Или вот Светлячок. Когда мой фантом поворачивался к нему спиной, на лице барона Анира фьер Гирта прорывалось невероятное обожание. Свою любовь к Роберту он, похоже, перенес на его наследника. С этим надо что-то делать.
Канцлер, герцог фьерр Холле, всегда смотрит с отеческой улыбкой. Вейриэнам надо у него поучиться сохранять неизменное выражение лица. Как бы Таррэ ни оговаривал герцога, старик — один из немногих людей, всецело преданных мне и трону.
Камергер, граф Оллор, когда Лэйр отворачивается, меняет подобострастное выражение на деловито-сосредоточенное и вечно хмурит брови, обдумывая то ли королевские указания, то ли собственные проблемы. Этот тщеславный молодой аристократ с живым и гибким умом — мой ключ к задуманным реформам.
Лицо кардинала хранит елейную маслянистость, но в ее глубине просвечивает смертоносный яд. Это враг, можно не сомневаться. Тайный, влиятельный и опасный. Как и два герцога, чьи владения — на границах с инсеями и шаунами и где я прошлась огнем по амбарам. И жен они взяли из тех же краев. Это — будущие очаги нестабильности. Их надо давить сразу. Но как, если оба герцога и кардинал — в Регентском совете?
Я перешла к наблюдениям за начальником столичного гарнизона, нервно комкавшего в руках кипу бумаг: новые отставки наверняка. На днях этот бравый вояка плакался графу Оллору, что король-мальчишка, этот пещерный дикарь, не смыслящий в деле обороны городов и крепостей, разогнал всех его солдат по навозным ямам. Там им и место. Больше пользы. Но недовольство мной нарастало в самой нежелательной среде — вооруженной. А если учесть, задержки выплат жалованья, то и тут скоро будут проблемы.
— Ваше задумчивое величество, — донесся до моего слуха шепот Сиарея. — Все ждут вашего слова.
На губах моего фантома блуждала идиотская улыбочка, а взгляд немигающих глаз был пуст, как у нарисованной куклы. Я мигом стерла это досадное упущение и соорудила Лэйру внимательнейшее выражение лица.
— Какого слова?
Перевела взгляд Лэйра на топтавшегося у подножия трона церемониймейстера. Тот отчего-то утирал пот со лба, мял в руках длиннющий свиток и выглядел отчаянно трусившим. Его доклад о регламенте и расходах предстоящего празднества был мной благополучно пропущен между ушей.
— А, отдайте все это главному казначею, пусть проверит смету расходов.
— Значит, вы одобряете все мои предложения, ваше величество? — воспрянул духом церемониймейстер.
Лэйр повернул голову к главе Регентского совета.
— Мастер Таррэ, я так полагаю, Регентский совет этот список видел и утвердил?
— Кроме рыцарского турнира. И без того расходы колоссальные. Пир во время чумы.
— Не преувеличивайте, нам пока грозит только… белая чума. Я настаиваю на турнире! Это мой первый турнир! — Лэйр развернул плечи, задрал подбородок и этак с вызовом, громогласно заявил: — Должен же я выбрать даму сердца!
Как же воспрянула немногочисленная молодежь, присутствовавшая на приеме! Я почувствовала горячую волну их воодушевления. И как оскалился Таррэ, переглянувшись… с кардиналом! Тот словно этого сигнала и ждал, воздел молитвенно руки и прогнусавил:
— Никак не можно, ваше величество!
— Это почему же?
— Безымянный не даст благословения для участия ребенка, незрелого телом и… — под вспыхнувшим взглядом фантома кардинал проглотил подразумевавшееся «умом», — …э-э… плотью.
— Какие же претензии к моему телу? — усмехнулся Лэйр.
Вейриэны напряглись. По поросячьей роже страдавшего от ожирения кардинала расплылась сальная улыбка. Неужели подставится? — стало мне чрезвычайно интересно. Но нет, на повторение горных сплетен о моей женской сути духу у него не хватило.
