– Почему? Идеальный вариант.
Алекс указал на сервисный люк, спрятавшийся среди трещин возле дальних антенн:
– Вот этот.
– Алекс, он слишком далеко от причала. Нам придется пробираться через служебные помещения.
– Совершенно верно.
– Но почему?
– Если Барбер здесь, она думает так же, как и ты. И ожидает, что мы воспользуемся люком у причала.
В чем-то он был прав.
– Ладно, – согласилась я. – Но тут довольно пересеченная местность. Не очень-то хочется подводить корабль слишком близко к этим скалам.
– Нам ведь придется прыгать?
– Да, придется.
Высота составляла метров двадцать. По какой-то необъяснимой причине идея ему понравилась.
– Воспользуемся челноком, – сказал он. – По крайней мере, я воспользуюсь.
– В смысле? Мы ведь оба туда собираемся?
На его лице загорелась знакомая озорная улыбка.
Глава 24
Из переговоров:
«Белль-Мари» – Челнок
День миссии 32
Время 07.17
Челнок: Я в пути, Чейз.
«Белль»: Время полета составит четыре с половиной минуты, Алекс.
Челнок: Соответствует бортовым данным.
«Белль»: Будь осторожен при выходе. Шагай прямо в шлюз. У тебя ведь есть генератор?
Челнок: Да, Чейз, у меня есть генератор. И лазер.
«Белль»: Когда ты окажешься внутри, мы потеряем связь.
Челнок: Знаю.
«Белль»: Значит, нужно вести себя крайне осторожно.
Челнок: Чейз, мы об этом уже говорили. Я буду осторожен.
«Белль»: Не забудь, что ты должен вернуться на челнок через полтора часа после прибытия. Если за это время я не увижу тебя, приду сама.
Челнок: Не бойся, дорогая. Я выйду и помашу тебе.
«Белль»: Не нравится мне все это, Алекс.
Челнок: Спокойнее. Все отлично. Ты дала указания искину?
«Белль»: Да. На борт никто не проникнет. А если все же попытается, мы ускоримся, и его просто отшвырнет.
Челнок: Очень хорошо. Вряд ли стоит волноваться, но все-таки…
«Белль»: Лучше перебдеть, чем недобдеть. (Пауза.) Нужный люк – по правому борту.
Челнок: Жаль, что нельзя открыть причал. Мы бы просто завели «Белль» туда.
«Белль»: Здесь уже много столетий нет энергии, Алекс.
Челнок: Ладно. Приближаюсь.
«Белль»: Не забудь привязаться.
Челнок: Это не так важно. Мне надо только высунуться из шлюза – и люк рядом.
«Белль»: Будь любезен, сделай так, как мы договаривались.
Челнок: Когда-нибудь ты станешь доброй тетушкой.
«Белль»: Я уже чья-то тетушка.
Челнок: Не удивлен.
«Белль»: Алекс, когда ты окажешься на поверхности, Белль слегка отведет челнок назад.
Челнок: Ладно. Я на месте.
«Белль»: Контакт?
Челнок: Именно так, Чейз. Начинаю разгерметизацию.
«Белль»: Поняла тебя. Имей в виду: искусственной гравитации на астероиде нет.
Челнок: Знаю.
«Белль»: И обслуживания тоже долго не было. Смотри, за что хватаешься.
Челнок: Я всегда смотрю, за что хватаюсь.
«Белль»: Будь серьезнее, Алекс. На этой штуке есть солнечные батареи, с некоторой долей вероятности может быть и электричество. Порой случаются и более странные вещи.
Челнок: Понял тебя.
«Белль»: Любой металл может быть опасен.
Челнок: Хватит волноваться, красавица. Ты говоришь так, будто я никогда ничем подобным не занимался.
«Белль»: Унылое место.
Челнок: Люк открыт. Я привязался и иду.
«Белль»: Ты все взял?
Челнок: Может, хватит?
