командующий – армию возглавлял генерал К.К. Рокоссовский. Немцы действительно любили наступать вдоль крупных магистралей, поскольку это облегчало движение тысяч автомашин моторизованных корпусов. Однако в сражении за Москву немецкое командование решило отступить от этого принципа, променяв удобство на внезапность, и скрытно перебросило из-под Ленинграда 4-ю танковую группу генерал-полковника Эриха Гепнера.
Наличие дополнительных сил позволило нанести удар не в одном месте, а в двух, по сходящимся направлениям. Для маскировки этой операции немцами была проведена в жизнь довольно замысловатая кампания дезинформации. В частности, под Ленинградом они оставили радиста из штаба 4-й танковой группы с характерным почерком работы. Перехваты его радиограмм, даже при невозможности их расшифровать, указывали советским военным разведчикам на местонахождение штаба немецкой танковой группы. Однако вместо сотен «панцеров» там оставалась только рация. Помимо кампании дезинформации, Вермахт обеспечил себе успех стягиванием крупных сил на московское направление. Впервые в истории на одном направлении действовали сразу три танковые группы. К концу сентября 1941 года численность группы армий «Центр» генерал-фельдмаршала Федора фон Бока была доведена до 1 миллиона 800 тысяч человек, 1700 танков, 14 тысяч орудий и минометов. По замыслу немецкого командования сосредоточенные удары 3-й танковой группы из района Духовщины, 4-й танковой группы из района Рославля и 2-й танковой группы из района Шостки должны были окружить и уничтожить основные силы Красной Армии, оборонявшие Москву. После разгрома защитников столицы Советского Союза она должна была пасть к ногам победителей как спелый плод.
Советские войска, защищавшие свою столицу, объединялись в три фронта: Западный – генерал-полковника И.С. Конева, Брянский – генерал-полковника А.И. Еременко и Резервный – маршала С.М. Буденного. Общая численность личного состава войск трех фронтов составляла 1 миллион 250 тысяч человек. С воздуха их поддерживало более 500 самолетов. Помимо этих самолетов уже в первые дни сражения в бой было введено 800 бомбардировщиков Дальней авиации и истребителей ПВО Москвы. Однако до подтягивания резервов 1300 самолетов немецкого 2-го воздушного флота господствовали в небе над полем боя.
Первые раскаты грома надвигающейся грозы прозвучали в 300 километрах к югу от Москвы, под Брянском. Командующий Брянским фронтом генерал-полковник А.И. Еременко ожидал удар, но предполагал, что немцы будут наступать прямо на Брянск, крупный узел шоссейных и железных дорог. Однако утром 30 сентября рев пикирующих бомбардировщиков Люфтваффе и вой авиабомб, возвестивший начало атаки танковой армии генерал-полковника Гейнца Гудериана, зазвучал там, где его не ждали, – на 120-150 километров южнее, в районе Шостки и Новгорода-Северского. Через три дня немецкие танковые клинья вышли в тыл войскам Еременко у Брянска. Главные силы фронта попали в окружение. Через образовавшуюся гигантскую брешь немецкие «панцеры» устремились на восток. Уже через два дня немцы подошли к Орлу, где были только отдельные тыловые части советских войск. Танки с литерой «G» – «Гудериан» – на броне рванулись к Туле, которую солдаты Вермахта называли «маленькой Москвой». Город был ключом к столице Советского Союза при наступлении на нее с юга. Глубокий прорыв Гудериана заставил командование Красной Армии предпринять самые экстренные меры. Решение было найдено необычное: в Орле, на своей территории, был выброшен десант. На опустевший аэродром зашли на посадку гиганты ТБ-3 и обтекаемые транспортные Ли-2. Немцы опомнились и открыли шквальный огонь. Последним самолетам пришлось разворачиваться и уходить на другой аэродром. Так удалось перебросить на расстояние в 500 километров более 6 тысяч бойцов с вооружением, техникой и боеприпасами. Десантники должны были задержать продвижение немецких танков по шоссе на Тулу.
