Кермит приложился к горлышку, глотнул, и глаза у него полезли на лоб.
— Не знаю, как его твоя тетушка называет, но, по-моему, это стопроцентный бурбон. — Он вытер рот и передал бутылку Леону. — Зарядись, приятель.
Успех еще пьянил американца, и Леон уже не сожалел, что позволил ему записать на свой счет двух буйволов. Бутылка дважды прошла по кругу. Градус настроения у всех троих заметно повысился.
— Так ты, Хенни, из Южной Африки? — спросил Кермит. — И в войну там был?
Хенни задумался, но ответил:
— Ja, был.
— У нас, в Штатах, о ней много писали. В газетах вашу войну сравнивали с нашей, против Юга. Та же жестокость, озлобление.
— И не только. Было и кое-что похуже.
— Тебе, похоже, и повоевать пришлось.
— Дрался вместе с Делареем.
— Я о нем читал. Он был у вас самым лучшим командиром. Расскажи.
Домашний бурбон развязал язык обычно молчаливому африканеру. Описывая бои в вельде, где тридцать тысяч фермеров-буров напрягли военную мощь величайшей в мире империи, он приблизился к вершинам красноречия.
— Они никогда бы не склонили нас к капитуляции, если бы этот мерзавец, мясник Китченер, не повернул армию против наших оставшихся дома женщин и детей. Он поджигал фермы и расстреливал скот. Он загонял женщин и детей в концентрационные лагеря и подбрасывал в пищу рыболовные крючки, чтобы они харкали кровью и умирали. — По обветренной, загорелой щеке скатилась слеза. Хенни смахнул ее и, судорожно вздохнув, извинился: — Извините… вспоминать тяжело. Моя жена, Аннети, умерла в лагере. — Он поднялся. — Пора на боковую. Спокойной ночи.
Бур подобрал скатанное одеяло и ушел в темноту. Оставшись вдвоем, Кермит и Леон некоторое время сидели молча. Хмель как-то сразу выветрился.
— Никаких рыболовных крючков не было. Их убивала дифтерия. Хенни видит злой умысел там, где его не было. Бурские женщины всегда жили в вельде, на открытой местности. Собранные вместе, они понятия не имели о гигиене, не знали, как содержать лагеря в чистоте, и те превратились в рассадники болезней. — Леон вздохнул. — После войны британское правительство пыталось выплачивать компенсации. На восстановление ферм в страну направили миллионы фунтов. В прошлом году там разрешили свободные выборы. Сейчас Южной Африкой управляют фактически два бурских генерала, Бота и Смэтс. Никогда еще победитель не проявлял к побежденному такой щедрости и такого великодушия, какие выказало британское правительство.
— И все же я понимаю чувства Хенни, — сказал Кермит. — У нас на Юге и сейчас еще, хотя после войны прошло сорок лет, много людей, которые ничего не забыли и ничего не простили.
На следующее утро Хенни вел себя так, словно никакого разговора и не было вовсе. Позавтракав остатками холодного языка и кофе, все сели в машину. Следопыты и скиннеры погрузили мясо на мулов. Кермит уговорил Леона пустить его за руль, а Хенни устроился сзади.
Настроение у американца было под стать утру, ясное и беззаботное. Леона его присутствие нисколько не тяготило, скорее, наоборот. У них было много общего. Оба увлекались лошадьми, автомобилями и охотой, так что тем для разговора хватало. Кермит, не вдаваясь в детали, намекнул, что отец его человек богатый, властный и многое решает в жизни за него.
— Мой отец был такой же, — сказал Леон.
— И как ты поступил?
— Сказал, что уважаю его, но жить по его правилам не могу. А потом ушел из дому и завербовался в армию. Это было четыре года назад. С тех пор домой не возвращался.
— Черт возьми! Да, на такое решиться нелегко, тут большая смелость нужна. Я бы и сам хотел так же поступить, только знаю, что не смогу.
