«Думаю, можно посмотреть на это иначе…» — протянула Хитер.
«Поверь мне, — перебила ее Кэрол, — я знаю, что делаю. Я точно знаю, что не люблю его. И я не хочу, чтобы он вернулся. Нет, не так. Я хочу, чтобы он вернулся — чтобы я могла выгнать его пинками! Я прекрасно понимаю, что происходит, и точно знаю, чего я хочу на самом деле. Я хочу причинить ему боль — и этой девчонке тоже, когда я узнаю, кто она. Хотите мне помочь? Тогда подскажите, что я могу сделать, чтобы причинить ему боль. Настоящую боль».
Норма подняла с пола старую большую куклу, лежавшую рядом с поленницей (Элис и Джимми, близнецам Кэрол, уже исполнилось восемь, и они выросли из своих старых игрушек), и усадила ее на каминную полку со словами: «Кому булавки? Булавки кому?»
«Теперь ваша очередь говорить», — сказала Кэрол.
Они совещались несколько часов. Сначала решили обратиться к старому проверенному средству — деньгам: хотели заставить его заплатить. Посадить его в долговую яму, из которой ему не выбраться до конца жизни, вытряхнуть его из «БМВ» и этих его итальянских костюмов и галстуков. Сжить его со свету: подделать его счета и засадить его папашу за решетку за уклонение от уплаты налогов, аннулировать его автомобильную и медицинскую страховку.
«Аннулировать медицинскую страховкуг Ам, это интересно. Страховка покрывает всего тридцать процентов того, что он платит мозгоправу, но это уже что-то. Я бы все отдала, чтобы он не смог больше посещать своего терапевта. Вот это сильно его подкосит! Он просто с ума сойдет от горя! Он всегда говорил мне, что Лэш — его лучший друг. Хотела бы я посмотреть, как поведет себя этот лучший друг, когда Джастин перестанет платить ему!»
Но это все шутки. Они были умными женщинами, профессионалами в своем деле; они понимали, что деньги станут частью проблемы, а не частью мести. Наконец Хитер, специалистку по разводам, осенило, и она осторожно напомнила Кэрол, что та зарабатывала значительно больше мужа, и любой калифорнийский суд заставит ее платить Джастину алименты. А она, разумеется, не сможет претендовать на миллионы, которые он в конце концов унаследует. Тут подругам открылся весь трагизм ситуации: какой бы коварный план они ни состряпали, чтобы оставить Джастина без денег, они добьются лишь того, что Кэрол будет вынуждена больше заплатить неверному мужу.
«Знаешь, Кэрол, — сказала Норма, — в этом ты не одинока. Возможно, скоро мне придется столкнуться с такой же проблемой. Буду с вами полностью откровенной. прошло полгода с тех пор, как Шелли потерял работу, и я поняла, что он действительно камнем повис на моей шее.
Плохо уже то, что он не особенно старается найти новую работу, но это еще не самое худшее. Ты права: он опять играет. Пропадают деньги. Он разорит меня. А каждый раз, когда я пытаюсь поговорить с ним об этом, он находит какое-нибудь хитрое оправдание. Одному богу известно, сколько он уже успел спустить: я боюсь составлять опись имущества. Как бы мне хотелось поставить ему ультиматум: либо ты ищешь работу и завязываешь с азартными играми, либо между нами все кончено Я должна это сделать. Но не могу. Боже правый, как я хочу, чтобы он взял себя в руки!»
«Судя по всему, — сказала Хитер, — ты любишь этого парня. Да, он забавный, он красив. Ты утверждаешь, что он отличный любовник. Все говорят, что он похож на молодого Шона Коннери».
«Это действительно так. В постели он великолепен. Лучше всех! Но он дорого мне обходится. А разводиться еще накладнее Мне это влетит в копеечку: судя по всему, мне придется выплачивать ему в качестве алиментов больше, чем он проигрывает в покер. А еще есть большая вероятность того, что моя доля в фирме — равно как и твоя, Кэрол, — был такой прецедент в суде округа Сонома в прошлом месяце, — может быть сочтена за материальное имущество, причем достаточно ценное, являющееся совместной собственностью».