«Белль»: Ты расплачиваешься за то, что бросил меня тут.
Челнок: Вышел из челнока. Нужно перепрыгнуть сантиметров пятьдесят.
«Белль»: Хорошо.
Челнок: Думаю, у меня получится.
«Белль»: Надеюсь.
Челнок: Я на поверхности. Отвязываюсь.
«Белль»: Втягиваю фал назад.
Челнок: Приближаюсь к люку.
«Белль»: Я тебя вижу.
Челнок (Пауза): Чейз, он открывается вручную.
«Белль»: Аккуратнее… Вряд ли сработает после стольких лет…
Челнок: Подожди… Нет, все нормально… Открыто. Вхожу.
«Белль»: Очень хорошо, Алекс.
Челнок: Я внутри шлюза. Пытаюсь открыть внутренний люк.
«Белль»: С той стороны может оставаться воздух.
Челнок: Похоже, нет. Открывается.
«Белль»: Не забывай, что воздуха у тебя на два часа. И я хочу видеть тебя у шлюза через девяносто минут. Хорошо?
Челнок: Вошел. Я в туннеле, Чейз.
«Белль»: Подтверди мою последнюю просьбу.
Челнок: Что?
«Белль»: Ты должен вернуться через полтора часа.
Челнок: Без проблем.
«Белль»: Повторяй за мной: «Я вернусь через полтора часа».
Челнок: Я вернусь через полтора часа.
«Белль»: Что ты видишь?
Челнок: Ничего, кроме камня.
«Белль»: Все правильно. Это сервисный люк. Обычно все входят и выходят через причальную зону.
Челнок: Туннель уходит вперед метров на двадцать, а потом изгибается. Дальше ничего не видно.
«Белль»: Перемещаю челнок.
Челнок: Ладно, увидимся через полтора часа.
«Белль»: Алекс, ты начинаешь пропадать.
Глава 25
Из дневников Алекса Бенедикта
Само собой, я пребывал в невесомости, обутый в магнитные башмаки, но все равно мне казалось, будто я наполовину плыву. Я так и не научился в них ходить. Как утверждают знатоки, новичок испытывает непреодолимое желание полетать. Ко мне это точно не относится. Я старался вести себя как можно осторожнее. Не люблю невесомость – мне сразу становится плохо, я теряю ориентацию, не понимаю, где верх, а где низ.
Я прошел через шлюз, не в силах избавиться от мысли, что меня поджидает Тери Барбер с бомбой. Сознавая, что это лишь плод моего воображения, я все же с облегчением вздохнул, когда открылся внутренний люк: он вел в длинный пустой коридор.
У меня был генератор, так что без электричества я не остался бы. Еще я взял с собой черный маркер, чтобы не заблудиться, и скремблер. Мне никогда не приходилось им пользоваться, но я знал, что при появлении Барбер выстрелю не раздумывая.
Коридор был прорублен в толще камня. Включив наручный фонарик, я поставил его на минимальную яркость, подумав, что так у меня меньше шансов стать мишенью. После этого я двинулся вперед. Метров двадцать коридор шел прямо, затем изгибался. Я завернул за угол, убежденный, что где-то неподалеку меня подстерегает вооруженный безумец. Сейчас мне кажется, что в тот миг я совершил самый отважный поступок в своей жизни.
Серые стены туннеля тускло поблескивали. Вдоль пола и потолка тянулись полосы, когда-то дававшие свет.
Туннель постоянно поворачивал, поднимался и опускался, так что прямая видимость редко составляла больше двадцати-тридцати метров. Идеальное место для засады. Не спрашивайте меня, почему поворотов было так много, – мне казалось, что логичнее прорубать прямой проход в камне. Но что я, собственно, об этом знаю?
Было бы неплохо, если бы я мог не только видеть, но и слышать. Но в этом вакууме передо мной могла свалиться целая тонна кирпича, и я бы даже не узнал об этом. Я шагал, касаясь ладонью стены, в надежде ощутить вибрацию от малейшего движения. Но я прекрасно понимал, что лишь выдаю желаемое за действительное.
