И то, что он должен был получить приказ из рук двух человек, с которыми прежде никогда не встречался, имело какой-то свой смысл? Как и беседа с людьми, не представленными ему официально в соответствии с армейскими канонами? Интересно, чем Пейс там занимается, черт возьми? Но при чем тут Пейс? «Забирайте повыше»… Именно так сказал Холондер.
«Пересылает… в закрытую зону в Фэрфаксе, и только оттуда они попадают по назначению»… Опять же его слова.
Дэвид понимал, что «Фэрфакс» по своему статусу уступает только Белому дому. И думал о том, что, хотя это и военная организация, не оттуда получил он приказ: там лишь рекомендовали кому-то его кандидатуру.
Все вопросы Холондера к нему были, по сути, не вопросами, а инструкциями, хотя и имели вопросительную интонацию. Он вспомнил: «Есть ли у вас друзья в авиационных компаниях? Например, среди руководства?»
Господи помилуй, он не имел об этом понятия. Он так давно не был в Америке, что сам не знал, остались ли у него там друзья.
Холондер предупредил, чтобы Дэвид избегал старых знакомств, если таковые обнаружатся. В тех же случаях, когда встретит кого-то, сообщал его имя Уолтеру Кенделлу.
«Есть ли у вас в Нью-Йорке женщина?»
Дурацкий вопрос. Ничего грубее он не слышал. Что этот чертов Холондер имел в виду?
Лысый очкастый агент кратко пояснил: в досье Дэвида записано, что он когда-то работал на радиостудии, то есть должен знать актрис.
– И актеров, – добавил Сполдинг. – Ну и что из того?
– Дружба с известными актрисами может стать поводом для газетной шумихи, – заметил Холондер.
Имя Дэвида не должно появляться в печати.
Дэвид припомнил, что он действительно знал нескольких девушек, которые преуспели в кино с тех пор, как он уехал. У него было короткое увлечение актрисой, которая нынче уже звезда, снимается в фильмах «Уорнер бразерз».
С неохотой он согласился, что Холондер прав. Таких контактов следует избегать.
– Можете ли вы, увидев раз чертеж, к тому же не имеющий никакого отношения к привычным вам строительным конструкциям, воспроизвести затем его по памяти?
– Если там будут стоять соответствующие технические обозначения и пояснения, то, пожалуй, да.
Выходит, он должен готовиться к работе в авиастроении. Будет иметь дело с чертежами и схемами.
Это ясно.
Ясно из того, что только и мог сообщить Холондер Дэвиду, как заверил этот янки с Азор бывшего резидента в Лиссабоне.
* * *«Б-17» подкатил к краю взлетной полосы, устремленной прямо на запад, и развернулся, готовясь взлететь.
Сердитый майор, оторвавшись на время от штурвала и приборной доски, подошел к люку грузового отсека и, увидев, что Сполдинг вернулся, демонстративно взглянул на наручные часы. Дэвид выскочил торопливо из джипа и, пожав руку Балантину, отдал честь летчику.
– Никак не мог раньше, – сказал он пилоту. – Вы знаете, как бывает, когда имеешь дело с подобного рода парнями.
Майор никак не прореагировал на шутливый тон своего пассажира.
Как только пилот со Сполдингом заняли свои места, самолет стал набирать скорость. Земля под колесами сотрясалась со все возрастающей силой. Еще пара-другая секунд – и машина стремительно взмоет вверх. Дэвид склонился над врученной ему Холондером азорской газетой, которую он положил себе на колени, когда застегивал на поясе ремни.
И тут произошло то, чего никто не ожидал. Раздался такой мощный взрыв, что сиденье выскочило из креплений и отлетело, увлекая за собой Дэвида. Сполдинг так и не смог никогда понять, хотя частенько думал об этом, чему именно обязан он был тем, что остался в живых, уж не своей ли азорской газете.
Везде был дым. Самолет накренился и, касаясь земли крылом, завертелся волчком. В салоне был слышен оглушительный неумолчный скрежет гнущегося металла. И сверху, и с обеих сторон фюзеляжа лопались с треском и грохотом стальные ребра переборок и, срываясь со своих мест, разлетались кто куда.
В кабине пилота прогремел второй взрыв. Рассыпавшаяся на части внутренняя обшивка покрылась кровавыми пятнами, перемежавшимися с кусками человеческой плоти. В плечо Дэвиду ударило обломком черепа с обожженными волосами, проглядывавшими из-под ярко-красной вязкой массы. Сполдинг смог разглядеть сквозь дым яркий солнечный свет, лившийся внутрь в зиявшее впереди отверстие.