«У тебя другая ситуация, Норма. Твой брак дает тебе что-то. По крайней мере, ты любишь своего мужа. Я же уйду с работы, перееду в другой штат, чтобы только не платить ни цента этому мерзавцу».
«Бросишь дом, бросишь нас — меня и Хитер, уедешь из Сан-Франциско и найдешь работу в Бойсе, штат Айдахо, под крышей химчистки? — воскликнула Норма. — Отличная идея! Вот он попляшет!»
Кэрол со злостью швырнула в камин охапку лучин и смотрела, как занимается огонь.
«Мне стало только хуже, — пожаловалась она. — Этот вечер только портит мне настроение. Девочки, вы не понимаете, вы даже представить себе не можете, как серьезно настроена. Особенно ты, Хитер: ты объясняешь мне тонкости законов о разводе, а я весь день думала, не нанять ли мне киллера. Их же много. А сколько это будет мне стоить? Двадцать, двадцать пять тысяч? У меня есть такие деньги. Причем в офшоре, их не отследишь! Лучшего вложения средств и представить себе нельзя. Хотела бы я убить его? Делайте ставки!»
Хитер и Норма молчали. Они старались не встречаться глазами друг с другом и с Кэрол, которая внимательно изучала лица подруг: «Я вас шокирую?»
Женщины помотали головами. Может, и не шокировала, но заставила забеспокоиться. Хитер не выдержала. Она встала, потянулась и отправилась на кухню, откуда через несколько минут вернулась с пинтой вишневого мороженого и тремя вилками. Норма и Кэрол отказались, и она ела мороженое в одиночестве, методично выковыривая вишенки.
Вдруг Кэрол схватила вилку и потянулась к мороженому: «Дай-ка мне тоже, пока не поздно. Ненавижу, когда ты так делаешь, Хитер. Эти вишенки — самое вкусное».
Норма пошла на кухню, налила себе еще вина и с наигранной веселостью подняла бокал: «Хочу выпить за твоего киллера! И как я не подумала об этом, когда Уильямсон проголосовал против моей кандидатуры в члены правления!»
«О'кей, если убийство не подходит, — продолжала Норма, — как насчет избиения? У меня есть клиент, сицилиец. Так вот, он всего за пять тысяч долларов может устроить бойню колесными цепями».
«Колесные цепи за пять тысяч баксов? Звучит заманчиво. Ты доверяешь этому парню?» — поинтересовалась Кэрол.
Норма перехватила мрачный взгляд Хитер.
«Я все вижу, — сказала Кэрол. — Что это вы переглядываетесь?»
«Мы должны держать себя в руках, — сказала Хитер. — Норма, не думаю, что ты правильно поступаешь, подпитывая злобу Кэрол, пусть даже в шутку. Если конечно, это шутка. Кэрол, ты забываешь следить за ходом событий. Если с Джастином в ближайшие несколько месяцев что-нибудь случится — все, что угодно, — все подозрения падут на тебя. У тебя есть мотив, а зная твой характер…»
«Мой… что?»
«Ладно, скажем так, твою склонность к импульсивным поступкам. И ты остаешься…»
Кэрол тряхнула головой и отвернулась.
«Кэрол, давай смотреть на вещи трезво. Ты человек вспыльчивый. Ты сама это знаешь, мы это знаем, все это знают. Адвокат Джастина с легкостью сможет доказать это в суде».
Кэрол молчала. Хитер продолжала: «Что я хочу сказать, так это то, что ты — главный подозреваемый, и, если начнется линчевание Джастина, у тебя есть все шансы попасть за решетку».
Кэрол опять не ответила. Поленья в основании костра прогорели, и верхние бревнышки с шумом обрушились вниз. Никто не встал, чтобы поправить дрова или подбросить новые поленья.
