-Что будем с ним делать? - Я пристально посмотрел на катающегося по траве разбойника, похоже, он действительно рассказал всё что знал.
Сидевший в тенечке отец Клементий, с усмешкой наблюдавший за проводимым мной допросом, неопределённо пожал плечами:
-Да кто ж его знает, убивать не станешь, а отпустить, так опять разбойничать начнет.
-Да, задачка. А не отвести ли его нам к дедушке лешему? Может по хозяйству куда приспособит...
-К кому, к кому? - озадаченно переспросил Клементий, поправляя съехавшую на бок шапчонку.
-Да знакомец у меня тут один есть, в лесу живет, леший, Степанычем кличут.
-Ну что ж, к Степанычу так к Степанычу, - охотно согласился священник, поднимаясь на ноги. - Поторопимся, а то как бы разбойнички-то наши не опомнились и не возвернулись.
Я тоже поднялся, помог встать на ноги перепуганному насмерть пленнику и, завязав ему глаза его же рубахой, мы двинулись дальше.
Скоро, но не слишком споро, но добрались мы до знакомого дуба. И ничего вроде не изменилось, но приметил я тоненькие ниточки в траве, на ветках протянутые. Кто по минным полям не ходил, кто про растяжки* ничего не знает, тот и тут на них внимания не обратит, а у меня глаз опытный, к таким делам привычный... Я поднял руку, останавливая идущего следом Клементия, тот встал как вкопанный и придержал рвущегося вперед разбойника.
-Постойте здесь. Я сейчас. Только с места не сходите, так стойте.
После случая с засадой проникшийся ко мне уважением священник молча кивнул и, держа за шкирку беспрестанно вздрагивающего бандита, застыл как изваяние.
Внимательно поглядывая по сторонам и минуя многочисленные ловушки, я начал осторожно продвигаться вперед. Несколько минут показались часом. Наконец я выбрался на поляну и облегченно вздохнул.
-Дедушка Леший, - позвал я, стуча рукоятью меча в замаскированную дверь лаза, - Степаныч!
-Хто, где, как? - раздался из глубины землянки испуганно-сердитый голос лесного деда.
-Это я, Николай, - поспешно откликнулся я, торопясь успокоить разволновавшегося старикана.
-Николай? - дверца землянки откинулась и на свет вылезла озадаченная физия Степаныча.- Николай говоришь, - он недоверчиво оглядел меня с ног до головы. - Мда, похож, я это.. на мне что? - дед победно ткнул в накинутую на голое тело маскировочную хламиду.
-Маскхалат.
-Верно. Знать и взаправду Никола, токмо не пойму я, как это ты мои секреты спознать и обойти умудрился?
-Да это не сложно, если знаешь что делаешь. Меня этому не один день учили.
-Не врешь? - дед недоверчиво покосился в мою сторону.
-Смысл?
-И то верно, но все же... Эт понимашь, токо мой секрет-то, даже Яга про охранные нити не ведает, а ты-то как же?
-Да у нас в нашем мире, поди, каждый вой про них слышал, да и не только вой. У нас на таких нитях этакие штуки понасажаны что вам и не снилось. Тысячи стрел в разные стороны зараз пускают, но это так, к слову. Я вот чего боюсь, если мои подозрения правильны, то тот, кто здесь заваруху затевает, тоже про твой секрет знает и про маскхалат знает, и еще много чего.
-Эвон как...- глядя куда-то в даль, задумчиво протянул дед, - тогда надыть нам секретное слово придумать, чтоб значит только ты да я? Как думаешь?
-Согласен, - коротко ответил я и наконец-то вспомнил о своих спутниках.
-Степаныч, я тут не один пришел. Ты не возражаешь, если мы у тебя на ночлег остановимся?
-А чего ж перечиться ежели человек хороший?! Сейчас я тока кулюторный вид приму и зараз тропку секретную укажу.
-Не спеши, Степаныч. Тут, понимаешь, какое дело... Двое их, отец Клементий и вправду человек неплохой, а второй... - мне стало неловко, - разбойник.
