Я кивнула, вывела его из квартиры и тщательно заперла дверь.
Мы спустились по лестнице пешком — ехать с Бонни в лифте я была еще не готова.
Оказавшись в холле, он неожиданно потянул меня не к выходу, а в противоположном направлении. Я удивленно взглянула на него, и тут вспомнила, что Борис Алексеевич говорил про отношения Бонни со статуей Фемиды.
— Бонни, не смей! — вскрикнула я и изо всех сил потянула за поводок.
С таким же успехом я могла бы пытаться остановить набирающий скорость Восточный экспресс. Бонни стремился к злополучной статуе, как паломники стремятся к какой-нибудь святыне.
— Стой! — завопила я, и сделала вторую попытку.
На этот раз я подбежала к статуе, опередив Бонни, и заслонила ее собой, отталкивая в сторону наглого дога.
— Это же все-таки скульптура, а не телеграфный столб! — завопила я. — Надо уважать произведения искусства!
Он обиженно заворчал, но вынужден был отступить.
— Пойдем скорее на улицу, — проговорила я, тесня его к выходу. — Кто-то, по-моему, очень спешил на прогулку…
Обороняя статую, я заметила в нише за ее спиной какую-то бумагу. Возможно, это была одна из тех бумажек, которые рассыпала девица-кинолог, когда Бонни спустил ее с лестницы. Остальные она подобрала, а эта бумажка, подхваченная сквозняком, спланировала до первого этажа и залетела за статую…
Я нагнулась и подобрала бумажку, чтобы позднее изучить.
Сейчас у меня были более насущные задачи.
Мне предстояло выгулять огромного дога, не позволив ему сбежать или совершить что-нибудь уголовно наказуемое — сожрать какую-нибудь маленькую собачку или напугать до потери сознания ни в чем не повинного пенсионера…
Сперва Бонни вел себя как послушный и хорошо воспитанный пес.
Он шел впереди меня с чувством собственного достоинства, не обращая внимания на голубей, прохожих и прочую мелкую живность, попадавшуюся на нашем пути.
Впрочем, надо сказать, что все встречные заблаговременно расступались, давая нам с Бонни дорогу.
Мы шли к зеленой зоне, расположенной по берегам реки Смоленки, — к единственному в окрестностях месту, где собаки могут порезвиться и обменяться последними новостями.
Однако не успели мы пройти и четверть пути, как случилось то, чего я ждала и опасалась.
Перед нами появилась кошка.
Точнее, я уверена, что это был кот — наглый и самоуверенный.
Он был худой, облезлый, с рваным ухом и боевыми шрамами на разбойничьей морде — словом, настоящий, прирожденный боец.
Он сел посреди тротуара и принялся умываться, как ни в чем не бывало, всем своим видом показывая, кто именно является настоящим хозяином всего этого района.
Бонни, увидев такую наглость, несколько опешил.
Он остановился, удивленно разглядывая наглого кота, и издал негромкое, возмущенное рычание.
Кот на мгновение прекратил умываться и взглянул на Бонни с несомненным удивлением. Казалось, он хотел спросить, что тому нужно и записывался ли он на прием, как положено, за месяц.
Бонни взревел и бросился в атаку.
Я попыталась удержать поводок, но это было явно не в моих силах.
Пес вырвался и огромными прыжками понесся на наглого полосатого провокатора. Кот еще какое-то время невозмутимо умывался. Затем, когда расстояние между ними опасно сократилось, он вскочил и демонстративно неторопливо припустил в ближайшую подворотню. Бонни несся за ним, пыхтя и топая, как целое стадо слонов, но расстояние до кота непостижимым образом не уменьшалось.
Кот скрылся в подворотне, дог устремился за ним, и мне ничего не оставалось, как последовать их примеру и вбежать под темную арку подворотни.
Мы оказались в обычном василеостровском дворе. В одном его углу темнела какая-то полуразрушенная кирпичная постройка, в другом росли несколько чахлых кустиков, за которыми спряталась рассохшаяся скамейка. Ни Бонни, ни подлого кота нигде не было видно.
Только этого не хватало!
В первый же день потерять доверенную мне собаку!
Мне уже представились ужасные картины — бездомный Бонни шляется по чужим дворам, прибивается к стае бродячих собак или попадает в руки лихих людей, промышляющих подаянием возле станций метро…
И тут я увидела кончик поводка, торчащий из кустов.
Боясь спугнуть Бонни, я тихонько подобралась к кустам, опустилась на колени и протянула руку, чтобы схватить поводок.