Норма подняла куклу и игриво предложила: «Кому булавки? Безопасные законные булавки!»
«Кто-нибудь знает хорошие книги о мести? — спросила Кэрол. — Какие-нибудь практические пособия типа «Сделай сам»?»
Норма и Хитер покачали головами. «Ладно, — сказала Кэрол. — Здесь поблизости есть магазин. Может, мне самой стоит написать такую книжку — с лично мной испытанными рецептами».
«Тогда ты сможешь списать деньги, потраченные на оплату услуг наемного убийцы, и производственные расходы», — согласилась Норма.
«Я когда-то читала биографию Д.Г. Лоуренса, — сказала Хитер, — и, помнится, там была какая-то жуткая история про его вдову, которую звали Фрида: она наплевала на его последние желания, кремировала его тело и залила пепел цементом».
Кэрол одобрительно кивнула: «Свободная душа Лоуренса навеки заточена в цементе. Склоняю голову, Фрида! Вот это месть, вот это мне нравится! Творческий подход!»
Хитер бросила взгляд на часы: «Кэрол, давай вернемся с небес на землю. Есть законные и эффективные способы наказать Джастина. Что он любит? Что для него важно? Вот с чего нам нужно начать».
«Не так уж многое, — ответила Кэрол. — Вот в этом-то и вся проблема. А, комфорт, его одежда — он любит одежду. Но не нужно помогать мне уничтожить его гардероб. Я уже позаботилась об этом, но не думаю, что он сильно расстроится. Он просто пойдет по магазинам, прихватив с собой мои денежки и свою новую подружку, которая подберет ему новый гардероб по своему вкусу. Мне нужно было придумать что-нибудь еще, например, отправить его одежду его злейшему врагу. Проблема в том, что он слишком ничтожен, чтобы нажить врагов. Еще я могла бы отдать его вещи следующему своему мужчине. Если у меня будет другой мужчина. Я спасла его любимые галстуки. А если бы у него был начальник, я бы переспала с этим начальником и отдала ему эти галстуки.
Что он еще любит? Может быть, свой «БМВ». Не детей, нет — вы себе даже представить не можете, насколько он к ним безразличен. Если я не позволю Джасти-ну видеться с детьми, это будет скорее благодеянием, нежели наказанием. Разумеется, я настрою детей против отца — это и так понятно. Но не думаю, что он заметит. Я бы, конечно, могла сфабриковать против него обвинение в сексуальном злоупотреблении, но дети слишком взрослые, чтобы можно было уговорить их пойти на это. Кроме того, тогда он не сможет присматривать за ними, когда мне понадобится отлучиться».
«Что еще? — спросила Норма. — Обязательно должно быть что-то еще».
«Не так много! Этот человек — законченный эгоист, есть его ракетбол — два-три раза в неделю. Я хотела распилить его ракетки напополам, но он держит их в спортзале. Кстати, он мог познакомиться с этой женщиной в спортивном зале. Она может оказаться, например, инструкторшей по аэробике. Как бы он ни занимался, он как бьл жирным как свинья, так и остался. Думаю, это все от пива. Да, между прочим, пиво он любит».
«А люди? — предположила Норма. — Должны быть какие-то люди».
«Большая часть общения с ним проходит следующим образом: он сидит и скулит… как это будет на идише, Норма?»
«Kvetch!»
«Ага, сидит и жалуется на то, что у него нет друзей. У него нет близких людей, за исключением, разумеется, той девчонки, любительницы дим сима. Думаю, это она его захомутала — больше некому».
«Если она так плоха, как ты себе это представляешь, — сказала Хитер, — то лучше всего вообще ничего не делать, пусть они сами выкопают себе могилу. В итоге они поймут, что «Выхода Нет», — они сами превратят свою жизнь в ад».
«Ты так меня и не поняла, Хитер: я не просто хочу, чтобы ему было плохо. Это не месть. Я хочу, чтобы он знал, что это моих рук дело».
