Я набросил на клетку кретон, выключил в комнате свет и взял Джеки за руку. Мы стояли в ожидании. Прошло немного времени, и где-то раздалось тук-тук-тук, а потом загудело, словно чайник на огне. Я уловил тихий звон посуды.
Утром на крохотном крылечке появились двадцать шесть бутылок желтого – ярко– желтого – молока, а заголовок лилипутской газеты извещал: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС: ТЭР ДЕЛАЕТ РЫВОК!» В почтовом ящике лежали какие-то письма, но телеграмму уже вынули.
Вечером все шло как обычно. Когда я снял чехол, наступила внезапная, зловещая тишина. Мы чувствовали, что из-под отогнутых уголков штор за нами наблюдают. Наконец мы легли спать, но среди ночи я встал взглянуть еще разок на таинственных жильцов. Конечно, я их не увидел. Но они, должно быть, давали бал: едва я заглянул, как смолкло бешеное топанье и цоканье и тихая, причудливая музыка.
Утром на крылечке была красная бутылка и газета. Заголовок был такой: «В ПОСЛЕДНИЙ ЧАС: ФОЦПА – ПИШИ ПРОПАЛО!»
– Работа у меня летит к чертям собачьим, – сказал я. – Не могу сосредоточиться – все думаю об этой загадке и диву даюсь…
– Я тоже. Непременно надо как-то разузнать.
Я заглянул под чехол. Жалюзи опустились так быстро, что едва не слетели с карнизов.
– Как по-твоему, они обижаются? – спросил я.
– По-моему, да, – ответила Джеки. – Мы же пристаем к ним – просто спасу нет. Знаешь, я готова побиться об заклад, что они сидят сейчас у окон и кипят от злости, ждут не дождутся, чтоб мы ушли. Может, пойдем? Все равно нам пора на автобус.
Я взглянул на домик, а домик, я чувствовал, смотрел на меня – с обидой, раздражением и злостью. Ну да ладно. Мы уехали на работу.
Вернулись мы в тот вечер усталые и голодные, но, даже не сняв пальто, прошли в комнату мистера Генчарда. Тишина. Я включил свет, а Джеки тем временем сдернула с клетки кретоновый чехол.
Я услышал, как она ахнула. В тот же миг я подскочил к ней, ожидая увидеть на нелепом крыльце зеленого человечка, да и вообще что угодно ожидая. Но не увидел ничего выдающегося. Из трубы не шел дым.
А Джеки показывала пальцем на дверь. Там висела новая табличка. Надпись была степенная, краткая и бесповоротная: «СДАЕТСЯ ВНАЕМ».
– Ой-ой-ой! – сказала Джеки.
Я судорожно глотнул. На крохотных окнах были подняты все жалюзи, а ситцевые занавески исчезли. Впервые мы могли заглянуть внутрь домика. Он был совершенно пуст, удручающе пуст.
Мебели нигде нет. Нет вообще ничего, лишь кое-где царапины на паркетном полу с лаковым покрытием. Обои – они выдержаны в мягких тонах и выбраны с хорошим вкусом – безукоризненно чистые. Жильцы оставили дом в безупречном порядке.
– Съехали, – сказал я.
– Да, – пробормотала Джеки. – Съехали.
На душе у меня вдруг стало прескверно. Дом – не тот, крохотный, что в клетке, а наш – ужасно опустел. Знаете, так бывает, когда вы съездили в гости и вернулись в квартиру, где нет никого и ничего.
Я сгреб Джеки в объятия, крепко прижал ее к себе. У нее тоже было плохое настроение. Никогда бы не подумал, что крохотная табличка «СДАЕТСЯ ВНАЕМ» может так много значить.
– Что скажет мистер Генчард? – воскликнула Джеки, глядя на меня большими глазами.
Мистер Генчард вернулся к вечеру на третьи сутки. Мы сидели у камина, как вдруг он вошел с саквояжем в руках, черный мундштук торчал из-под носа.
– Пф-ф, – поздоровался он с нами.
– Привет, – сказал я слабым голосом. – Рад вас видеть.
– Пустое! – непреклонно заявил мистер Генчард и направился в свою комнату. Мы с Джеки переглянулись.
Мистер Генчард ураганом вырвался из своей комнаты, совершенно разъяренный. В дверях гостиной показалось его искаженное лицо.
– Ротозеи наглые! – зарычал он. – Ведь просил же вас…
– Погодите минутку, – сказал я.
– Съезжаю с квартиры! – взревел мистер Генчард. – Сейчас же!
Его голова скрылась из виду; хлопнула дверь, щелкнул ключ в замке. Мы с Джеки так и ждали, что старик нас отшлепает.
Мистер Генчард опрометью выбежал из своей комнаты, держа в руке саквояж. Он вихрем пронесся мимо нас к двери.
Я попытался остановить его.
– Мистер Генчард…
– Пустое!
Джеки повисла у него на одной руке, я завладел другой. Вдвоем мы ухитрились удержать его на месте.
– Постойте, – сказал я. – Вы забыли свою… э-э… птичью клетку.
– Это по-вашему, – ощерился он. – Можете взять себе. Нахалы! Я убил несколько месяцев, чтобы сделать этот домик по всем правилам, а потом еще несколько месяцев уговаривал их поселиться. Теперь вы все испортили. Они не вернутся.
– Кто «они»? – выпалила Джеки.
Недобрые глаза-бусинки пригвоздили нас к месту.
– Мои жильцы. Придется теперь строить им новый дом… ха! Но уж на этот раз я не оставлю его в чужих руках.
