Куда бы ни посмотрел Хендрик, он всюду видел такие же отвалы с плоскими вершинами; они были рассыпаны вдоль горизонта по всей равнине с пологими холмами, и почти у каждой горы возвышался стальной жираф, длинношеий, похожий на скелет, с колесом вместо головы; эти колеса бесконечно вращались на фоне светлого неба высокого вельда.
– Копры, – сказал Мозес. – Под каждым таким копром пробита дыра во внутренности земли, прямо в каменные кишки, в голди, где добывается золото; ради него белые потеют, лгут, мошенничают – и часто убивают.
Поезд шел, и перед ними являлось одно чудо за другим: высоченные здания, в существование которых невозможно было поверить; подобные стальным рекам дороги, заполненные рычащими машинами; высокие трубы, из которых в небо валил черный дым, и толпы людей, более многочисленные, чем стада мигрирующих по весне прыгунов в Калахари, черных людей в серебряных шлемах и в резиновых сапогах по колено; целые отряды таких людей маршировали к копрам или, когда смена заканчивалась, устало выбирались из шахт, с ног до головы залепленные желтой грязью. На улицах и платформах были и белые: белые женщины в разноцветных платьях, с отчужденными, презрительными лицами; и мужчины и женщины в окнах кирпичных зданий, стоявших рядами у самых железнодорожных путей. Всего было слишком много, все было слишком большое и разное, чтобы воспринять сразу, и поэтому вновь прибывшие глядели, возбужденно восклицали и теснились у окон вагонов.
– А где женщины? – вдруг спросил Хендрик, и Мозес улыбнулся.
– Какие женщины, брат?
– Черные женщины, женщины нашего племени?
– Здесь нет женщин, таких женщин, каких ты знаешь. Здесь только исифеби, и они делают это за золото. Здесь все за золото.
Вагоны снова свели с главного пути и поставили на огороженной территории, где бесконечными рядами тянулись длинные белые бараки, а над воротами была надпись:
ВИТВАТЕРСРАНДСКАЯ АССОЦИАЦИЯ ТУЗЕМНЫХ РАБОЧИХ ГЛАВНЫЙ ПОДГОТОВИТЕЛЬНЫЙ ЦЕНТР РАНДА
Несколько улыбающихся черных надсмотрщиков вывели вновь прибывших из вагонов и приказали раздеться догола.
Цепочка обнаженных чернокожих двигалась вперед под присмотром боссов, которые обращались с новобранцами шутливо и по-дружески.
– Кое-кто из вас привез с собой скот, – усмехались они. – Коз в голове и коров в лобковых волосах.
Они опускали кисти в ведра с какой-то синей мазью и мазали каждому новобранцу голову и пах.
– Разотрите, – приказывали они. – Нам не нужны ваши вши и прочая живность.
И новобранцы, заражаясь духом происходящего, смеялись и мазали друг друга липкой мазью.
В конце помещения каждому выдали по небольшому квадратному куску пятнистого карболового мыла.
– Ваши матерям может казаться, что вы пахнете, как цветущая мимоза, но даже козы шарахаются, когда вы проходите с наветренной стороны.
Старший рассмеялся и затолкал их под горячий душ.
Когда они, отдраенные и по-прежнему голые, выходили из душевой, их уже ждали врачи, и на этот раз медицинский осмотр был более тщательным. Им прослушивали легкие и заглядывали во все отверстия.
– Что случилось с твоим ртом и головой? – спросил врач у Хендрика. – Нет, не говори. Не хочу знать. – Он и раньше видел такие раны. – В поездах распоряжаются злобные скоты. Мы направим тебя к дантисту, он извлечет обломки зубов; голову зашивать поздно, у тебя останется несколько приметных шрамов. А в остальном ты красавец! – Он хлопнул Хендрика по жесткой, лоснящейся, мускулистой спине. – Пойдешь на подземные работы. Получишь прибавку за работу под землей.
Всем выдали серые комбинезоны и сапоги с подковами, а потом позволили наесться до отвала.
– Я ожидал другого. – Хендрик ложку за ложкой отправлял в рот похлебку. – Хорошая еда, улыбчивые белые, никаких побоев – совсем не так, как в поезде.
– Брат, только дурак морит голодом и бьет своих быков, а эти белые не дураки.
Другой овамбо взял тарелку Мозеса, пошел на кухню и принес ее снова полную. Приказов Мозеса для таких незначительных повседневных дел не требовалось. Окружающие удовлетворяли все его потребности, словно по праву рождения. История о смерти белого надзирателя Шайелы, забойщика, за множество повторений уже была приукрашена и превратилась в легенду, укрепив положение Мозеса Гамы и его помощника; люди умолкали и уважительно наклоняли головы, когда Мозес или Хендрик обращались непосредственно к ним.