«Итак, — подвела итог Норма, — теперь мы знаем, с чего надо начать: мы должны узнать, кто эта женщина».
Кэрол кивнула: «Точно! А потом я найду способ, как добраться через нее до Джастина. Нужно только отрубить голову — хвост и сам умрет. Хитер, у тебя есть хороший частный детектив, которого ты используешь в бракоразводных процессах?»
«Есть — Бэт Томас. Профессионал — он сядет Джастину на хвост и в двадцать четыре часа установит ее личность».
«Бэт, кстати, очень мил, — добавила Норма. — Может расплатиться с ним натурой — так и деньги не придется тратить».
"Двадцать четыре часа?" — переспросила Кэрол. — "Он мог бы узнать ее имя за час, если бы додумался поставить жучка на кушетку в кабинете мозгоправа, у которого лечится Джастин. Джастин, наверное, только о ней и говорит".
«Терапевт Джастина, терапевт Джастина, — пробормотала Норма. — Интересно, почему мы забыли о нем? Сколько, ты говорила, Джастин лечится у него?»
«Пять лет!»
«Пять лет три раза в неделю, — продолжала Норма, — "Посмотрим-посмотрим… Минус отпуска… около ста сорока сеансов в год, умножаем на пять, получается около семисот сеансов».
«Семьсот часов! — воскликнула Хитер. — Боже правый, о чем можно разговаривать семьсот часов!»
«Можно догадаться, о чем они говорили в последнее время», — сказала Норма.
Последние несколько минут Кэрол, пытаясь скрыть свое раздражение и недовольство подругами, забралась так глубоко в ворот свитера, что видны были только глаза. Это происходило и раньше, причем довольно часто: она ощущала себя более одинокой, чем когда-либо. Обычное дело: друзья проводят с тобой какое-то время, клянутся в верности; но рано или поздно приходится столкнуться с непониманием.
Но она услышала упоминание терапевта Джастина, насторожилась и, словно черепаха из панциря, медленно высунула голову: «В смысле? О чем это они говорили?»
«О Великом Исходе, разумеется. О чем же еще? — Удивилась Норма. — Ты чем-то удивлена, Кэрол?»
«Нет. В смысле, да! Я понимаю, что Джастин не мог не обсуждать меня со своим терапевтом. И как я могла забыть об этом? Может, так было лучше. Противно думать о том, что на тебя постоянно доносят, о том, что Джастин пересказывает своему мозгоправу каждый наш разговор.
Но конечно! Разумеется! Эти двое вместе все спланирова ли. Я же говорила! Я же говорила, что Джастин бы никог да не смог уйти по собственной инициативе!»
«Он когда-нибудь рассказывал тебе, о чем они говорят?» — спросила Норма.
«Никогда! Лэш посоветовал ему ничего мне не рассказывать. Говорит, что я слишком сильно контролирую Джастина, а ему нужно какое-то убежище, в которое мне вход запрещен. Я уже давно перестала задавать вопросы. Но два или три года назад был момент, когда он разозлился на своего терапевта и недели две ругал его. Он говорил, что Лэш ничего не понимает и настаивает на расторжении брака. Тогда — не знаю почему, может, потому, что Джастин был такой грустный, — я подумала, что Лэш на моей стороне, что он, наверное, пытается показать Джастину, что, только расставшись со мной, он сможет понять, что я значу для него. Но теперь я понимаю, что все было совсем иначе. Черт, видите, какую змею я пригрела на своей груди!»
«Пять лет, — сказала Хитер. — Это очень долгий срок. Не могу припомнить случая, чтобы кто-нибудь так долго посещал психотерапевта. Почему это растянулось на пять лет?»