Пикирующие бомбардировщики Ю-87 всегда указывали на острие главного удара немецких войск. В операции «Тайфун» был задействован 8-й авиакорпус барона Вольфрама фон Рихтгоффена, имевший на вооружении самолеты этого типа
ГЕПНЕР Эрих (Erich Hoepner; 1886-1944) – немецкий военачальник, генерал-полковник (1940). В Первую мировую служил в кавалерии и штабах различного уровня. Несмотря на приставшую к нему кличку «Старый кавалерист», Гепнер был одним из тех военачальников, кто еще в начале 1930-х гг. понял потенциальные возможности механизированных войск. В конце 30-х он командовал механизированным корпусом, а накануне начала операции «Барбаросса» был повышен в звании и назначен командиром танковой группы, нацеленной на второй по значимости город Советского Союза – Ленинград. Во время Битвы за Москву Гепнер был отстранен Гитлером от командования и отправлен в отставку. В 1944 г. он был казнен за участие в неудачном покушении на фюрера.
Эрих Гепнер (справа) с бригадефюрером СС Вальтером Крюгером, октябрь 1941 года
Оседлав шоссе Орел-Мценск, они вступили в бой с передовыми частями Вермахта. Вскоре на выручку десантникам подошли приземистые новенькие «тридцатьчетверки» из Сталинграда под командованием полковника М.Е. Катукова. Именно танки должны были стать главной силой обороны на занятом десантниками рубеже.
Здесь, под Мценском Катукову предстояло в бою опробовать продуманную на полигоне под Сталинградом тактику танковых засад. Этот тактический прием присутствует в довоенных наставлениях, но далеко не все его умели применять. Кроме того, командир 4-й танковой бригады выстроил цельную концепцию боя, основанного на засадах. Так еще одной «изюминкой» катуковской тактики стали ложные позиции, на которые атакующие немецкие части были вынуждены тратить бомбы и снаряды. Суть тактики танковой засады состояла в выборе укрытия для танка – в складках местности, за скирдами, стогами, строениями. Таких позиций готовилось несколько, чтобы можно их было менять незаметно для противника. Пушки среднего танка Т-34-76 осенью 1941 года поражали любой немецкий «панцер» с километра.
Зенитная установка, состоящая из трех 12,7-мм пулеметов ДШК, в центре Москвы на площади Свердлова (ныне – Театральной). 1941 г. На заднем плане – здание гостиницы «Метрополь»
Картины поражений везде одинаковы. Разбитые на дороге под Вязьмой автомашины
Однако ключом к успеху было хладнокровие стоявших в засадах танкистов. М.Е. Катуков отмечал: «Только тогда, когда вражеские машины подходят на 200-300 метров, засады выходят на огневую позицию и открывают огонь по атакующим в упор, наверняка». Новая тактика в боях под Мценском себя оправдала. Именно в бригаде М.Е. Катукова служил самый результативный советский танковый ас – гвардии старший лейтенант Д.Ф. Лавриненко, подбивший 52 вражеских танка. Быстрого прорыва наступающим частям Гудериана на этом направлении добиться не удалось. Сам «Быстрый Гейнц» позднее писал в своих мемуарах: «Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях». «Тридцатьчетверки» применялись с первого дня войны, но не всегда достаточно результативно. В руках же таких командиров как, Катуков, и таких танкистов, как Лавриненко, новые советские танки стали по-настоящему эффективным оружием. Время, выигранное 4-й танковой бригадой, позволило укрепить оборону Тулы, и штурм «маленькой Москвы» частями армии Гудериана не достиг успеха. Немецкий военачальник вспоминал, что «попытка захватить город с хода натолкнулась на сильную противотанковую и противовоздушную оборону и окончилась провалом, причем мы понесли значительные потери в танках и офицерском составе».
