Покинув дом Алекса, мы начали вести осторожную жизнь за закрытыми дверями, стараясь держаться подальше от окон.
В конце второй недели спасательная компания «Ауторич» объявила, что готова доставить «Белль-Мари» на Андиквар. Алекс остался дома, а я отправилась со спасателями. Когда мы добрались до корабля, я установила нового, улучшенного искина и ввела в него код, позволявший узнать о любых изменениях в программе еще до старта.
Радуясь, что корабль снова со мной, я обеспечила ему дополнительную охрану и ветреным зимним вечером вернулась в наш новый дом. Алекс молча сидел в гостиной перед ридером и грудой книг. Над диваном парило изображение «Поляриса». Когда я вошла, он поднял взгляд и сообщил, что рад меня видеть.
– Ты, случайно, не видела «Полярис», когда была на Скайдеке? – спросил он. – Он там уже несколько дней.
Конечно, он имел в виду «Клермо».
– Нет. Я про него просто не знала.
– Сомневаюсь, что тебе опять хочется туда, – сказал он, – но, думаю, пора нам совершить очередную экскурсию.
– Мы собираемся взглянуть на «Клермо»?
– Это следовало сделать еще два месяца назад.
– Зачем?
– Эверсон и его люди так и не нашли того, что искали.
– И?..
– Это значит, что оно может оставаться на корабле.
Я позвонила в «Эвергрин». Представляясь, я назвала пару фальшивых имен, но не тех, которые дал нам Фенн. Нам предстояло путешествовать в качестве Марджори и Клайда Кимболл. Мне это особенно понравилось потому, что у Алекса есть пунктик насчет имен. Он утверждает, что некоторые из них просто невозможно воспринимать всерьез – Герман, Чесли, Фрэнсис. Ну а Фрэнк – вполне нормально. Поэтому я знала, как он отнесется к «Клайду».
– Мы пишем книгу о случившемся с «Полярисом», – объяснила я, – и нам очень хотелось бы совершить экскурсию на «Клермо».
Моей собеседницей была молодая женщина с темными волосами, темной кожей, темными глазами и профессиональной улыбкой, сразу же установившей дистанцию между нами.
– Прошу прощения, мэм, но «Клермо» не оборудована для экскурсий.
Означать это могло что угодно.
– Мы участвуем в данном проекте, – сказала я, – под покровительством Алекса Бенедикта. – Рискованно, но без этого было не обойтись. Я ждала хоть какого-то знака, свидетельствующего о понимании. – Полагаю, ваши работодатели сразу согласились бы.
Может, я слегка преувеличила, но Алекс действительно пользовался немалой известностью.
– Прошу прощения… еще раз, кто?
– Алекс Бенедикт. – Реакции не последовало, и я добавила: – Тот самый, который раскрыл тайну Кристофера Сима.
– Ах, тот самый Алекс Бенедикт. – Видно было, что она все еще не имеет понятия, о ком идет речь. – Не могли бы вы немного подождать, госпожа Кимболл? Я свяжусь с начальством.
Начальство тоже ничего не знало. Еще несколько звонков, и мне удалось достучаться до исполнительного секретаря. Да, конечно, представителю господина Бенедикта с радостью устроят экскурсию на «Клермо», вот только она не знает, когда корабль будет доступен.
Несколько дней мы ходили по кругу, пока в конце концов не получили приглашение – подозреваю, в первую очередь из-за того, что я всех уже достала.
Офис «Эвергрина» на Скайдеке находился на уровне «Зет», в самом низу, вдали от проторенных путей.
Фонд приобрел «Полярис» в 1368 году, через три года после Дельты Карпис. Корабль переименовали и стали использовать для перевозки руководителей компаний, политиков, потенциальных клиентов и прочих важных гостей.
Впервые мы увидели его через иллюминатор на одном из нижних уровней. Он оказался меньше, чем я ожидала, но мне следовало догадаться, что вряд ли он будет слишком велик. Это был пассажирский корабль, вмещавший капитана и еще семь человек, – не намного больше яхты.
Вид у него был старомодный – округлый нос, конусовидные сопла, широкий корпус. Я подозревала, что «Клермо» бы давно списали, если бы не его прошлое. Но благодаря этому кораблю «Эвергрину» было чем похвастаться. Легко было представить, как руководство фонда показывает своим высокопоставленным пассажирам, где работал Том Даннингер перед тем происшествием. Ах, если бы переборки могли говорить…
Старомодный вид добавлял очарования. Но от леса сканеров, датчиков и антенн, что усеивали корпус во времена разведки, почти ничего не осталось – лишь пара медленно вращающихся тарелок и несколько телескопов.