Самолет был взорван!
Дэвид вдруг понял, что у него лишь один шанс из ста выбраться живым из этого ада. Топливные баки заполнены для дальнего перелета над Атлантикой. Через секунды они взорвутся. Он схватился судорожно за застежку, скреплявшую на поясе ремни, и рванул ее изо всех сил. Но она не поддалась: от мощного удара в зазоры замка попала ткань от пиджака, и язычок заклинило. Сполдинг, не растерявшись, крутанул запор как можно резче. На этот раз замок сработал, и Дэвид освободился наконец от пут.
Самолет – точнее, то, что еще оставалось от него, – содрогался в предсмертных конвульсиях на тянувшейся вдоль взлетной полосы бугристой площадке, куда отбросило его ударной волной и где он обрел последнее свое пристанище. Сполдинг протиснулся назад, пытаясь доползти до выхода. Но как только он ухватился руками за грозившую упасть вниз верхнюю панель, в его правое плечо врезался вырвавшийся откуда-то зазубренный кусок металлического листа.
И тогда же Дэвид увидел, что дверцу грузового отсека снесло ударной волной. У открытого теперь люка лежал, придавленный стальной переборкой, мертвый сержант военно-воздушных сил США. Из-под кровавой, развороченной от шеи до живота плоти торчали ребра.
Метнувшись в ужасе к выходу, Дэвид стремглав спрыгнул вниз, не забыв, однако, при этом подогнуть слегка ноги, чтобы смягчить удар при соприкосновении с твердым грунтом. Упав боком на землю, он откатился как можно дальше от самолета, чтобы не оказаться погребенным под грудой металла, затем пополз прочь от страшного места. Почва, которой касался Сполдинг, была грубой, усеянной камнями, но он не замечал этого: главное – ему удалось-таки вырваться на свободу. Дэвид полз, цепляясь окровавленными руками за сухую землю. Полз до тех пор, пока позволяли силы.
Когда же они оставили его, он прижался в изнеможении к земле и так и лежал, с трудом переводя дыхание. Откуда-то издалека до него доносилось завывание сирен.
А потом раздался новый взрыв, от которого содрогнулся воздух и затряслась земля.
* * *Высокочастотные передатчики работали почти без перерыва, связывая между собой аппаратную аэропорта Лажес и закрытую зону «Фэрфакс», обменивавшиеся в лихорадочной спешке сверхсрочными радиограммами.
Дэвида Сполдинга должны были отправить из Терсейры первым же самолетом, направлявшимся в Ньюфаундленд, а это значило, что до вылета оставалось менее часа. На военно-воздушной базе в Ньюфаундленде бывшего резидента уже будет поджидать истребитель, который и доставит его в Митчелл-Филд, неподалеку от Нью-Йорка. Поскольку подполковнику Сполдингу удалось избежать серьезных травм и увечий, отданные ему ранее распоряжения не подлежали отмене.
Взрыв, прогремевший на самолете «Б-17» и унесший жизнь двух человек, являлся, вне сомнения, делом чьих-то рук. Подготовлен он мог быть и в Лиссабоне, и здесь, в самом Лажесе, во время заправки машины горючим. Но что бы и как бы там ни было, к детальному, скрупулезному расследованию трагического происшествия приступили сразу же, как только произошла трагедия.
Холондер и Балантин находились с Дэвидом, когда его осматривал военный врач из англичан. После того как рана на плече была перевязана, а ссадины на руках обработаны, Сполдинг заявил, что, хотя его и потрясло глубоко все то, что случилось, он тем не менее чувствует себя вполне здоровым и не нуждается в особом уходе. Прежде чем покинуть своего пациента, доктор сделал ему инъекцию успокоительного в расчете на то, что лекарство поможет Дэвиду легче перенести полет до Нью-Йорка…
– Думаю, вам стоит недельку отдохнуть, – сказал Холондер. – Боже, как же вам повезло, что вы снова с нами!
– Побывали в такой переделке – и остались в живых! – уточнил Балантин.
– За мной охотятся? – спросил Сполдинг. – Это из-за меня взорвали самолет?
– В «Фэрфаксе» так не думают, – ответил Холондер. – Там полагают, что это просто совпадение.
Сполдинг наблюдал за агентом, пока тот говорил. Заметив неуверенность в его тоне, Дэвид предположил, что тот не вполне откровенен с ним.
– Удивительное совпадение, не правда ли? Особенно если учесть, что единственным пассажиром на борту самолета был я?