Леон заметил, что чем лучше узнает Кермита, тем больше тот ему нравится. И с чего бы это? Парень стреляет как сумасшедший. С другой стороны, кто без греха? В разговоре выяснилось, что американец — прекрасный натуралист и орнитолог. Так и должно быть, если он работает в Смитсоновском институте, рассудил Леон и сказал Кермиту, что он может остановить машину в любом месте, если заметит какое-то интересное насекомое, птицу или зверя. На первой же остановке Хенни вылез из машины и пошел дальше пешком.
Они подъезжали к тому месту, где впервые встретились несколько дней назад, когда на дорогу перед машиной вышли из буша двое белых. Оба были одеты для сафари, но оружия при себе не имели, если не считать таковым большой камеры и треножника.
— Черт бы их побрал! Джентльмены из четвертого сословия, — пробормотал Кермит. — Никуда от них не спрячешься. — Он нажал на тормоз. — Держаться с ними лучше повежливей, иначе так распишут, что мало не покажется.
Один из незнакомцев, повыше, поспешил к машине.
— Извините, джентльмены. — Он вкрадчиво улыбнулся. — Не позволите ли задать несколько вопросов? Вы, случаем, не имеете какого-либо отношения к сафари президента Рузвельта?
— Мистер Эндрю Фэган из «Ассошиэйтед пресс», если не ошибаюсь?
Кермит сдвинул шляпу на затылок и улыбнулся в ответ. Журналист застыл, открыв в изумлении рот, потом подался вперед и впился в Кермита глазами.
— Мистер Рузвельт-младший! Прошу прощения. Не узнал вас в этом наряде.
Он скользнул взглядом по грязному, испачканному кровью костюму Кермита.
— Мистер Кто-младший? — нахмурился Леон.
Кермит смутился, и за него ответил Фэган:
— А вы разве не знаете, с кем едете? Это мистер Кермит Рузвельт, сын президента Соединенных Штатов.
Леон укоризненно взглянул на своего нового друга:
— И ты ничего мне не сказал?
— А ты и не спрашивал.
— Мог бы и порадовать, — стоял на своем Леон.
— Это бы все испортило, ты бы относился ко мне по-другому. Так всегда бывает.
— А кто ваш юный друг, мистер Рузвельт? — поинтересовался Эндрю Фэган, доставая из заднего кармана блокнот.
— Мой охотник, мистер Леон Кортни.
— Уж больно молод, — с сомнением заметил Фэган.
— Чтобы стать одним из лучших охотников в Африке, не обязательно отращивать длинную седую бороду.
— …один из лучших охотников в Африке! — повторил Фэган, торопливо записывая в блокнот. — Как пишется ваша фамилия, мистер Кортни? С одним «и» в конце?
— Да, с одним. — Леон, чувствуя себя неловко в возникшей внезапно ситуации, бросил сердитый взгляд на Кермита. — Ну, теперь видишь, во что ты меня втянул?
— Вы, полагаю, охотились. — Фэган указал на высовывавшуюся из-под брезента голову буйвола. — А его кто застрелил?
— Мистер Рузвельт.
— И что это такое?
— Черный африканский буйвол. Syncerus caffer.
— Господи, какой огромный! Мистер Рузвельт? Позвольте несколько фотографий?
— С условием, что вы и нам отпечатаете. Одну для Леона и одну для меня.
— Разумеется. Конечно. Давайте так, вы встанете по обе стороны от него. Чтобы были видны рога.
Фотограф уже установил штатив и застыл в характерной позе. Кермит держался уверенно и всем своим видом демонстрировал решительность и любезность. Леон чувствовал себя так, словно ему предложили стать к стенке перед расстрельной командой. Вспышка… хлопок… клуб дыма… Обступившие машину скиннеры испуганно попятились.
— О'кей! Отлично! А теперь, если можно, вон того парня в красной тунике. Попросите его поднять копье повыше. Вот так. Он кто? Какой-то командир? Вождь?
— Король масаи.