Корпус, когда-то серый, теперь был цвета морской волны. Сопла стали золотыми, нос украшали белые расходящиеся лучи. Шлюз больше не окружала надпись «Департамент планетарной разведки и астрономических исследований». В передней части корпуса, на месте эмблемы «Поляриса» – наконечник стрелы со звездой, – ныне виднелась надпись «Эвергрин»: белые буквы, стилизованные под переплетенные ветви с листьями. За главным шлюзом, ближе к корме, было нарисовано дерево – эмблема фонда. От первоначальных опознавательных знаков остался лишь едва заметный серийный номер в задней части корабля.
Нас встретил худой мужчина средних лет, в серой рубашке «Эвергрина» с деревом, вышитом на нагрудном кармане. Когда мы вошли в офис «Эвергрина», он поднял взгляд от монитора.
– Господин и госпожа Кимболл? – спросил он.
Он представился как Эмори Боннер, заместитель начальника эвергриновского офиса на Скайдеке, а затем выразил восхищение деятельностью Алекса Бенедикта, связанной, как он выразился, «с делом Кристофера Сима».
– Просто изумительно, – заявил он.
Алекс, скрывавший свое лицо под накладной бородой, без малейшего стыда заметил, что Бенедикт действительно выдающийся ученый и для него лично большая честь – помогать ему в осуществлении этого проекта.
Боннер поздоровался со мной, но внимание уделял исключительно Алексу.
– Могу я спросить, что именно вас интересует в связи с «Клермо», господин Кимболл?
Алекс завел долгий разговор об антиквариате и о том, какую ценность представляет «Клермо» в качестве артефакта.
– Порой я задумываюсь вот о чем: знает ли руководство «Эвергрина» о потенциальной рыночной стоимости корабля? – заключил он.
– О да, – ответил Боннер. – Мы все прекрасно знаем и очень заботимся о «Клермо».
– И тем не менее, – настаивал Алекс, – корабль остается на ходу, что сказывается на его стоимости.
– «Клермо» приносит нам немалую пользу, господин Кимболл. Вы удивитесь, узнав, какое впечатление он производит на наших гостей.
– Не сомневаюсь. Так или иначе, мы собираемся писать о нескольких артефактах, которые сейчас сильно недооценены. Каждый из них, господин Боннер, существенно вырастет в цене после нашей публикации. – Он улыбнулся. – Если хотите заработать, попробуйте купить корабль у фонда. Отличное вложение средств.
– Сегодня же поговорю с ними, а завтра сделаю первый взнос. – Он посерьезнел. – Когда ожидается публикация?
– Через несколько месяцев.
– Желаю вам всего самого наилучшего.
Наконец соизволив заметить меня, Боннер спросил, участвую ли я в проекте.
– Да, – ответила я.
– Очень хорошо. – У него был вид человека, достойно исполнившего свои обязанности. – Я знаю, что вы заняты, но все же стоит пойти взглянуть.
Мы проследовали за ним по тому же туннелю, через который пришли, и остановились перед закрытым люком. Боннер велел люку открыться, и мы спустились на причал. Наш провожатый немного поговорил с техником – судя по его распоряжениям, на нас следовало произвести как можно большее впечатление. Затем мы прошли еще через один туннель и оказались перед шлюзом «Клермо».
Перед «Полярисом».
Корабль выглядел вполне обычно. Не знаю, чего я ожидала – может, прикосновения к истории. Или холодка по коже, пробежавшего в тот момент, когда мы стояли на «Ночном ангеле» – на месте преступления. Что бы ни произошло в тот день возле Дельты Карпис, оно случилось прямо здесь, по другую сторону люка. Но отчего-то не испытывала никаких эмоций. Казалось, что передо мной не что-то непостижимое, а лишь некий объект, служащий для создания искусной иллюзии.
Люк был открыт. Боннер и Алекс отошли в сторону, предоставляя мне честь войти первой.
Свет уже зажгли. Я вошла в кают-компанию, вдвое больших размеров, чем на «Белль». Вдоль переборок стояли три маленьких столика и восемь кресел. Боннер тотчас же завел болтовню об экономии топлива и о тому подобных вещах. С точки зрения разведки «Полярис» был роскошным кораблем, однако его нынешняя обстановка выглядела намного богаче тогдашней. Относительно утилитарную мебель, которую можно было видеть в симуляциях, заменили. Кресла обтянули селбиком, по виду и на ощупь напоминавшим мягкую черную кожу. Переборки, когда-то белые, теперь стали темными. Толстые зеленые ковры устилали палубы. На переборках висели фотографии руководителей «Эвергрина», позировавших вместе с президентами, советниками и сенаторами. Я подозревала, что фотографии регулярно меняют в зависимости от того, кто находится на борту.
Квадратный рабочий стол и дисплеи исчезли, кают-компания теперь напоминала вечерний клуб. Люки вдоль всего корабля были открыты, так что мы могли видеть мостик, а с другой стороны – каюты и тренажерный зал. Не пускали лишь в машинное отделение.