– Ничего удивительного. Я думаю, что уничтожение мощного военного самолета и к тому же вместе с пилотом – уже само по себе большая удача для нашего противника. Что же касается службы безопасности в Лиссабоне, то она, прямо скажем, не заслуживает похвал.
– В тех местах, где бывал я, она неплохо справлялась со своими обязанностями. Так что не стоит делать поспешных выводов на основании частного случая.
– Возможно, вы и правы: ведь трагедия как-никак произошла не где-то еще, а именно здесь, на Терсейре. И все же… Я лишь передаю вам то, о чем поговаривают в «Фэрфаксе».
Раздался стук в дверь, Холондер открыл ее. Младший лейтенант, стоя в дверях, обратился участливо к Дэвиду, о котором ему, несомненно, уже было известно, что тот только чудом избежал смерти:
– Пора собираться, сэр. Мы должны взлететь через двадцать минут. Не смог бы я быть вам чем-либо полезен?
– Нет, лейтенант. Вещей у меня нет: все, с чем я прибыл сюда, превратилось в кучу горелого мусора.
– Да-да, понятно. Сочувствую вам.
– Не стоит сочувствовать: слава богу, я лишился лишь своего багажа, а не жизни… Отправиться же с вами я могу хоть сейчас.
Дэвид повернулся к Балантину и Холондеру и пожал им руки. Прощаясь с Холондером, он внимательно взглянул ему в глаза. И убедился, что был прав в своих предположениях: Холондер и впрямь что-то скрывал от него.
* * *Английский морской офицер открыл потайную дверь. Пол Холондер поднялся со стула.
– Принесли? – спросил он у офицера.
– Да. – Офицер положил свой кейс на стол, щелкнул замками и, вынув конверт, подал его американцу. – Фотолаборатория поработала на славу. Исключительно четкое изображение, отлично проработаны детали и на лицевой, и на оборотной стороне. В общем, снимок дает практически полное представление об оригинале.
Холондер снял бечевку с конверта и извлек из него фотографию, запечатлевшую в увеличенном виде небольшой значок в форме шестиконечной звезды.
Звезды Давида.
В центре лицевой стороны – надпись на иврите, на оборотной же – рельефное изображение скрещенных кинжала и молнии.
– Древнееврейским письмом обозначено имя пророка Хагаи, ставшего символом организации еврейских фанатиков, носящей название «Хагана» и действующей за пределами Палестины. Члены этого объединения провозгласили своей целью отмщение за двухтысячелетние страдания еврейского народа. Боюсь, что в ближайшие годы у нас будет с ними немало хлопот. Во всяком случае, считаем мы, они дали нам ясно это понять.
– Вы ведь сказали, что значок был приварен к нижнему звену переборки в хвостовом отсеке?
– Совершенно верно. Это сделали для того, чтобы он не пострадал во время взрыва. Вина за уничтожение вашего самолета ложится, таким образом, на членов «Хаганы».
Холондер сел.
– Но зачем понадобилось им это? – спросил он, переводя взор с фотографии на английского офицера. – Господи боже, ради чего пошли они на такое?
– Я не могу ответить на ваш вопрос, – сказал англичанин.
– Так же, как и в «Фэрфаксе». Не думаю, что им хотелось бы ставить кого-то в известность о том, что случилось у нас. Скорее всего, они предпочли бы замять это дело.
Глава 14
27 декабря 1943 года Вашингтон, федеральный округ Колумбия
– «Фэрфакс» на проводе. Это полковник Пейс. Он просит соединить его с вами.
Услышав по селектору эти слова, произнесенные игривым тоном его секретаршей – лейтенантом из женской вспомогательной службы сухопутных войск США, Свенсон понял, что разговор будет необычным.
С тех пор как генерал забрал себе досье Сполдинга, начальник «Фэрфакса» с большой неохотой звонил ему сам. Он не говорил прямо о том, что желал бы как можно реже лично беседовать со Свенсоном, однако связь с ним поддерживал в основном через своих подчиненных. Будучи в какой-то мере причастным к отзыву Сполдинга из Португалии, Пейс явно демонстрировал занятую им вполне определенную позицию: хотя он и повинуется спущенным сверху приказам, но делает это против своей воли.
Эдмунду Пейсу абсолютно не нравилось, что кто-то сверху распоряжается его человеком из Лиссабона. Поэтому за рамки выполнения приказа он не выходил.
– Генерал, получена радиограмма с аэродрома в Лажесе, на Терсейре, – произнес взволнованно Пейс.
– Где это, черт возьми? И что там стряслось?
– Терсейра – один из Азорских островов. «Б-17», на котором находился Сполдинг, стал объектом диверсионного акта. Короче, был взорван.
– О боже!