И тут меня ждало разочарование: то, что я приняла за собачий поводок, оказалось валяющимся на земле медным проводом в темной пластиковой изоляции…
Следовало вскочить и броситься на поиски Бонни, но я вдруг заметила, что на скамейке, укрытой кустами, кто-то сидит. В этом, конечно, не было ничего особенного, но не хотелось, чтобы посторонний человек увидел меня в такой глупой позе, ползающей среди кустов. Поэтому я тихонько, стараясь не шуметь, отползла чуть назад. И вдруг узнала того человека, который сидел на скамейке.
Это была та самая затянутая в черную кожу девица, которая только что приходила к нам в квартиру и которую Бонни так ловко спустил с лестницы.
Я застыла в недоумении: что она-то здесь делает?
А делала она следующее: просто-напросто разговаривала по мобильному телефону. Непонятно, почему для этого ей понадобилось уединяться.
Подслушивать чужие разговоры неприлично, но здесь все получилось само собой. Я не подслушивала, я просто услышала, что она говорит.
— Да, к сожалению, не получилось… они уже кого-то наняли… какую-то полную дуру… говорю — не получилось! Но это ничего, попробуем внедриться по-другому. Говорю же — я все сделаю! Что значит — не справилась? Я взяла аванс, и я его отработаю… я вам твердо обещаю… вы меня знаете, я вас никогда не подводила…
Девица еще немножко послушала и сложила телефон с раздраженным и расстроенным видом. Судя по всему, ее кто-то строго отчитал.
Я тихонько отползла назад, встала и, прячась за кустами, отошла в дальний конец двора.
Надо же! Это меня она назвала полной дурой! Интересно, из чего она сделала такой вывод? Да и сама-то она не проявила при нашей встрече большого ума! А какой дурацкий у нее был вид, когда она ползала по лестнице, собирая свои дипломы и рекомендации…
Но постойте, что за странный разговор она сейчас вела? Перед кем оправдывалась за то, что не смогла внедриться в дом Бориса Алексеевича и Нелли? Ведь это она сама потеряла работу, значит, только для нее сегодняшний день оказался неудачным…
Нет, тут что-то не так! Она сказала своему таинственному собеседнику, что постарается внедриться в дом по-другому. И еще — что она отработает аванс… выходит, ее кто-то нанял с непонятной целью. С непонятной и явно подозрительной…
Но меня саму одолевали сейчас гораздо более важные проблемы: нужно было искать сбежавшего Бонни. В душе, однако, шевельнулось тревожное чувство — похоже, что не все так просто в доме хозяев Бонни, и как бы не нажить мне неприятностей…
Тут я заметила, что за полуразрушенной кирпичной постройкой виднеется арка, которая ведет во второй двор. Я решительно направилась туда, отложив на будущее размышления о подозрительной девице.
И — о радость! — едва я вошла во второй двор, как увидела Бонни, который неторопливо трусил мне навстречу. Вид у него был какой-то смущенный и обескураженный, а в десятке метров от нас с самым невозмутимым видом сидел прежний ободранный кот и спокойно намывал свою разбойничью морду.
Бонни подошел ко мне с самой искренней радостью, как будто мы расстались много лет назад и нас связывала глубокая и сердечная дружба. Он тут же попытался встать мне на грудь передними лапами и облизать своим огромным языком…
— Прекрати! — воскликнула я, с трудом уворачиваясь от этих обременительных проявлений симпатии. — Ну что — показал тебе кот, где раки зимуют?
Бонни взглянул на меня с обидой и потупился, давая понять, что настоящие друзья ведут себя более тактично и не напоминают о таких неприятных моментах. И вообще, он уже вполне нагулялся один и теперь хотел бы пообщаться со мной, поиграть в подвижные игры на свежем воздухе, совершить экскурсию по историческим местам Васильевского острова…
— Ну уж нет! — проговорила я, завладев наконец поводком. — В следующий раз, если ты будешь вести себя более прилично, мы, может быть, и погуляем подольше, а теперь идем домой! — И я потянула его к выходу из двора.
Бонни шумно вздохнул, сглотнул слюну, переступил с лапы на лапу и с разочарованным видом потрусил вперед. Как ни странно, на этот раз он решил подчиниться.
Эта подозрительная покладистость должна была меня насторожить, но я еще недостаточно хорошо знала Бонни и приняла ее как должное… за что вскоре и поплатилась.
Мы вошли в первый двор. Я потянула Бонни влево, чтобы обойти тот угол, где сидела девица в черной коже, встречаться с которой не хотелось, но этот непослушный пес был в своем репертуаре: он дернул поводок и устремился вправо, к тем самым кустикам, за которыми виднелась укромная скамейка…
Убедившись, что Бонни гораздо сильнее, я и не пыталась сопротивляться, и он потащил меня за собой, как юркий буксир тащит безмоторную баржу. С той только разницей, что обычно буксир значительно меньше баржи, а у нас все было ровно наоборот.