— Позвольте напомнить, ваше величество, что вы несовершеннолетний по законам Гардарунта.
— Этого мне не позволяют забыть. Что ж, мастер Таррэ, — я повернула к нему голову фантома, но в глаза вейриэну смотреть пока не рисковала, сфокусировав взгляд на его переносице. — Тогда мне неинтересно тратить свои скудные сбережения на финансирование развлечения, в котором не смогу участвовать.
Граф Оллор и его молодые друзья издали разочарованный вздох, а Таррэ изобразил удовлетворение.
— Минуточку, мой король, — кашлянул в кулак герцог Холле, спрятав этим жестом улыбку. — Позвольте мне, как бывшему в своей далекой юности герольдом, внести уточнения. При старой династии равнинных королей, лет триста назад, был прецедент, когда некий безвестный рыцарь пятнадцати лет сумел стать победителем турнира. Его возраст обнаружился лишь тогда, когда по требованию короля он снял шлем и был узнан как его несовершеннолетний наследник. Победителей не судят, и с тех пор в правила было внесено такое положение: каждый высокородный фьерр, имеющий рыцарское звание, бреющий щеки и способный удержать в руке пику, может быть допущен к турниру вне зависимости от возраста.
— Но наш юный король еще совсем мальчик и не бреет щек! — сладким голосом заметил кардинал. Все-таки не выдержал. Или запланировал провокацию.
— Мастера Таррэ, Миар, Паэрт и Онис, вы бреете щеки? — Лэйр иронично поднял бровь. — Неужели и в вашем совершеннолетии и мужественности может кто-то усомниться?
Вейриэны отрицательно качнули головами и невозмутимо оглядели зал, но так, что все попятились, а кардинал затряс пухлыми щеками:
— Нет, нет, конечно, никто не усомнится! Но ведь речь не о них.
— Во мне тоже течет кровь горных долгожителей со стороны матери, — напомнила я устами Лэйра. — А уж со стороны отца… Азархарт, может быть, вообще бессмертный. По крайней мере, ни одна легенда, не говоря уж о хрониках, не говорила, что он когда-нибудь умирал. Но о его детях, увы, ничего не говорилось. Вряд ли они были бессмертны, впрочем. Исходя из логики: если у него армия бастардов, то за тысячелетия она заполонила бы всю сушу, моря и океаны мира Эальр, задавив Белые горы количеством.
Вперед выступил герцог Коиссин из враждебного мне лагеря, неприятнейший тип с длинным лошадиным лицом и занудным характером.
— Кстати, о горах, сир. До нас дошли весьма пикантные слухи, которые взбудоражили королевство… — он сделал эффектную паузу, якобы смущенную. Присутствующие оживились окончательно, запереглядывались. Паскудным ветерком пронеслись шепотки и подхихикивания. Видимо, кто-то еще был не в курсе сплетен и их спешно просвещали. — В местах, где вы выросли и где вас хорошо знают, утверждают, что король Гардарунта — женщина!
Вот оно и свершилось, Дигеро, — горько сжалось сердце. Мое, но не у моего фантома. Лэйр расхохотался, поднявшись с трона, выхватил меч. В наступившей тишине отчетливо прозвучал скрип стали по кожаным ножнам и мой злой голос:
— За такое оскорбление короля мой отец Роберт Сильный вырвал бы тебе мужское достоинство, герцог. Я дам тебе выбор, сэр Коиссин: самому перерезать себе горло или предоставить это мне.
— Но это были не мои слова! — побледнел мерзавец.
— Тогда голова тебе тем более ни к чему, если она не способна думать и говорить своими словами, — Лэйр скинул на сиденье трона вышитый колет, оставшись в рубашке, шагнул вперед, принимая боевую стойку. Весь такой решительный, в зеленых очах посверкивают гневные огненные искорки — залюбуешься.