Зенитная установка, состоящая из трех 12,7-мм пулеметов ДШК, в центре Москвы на площади Свердлова (ныне – Театральной). 1941 г. На заднем плане – здание гостиницы «Метрополь»
Картины поражений везде одинаковы. Разбитые на дороге под Вязьмой автомашины
Однако ключом к успеху было хладнокровие стоявших в засадах танкистов. М.Е. Катуков отмечал: «Только тогда, когда вражеские машины подходят на 200-300 метров, засады выходят на огневую позицию и открывают огонь по атакующим в упор, наверняка». Новая тактика в боях под Мценском себя оправдала. Именно в бригаде М.Е. Катукова служил самый результативный советский танковый ас – гвардии старший лейтенант Д.Ф. Лавриненко, подбивший 52 вражеских танка. Быстрого прорыва наступающим частям Гудериана на этом направлении добиться не удалось. Сам «Быстрый Гейнц» позднее писал в своих мемуарах: «Особенно неутешительными были полученные нами донесения о действиях русских танков, а главное, об их новой тактике. Наши противотанковые средства того времени могли успешно действовать против танков Т-34 только при особо благоприятных условиях». «Тридцатьчетверки» применялись с первого дня войны, но не всегда достаточно результативно. В руках же таких командиров как, Катуков, и таких танкистов, как Лавриненко, новые советские танки стали по-настоящему эффективным оружием. Время, выигранное 4-й танковой бригадой, позволило укрепить оборону Тулы, и штурм «маленькой Москвы» частями армии Гудериана не достиг успеха. Немецкий военачальник вспоминал, что «попытка захватить город с хода натолкнулась на сильную противотанковую и противовоздушную оборону и окончилась провалом, причем мы понесли значительные потери в танках и офицерском составе».
2 октября пришло время для главного удара. Танковые группы и полевые армии группы армий «Центр» обрушились на Резервный и Западный фронты под Рославлем и Духовщиной, по обе стороны от шоссе Смоленск – Вязьма. Хитрость с нанесением ударов к северу и югу от шоссе Смоленск-Вязьма сработала. Оборона на выбранных немецким командованием направлениях была слабой. Штаб 3-й танковой' группы констатировал, что «начавшееся наступление оказалось для противника полнейшей неожиданностью <…> Сопротивление противника оказалось гораздо слабее, чем ожидалось». Однако, оправившись от страшного удара, войска оказали ожесточенное сопротивление. Немецкие штабисты писали: «Южнее Холм-Жирковского разгорелось танковое сражение с подошедшими с юга и севера русскими танковыми дивизиями, которые понесли ощутимые потери под ударами частей 6-й танковой и 129-й пехотной дивизий, а также от авиационных налетов». Сдержать вырвавшиеся на оперативный простор немецкие танковые клинья было уже невозможно.
Командование 1-й гвардейской танковой бригады на наблюдательном пункте. Первый слева – М.Е. Катуков
ТАНКОВЫЕ БРИГАДЫ – соединения Красной Армии, пришедшие на смену разгромленным в сражениях лета 1941 г. механизированным корпусам. Они были существенно меньше довоенных танковых дивизий. Бригады осени 1941 г. насчитывали по штату около 3 тысяч человек, 91 танк, зенитные, противотанковые пушки и минометы. В августе 1941-го планировалось сформировать до конца года больше ста танковых бригад. Требовавшейся для них техники вполне хватило бы на пару десятков танковых дивизий довоенного штата. Однако советское Верховное командование считало, что целесообразнее накопить опыт и воспитать новое поколение танковых командиров в бригадах. Битва за Москву стала звездным часом танковых бригад. Именно из их командиров выросли командующие танковыми армиями – М.Е. Катуков, П.А. Ротмистров, А.Г. Кравченко и танковыми корпусами – И.П. Корчагин, Б.С. Бахаров и другие. К 1943 г. средства непосредственной поддержки пехоты, сильно отличались от того, какими они были зимой 1941/42 г. Танковые бригады стали, по сути, готовыми «боевыми группами» в руках командующего самостоятельным танковым соединением. Таким соединением стали формировавшиеся с весны 1942 г. танковые корпуса и с сентября 1942 г. – механизированные корпуса. Наиболее типичным представителем танковых войск Красной Армии зимой 1943 г. были танковые корпуса, состоявшие из трех танковых бригад, одной мотострелковой бригады, зенитно-артиллерийского, минометного, истребительно-противотанкового полка и гвардейского минометного дивизиона. С 31 июля 1942 г. был утвержден единый штат танковой бригады из 53 танков. Всего в корпусе по штату насчитывалось 168 танков (98 Т-34, 70 Т-60 и Т-70). Старые танковые корпуса (в частности, 3-й танковой армии) состояли из одной танковой бригады тяжелых танков КВ, двух бригад средних танков, мотострелковой бригады, артиллерийских и вспомогательных частей. По сравнению с начальным периодом войны советские танковые соединения значительно улучшили свою организацию, в частности, баланс между танками и пехотой. На девять батальонов танков приходилось шесть мотострелковых батальонов при меньшем числе танков в танковых батальонах образца 1942 г. по сравнению с батальонами 1941 г. Следует отметить также, что основным отличием советских танковых армий от немецких моторизованных/танковых корпусов была слабость артиллерии. Хотя в сравнении с самостоятельно действовавшими советскими танковыми и механизированными корпусами в танковой армии была гаубичная артиллерия (прежде всего в стрелковых дивизиях), ее качество и количество существенно уступало артиллерии среднестатистического немецкого танкового корпуса, прежде всего по тяжелой артиллерии.