На этот раз я поставила перед собой скромную задачу: не выпустить поводок. Поскольку вовсе не была уверена, что Бонни снова ко мне вернется. У этого пса характер непредсказуемый и своенравный, как у всякого ребенка, которого сильно избаловали родители.
Вцепившись в поводок изо всех сил, я мчалась по двору за своевольным догом, чувствуя себя консервной банкой, привязанной к кошачьему хвосту.
Впрочем, аттракцион продолжался недолго: Бонни проломился через кусты и остановился прямо перед скамейкой, на которой сидела злополучная девица.
Она даже не шелохнулась при нашем появлении. Даже не моргнула. Смотрела прямо перед собой, как будто была погружена в какие-то необычайно важные мысли.
Вы можете себе представить человека, который не шелохнется, не вздрогнет, не заорет от неожиданности благим матом, когда прямо перед ним из кустов выскочит семидесятикилограммовое чудовище с оскаленной пастью? Я лично не могу. Поэтому поведение незнакомки показалось мне не только странным, но глубоко возмутительным.
— Что смотришь? — проговорила я, не выпуская из руки поводок и в то же время пытаясь свободной рукой привести в порядок волосы и одежду. Мне хотелось хотя бы внешне соблюсти достоинство перед кожаной мымрой, а после того, как Бонни протащил меня через кусты, я наверняка выглядела не самым лучшим образом. — Что смотришь? Думаешь, ты бы лучше справилась с непослушной зверюгой? Думаешь, я занимаю чужое место? Считаешь меня самозванкой и аферисткой? Может быть, ты и права, подруга, да только поезд ушел! Точнее, самолет улетел, и хозяева доверили Бонни не тебе, а мне! Так что ничего у тебя не выйдет, несмотря на все твои многочисленные дипломы и рекомендации! Можешь не стараться! И нечего принимать вид оскорбленной невинности! У тебя самой рыльце в пушку, я слышала, как ты перед кем-то отчитывалась по телефону…
Пожалуй, это было лишнее. Никогда не стоит вываливать всю информацию, которой владеешь. Лучше что-то оставить при себе, приберечь на самый крайний случай. Но слово — не воробей и не какая-нибудь другая мелкая птица. Я прикусила язык и замолчала, с удивлением глядя на странную девицу.
Потому что она и сейчас не шелохнулась.
А потом мне пришлось перевести взгляд с нее на Бонни, который уселся на свою песочную задницу, задрал морду и завыл.
— Ты что — с ума сошел?! — напустилась я на дога. — Что ты себе позволяешь? Мы же не в лесу и даже не на собачьей площадке, а в жилом дворе! Местным жителям вряд ли понравятся твои вокальные упражнения, и они запросто вызовут милицию!
Бонни виновато скосил на меня глаз, сглотнул слюну, громко лязгнув челюстями, и снова завыл.
Я вспомнила, что собаки воют то ли к покойнику, то ли по покойнику, снова взглянула на девицу в коже… и попятилась, чуть не свалившись на Бонни.
Как же до меня сразу не дошел очевидный факт!
Девица была мертва.
Абсолютно и совершенно мертва.
То-то она никак не прореагировала на внезапное появление бордоского дога и на мою возмущенную отповедь… а я-то распинаюсь перед ней, как последняя дура!
Она сидела на скамейке, привалившись к ней спиной, и смотрела прямо перед собой пустыми мертвыми глазами.
Говорят, в глазах трупа отражается последнее, что человек видел при жизни. Насколько я могла судить, в глазах этой роковой брюнетки ровным счетом ничего не отражалось.
— Господи!.. — прошептала я, оглядываясь по сторонам. — Что же делать? Что делать? Вызывать «Скорую»? Или милицию? Или группу спасателей МЧС? Что с ней такое случилось? Вроде с виду совершенно здоровая… сердце, что ли, отказало? Говорят, молодые люди иногда умирают от внезапной остановки сердца… Неужели на нее так подействовал тот телефонный разговор?
Я шагнула вперед, чтобы внимательнее разглядеть покойницу, и только тогда увидела, что темные волосы у нее на левом виске слиплись от крови, и среди этих слипшихся волос отчетливо виднеется совсем маленькое круглое отверстие.
Я сразу догадалась, что это такое, хотя никогда раньше не видела пулевых отверстий. То есть не видела в жизни, а на экране телевизора или в кино это показывают так часто, что сейчас, мне кажется, любая домохозяйка с первого взгляда отличит рану от пули сорок пятого или тридцать второго калибра. Шучу.