Среди придворных поднялся шум. Донеслись голоса:
— Юный король не подпускает к себе слуг, даже лекарей.
— Он никогда не купается!
— Говорят, он носит повязку на груди, потому что грудь — женская!
— Его никто не видел раздетым. Даже когда он был ребенком!
Еще чего захотели! Раздетым! Я король, а не шлюха!
Вейриэны и ласхи, стоявшие в охране, подобрались. Таррэ стал колючим, как ледяная ель. Не в буквальном смысле, но от него так и разило опасной решимостью утыкать колючками сельтов любого, кто сделает шаг вперед. Он был осведомлен о готовившейся провокации придворных, сомнений не осталось. Но почему мне не доложил, горный гад?!
— Слышите, сир? — приободрился герцог Тайри фьерр Коиссин, почувствовав поддержку. — Да как же нам не сомневаться? Шесть принцесс были до вас. Вы с младенчества окружены тайной, непроницаемой завесой. Никто не видел вашего тела!
— Тело короля — священно! — возразил ему канцлер Холле, мудро продемонстрировав лояльность. — Нечего на него глазеть.
— Обнажи меч, сэр Тайри! — рявкнул Лэйр. — Или ты умрешь от моего клинка, как безродная шавка!
Тайри Коэссин считался неплохим бойцом когда-то. С тех пор он оброс жирком, и чванство в нем давно преобладало над умением. Мечом он владел плохо, это знали все. Поединок с таким соперником не делал мне чести. Но король Роберт писал в письмах к несуществующему сыну: «Не позволяй шакалам собираться в стаи. Помни: они боятся силы. Покажи им, что ты сильнее, если не телом, так духом. Покажи, что ты бесстрашен до безумия, даже если это не так. Больше, чем силы, они боятся только безумия».
— Я не подниму руку на короля! — взвизгнул сэр Гайри, пятясь к двери. — Да еще и на несовершеннолетнего!
— А кто сказал, что можно поднять шелудивый язык против меня? — наступал Лэйр. — Разве ты дрался за мою честь с тем, от кого услышал гнусные сплетни? Вижу, что нет! Ты их с радостью повторил!
И тут я осознала, что мой голос раздается не только из горла фантома — из каждого факела, горевшего в тронном зале. Ошеломительный эффект. Громовой.
У Гайри Коэссина подогнулись колени, он распростерся, подставив шею под меч. Он никогда не простит мне своей слабости. Никогда. Он затаит ненависть, и этот очаг будет тлеть, пока не вспыхнет черным огнем, объединившись с другой ненавистью. Я отчетливо понимала это. Но я знала и то, что он прав в своих сомнениях. И казнить его за правду — смертный грех против истины Мира и бунт против Бога. Как же ненавидела я в тот момент свою судьбу, свою мать и интриганов Белогорья, обрекших меня на жизнь во лжи!
— Я давал тебе шанс умереть, как мужчина, герцог, — с горечью сказала я, поднимая меч, чтобы снести склоненную голову.
— Ваше величество, я умру, как ваш верноподданный, но оружие против вас не поверну! Никогда, клянусь!
Что ж, его трусость была хорошо подана.
— Подождите, сир! — воскликнул Сиарей. — Позвольте мне сразиться за вашу честь. Против меня у герцога вполне поднимется рука. Не так ли?
Коэссин поднял голову и побледнел еще сильнее.
— С-со с-с-снежным дьяволом? — заикаясь, переспросил он и отполз на четвереньках. — Нет!
— Поднимайтесь, сэр Гайри, берите меч. Смелее! — ласково улыбнулся ласх, а в его волшебных глазах закружились звездные галактики.
Это будет чистое убийство, вздохнула я. И любви подданных ко мне не прибавит.