По каждую сторону коридора располагались четыре каюты. Боннер открыл одну из них. Обстановка, достойная роскошного отеля, – медная арматура, необычайно удобная на вид складная кровать, еще одно обтянутое селбиком кресло – поменьше, чем в кают-компании, но тоже очень дорогое – и стол с коммуникатором.
В тренажерном зале могли поместиться двое или даже трое человек. Можно было вволю побегать по любому виртуальному ландшафту, заняться поднятием тяжестей или еще чем-нибудь. Максимальное использование минимальной площади. Неплохо бы устроить что-нибудь этакое на «Белль-Мари».
– «Эвергрин» хорошо ухаживает за «Полярисом», – сказал Алекс.
Мы повернулись и направились к мостику.
Боннер лучезарно улыбнулся:
– О да, господин Кимболл. Мы поддерживаем «Клермо» в превосходном состоянии, не жалея усилий. Надеюсь, корабль прослужит еще много лет.
Я могла лишь пожелать ему удачи. Срок эксплуатации корабля уже подходил к концу: сертификат истекал через год с небольшим.
Мы поднялись на мостик. Удивительно, как все меняет латунь. Я знала, что «Белль» выполнена по последнему слову техники, но «Клермо», казалось, мог долететь куда угодно быстрее и с большей безопасностью для пассажиров. Двигатели Армстронга, естественно, заменили квантовыми. Корабль выглядел уютным и послушным. Я бы с удовольствием села в пилотское кресло.
Мостик мало чем напоминал тот, на который приходила Мэдди Инглиш. Бо́льшую часть оборудования заменили, а переборкам, обшитым деревянными панелями, вряд ли нашлось бы место на корабле разведки. Но именно здесь было ее рабочее место. Именно отсюда было отправлено последнее сообщение:
«Стартуем в ближайшее время. „Полярис“ – конец связи».
Она была права. Конец. Именно так.
– Обратите внимание на откалиброванные приборы, – сказал Боннер. – И на свечение мониторов: оно стало мягче. Кроме того… – Похоже, он не понимал, почему нас интересует корабль.
Мэдди готовилась войти в пространство Армстронга. Соответственно, шестеро пассажиров должны были пристегнуться, – вероятно, они находились в кают-компании или в своих каютах.
– Представь, что ты пилот этого корабля. Это имело бы значение для тебя? – спросил меня Алекс, улучив момент.
– Нет. Несущественно. Главное, чтобы ремни были на месте.
– Хотите посмотреть что-нибудь еще? – спросил Боннер, следивший за мной так, будто я могла что-нибудь стащить и сбежать.
– Да, – ответил Алекс. – Нельзя ли взглянуть на нижние палубы?
– Конечно. – Он повел нас по гравитационному туннелю, потом через складские помещения. Отсек для челнока находился прямо под мостиком. Боннер открыл люк небольшого судна, и мы заглянули внутрь. Челнок был последней марки – «зебра».
– Новый, – заметила я.
– Да. Мы несколько раз заменяли его. Последний раз – в прошлом году.
– А где оригинал с «Поляриса»? – спросил Алекс.
Боннер улыбнулся:
– Выставлен в Сабатини.
Сабатини – штаб-квартира фонда.
Мы постояли возле челнока. Я поймала взгляд Алекса. Увидел ли он то, что искал?
Он сделал едва заметный жест – «нет». Либо «не нашел», либо «ничего не говори».
Мы вышли из шлюза. Возле одного из топливных баков возился одинокий техник, и Боннер направился к нему. Когда он отошел достаточно далеко, Алекс спросил, сложно ли пассажиру перехватить управление кораблем.
– Заставить искина следовать его указаниям, – уточнил он. Оказалось, все просто.
– Алекс, надо лишь фигурировать в списке тех, чьи команды выполняет искин. А список составляет капитан.
– Но ведь Белль повинуется моим командам?
– Ты владелец корабля.
Боннер вновь поравнялся с нами и спросил, узнали ли мы все, что хотели.
– Да, – ответил Алекс. – Просто фантастика.
– Рад слышать.
– Еще один вопрос, если вы не против. – Алекс включил все свое обаяние. – Когда «Эвергрин» приобрел «Клермо», не нашлось ли на борту предметов, которые принадлежали пассажирам? Личных вещей?
Вопрос явно сбил Боннера с толку. Он даже не пытался этого скрывать:
– Это было шестьдесят лет назад, господин Кимболл. Еще до меня.
Само собой. Все, что случилось до его рождения, не имело никакой важности.
– Понимаю, – сказал Алекс. – Но артефакты с исторического корабля крайне ценны.
– Насколько мне известно, разведка обшарила весь корабль сразу же после его возвращения.
– И все же они могли что-то упустить. Если так, стоило бы об этом знать. Я подозреваю, что его мог присвоить какой-нибудь особенно проницательный сотрудник «Эвергрина».