-Прямо-таки и разбойник?! - дед с сомнением покачал головой.
-Да тут такая история приключилась... - и я рассказал ему приключения сегодняшнего утра.
-И правильно сделали, что ко мне привели, - успокоил меня леший. - Мы его вытяжкой из "обелень-травы" напоим, и станет как шёлковый, не то что в разбой не вдарится, букашки обидеть не посмеет. Давай веди его сюда, а я покеда травки насобираю. Вот видишь, цветы лютики дорожкой стелются? По ним и ступай. Красу потоптать не бойся, цветочки заговоренные, как пройдешь - сразу поднимутся.
Я кивнул и поспешил за Клементием.
-Энт ведь штука какая складывается заковыристая. - Уже битый час мы сидели в "хороминах" Степаныча, пили чай с пряниками и обсуждали события последних дней. - Значитца, на тебя уже как на зверя дикого охотятся?! Нехорошо. Нечисть-то Яга покамест с твоего следа сбила. Волкодлаки да оборотни всё за обманками бегают, а плохие людишки вишь поосталися, Морок тот же... Да и Нурингия, поди, на тебя зубы точит. Эх, говорил я Матренушке, нельзя было их отпущать, в кой раз уже безобразничают, не послушалась. Добрая она, доверчивая, лживому слову поверила. Да чего уж там... - дед вздохнул, отхлебнул из розового блюдечка большой глоток исходящего паром чая, и надолго задумался. Я тоже молчал, казалось, всё было трижды говорено - переговорено и теперь надо было крепко подумать. Отец Клементий также молча допивший пятую или шестую чашечку, довольно постучал себя по животу, завалился на предоставленный ему топчан, постеленный мягким мхом и, укрывшись волчьей шкурой, предался ночным "молитвам". А недавний разбойник сидел в уголочке и, что-то сюсюкая под нос, кормил на собственном колене "бедного, голодного комарика". Невольно подумалось, уж не перестарались ли мы с травкой-то?
На следующий день, проснувшись, не спеша и степенно откушали. А завтрак был прост и вместе с тем удивительно хорош. Я давно не едал такой вкусной, рассыпчатой и разваристой картошечки. Она была особенно хороша со свежими малосольными огуречками да с грибочками солеными. Красота! Запили мы это наслаждение чайком с сухариками ванильными в маковой посыпухе. А вышли в путь, когда солнышко уже близилось к полудню. Шли неспешно, но к избушке Бабы-Яги подошли засветло.
Яга сидела на пороге и вытирала платочком скатывающиеся с уголка глаза слезы. Увидев меня, она всплеснула руками.
-Батюшки-светы, Коленька, явился сокол ясноглазый, а я уж испереживалась, всю ночь глаз не сомкнула. Как сорока на хвосте новости принесла, что вы из города-то вышли, так почитай и глаз не сомкнула. Дай-ка обниму тебя, в щечки облобызаю.
-Здравствуй, бабушка, здравствуй родная, - в свою очередь поздоровался я, с радостью обнимая её сухощавую фигурку.
-А эт кто с тобой, что-то я его раньше в нашем лесу не видала?!
-Этот? - я, повернув голову, глянул через плечо на отстоявшего в сторонке священника. - Да это отец Клементий. Святой человек.
Бабка моя недовольно поморщилась.
-Знаем мы этих святых, они почитай с полстраны пожгли. Ить были бы и взаправду ведьмы, а то, тьфу, бабы да девки молодые одни. Разве ж хорошая ведьма кому в руки дастся?
-Бабушка Матрена, он не такой, - я вступился за нашего священника. - Он вообще не из вашего мира, скорее уж из моего, только века другого, раннего.
-Да ладно, чего уж там бояриться, веди в дом, коль пришли. Не гнать же его на ночь глядя. Чайку с дороги попьете, покушаете. Святоша он тоже, чай, человек. - При этих словах я невольно улыбнулся. Яга ,сама того не ведая, почти в точности повторила слова стоявшего поодаль "святоши", только сказаны они был о ведьмах.