— Оставь его, Сиарей, видишь, он не способен драться, — молвил Лэйр, с высокомерным презрением глядя на раздавленного позором и страхом герцога. Вскинул голову, обведя взглядом ярко-зеленых глаз толпу придворных. Все, абсолютно все были недовольны и настроены решительно, даже граф Оллор. Они хотели знать правду и не уйдут, пока не узнают. В конце концов, имели на это право: ведь присягу они принесли королю Лэйрину, а не королеве Лэйрин. Горные интриганы добились своего.
Я криво улыбнулась, и улыбка отразилась на лице фантома.
— Благородные фьерры, ваши сомнения легко разрешить, а гнусные сплетни опровергнуть. Женская грудь, говорите? Повязка? Смотрите же!
Не успел Таррэ дернуться, рука Лэйра рванула ворот рубахи, разодрав ее до пояса. На совершенно мужской мускулистой груди с маленькими пятнышками сосков и тонкими черными волосками красовался безобразный, только что подделанный мной шрам, объяснивший бы слухи о повязке.
Светлячок сглотнул, жадно пожирая глазами полуобнаженное тело короля. И то сказать, выглядел мой фантом бесподобно. Жаль, что в зале не было ни одной дамы — было бы интересно посмотреть и на их реакцию для чистоты эксперимента.
У четверки когда-то невозмутимых вейриэнов лица едва не перевернулись — так высоко задрались их брови, а Сиарей восхищенно замерцал. К счастью, на них никто не смотрел, все любовались моим шедевром.
— Слава королю Гардарунта! — хрипло заорал иностранный шпион, барон Анир фьерр Гирт по прозвищу Светлячок.
Его поддержал десяток глоток спохватившихся придворных. Даже толстый кардинал вынужден был присоединиться. Но это был еще не окончательный мой триумф.
Лэйр вложил меч в ножны, с кошачьей гибкостью повернулся, подцепил колет с сиденья трона, но надевать не стал.
— Благородные фьерры! — возвысил он голос, чтобы перекрыть шум. Могла бы и не орать. Все факелы полыхнули и отозвались эхом. Опять перестаралась. Но зато добилась благоговейного молчания. И добила собрание. — Герцог фьерр Холле, я обдумал ваши слова. Турниру — быть. И еще… — я сделала многозначительную паузу, дабы все прониклись. — Сообщаю вам всем, что я намерен жениться в кратчайшие сроки. Соберите лекарей немедленно, дабы они удостоверились в моей зрелости, если это необходимо. Не будем откладывать.
Полоснув взглядом по ошеломленным лицам, король в сопровождении ласхов прошествовал к выходу, обойдя вставшего столбом, потерявшего дар речи Таррэ.
Вейриэны догнали нашу процессию уже у дверей покоев.
— Прошу немедленной аудиенции, сир! — с угрозой прорычал Таррэ.
— С чего такая срочность? Я еще не завтракал, — но ссорится было неблагоразумно, и я снизошла. — Впрочем, у меня есть пара минут, пока я переодеваюсь.
Допущенный в покои вейриэн вовсю разошелся за запертыми дверями.
— Вы с ума сошли, Лэйрин! — имел он наглость обратиться по имени и без титулов. — Что вы творите? Вы понимаете, чем обернется для вас полное разоблачение?
— Не понимаю… вашего беспокойства, мастер. Я же говорил: вы недооцениваете искусство моей матери.
— Прежде чем я допущу до вас лекарей, я должен сам убедиться, что искусство леди Хелины безупречно.
— Иначе что?
— Не вынуждайте меня выступить против вас, ваше величество, — голос моего врага упал до тишайшего шепота, но такого, что по спине пробежал озноб. Это как в горах, когда в ледяном безмолвии раздается едва слышный треск, на который несведующий и внимания не обратит. А через миг сдвигается гигантский панцирь и обрушивается безудержная смертоносная лавина.