– Полагаю, вы правы, господин Кимболл. Но мне и вправду ничего не известно.
– А кто может знать об этом?
Боннер направился к выходному туннелю.
– Вероятно, кто-нибудь из нашего офиса в Сабатини.
– Спасибо, – сказал Алекс. – И последнее. – Он показал ему фотографию Тери Барбер. – Вы когда-нибудь встречали эту женщину?
Прищурившись, Боннер взглянул на фотографию и бесстрастно посмотрел на Алекса.
– Нет, – ответил он. – Боюсь, я не знаю ее. А должен?
Мы поймали челнок, летевший в направлении планеты, а затем пересели на рейс до Сабатини. Алекс сидел и тупо глядел на облака. Через час пилот предупредил о входе в зону турбулентности. Несколько минут спустя нас окружили плотные облака, и корабль стал раскачиваться. Алекс заметил, что снаружи стемнело, – скорее всего, мы вошли в грозу. Я кивнула в знак согласия и спросила, думает ли он по-прежнему, что в случившемся замешан Уокер.
– Вне всякого сомнения.
– Но как? Мы знаем, что они не могли взять Мэдди и пассажиров на борт «Пероновского». Ты считаешь, что Альварес солгал?
– Нет. Альварес выступал перед комиссией Тренделя и прошел тесты. Скрыть он ничего не мог. Однако Уокера не проверяли – не было причин.
– Но не могли же они протащить семь человек на корабль Альвареса без его ведома?
– Похоже на то.
– Этого просто не может быть. – Я глубоко вздохнула, глядя, как дождевые капли разбиваются об иллюминаторы. – Без ведома капитана такого не сделаешь. Да и вообще такого не сделаешь. Мы это уже обсуждали. На «Пероновском» не могли поместиться девять человек.
Алекс тоже вздохнул, но промолчал.
– Есть другой вариант, – сказала я.
– Выкладывай.
– Мы предполагали, что заговорщики составляли большинство. Чуть ли не все, кроме Даннингера.
– Да.
– Мы также предполагали, что имело место похищение. Но я предлагаю более убедительную версию.
– Слушаю тебя.
– Один или два человека захватывают корабль. У них есть шесть дней до прибытия «Пероновского». Они отправляются в другую точку системы.
– Продолжай.
– Это не похищение, Алекс. Они убивают всех и избавляются от трупов, а потом летят туда, где их находит «Пероновский». С помощью Уокера они проникают на борт без ведома Альвареса. Альварес находит пустой корабль.
– Неплохо, – согласился Алекс. – Похоже, это все объясняет.
Я сразу почувствовала себя лучше.
– Спасибо, – ответила я.
Алекс тоже улыбнулся.
– Но почему? – спросил он.
– Ты хочешь знать мотив?
– Да.
– Мы уже говорили об этом. Надо было помешать Даннингеру завершить его работу.
– Думаешь, кто-то из этих людей был способен на убийство?
– Не знаю.
– Мне нравится твой вариант, – сказал Алекс, – но я попросту не верю, что все случилось именно так. Слишком кроваво. К тому же я не могу представить, чтобы Боланд, Уайт или кто-то еще из них мог замышлять убийство. По любой причине.
– Как насчет Мэдди? Она отличалась довольно крутым нравом.
– У Мэдди не было мотива.
– Ее могли подкупить.
– Чтобы она убила шестерых, а потом исчезла? Не думаю. – Он вздохнул. – Но ты согласна с тем, что на борту «Пероновского» могли оказаться один-два лишних пассажира, о которых не знал капитан?
Да, они могли воспользоваться каютами на нижней палубе. Уокеру пришлось бы взять побольше еды и воды, но это он вполне мог устроить. Зачем капитану заглядывать в складские помещения?
Алекс закрыл глаза и, похоже, заснул. Гроза осталась позади. Снова выглянуло солнце. Два часа спустя мы пролетели над горами Корали и начали приближаться к Сабатини. В небе парило целое облако машин.
Штаб-квартира «Эвергрина» находилась на южном берегу Залива, среди холмов. Я позвонила заранее и выяснила, что там действительно есть зал с экспонатами и артефактами, иллюстрирующими двухвековую историю компании, в том числе челнок с «Поляриса» и несколько других предметов, найденных на корабле. И они были готовы устроить нам экскурсию.
В качестве гида мы получили Кори Чалабу, женщину средних лет со стальным взглядом. Ее очень заботили судьба рифов в Минойском море, перенаселенность полудюжины миров Конфедерации и безрассудство – как она выражалась, – с которым люди внедряют вторичные биосистемы на живых планетах. Минут двадцать мы пили кофе и жевали пончики в ее офисе, беседуя о роли «Эвергрина» в «человеческой авантюре» (ее слова).