-Благодарствую, бабушка, но некогда нам чаи гонять, идти надо.
-Так как же так-то? - Баба-Яга растерянно заозиралась по сторонам в поисках незримой поддержки. - Я стол накрыла, на столе самовар стынет, а вам и заглянуть к старухе недосуг?
-Простите меня, бабушка Матрена, нам действительно надо идти.
-Не мудри, - строго одернула меня Баба-Яга. - Никуда вы не пойдете, пока мне всего не расскажите, о своих горестях не поведаете. В дом идти уговаривать не стану, на скамею садитесь и в чем печаль сказывайте.
Я махнул рукой. Спорить с доброй старушкой не хотелось и, честно сказать, куда нам переться-то на ночь глядя? К тому же Дракула говорил, что моей благодетельнице "поболе его известно"... Наверное, поэтому, так легко дав себя уговорить, я плюхнулся на "скамею" и рассказал всё как есть.
...а вот где искать этот меч я и не знаю, может быть, Вы что слышали?
-Слышала, как же не слышать. Сказывают, пятьсот лет назад в битве великой, злой колдун обманом и хитростью побив богатыря сильного, богатыря славного, завладел мечом волшебным. Да токмо воспользоваться им не смог, сам весь израненный уполз на старое кладбище, где и издох еще до наступления ночи. Только и успел, что меч спрятать да чары черные наложить, место захоронения стерегущие. Что правда, что вымысел не ведаю, знаю только что это кладбище сыскать можно лишь в ночь лунную, ночь ясную, безветренную. Днем его и не ищи - не сыщешь. А многие искали в темень кромешную, с факелами да кострищами, так никто и не нашел.
-А с чего это они в темень поперлись, ежели в лунную ночь хоть что-то да видно?
-А с чего это они в темень поперлись, ежели в лунную ночь хоть что-то да видно?
-Дак ведь и опасней в сто крат. В первые-то годы, говорят, много охотников было наследством колдуна завладеть, так и пёрли на кладбище, по ночам крики стояли - за сто вёрст слышно, потом поутихло. Почитай годков полтораста никто не хаживал. Да и вам незачем. Ну, а коль уж совсем невтерпеж головы сложить, так тож торопиться не к чему, луна еще силу не набрала, место заколдованное вам не укажет. Оставайтесь у меня дни коротать. Хлеб-соль не жалеем, гостей накормлю, напою, доброе что присоветую.
-Коли правда про новолуние, так мы что ж, мы с радостью, да не стесним ли?
Тихоновна криво усмехнулась и обвела рукой стены избушки:
-Это только темные сплетники да недалекие умом людишки полагают, что, ежели мы в лесу живем, так совсем и одичали?! Я бабка старая - мне покой и уют надобен, а в этой клетушке разве развернёшься?! Да и не прилично потомственной карге со столетним стажем в такой хибаре ютиться. Избушка на курьих ножках так для гостей заезжих, непрошенных да традиции для. А для отдыха душевного терем-теремок за погребцом стоит. Я ж тебе еще в прошлый раз намёкивала: коль возвернешься - приму по королевчески. При этих словах она шустро поднялась со скамейки и, кивком пригласив нас следовать за ней, поспешила на задний двор.
Двухэтажный терем в изразцах и наличниках стоял посреди трех сосён, сверкая отполированными стеклами. За нашей спиной свисала маскировочная сеть, до самых вершин развешанная на соснах. Сеть мудреная, вроде бы и не волшебная вовсе, а всё равно непонятно как устроена. Когда за бабкой шел, кроме кустов да деревьев ничего не видел, а как вошли под сосны: ба! Стоит терем-теремок, а позади вроде ничего и нет, это я о массети. Но ведь была же! Я даже на шаг отступил и рукой попробовал: и правда весит, вот она. Выглянул наружу - кустик зеленый, обратно вовнутрь шагнул - как в стекло глянул. Занятная вещица, нашему маскхалату "леший" до неё далеко. Надо бы у Яги кусочек выпросить да с собой взять, на экспертизу. И Степанычу, пожалуй, стоило бы намекнуть, какое сокровище Яга прячет.