На следующее утро их подняли на рассвете с коек в бараке и после обильного завтрака из кукурузной лепешки и мааса – густого, комковатого кислого молока – отвели в длинное учебное помещение с железной крышей.
– Сюда, в голди, со всех концов земли приходят люди сорока племен, они говорят на сорока разных языках: от зулусского до тсвана, от гереро до басуто, и только один из тысячи понимает хоть слово по-английски или на африкаансе, – негромко объяснял Мозес брату, в то время как остальные уважительно освободили им лучшее место в классе. – Здесь нас будут учить специальному языку голди – языку, на котором все люди, черные и белые, из любого племени, смогут разговаривать друг с другом.
Их учителем общепонятного языка золотых копей – фанакало – стал пожилой почтенный зулус, чью лысину прикрывала белая шерстяная шапочка. Название языка было взято непосредственно из этой «лингва-франко» и означало буквально «так, как это; так, как то». В последующие недели новобранцы будут часто слышать: «Делай так, как этот, работай так, как тот! Себенза фанакало!»
Учитель-зулус сидел на возвышении в окружении всех принадлежностей шахтерского ремесла. Он касался предмета указкой, и все должны были хором повторить название. Каски и фонари, молоты и кирки, ручные буры и мотыги, предохранительные поручни и оснастка – они хорошо освоят все это до того, как проведут в шахте свою первую смену.
Но вот пожилой зулус коснулся своей груди и сказал:
– Мина!
Потом показал на класс и сказал:
– Вена!
И Мозес возглавил хор ответов:
– Я! Ты!
– Голова! – говорил инструктор. – Рука! Нога!
Он касался частей своего тела, и ученики с энтузиазмом повторяли его слова.
Все утро они занимались языком, а после ланча их разделили на группы по двадцать человек, и ту группу, в которой оказались Мозес и Хендрик, отвели в другое здание с железной крышей, такое же как учебный класс. Различалась только обстановка. От стены к стене тянулись длинные складные столы, а пришедших встречал белый с необычными яркими волосами и усами имбирного цвета, зеленоглазый. Он был в длинном белом халате, как у доктора, и, как доктор, дружелюбно улыбался, дожидаясь, пока все займут места за столами. Заговорил он по-английски, и понимали его только Мозес и Хендрик, хотя они постарались скрыть это, разыграв пантомиму замешательства и невежества.
– Ну, ладно, парни. Меня зовут доктор Маркус Арчер. Я психолог. Сейчас мы проверим ваши склонности, чтобы определить, к какой работе вы лучше пригодны.
Белый улыбнулся и кивнул черному помощнику. Тот перевел:
– Вы будете делать то, что говорит Бомву – рыжий. Так он сможет узнать, насколько вы глупы.
Первый тест представлял собой упражнение с кубиками. Этот тест Маркус Арчер разработал сам для проверки проворства рук и осознания формы предметов. Каждому испытуемому требовалось вставить в деревянную раму разноцветные деревянные блоки разной формы и размера, как в элементарной головоломке, и на это отводилось шесть минут. Помощник объяснил, что нужно, и показал на примере, как это делается; все новобранцы заняли места за столами. Маркус Арчер сказал:
– Энза! Сделайте это! – и включил секундомер.
Мозес выполнил задание за минуту шесть секунд. Согласно аккуратным записям доктора Арчера, до сих пор этот тест выполняли 116 816 человек. Ни один из них не сумел завершить его быстрее, чем за две с половиной минуты. Доктор Арчер спустился с возвышения и подошел к столу Мозеса, чтобы проверить правильность сборки. Все было верно. Он кивнул и задумчиво посмотрел в бесстрастное лицо Мозеса.
Конечно, он заметил Мозеса, едва тот вошел в комнату. Он никогда в жизни не видел такого красивого мужчины, ни белого, ни черного, а доктор Арчер предпочитал черную кожу. Это было одной из главных причин того, что пять лет назад он приехал в Африку. Доктор Маркус Арчер был гомосексуалистом.
Он учился на третьем курсе колледжа Магдалины[34], когда впервые признался себе в этом. Человек, который познакомил его с горько-сладким наслаждением, одновременно развивал его сознание удивительными рассказами об учении Карла Маркса и дальнейшем усовершенствовании этого учения Владимиром Ильичом Лениным. Любовник тайно принял его в Британскую коммунистическую партию, а после того как Арчер окончил Кембридж, познакомил с товарищами из Блумсбери[35]. Однако молодой Маркус никогда не чувствовал себя свободно в интеллектуальном Лондоне. Ему не хватало острого языка, ядовитого ума и кошачьей жестокости. После краткой и весьма неудовлетворительной связи с Литтоном Стречи[36] он подвергся знаменитому «лечению» Литтона и был изгнан из группы.