Мне попались три или четыре двери, выглядевшие не слишком многообещающе: я не стал пытаться их открывать. Было несколько перекрестков, но поперечные туннели выглядели ничуть не интереснее моего. И еще на пути мне встретились два люка – к счастью, открытых.
Наконец туннель разветвился. Я оставил метку и пошел направо.
Я уже слегка расслабился, когда, свернув в очередной раз, увидел свет. Я едва не выпрыгнул из скафандра. Но это было лишь отражение от металлического листа, который, в свою очередь, оказался открытой дверцей какого-то шкафа.
Путь мне преградил еще один люк, закрытый и никак не реагировавший на все попытки его открыть. Обычно это означает, что с другой стороны люк подпирается воздухом, но этот, похоже, попросту заклинило от времени. Я повозился с минуту, а потом проложил себе дорогу с помощью лазера.
Коридор продолжался и по другую сторону. Я миновал ряд складских помещений, заполненных шкафами, коробками и ящиками с запчастями, постельными принадлежностями, кабелями, инструментами, электронным оборудованием. Судя по всему, покидавшие станцию канги не потрудились ее очистить. Понимали ли последние из них, что сюда никто больше не вернется?
Часть вещей плавала в невесомости – скамейки, стулья, крепежные детали, затвердевшая ткань. Их окружало облако мелких частиц, которые могли быть чем угодно – остатками полотенец, одежды, фильтров или еды. Все это парило возле одной стены, – видимо, она находилась на внешней стороне орбиты станции.
Так продолжалось где-то три четверти часа. Но вот наконец я прошел через последний люк. Каменные стены сменились обшивкой, дерево которой превратилось в твердую, сухую, бесцветную массу. Пол был покрыт ковром, но магнитные башмаки все равно оставляли на нем дыры. Я подошел к нескольким двустворчатым дверям, одна из которых была открыта. Войдя в нее, я с радостью увидел, что нахожусь на самой станции. Вместо люков по обеим сторонам коридора начали появляться двери. Открыть их было нелегко, но через некоторые все же удалось пробиться. В одном из помещений был оборудован тренажерный зал с беговой дорожкой, брусьями и еще несколькими снарядами. В другом я обнаружил пустой бассейн с сохранившимся трамплином.
Еще два были заполнены шкафчиками и скамейками. В каждом имелся душ.
Оказавшись возле лестницы, я всплыл на следующий уровень, выходивший в вестибюль. По одну его сторону тянулась длинная изогнутая стойка, а по другую – ряд магазинчиков с пустыми полками и столами. У стены плавали гаечный ключ и молоток. Они забыли инструменты, но забрали личные вещи. Мне уже доводилось видеть подобное прежде, – казалось, будто люди откровенно хотели отомстить потомкам. Любой из владельцев этих лавок мог обрести бессмертие, всего лишь указав свое имя и оставив товар.
Отсюда расходилось несколько коридоров. Снова магазины, снова двери. Я вошел в один из жилых номеров. К палубе был привинчен стол, у стены плавали два стула и подушка. Все давно высохло и потрескалось.
Кроме них, посреди комнаты парили осколки стекла и какое-то электронное устройство, похожее на музыкальный инструмент.
За соседней дверью все было иначе: мебель, привинченная к полу, старая, но не древняя ткань. Не отель «Голамбер», но жить можно. И кто-то здесь жил – совсем недавно. В углу стоял относительно современный комод. В невесомости плавали только кофейная чашка, ручка и салфетка.
Я подошел к письменному столу. Все четыре ящика оказались пусты. Освободив стол от болтов крепления, я взглянул на заднюю стенку и увидел табличку с надписью, сделанной стандартным шрифтом: «Изготовитель: „Кросби Ворлдвайд“».