А теремок себе ничего: и снаружи красота, и внутри всё уютно, чистенько, диваны ну точь-в-точь как у нас в России. На диванах игрушки плюшевые разбросаны: дракончики, ведьмочки там всякие, это, значит, вместо подушек. На первом этаже печь русская, на второй тепловой коллектор из хрусталя тянется. В гостевой стол широкий, на полу ковер персиянский самолетный, на стене еще один такой же и оба аршинными гвоздями приляпаны. Нет- нет, да по ковру и пробежит рябь легкая, видно никак не успокоятся - все взлететь хотят. Самое смешное, я и не заметил, как Яга и сама преобразилась. Помолодела, морщины разгладились, волосы на голове в высокую прическу уложились, на самой вместо замызганного сарафана деловой костюм (брючный), на ногах черные туфельки на тонкой шпильке. Вот тебе и Яга! Так и кажется, что сейчас официальным голосом скажет: - Господа... - Не успел я так подумать как Яга действительно заговорила. Ан нет, голос остался прежним.
-Милай, и ты тоже, - (это она попу нашему) - не желаете ли помыться, искупаться с дороги? Хотите, банька по-росски али ванная по-европски?!
-Да нам, бабуль, сперва немного обмыться да перекусить, а будет день, там уж и в баньку сходить можно. Так что не обессудь, мы уж в ванную, по-скорому.
-А за что ж мне вас судить-то, ванная так ванная и мне хлопот меньше. Токмо одежку свою под дверь суньте - я её почищу, поштопаю. Ты уж, Коленька, направо иди в золоченую дверцу, а ты "святой" в серебряную. Полотенца махровые да шампунии разные сами найдете на полочках да на вешалочках. Вы уж идите купайтесь, не торопитесь, пыль дальнюю отскребайте, а я покудова стол накрою.
И она, элегантно повернувшись, продефилировала в сторону комнаты, на дверях которой каллиграфическим почерком было начертано: кашеварня. Я, не сумев сдержать улыбки, направился в сторону двери, ведущей (как сказала Баба-Яга) в "золотую ванную". Прежде чем войти я обернулся, как там мой спутник: отец Клементий, уже стоя перед распахнутой дверью, трижды размашисто перекрестился и лишь затем, сжав зубы, шагнул внутрь.
Ванна Бабы-Яги представляла из себя круглую, золотистую чашу. Если считать, что она действительно выполнена из золота, то это о-го-го, а вы сами представьте чашечку двух метров в диаметре и полтора метра в высоту? Представили, а теперь добавьте сюда такую же золотистую лесенку, перекинутую за край чаши и ведущую на небольшую узорчатую площадку из того же благородного металла. Кроме того все полочки, на которых стояли шампуни и лежали мочалки, все вешалки и вешалочки, на которых висели полотенца и полотенчики тоже были либо золотыми, либо ужасно похожей подделкой. Тьфу ты, краны тоже были из золота. Я, не спеша, снял с себя слегка засаленную, посеревшую от пота одежду и, аккуратно сложив, сунул под дверь, затем, не торопясь, поднялся на площадку и ступил на дно ванной. Тут же краны сами собой открылись и поток воды, разбрасывая брызги во все стороны, обрушился вниз. Не прошло и пары минут, как ванна была полна, а я блаженно покачивался в теплых водах.
Распаренный, слегка сонный и донельзя довольный я вылез из пенистых вод и тут же оказался под тугими струями ароматного душа. Смыв последние остатки пены, теплый "дождь" прекратился так же внезапно, как и начался, а в воздухе появилась приятная свежесть, насыщенная ароматами маттиолы. Смахнув пятерней стекающие по лицу капли, я поднял взгляд и раскрыл рот от удивления: прямо перед носом на изящных плечиках висели мои шмотки. Тщательно отстиранные и аккуратно выглаженные, они казались только что купленными. От недавних царапин, потертостей и обширных засаленных пятен не осталось и следа. Не став загоняться по поводу, как они здесь появилась, я, обтершись насухо большим махровым полотенцем с изображением розовых не то собачек, не то кошечек, с удовольствием облачился в эти ставшие уже привычными одежды и взялся за дверную ручку. От мягкого, эластичного материала рубашки пахло вечерней свежестью и почему-то только что сорванной мятой.