Арчер приговорил себя к изгнанию в Манчестерский университет, чтобы заняться новой наукой – промышленной психологией. В Манчестере началась его долгая счастливая связь с тромбонистом с Ямайки, ослабившая его связи с партией. Однако ему пришлось узнать, что партия никогда не забывает своих членов. В тридцать один год, когда он уже приобрел некоторую репутацию в своей науке, а его связь с ямайским любовником резко и болезненно оборвалась – отвергнутый, он был близок к самоубийству, – партия протянула щупальце и вновь мягко привлекла его к себе.
Ему сообщили, что в Горнорудной палате ЮАР для него открывается возможность работать с африканскими шахтерами. К этому времени его тяга к чернокожим превратилась почти в одержимость. Только что зародившаяся Южно-Африканская коммунистическая партия нуждалась в поддержке, и если он захочет, работа будет ему предоставлена. Предполагалось, что у него есть свобода выбора, но никто не сомневался в исходе, и через месяц он отплыл в Кейптаун.
В последующие пять лет он провел в Горнорудной палате важную новаторскую работу, приобрел устойчивую репутацию и был чрезвычайно доволен. Свою связь с партией он тщательно скрывал, но тайная работа, которую доктор проводил в своей сфере, была еще важнее. Чем старше он становился, чем больше своими глазами видел бесчеловечность классовой и расовой дискриминации, страшную пропасть, отделявшую черный пролетариат от невероятного богатства и привилегий белой буржуазии, тем больше крепла его вера в идеалы коммунизма. Он обнаружил, что в этой богатой прекрасной земле, как в теплице, все беды человечества расцветают, разрастаясь до почти карикатурных размеров.
И теперь Маркус Арчер смотрел на этого благородного молодого человека с лицом египетского бога и кожей цвета жженного меда, охваченный желанием.
– Ты ведь говоришь по-английски? – спросил он.
Мозес кивнул.
– Да, говорю, – негромко ответил он, и Маркусу Арчеру пришлось повернуться и пойти на свой помост. Он не мог скрыть страсть, и его пальцы дрожали, когда он взял мелок и стал писать на доске, давая себе возможность обуздать эмоции.
Тесты заняли весь день. Испытуемых постепенно сортировали и распределяли по группам и уровням в зависимости от результатов. В конце концов из всего потока остался всего один человек. Мозес Гама выполнял тесты все возрастающей трудности с той же легкостью, что и первый, и доктор Арчер понял, что выявил необычайно одаренного человека.
В пять часов испытания завершились, и испытуемые с радостью вышли из классной комнаты: последний час поставил в тупик даже самых умных. Только Мозес справлялся безупречно, и когда он проходил мимо стола, доктор Арчер сказал:
– Гама! – Он увидел это имя в списке. – Есть еще одно испытание, которому я хотел бы тебя подвергнуть.
И он увел Мозеса по веранде в свой кабинет в конце здания.
– Ты умеешь читать и писать, Гама?
– Да, доктор.
– Согласно моей теории, почерк человека может стать ключом к его личности, – объяснил Арчер. – Я хочу, чтобы ты кое-что написал для меня.
Они сели за стол, и доктор Арчер положил перед Мозесом письменные принадлежности, продолжая оживленно разговаривать:
– Это стандартный тест, который я использую.
На карточке, которую он протянул Мозесу, были строчки из детского стихотворения «Чудеса в решете»[37].
Мозес обмакнул перо, и Арчер наклонился ближе, наблюдая за ним. Мозес писал легко и быстро, крупными буквами с острыми вершинами, с наклоном вперед, очень разборчиво. Налицо были все признаки ума, решимости и энергии.
Продолжая изучать почерк, Арчер небрежно положил руку на бедро Мозесу, остро ощущая жесткую упругую мышцу под бархатной кожей; Мозес вздрогнул, перо разбрызгало чернила. Но вот рука его снова обрела устойчивость, и он продолжил писать. Закончив, он аккуратно положил ручку и впервые прямо посмотрел в зеленые глаза доктора.
– Гама. – Голос Маркуса Арчера дрожал, он крепче прижал пальцы к бедру Мозеса. – Ты слишком умен, чтобы бросать лопатой руду.
Он замолчал и медленно провел рукой вверх по ноге Мозеса.
Мозес продолжал смотреть ему в глаза. Его лицо не изменилось, но он медленно раздвинул бедра, и сердце Маркуса Арчера бешено застучало о ребра.
– Я хочу, чтобы ты стал моим личным помощником, Гама, – прошептал он, и Мозес понял всю грандиозность этого предложения. Он получит доступ к досье любого из рабочих на приисках, получит защиту, привилегии, сможет свободно ходить там, где черным это запрещено. Возможности были так велики, что он понял: сейчас он не способен даже осознать их. К человеку, который сделал ему это предложение, он почти ничего не испытывал: ни отвращения, ни тяги, но готов был без колебаний заплатить нужную цену. Если белый человек хотел, чтобы его использовали как женщину, Мозес охотно оказал бы ему такую услугу.