— Вы с первого мгновения выступили против меня, — Лэйр пожал плечами, закинув в кресло колет и сдернул с себя лохмотья. — Подайте мне свежую рубашку, Таррэ, раз уж вы здесь. Как видите, камердинеров я не держу.
Высший воин обомлел от такого нахальства, а я восхитилась сама собой. Точнее, моим фантомным творением. И почему раньше у меня не получалось быть вот таким — решительным, гордым и плюющим даже на вейриэнов? Трусила? Память о наставнике меня держала? Почему же теперь так легко? Не оттого ли, что мне, развалившейся на ложе в башне и наблюдающей сквозь пламя свеч и зрачки Лэйра, ничегошеньки не грозит?
— Не забывай, Таррэ, что мы тоже чего-то стоим, — заметил Сиарей, скользнув между мной и разгневанным вейриэном.
— Жить надоело, ласх? — процедил белый воин. — Нас здесь четверо. Все твои двести дьяволов против нас не выстоят.
— Столько вокруг верноподданных и не очень рук, а никто не торопится подать мне рубашку! — проворчал Лэйр.
Миар, наблюдавший за нами, прислонившись к двери и скрестив на груди руки (знак высшего недовольства вейриэна, помним-помним), рассмеялся, скользнул почти неразличимым силуэтом к гардеробной и через миг появился с рубашкой в руках.
— Позвольте мне, ваше величество, по старой памяти.
Я вспомнила, сколько раз руки этого красавца прикасались ко мне, когда он вместе с Рагаром купал меня, одиннадцатилетнюю принца-принцессу, тер мочалкой спину и мылил голову, заворачивал в простынь, помогал одеться и читал сказки на ночь. И покраснела. На фантоме мое смущение никак не отразилось. Он величественно кивнул, позволив одеть себя.
— И все-таки позвольте нам убедиться, прошу вас, — шепнул Миар во время процедуры.
— Я стесняюсь, — невозмутимо ответил фантом.
— Представьте, что мы — ваши лекари, сир.
— Упаси боги от таких лекарей! — фыркнул Лэйр, ослабил завязку штанов, чтобы заправить рубашку, и… ловкие руки Миара сдернули с него штаны в мгновение ока!
Прежде чем фантом полыхнул яростным факелом, быстрые пальцы вейриэна успели ощупать королевскую мужскую плоть!
— ВО-О-ОН!!! — Дэйр взревел, обрушив на посягнувшего шквал пламени. Объятого огнем красавчика Миара отшвырнуло к дверям с такой силой, что створки распахнулись. Туда же, навстречу какой-то толпе во главе с герцогом Холле, вылетели выметенные огненной метлой остальные вейриэны. В коридоре раздались истеричные вопли: воины в кого-то врезались. Спальня превратилась в жерло вулкана. За ее пределами началась паника.
Под прикрытием пышущей жаром завесы я повернула голову Лэйра к Сиарею, прижавшемуся к стене. За тем, чтобы ласха не коснулось ни искры, я бдительно присматривала. Все-таки есть в этом величайшая несправедливость: единственные пока преданные мне существа были моей полной противоположностью. Лед охранял пламя. Чуден мир потомков великих айров…
— Ты как, Сиарей?
Он с трудом дышал, по его прекрасному, в тонких морозных узорах, лбу струилась влага, и узоры расплывались.
— Долго не выдержу, ваше яростное величество. Но вижу, вы на удивление спокойны!
— Я ожидал от них чего-нибудь подобного.
— Вы не перестаете меня изумлять.
Рукой Лэйра я сдернула с ложа покрывало, завернула его тело, словно в тогу, и резко погасила пламя. Коридор за дверью оказался пуст. Разбежались. Надеюсь, это происшествие заставит их всех если не любить меня, то бояться. Но душе-то нужен не страх. Душе и пылавшей в моих жилах крови нужна любовь. «Огонь не может гореть без любви, — говорил мне Роберт. — Иначе он начнет пожирать самое себя».