Я вышел на связь с Чейз.
– Вряд ли ты меня сейчас слышишь, дорогая, – сказал я, – но, кажется, мы нашли то, что искали. Именно тут они жили.
Наконец-то, с нескрываемым удовлетворением подумал я.
Чейз, конечно же, не ответила.
Оставалось сделать лишь одно – подключить генератор, подать в цепь питание и проверить, откроет ли мой ключ один из замков.
– Ни шагу дальше, Бенедикт, – послышался голос в моем шлеме. Я заметил какое-то движение в дверях слева. – Честно говоря, я надеялась, что ты не зайдешь так далеко.
Вспыхнул еще один фонарь, ослепив меня, но я все же различил женский силуэт. Она держала в руке пистолет военного образца – из тех, что могут проделать в стене большую дыру. Я настолько увлекся поисками, что сунул скремблер в карман. Впрочем, он был бессилен против ее пушки.
– Выключи фонарь, – спокойно велела она. – Хорошо. Теперь медленно повернись кругом, не делая резких движений. Ты меня понял?
Она стояла в дверях, в белом скафандре с нашивкой Конфедерации на рукаве. Лица не было видно из-за шлема и яркого света. Оружие она держала в левой руке.
– Да, – ответил я. – Понял.
– Выпрями руки перед собой, чтобы я могла их видеть.
Я подчинился.
– Как долго ты ждала, Тери?
– Достаточно долго.
Мне никак не удавалось как следует ее разглядеть.
– Или лучше называть тебя Агнес?
В радиоканале слышалось ее дыхание.
– Ты уже все выяснил?
– Нет. Я не понимаю, как Мэдди Инглиш могла пойти на убийство. Это ведь ты убила Тальяферро?
Она не ответила.
– Он собирался поговорить с Чейз. Предупредить ее насчет тебя. Я прав?
– Да.
– А Тальяферро собирался рассказать ей, кто он такой на самом деле? И раскрыть всю операцию?
– Он пообещал, что не станет этого делать. Но я не могла ему доверять.
– Слишком велик был риск.
– Да. Мы могли потерять все. – Она шагнула в комнату. – Но тебе все равно не понять, о чем я говорю.
– А ты проверь.
– Знаешь, Алекс, мне кажется, что я очень хорошо тебя узнала.
– Ты для меня загадка, Мэдди.
– Неудивительно, – грустно улыбнулась она. – Послушай, я не хотела никого убивать.
– Знаю. Поэтому, заложив бомбы, ты предупредила разведку, когда…
– Да, верно. Я пыталась сделать как лучше. И никогда никого не убила бы, если бы могла этого избежать. Особенно Джесса. Но на карту было поставлено слишком многое.
– Что именно, Мэдди?
– Ты знаешь, кем я стала.
– Да. Всегда двадцатипятилетняя. Пожалуй, не так уж и плохо.
– От этого взгляд на многие вещи меняется. – Она долго молчала, затем продолжила: – Пойми меня правильно, Алекс. Я бы не стала колебаться…
– Конечно не стала бы. И все же ты испытала душевную боль, столкнув Тома Даннингера с обрыва на Уоллаба-Пойнте.
– Это был не Том Даннингер. Это был Эд. А может, и нет. Я теперь сама не уверена.
– Что там случилось?
– Я не сталкивала его с обрыва.
– Что случилось, Мэдди?
– Я любила Эда и никогда не причинила бы ему вреда. Никогда.
– Ты его любила? Ты его предала.
– Ты снова говоришь о Даннингере. Это разные люди. В Вальпургисе, когда он был Эдди Криспом, я его любила. И до этого, в Хантингтоне, и раньше, на острове Памяти. Подходящее место – остров Памяти.
– Что с ним случилось?
Я имел в виду – на Уоллаба-Пойнте, но она ответила на другой вопрос:
– Он никогда бы не сдался. Доставленный сюда с «Поляриса», он все равно бы не сдался.