– Да, доктор. Я бы хотел работать на вас, – сказал он.
* * *В последнюю ночь в бараке подготовительного центра Мозес созвал избранных помощников. Все собрались вокруг его койки.
– Очень скоро вы отправитесь отсюда в голди. Не все вместе, потому что вдоль Ранда много шахт. Одни из вас спустятся под землю, другие будут работать на фабриках, где золото извлекают из руды, и на обрабатывающих заводах наверху. На время нас разлучат, но вы не должны забывать, что мы братья. Я, ваш старший брат, не забуду вас. У меня есть для вас важная работа. Я найду вас, где бы вы ни оказались, и вы должны быть готовы, когда я вас призову.
– Eh he! – выразили они свое согласие и повиновение. – Мы твои младшие братья. Мы услышим твой голос.
– Вы должны знать, что находитесь под моей защитой, что всякий причиненный вам вред будет отмщен. Вы видели, что происходит с теми, кто противостоит нашему братству.
– Видели, – ответили они. – Мы видели – это смерть.
– Да, смерть, – подтвердил Мозес. – Но это смерть и для тех, кто предаст братство. Смерть всем предателям.
– Смерть всем предателям!
Они одновременно качнулись, попав под гипнотическое очарование слов Мозеса.
– Я избрал тотем для нашего братства, – продолжал Мозес. – Нашим тотемом я избрал буйвола, потому что он черен и могуч и все люди боятся его. Мы буйволы.
– Мы буйволы. – Они уже гордились этим отличием. – Мы черные буйволы, и нас будут бояться все люди.
– Вот знаки, тайные знаки, по которым вы будете узнавать друг друга.
Он изобразил жест, а потом пожал каждому руку, как делают белые, но это пожатие было особенным, двойным, с поворотом среднего пальца.
– Так вы узнаете брата, если он придет к вам.
Они приветствовали друг друга в темном бараке: каждый пожимал руку всем остальным, пожимал по-новому, и это было своеобразное посвящение в братство.
– Скоро вы получите от меня сообщение. Пока я не позову, делайте все, что требуют от вас белые. Вы должны много работать и учиться. Будьте готовы, когда придет вызов.
Мозес отправил их по койкам, и они с Хендриком остались одни; сдвинув головы, они шепотом разговаривали.
– Ты потерял маленькие белые камни, – говорил Мозес Хендрику. – Сейчас птицы и мелкие зверьки расклевали лепешки и сожрали просо. Камни разбросаны и потеряны; пыль покроет их, трава вырастет над ними. Они ушли, брат мой.
– Да, ушли, – жалобно ответил Хендрик. – После всей крови и стараний, после тех трудностей, что мы перенесли, их разметало, как семена по ветру.
– Они прокляты, – утешал Мозес. – Как только я их увидел, то сразу понял, что они принесут только катастрофу и смерть. Это игрушки белого человека. Что бы ты делал с богатством белого? Если бы попробовал истратить деньги, покупая вещи белых, тебя сразу заметила бы белая полиция. Тебя мигом схватили бы, и тебя ждала бы веревка или тюремная камера.
Хендрик молчал, понимая, что брат прав. Что он мог бы купить за эти камни? Черный не может владеть землей. Если у него больше ста голов скота, местный вождь начинает завидовать. Жен у Хендрика уже столько, сколько ему нужно, даже больше, а в машинах черные не ездят. Черные ничем не привлекают к себе внимания, если они мудры.
– Нет, брат, – продолжал шепотом Мозес. – Белые камни были не для тебя. Хвала духам твоих предков за то, что камни у тебя отобрали и разбросали по земле, где им место.
Хендрик негромко проворчал:
– Все же хорошо было бы владеть этим сокровищем, держать его в руках, пусть даже тайно.
– Есть другие сокровища, более ценные, чем эти камни и даже золото белого человека.
– Что за сокровища? – спросил Хендрик.
– Иди за мной, и я приведу тебя к ним.
– Но скажи мне, какие они, – настаивал Хендрик.
– В свое время ты все узнаешь, – улыбнулся Мозес. – А теперь, брат, надо поговорить о первоочередном: сокровища потом. Слушай меня. Бомву, Рыжий – мой маленький доктор, который любит, чтобы его использовали как женщину, – Бомву направил тебя на голди, которая называется «Сентрал Ранд консолидейшн». Это одна из самых богатых голди, там много глубоких стволов. Ты пойдешь под землю и там должен заработать себе имя. Я уговорил Бомву послать с тобой на «СРК» десять наших лучших людей из «буйволов». Это будет твой импи, твои избранные воины. Начинай с них, но продолжай собирать самых быстрых, сильных и бесстрашных.