— Кроме шуток? Скажите, чтобы принял грозный вид.
Леон повернулся к Маниоро.
— Этот сумасшедший говорит, что ты одет, как женщина, — сказал он на маа, и масаи бросил на фотографа убийственный взгляд.
— Замечательно! Великолепно!
Прошло не менее получаса, прежде чем им удалось продолжить путь.
— И часто такое случается? — спросил Леон.
— Со временем ко всему привыкаешь. Приходится любезничать, иначе будут лить на тебя всякую грязь.
— И все-таки ты должен был сказать, что твой отец — этот здоровяк-президент.
— Мы сможем еще поохотиться? Моим охотником назначили какого-то старика, Меллоу. Постоянно читает мне лекции, как будто я мальчишка. С ним и не постреляешь толком.
Леон ненадолго задумался.
— Через два дня главный лагерь перенесут к реке Эвасо-Нгиро. Палатки и тяжелое снаряжение нужно доставить туда заранее. Но если мой босс не против, я бы еще поохотился с тобой. Парень ты неплохой, хоть и не знатного рода.
— Кто твой босс?
— Есть тут один почтенного возраста джентльмен, Перси Филипс. Только стариком его лучше не называть — обидится.
— Я его знаю. Он часто обедает с моим отцом и мистером Селоусом. Посмотрю, что можно сделать. А мистера Меллоу я больше не вынесу.
Кермиту повезло — сама судьба подлила водички на его мельницу. Через два дня после того как сафари перебралось в новый лагерь на южном берегу Эвасо-Нгиро, повар, одолженный президенту лордом Деламером, приготовил большой обед по случаю американского праздника — Дня благодарения. Поскольку индейки не нашлось, главным блюдом стала подстреленная Рузвельтом африканская большая дрофа. Ее поджарили и нафаршировали пряной печенью буйвола. На следующее утро половина лагеря слегла с жуткой диареей — судя по всему, печень успела испортиться, полежав на жаре. В числе жертв оказался даже Рузвельт, отличавшийся железным здоровьем и крепким желудком. Нескольких человек, пострадавших сильнее других, лагерный врач отправил в госпиталь в Найроби. Был среди них и Фрэнк Меллоу, приставленный к сыну президента в качестве охотника.
Кермит, избежавший общей печальной участи благодаря случаю — дрофу на банкете он так и не попробовал, — поспешил воспользоваться подвернувшимся шансом и договорился с отцом о замене охотника. Переговоры проходили через дверь заброшенной пристройки, куда президента заточили по причине недомогания. Выслушав предложение сына, Рузвельт согласился почти без сопротивления, после чего Кермит направился к Перси Филипсу как вестник президентского волеизъявления. В тот же вечер Леона вызвали в палатку старого охотника.
— Не знаю, как тебе это удалось, но Кермит Рузвельт желает, чтобы ты стал его охотником вместо бедняги Меллоу. Мало того, он даже добился согласия от отца. Со мной, разумеется, никто посоветоваться не соизволил, так что выбора у меня нет. — Он бросил на Леона сердитый взгляд. — Не знаю… У тебя еще молоко на губах не обсохло. Ни со львом, ни с леопардом, ни с носорогом ты еще не сталкивался. Я президенту так и сказал. Он слушать меня не стал. Кермит Рузвельт — мальчишка, своенравный и опрометчивый. Такой же, как ты. Если с ним что-то случится, нам с тобой крышка. О клиентах можно будет забыть, и тогда я сам тебя задушу, собственными руками и медленно. Ты понял?
— Так точно, сэр, понял очень хорошо.
— Ладно, ступай. Помешать вам я все равно не могу.
— Спасибо, сэр.
Леон шагнул к двери, когда Перси окликнул его:
— Леон!
Он удивленно обернулся — никогда раньше Филипс не обращался к нему по имени. Что еще удивительнее, старик улыбался.
— Тебе крупно повезло. Это твой шанс. Другого такого не представится. Сделаешь все с умом — пойдешь вверх. Удачи.