Глубокие прорывы немецких танковых групп заставляли Ставку Верховного Главнокомандования задуматься об отходе на восток. 4 октября командующий Западным фронтом И.С. Конев доложил Сталину об угрозе выхода противника в тыл его войск, но команды отступать не поступило. Также не дал санкцию на отход начальник Генерального штаба Б.М. Шапошников. Через два дня после начала сражения советское командование еще отказывалось поверить в свой безусловный проигрыш. Гитлер же подобных сомнений не испытывал. В тот же день 4 октября фюрер вышел на трибуну в берлинском дворце спорта «Спорт-Палас» (Berliner Sportpalast) и обратился к толпе: «В эти часы на Восточном фронте происходят грандиозные события. Уже 48 часов ведется новая операция гигантских масштабов. Она приведет к окончательному уничтожению врага на Востоке!»
Промедление с отходом частей Красной Армии увеличивало шансы на успех немецкой операции на их окружение и уничтожение. Ставка Верховного Главнокомандования санкционировала отход только вечером 5 октября. Уже через два дня части двух немецких танковых групп встретились в районе Вязьмы. Отступающим советским войскам теперь предстояло пробивать их стальной заслон. Даже те дивизии и полки, которые избежали драмы окружения, перестали быть единым организмом. Они потеряли связь со штабами, многие с трудом себе представляли, где свои, а где противник. Столкнувшись с превосходящим по силе противником, советские войска были деморализованы. Даже в официальные документы просачивались слова о морально-психологическом состоянии красноармейцев. Так, в донесении штаба 43-й армии отмечалось: «Дивизии понесли очень большие потери, особенно свирепствует авиация. Она делает систематические налеты группами по 20-25 самолетов. Все оставшиеся стали какими-то очумелыми». Больше тысячи самолетов, собранных немецким командованием для наступления на Москву, при их интенсивном использовании представляли собой страшную силу. Авиаудары выводили из равновесия и уже закаленных в предыдущих сражениях бойцов и командиров Красной Армии.
Разрушенный взрывом боекомплекта советский средний танк Т-34-76. Группа армий «Центр», октябрь 1941 г.
Расчет «трехдюймовки» под Москвой. В боях 1941 г. Красная Армия еще широко использовала морально устаревшие артиллерийские системы, такие, к примеру, как запечатленная на этом снимке 76-мм пушка образца 1902/30 г.
Окруженные под Брянском и Вязьмой советские части двинулись на восток, стремясь вырваться из «котла». Им нужно было пройти несколько десятков километров. Отступающих по пятам преследовали немцы. Ополченец 17-й стрелковой дивизии, специалист по минералогии и исследованию метеоритов академик Л.А. Кулик записал в своем дневнике: «Дремучий лес, октябрьская ночь. Узкая лесная дорога забита подводами, передками, орудиями, машинами, лошадьми. На опушке бой: трещат винтовки и пулеметы. Сквозь ажур ветвей с полуночного неба на все это льет свой зловещий красноватый свет планета Марс, символ древнего бога проклятой войны. Я иду навстречу ему с хлюпающей в сапоге кровью: «Я принес тебе, кровавый, свою жертву! Возьми ее и уйди с пути страны моей родной!».