– Могу я просить вас, сэр, приехать ко мне? Прямо сейчас?
– Прежде скажите, что со Сполдингом? Он погиб?
– Нет, если судить по предварительным сведениям, но я не берусь утверждать что-либо определенно. Мне практически ничего не известно. Жду дальнейших сообщений, но их все нет и нет. Кто бы мог предположить такое? Выезжайте же, генерал, прошу вас.
– Еду. И прихвачу с собой информацию по Сполдингу.
Свенсон собрал лежавшие на столе бумаги с донесением от Кенделла, скрепил их скрепками и положил аккуратно в плоскую металлическую коробку, тут же убранную им в сейф с двумя секретными замками и единственным ключом, которым мог пользоваться только он сам.
Для такой предосторожности были причины. И главная – характер этого документа.
Свенсон набрал с помощью двух дисков необходимую комбинацию цифр и повернул ключ. И тут, пусть на какой-то миг, его охватило сомнение. Не взять ли ему бумаги с собой? Впрочем, это было бы неразумно. В кабинете они в большей безопасности. Сейф, наглухо вделанный в пол, – куда более надежное место для хранения документов, чем внутренний карман в пиджаке человека, которому приходится разгуливать по улице или совершать поездки в машине. С сейфом ничего не может случиться, в отличие от усталого пятидесятичетырехлетнего бригадного генерала.
Он поприветствовал охрану на выходе и быстро спустился по ступенькам к машине. Шофер был уже предупрежден о предстоящей поездке секретаршей из женской вспомогательной службы, чье стремление угодить явно выходило за рамки служебных обязанностей. Генерал знал, что в один прекрасный день, когда напор с ее стороны станет слишком сильным, он вызовет ее в кабинет, запрет дверь и уложит на коричневый кожаный диван.
С чего это он думает о ней? На кой черт нужна ему эта секретарша в форме лейтенанта возле двери его кабинета!
Свенсон сел на заднее сиденье машины и снял шляпу. Он понял, почему подумал о своей секретарше: мысль о ней позволила немного расслабиться, отодвинула в тень проблемы, с которыми, возможно, придется ему теперь столкнуться из-за этого взрыва на одном из азорских аэродромов.
Боже мой, надо же такому случиться!
Мысль о том, чтобы начать все заново, если дело и впрямь примет дурной оборот, перекроить то, что он столь удачно скроил, приводила генерала в отчаяние. Это же невозможно – переверстывать, вернувшись к исходной точке, составленные уже ранее планы и подбирать подходящего человека.
Голова у генерала шла кругом. И при сложившихся обстоятельствах ему было крайне трудно вникать в детали операции, с которыми он только что ознакомился.
В детали, скрупулезно изложенные этой крысой из сточной канавы.
Чертовым Кенделлом.
Человеком-загадкой.
Отвратительным таинственным типом, о котором даже в Джи-2 мало что знают.
Свенсон подверг его обычной проверке, опираясь на тот факт, что бухгалтер имеет самое непосредственное отношение к контрактам, заключенным компанией «Меридиан эйркрафт» с государственными ведомствами. Однако парни из разведки и узколобые маньяки Гувера не дали генералу фактически ничего, кроме нескольких мало что значащих имен и дат. Им запретили расспрашивать кого-либо из сотрудников «Меридиана» или выпытывать что-либо у лиц, связанных с АТКО или «Паккардом». И в результате все, что раздобыли они, не представляло особого интереса.
Кенделл. Сорок шесть лет. Хронический астматик. Дипломированный бухгалтер высшей квалификации. Не женат. Если и имеет друзей, то совсем немного. Проживает в Центральном районе Манхэттена, в двух кварталах от своей фирмы, единственным владельцем которой и является.
Все, кому доводилось встречаться с Кенделлом, приходили к одному и тому же выводу: по натуре он скандалист, нелюдим и к тому же отъявленный индивидуалист, что не помешало ему, однако, стать блестящим специалистом в области статистики.
Документы, хранящиеся в досье на Кенделла, вполне могли бы содержать печальные, трогательные факты из жизни этого человека – скажем, сообщение о том, как его еще в детстве бросили родители, или упоминание о нелегком жизненном пути, который прошел он без чьей-либо помощи, полагаясь лишь на самого себя. Но ни о чем подобном в них не говорилось. Не было там также ни слова ни о нищете, ни о страшных лишениях или тяготах, выпадающих на долю миллионов и приобретших особый размах в годы Великой депрессии.
Короче, сведения, которыми обладал Свенсон, не отличались особой глубиной и характеризовали данного типа лишь в самых общих чертах.