На следующий день Леон и Кермит выехали из лагеря, не ставя перед собой какой-то определенной цели, но готовые воспользоваться любой возможностью, какую только предложит случай.
— Моя мечта исполнится, если нам встретится большой черногривый лев. Такого нет на счету даже у отца.
— Хочешь черногривого льва, подожди, пока мы не покинем земли масаи. В этой стране для них крайне неподходящий климат.
— Как это? — заинтересовался Кермит.
— Каждый юный морани мечтает убить льва и тем самым доказать, что он мужчина. В назначенный день все морани, достигшие возраста обрезания, отправляются на охоту. Обнаруженного льва окружают плотным кольцом. Видя, что выхода нет, зверь выбирает одного из воинов и бросается на него. Морани должен встретить противника со щитом и ассегаем. Тому, кто убил льва, дозволяется сделать и носить головной убор из его гривы. И еще он имеет право выбрать любую девушку в племени. Из-за такого вот обычая численность львов изрядно сократилась.
— Я бы предпочел сначала взять девушку, а уж потом гоняться за меховой шапкой, — рассмеялся Кермит. — И все же такого рода мужество достойно восхищения. Прекрасный народ. Взять хоть твоего Маниоро. Его грации позавидовала бы и пантера.
Именно в этот момент трусивший впереди лошадей Маниоро остановился и в ожидании всадников оперся на копье. Когда они приблизились, он вытянул руку, указывая на некую темную форму примерно в миле от них, возле зарослей буша. Очертания ее расплывались в дрожащем от зноя воздухе.
— Носорог. И вроде бы здоровенный. — Леон достал из седельной сумки цейсовский бинокль, полученный от Перси по случаю производства из учеников в полноправные охотники. Наведя резкость, он с минуту рассматривал зверя. — Точно, носорог. Такого крупного мне еще не попадалось. Рог просто невероятный!
— Больше того, что пять дней назад застрелил мой отец?
— Я бы сказал, намного больше.
— Он мне нужен, — решительно заявил Кермит.
— Мне тоже, — согласился Леон. — Обойдем с подветренной стороны и отгоним от буша. Чтобы стрелять наверняка, надо подойти ярдов на тридцать-сорок.
— Ты говоришь точь-в-точь как Фрэнк Меллоу. Хочешь, чтобы я подбирался на четвереньках или подползал на животе, как гремучая змея. Хватит с меня этого. — Кермит уже дрожал от возбуждения. — Я покажу тебе, как у нас, на Западе, охотились в былые дни на бизонов. Держись за мной, приятель.
С этими словами он вонзил шпоры в бока своей кобылки и галопом помчался через равнину прямиком к виднеющемуся вдалеке носорогу.
— Кермит, подожди! — крикнул вслед Леон. — Не глупи.
Американец даже не оглянулся — лишь, выхватив из чехла под седлом «винчестер», помахал им над головой.
— Старик Перси прав — своенравный, опрометчивый мальчишка, — пожаловался самому себе Леон, пуская коня вдогонку.
Носорог услышал стук копыт, но из-за слабого зрения не сразу разглядел, откуда исходит опасность. Топчась на месте, перенося с ноги на ногу вес громадной туши, взрывая копытами землю и злобно фыркая, он лишь таращил свои маленькие, как у борова, выпученные глазки.
— Йии-хаа! — завопил по-ковбойски Кермит.
Сориентировавшись по звуку, носорог рассмотрел наконец расплывчатую фигуру всадника и лошади и не раздумывая устремился им навстречу. Кермит, приподнявшись на стременах, вскинул ружье и выстрелил. Первая пуля прошла выше и взрыла землю в двух сотнях ярдов у него за спиной. Он быстро передернул затвор и выстрелил еще раз. Леон услышал глуховатый шлепок, но не увидел, куда угодила пуля. Носорог даже не вздрогнул — он изготовился порвать лошадь.