– Не согласился бы прекратить свою работу?
– К тому времени уже было слишком поздно. Он успел провести последнее испытание. С помощью наноботов.
– Ввел их в свой организм?
– Конечно. Как же еще? – Мэдди взмахнула пистолетом, чтобы я вышел на середину комнаты. – Они провели здесь четыре месяца и все это время видели, что он постоянно молодеет. Когда я прилетела сюда на «Бэбкоке», чтобы их забрать, я не поверила своим глазам.
– Он превратился в юношу?
– Ну, не совсем так. Но все равно я бы его не узнала.
– Значит, Боланд реконструировал его личность?
– Да. Чек стер ему память, дал новую личность, нашел работу. Мы наблюдали за ним по очереди, желая убедиться, что с ним все в порядке.
– Но вам ведь приходилось временами перемещать его с места на место, потому что он не старел?
– Да. Он этого не понимал из-за ложных воспоминаний, вживленных Боландом. Но каждые восемь лет приходилось делать все заново: отнимать у него память, превращая его в другого человека.
– До чего жестоко. Тебе так не кажется?
Фонарик дрогнул.
– Мы его убивали, снова и снова. В этом суть стирания памяти. Твоим телом завладевает другой, а ты исчезаешь навсегда.
– Значит, вы…
– У него бывали проблески воспоминаний о прошлых жизнях. Иногда проявлялся Том Даннингер, иногда – другие. Когда мы жили в Вальпургисе, он переживал уже четвертое воплощение. Проблески случались все чаще. Я убеждала Боланда забрать его в Мортон-колледж, поселить вместе с другими нестареющими и дать ему постоянную личность. Но Даннингер так или иначе давал о себе знать, все чаще и чаще. Боланд отказался. Постоянная личность, по его словам, рано или поздно восстановила бы Даннингера.
– Итак, приемлемого решения не было, – сказала я.
– Не было.
– И ты решила столкнуть его с обрыва на Уоллаба-Пойнте.
– Нет. Я уже говорила, что не делала этого. И никогда бы не сделала. Я его любила. Мы часто поднимались туда летними вечерами. Там было здорово, все вокруг казалось каким-то нереальным. Эд был хорошим, веселым парнем, хотя порой грустил, – казалось, он и сам не знал почему. Но он любил меня. Его собирались отправить на новое место, сменив личность. В Вальпургисе он уже стал привлекать внимание. После каждой процедуры нам приходилось начинать все сначала – он не помнил, кто я такая. Меня это тоже убивало. В тот вечер я решила, что все расскажу, уговорю его присоединиться к нам, выложу всю правду. Господи, как я могла оказаться такой дурой? Как раз в этот момент, на обрыве, в нем проснулся Даннингер. Глазами Эда на меня смотрел Даннингер, знавший все обо мне – и о себе. Он меня ненавидел. Боже, как он меня ненавидел! Но, похоже, он забыл, где мы. Он зарычал, толкнул меня и повернулся, чтобы уйти, но тут споткнулся о камень, или о корень, или обо что-то еще. – Голос стал надрывным. – Он потерял равновесие. – Мэдди замолчала и долго стояла не шевелясь. – Я видела, как он падает с обрыва, но не двинулась с места, чтобы ему помочь.
– Мне очень жаль, Мэдди.
– Угу. Мне тоже. Нам всем очень жаль.
Интересно, подумал я, текут ли сейчас по ее щекам слезы? Похоже на то. Слезы в скафандре – серьезная проблема.
– Однажды, – сказала она, – он встретил другую женщину. В Хантингтоне. И женился на ней.
Ствол ее пистолета опустился на несколько градусов. У меня промелькнула мысль, что все закончилось, что Мэдди поняла, кем она стала. Но когда я шагнул к ней, ствол снова поднялся. Я подумал, не броситься ли на нее, пока она предается воспоминаниям; но ствол даже не дрогнул.