Отец Клементий, появившийся из ванной минутой позже меня, довольно отдувался. Святая благость, казалось, так и сочилась из его разгоряченного тела, а лысина на макушке лоснилась и блестела словно святой нимб. Спускавшаяся до пят ряса была тщательно выстирана, выглажена и аккуратно заштопана, но над его одеждами Яга перенапрягаться не стала - на толстом сукне сутаны явственно виднелись следы времени.
Батюшка стряхнул повисшую на бороде каплю, расправил плечи, выпятил грудь, поправил на груди крест, широко перекрестился и решительно шагнул к столу, за которым восседала наша хозяйка, разливавшая по огромным расписным чашкам исходящий паром борщ. Аромат, витающий по комнате, был столь аппетитен, что я тоже поспешил к застеленному белоснежной, шелковой скатертью столу. В самом центре оного, словно большой пузатый рыцарь, взгромоздился блестящий серебряный самовар, окруженный блюдцами и блюдечками, на которых лежали маленькие ложечки и стояли чайные чашечки. Немного обособленно, в деревянной хлебнице, выполненной в форме большого изогнувшегося сазана, расположилась горка подрумяненных баранок, напротив неё высилась высокая хрустальная ваза, наполненная красными яблочками, с другой стороны самовара в большой супнице, накрытой прозрачной крышкой из неизвестного мне материала, поблескивал жиром борщ, а в чугунке, поставленном на изящную, золотую подставочку, очень напоминающую корону (что наводило на определенные мысли), еще пыхтела пшенная каша. Все было красиво и элегантно. Я еще не приступил к еде, но мне почему-то подумалось, что все будет безумно вкусно, и я не ошибся.
Ели быстро и молча, совершенно забыв про этикет и правила приличия. Отец Клементий, отбросив все свои былые предрассудки и перестав поминутно молиться, наворачивал третью чашку борща. Я же, умяв свою порцию, принялся за кашу и, лишь наевшись досыта и приступив к чаепитию, нарушил дружное молчание, задав давно вертевшийся на языке вопрос, тем более что предмет моего интереса все время трепыхался под моим креслом.
-Вот Вы мне скажите, - это я Бабе-Яге, - они, - я ткнул пальцем вниз, - ковры-самолеты ,стало быть, всегда так дергаются?
-Да почитай завсегда, касатик, разве што иногда ночью затихают, да и то ненадолго.
-Так что ж, если их от гвоздей освободить, так они и улетят?
Тихоновна, по-видимому удивившись моему вопросу, подозрительно посмотрела в мою сторону: не шучу ли я, затем покачала головой ,дивясь моей необразованностью и, шумно вздохнув, ответила:
-Что ты, милый, нет конешно, будут из угла в угол мотаться, мешаться да суету наводить, пока лететь не прикажут. А без приказа ни-ни.
Мы поговорили еще немного о технических характеристиках ковров-самолетов: грузоподъемности, скорости, погодных условиях, пригодных для полетов... Из этого разговора я вынес для себя много нового и интересного, например: в дождь на коврах- самолетах летать можно, а в град нельзя, в жару - грузи хоть коня, а в мороз вообще не взлетит (вот отчего они оказывается больше на юге прижились, а на севере все больше печи, что по щучьему велению) и чем грознее окрик, тем ковер послушнее. Занятная, надо сказать, вещица. С ковра мы незаметно перешли на погоду, потом поговорили про виды на урожай. Когда чай закончился, уже вечерело, поблагодарив хозяйку за хлеб-соль, мы разошлись по своим спальным комнатам...