Третий выстрел — в спешке, почти наугад — и снова мимо. Леон увидел только фонтанчик пыли, взметнувшийся под ногами зверя. Четвертый пришелся в цель — носорог покачнулся, задрал высоко рог и опустил его, целя в брюхо лошади.
Кермит оказался быстрее, и помог ему навык игрока в поло. Сжав колени, он бросил лошадь в сторону. Два животных разминулись, пролетев мимо друг друга в противоположных направлениях, причем страшный длинный рог прошел на расстоянии ладони от колена охотника. В тот же миг Кермит развернулся в седле, изловчился и в упор, едва не касаясь толстой серой шкуры дулом, выстрелил чудовищу между плечами. Носорог дернулся и взбрыкнул. Он развернулся, чтобы броситься в погоню, однако ноги не слушались. Из открытой пасти стекала кровавая пена. Кермит, натянув поводья, осадил лошадь, перезарядил и выстрелил еще два раза. Дополнительная порция свинца окончательно сбила с носорога прыть. По телу его прошла дрожь, огромная голова повисла. Сделав несколько неверных шагов, он пошатнулся и остановился.
Подъехав ближе, Леон пришел в ужас от жуткой, кровавой сцены, противоречившей всем его представлениям о честной охоте. До этого момента он не имел возможности ввязаться в бойню из опасения попасть в американца, теперь ему ничто не мешало. От раненого носорога его отделяло не больше тридцати ярдов, а Кермит, остановившись в стороне, перезаряжал «винчестер». Потянув поводья, Леон остановил коня, выпростал ноги из стремян и спрыгнул на землю. Отыскав уязвимое место, где хребет соединяется с черепом, он одной пулей, как палач топором, перебил позвоночник.
Кермит подъехал к туше и спешился. Лицо его горело, глаза блестели.
— Спасибо за помощь, приятель. — Он рассмеялся. — Господи! Вот это да! И как тебе охота в стиле Дикого Запада? Блеск, а?
Ни капли сожаления, ни намека на раскаяние.
Зная, что должен сдержаться, Леон перевел дыхание.
— Да уж, дикости хватало, признаю. Насчет блеска не уверен. — Он вскочил в седло, развернул лошадь. — Потерял где-то шляпу. Поеду поищу.
И что теперь делать? Устроить разборку? Поговорить начистоту? Сказать, чтобы искал себе другого охотника? Увидев лежащую на земле шляпу, Леон подъехал к ней и снова спешился. Поднял, отряхнул. Напялил. Возьми себя в руки, Кортни! Будь благоразумен. Уйдешь — и все кончено. Можно будет возвращаться в Египет и идти работать к отцу.
Он снова сел в седло и вернулся американцу. Кермит стоял около убитого носорога, поглаживая длинный черный рог. Когда Леон спешился, американец поднял голову, задумчиво посмотрел на него и тихо спросил:
— Тебя что-то беспокоит?
— Беспокоит. Как отреагирует президент, когда увидит этот рог. В нем футов пять, не меньше. Надеюсь, не позеленеет от зависти.
Ему даже удалось выдавить из себя улыбку — чем не предложение мира?
Кермит заметно расслабился.
— Зеленый ему к лицу. Жду не дождусь, когда смогу показать.
Леон поднял голову, посмотрел на солнце.
— Уже поздно. К вечеру вернуться в лагерь не успеем. Переночуем здесь.
Ишмаэль следовал за ними на муле, ведя на поводу второго, груженного горшками и прочей кулинарной утварью. Подъехав, он сразу принялся устраивать бивак и успел приготовить ужин еще до наступления сумерек. Седла положили на землю, эмалированные тарелки поставили на колени. Ели желтый рис с тушеным мясом антилопы.
— Ишмаэль — волшебник, — пробормотал Кермит, отправляя в рот очередной кусок. — В нью-йоркских ресторанах так не кормят. Скажи ему.
Ишмаэль принял комплимент с полной серьезностью.