Конечно, после утренней встречи я не испытывала к убитой теплых чувств, но невольно посочувствовала ей. Умереть так внезапно, в таком молодом возрасте… брр!
Так что же делать? «Скорую» вызывать однозначно поздно, ей уже ничем не поможешь. Вызвать милицию? Но я почему-то нисколько не сомневалась, что мне это грозит серьезными неприятностями. Вот чуяло же сердце!..
Теперь меня наверняка возьмут на заметку в качестве подозреваемой, особенно если узнают о нашей утренней встрече. Кроме того, начнут разбираться, по какому праву я нахожусь в квартире Бориса и Нелли Ланских… А ведь никаких документов, подтверждающих это право, у меня нет… все было только на словах…
Короче, неприятностей не оберешься!
А если меня арестуют по подозрению в убийстве — что будет с догом? С кем он останется?
Бонни все еще выл, и где-то наверху уже захлопали окна. Чей-то раздраженный голос выкрикнул на весь двор:
— А ну, заткните немедленно эту чертову собаку, а то я щас спущусь, и вам мало не покажется! Поразвели собак!
— Бонни, молчать! — прикрикнула я на дога. — Молчать, паршивец! И немедленно идем домой!
Бонни прекратил выть, но уставился на меня с плохо скрытой обидой. В его взгляде отчетливо читалось: «Как это домой? С какой стати домой? Мы гуляли всего-то полчаса, а мне по утрам положена полноценная часовая прогулка!»
Но мне некогда было с ним препираться. В любую секунду кто-нибудь из местных жителей мог обнаружить труп и нас с Бонни рядом с ним… и начались бы неприятности по полной программе!
— Я сказала — домой! — проговорила я строгим, не терпящим возражений голосом.
Видимо, мой тон произвел на него впечатление. Бонни понял, что я не шучу, захлопнул пасть и послушно потрусил прочь со двора, больше ни на что не отвлекаясь.
До дома мы добрались в рекордное время.
В холле работали двое штукатуров, напольная плитка была покрыта густым слоем побелки, которая тут же оказался на моих кроссовках и на лапах Бонни. Один несомненный плюс в этих ремонтных работах был в том, что штукатуры обернули статую Фемиды полиэтиленовой пленкой, и Бонни не удалось совершить свой обычный подвиг.
После перенесенного стресса руки тряслись, и я с трудом попала ключом в замочную скважину. Однако машинально отметила, что замок закрыт на один поворот…
Что за черт?
Я совершенно точно помнила, что, уходя, заперла его на два поворота ключа. Я ведь живу в этой квартире первый день и стараюсь все делать особенно тщательно и аккуратно.
В чем же дело? Может быть, рейс отложили или совсем отменили и хозяева вернулись?
Я открыла дверь, вошла в квартиру и крикнула в глубину коридора:
— Борис Алексеевич! Нелли! Вы здесь?
Мне никто не ответил.
Нет, наверное, я все же ошиблась и закрыла дверь на один поворот… надо в следующий раз быть внимательнее!
Бонни вошел следом за мной.
Он вел себя очень странно: шумно втягивал воздух, настороженно оглядывался и негромко рычал…
— В чем дело? — проговорила я, закрывая входную дверь и отстегивая поводок. — Тебе тоже что-то не нравится?
Он сглотнул и смущенно потупился, как будто хотел сказать: «Извини, обознался!»
Впрочем, было не до его эмоций: меня больше беспокоили его измазанные побелкой лапы. Если он этими лапами пропрется в квартиру, ковры потом не отчистишь. А я, между прочим, нанималась только сидеть с собакой… делать здесь генеральную уборку, извините, не подписывалась!
— Сидеть! — приказала я догу, сбросила кроссовки и припустила в кладовку за тряпкой. Возвращаясь обратно, я случайно взглянула под ноги и увидела на светло-бежевом ковре белые отпечатки.
— Бонни, я же велела тебе сидеть! — воскликнула я, входя в прихожую.
Пес сидел перед дверью на том самом месте, где я его оставила. Он смотрел на меня с высокомерным недоумением: «Какие претензии? Я все сделал, как ты велела!»
— Не понимаю… — проговорила я, по очереди вытирая ему лапы. — Если ты не заходил в квартиру, а я сняла обувь у входа — откуда тогда взялись эти следы?
Тщательно вытерев собачьи лапы, я впустила Бонни в квартиру и вернулась туда, где заметила подозрительные отпечатки.
Зря я накричала на пса, эти следы явно были оставлены не собачьими лапами, а ногами человека, причем, судя по размеру, — женщины… очень странно…