«Ты мало знаешь про терапевтическую индустрию, — ответила Кэрол. — Некоторые терапевты будут держать тебя вечно. К тому же я не сказала вам, что пять лет он лечится у этого терапевта. До него были другие. У Джастина всегда были проблемы: нерешительность, навязчивые идеи — он все проверял по сто раз. Когда мы выходим из дому, он возвращается и дергает входную дверь, чтобы убедиться, что закрыл ее. К тому времени, как он добирается до машины, он уже успевает забыть, проверил ли он дверь, и возвращается опять. Полный идиотизм! Можете представить себе такого вот бухгалтера? Смешно! Он постоянно пил какие-то таблетки: не мог без них спать, летать, общаться с аудитором».
«Он до сих пор их пьет?» — поинтересовалась Хитер-
«Зависимость от таблеток уступила место зависимости терапевта. Он привязан к Лэшу, как ребенок к соске. Никак не может наиграться с ним. Даже с тремя сеансами неделю он не может прожить остальные четыре дня, не позвонив Лэшу. Его критикуют на работе — через пять минут он звонит своему мозгоправу и начинает хныкать. Какая гадость!»
«А еще большая гадость, — сказала Хитер, — это эксплуатация терапевтом этой зависимости. Твой муж сильно пополнил его счет в банке. И зачем ему мотивировать пациента на самостоятельные действия? Может, здесь идет речь о злоупотреблении?»
«Хитер, ты меня не слушаешь. Я же говорю: для индустрии психотерапии пять лет — нормальный срок. Некоторые пациенты посещают своих терапевтов восемь-девять лет четыре или пять раз в неделю. А ты когда-нибудь пыталась заставить одного из этих ребят свидетельствовать в суде против своего коллеги? Гиблое дело».
«Кажется, — сказала Норма, — мы с вами делаем успехи». Она взяла вторую куклу, посадила ее рядом с первой на каминную полку и обвила их куском веревки. «Они как сиамские близнецы. Если мы доберемся до одного, то доберемся и до другого. Навредив доктору, мы навредим Джастину».
«Не совсем так, — возразила Кэрол. Она уже совсем выбралась из своего панциря, в голосе звучали железные нотки и нетерпение. — Если мы просто навредим Лэшу, мы ничего не добьемся. Это скорее только сблизит их еще сильнее. Нет, наша истинная цель — их взаимоотношения: разрушив их, я доберусь до Джастина».
«Ты когда-нибудь встречалась с Лэшем, Кэрол?» — спросила Хитер.
«Нет. Джастин несколько раз говорил, что хочет, чтобы я сходила с ним на сеанс семейной психотерапии, но с меня хватит общения с мозгоправами. Однажды, где-то год назад, любопытство взяло верх, и я пошла на одну из лекций Лэша. Высокомерный и твердолобый увалень. Помню, как мне хотелось подложить бомбу под его кушетку или двинуть кулаком в его ханжескую рожу. Это сравняло бы кое-какие счета. И новые, и старые».
Норма и Хитер начали обсуждать, как можно дискредитировать терапевта, а Кэрол словно окаменела. Она смотрела на огонь и думала о докторе Эрнесте Лэше. Ее щеки блестели, на них колебались отблески догорающих эвкалиптовых углей. И тут ее осенило. Словно в мозгу распахнулась потайная дверь и в нее вошла идея — изумительная идея. Кэрол вдруг точно поняла, что должна делать. Она встала, сняла кукол с каминной полки и бросила их в огонь. Тонкая бечевка, связывающая их, моментально вспыхнула и, прежде чем превратиться в пепел, блеснула яркой нитью. Куклы задымились, потемнели от жара и вскоре занялись огнем. Кэрол помешала пепел и торжественно провозгласила: «Спасибо вам, друзья мои. Теперь я знаю, что мне делать. Посмотрим, что будет делать Джас-тин, когда его терапевт лишится работы. Заседание закончено, дамы».
Норма и Хитер даже не пошевелились.
«Поверьте мне, — сказала Кэрол, опуская каминный экран, — вам лучше больше ничего не знать. Если вы ничего не будете знать, вам не придется идти на лжесвидетельство».