– Погодите, – сказал я. – Вы… вы в-волшебник?
Мистер Генчард фыркнул.
– Я мастер. Вот и весь секрет. Поступайте с ними порядочно – и они с вами будут поступать порядочно. А весь все же… – и он засветился гордостью, – … не всякий может выстроить такой дом, как им нужно!
Он, казалось, смягчился, но следующий мой вопрос его снова ожесточил.
– Кто они такие? – отрывисто сказал он. – Да Маленький Народец, конечно. Называйте как угодно. Эльфы, гномы, феи, тролли… у них много имен. Но они хотят жить в тихом, респектабельном квартале, не там, где вечно подслушивают да подглядывают. От таких штучек дом приобретает дурную славу. Нечего удивляться, что они съехали! А они-то.. пф-ф!.. они всегда вносили плату в срок. Правда, Маленький Народец всегда платит исправно, – прибавил он.
– Какую плату? – прошептала Джеки.
– Удачу, – пояснил мистер Генчард. – Удачу. А чем они, по-вашему, платят – деньгами, что ли? Теперь придется делать новый дом, чтобы моя удача вернулась.
На прощание он окинул нас сердитым взглядом, рывком открыл дверь и с топотом выскочил из дома. Мы смотрели ему вслед.
К бензозаправочной колонке, что внизу, у подножия холма, подъезжал автобус, и мистер Генчард пустился бегом.
Он сел-таки в автобус, но сначала основательно пропахал носом землю.
Я обнял Джеки.
– О господи, – сказала она. – Он уже стал невезучий.
– Не то что невезучий, – поправил я. – Просто обыкновенный. Кто сдает домик эльфам, у того удачи хоть отбавляй.
Мы сидели молча, смотрели друг на друга. Наконец, ни слова не говоря, пошли в освободившуюся комнату мистера Генчарда. Птичья клетка была на месте. Как и домик. Как и табличка «Сдается внаем».
– Пойдем к Терри, – предложил я.
Мы задержались там дольше, чем обычно. Можно было подумать, будто нам не хочется идти домой, потому что дом заколдован. На самом деле все было как раз наоборот. Наш дом перестал быть заколдованным. Он стоял покинутый, холодный, заброшенный. Ужасно!
Я молчал, пока мы пересекали шоссе, поднимались вверх по холму, отпирали входную дверь. Сам не знаю зачем, последний раз пошли взглянуть на опустевший домик. Клетка была покрыта (я сам накинул на нее скатерть), но… бах, шурш, шлеп! В домике снова появились жильцы!
Мы попятились и закрыли за собой дверь, а уж потом решились перевести дух.
– Нет, – сказала Джеки. – Не надо подсматривать. Никогда, никогда не будем заглядывать под чехол.
– Ни за что, – согласился я. – Как по-твоему, кто.
Мы различили едва слышное журчание – видно, кто-то залихватски распевал. Отлично. Чем им будет веселее, тем дольше они здесь проживут. Мы легли спать, и мне приснилось, будто я пью пиво с Рип Ван Винклем и карликами. Я их всех перепил, они свалились под стол, а я держался молодцом.
Наутро шел дождь, но это было неважно. Мы не сомневались, что в окна льется яркий солнечный свет. Под душем я мурлыкал песенку. Джеки что-то болтала – невнятно и радостно. Мы не стали открывать дверь в комнату мистера Генчарда.
– Может, они хотят выспаться, – сказал я
В механической мастерской всегда шумно, поэтому, когда проезжает тележка, груженная необработанными обшивками для цилиндров, вряд ли грохот и лязг становятся намного сильнее. В тот день, часа в три пополудни, мальчишка– подручный катил эти обшивки в кладовую, а я ничего не слышал и не видел, отошел от строгального станка и, сощурясь, проверял наладку.
Большие строгальные станки – все равно что маленькие колесницы Джаггернаута. Их замуровывают в бетоне на массивных рамах высотой с ногу взрослого человека, и по этим рамам ходит взад и вперед тяжелое металлическое чудище – строгальный станок, как таковой.
Я отступил на шаг, увидел приближающуюся тележку и сделал грациозное па вальса, пытаясь уклониться. Подручный круто повернул, чтобы избежать столкновения; с тележки посыпались цилиндры, я сделал еще одно па, но потерял равновесие, ударился бедром о кромку рамы и проделал хорошенькое самоубийственное сальто. Приземлился я на металлической раме – на меня неудержимо двигался строгальный станок. В жизни не видел, чтобы неодушевленный предмет передвигался так стремительно.
Я еще не успел осознать, в чем дело, как все кончилось. Я барахтался, надеясь соскочить, люди кричали, станок ревел торжествующе и кровожадно, вокруг валялись рассыпанные цилиндры. Затем раздался треск, мучительно заскрежетали шестерни передач, разваливаясь вдребезги. Станок остановился. Мое сердце забилось снова
Я переоделся и стал поджидать, когда кончит работу Джеки.
По пути домой, в автобусе, я ей обо всем рассказал.
– Чистейшая случайность… Или чудо. Один из цилиндров попал в станок, и как раз куда надо. Станок пострадал, но я-то нет. По-моему, надо написать записку, выразить благодарность…э-э… жильцам. Джеки убежденно кивнула.
– Они платят за квартиру везением, Эдди. Как я рада, что они уплатили вперед!
– Если не считать того, что я буду сидеть без денег, пока не починят станок, – сказал я.
По дороге домой началась гроза. Из комнаты мистера Генчарда слышался стук – таких громких звуков из птичьей клетки мы еще не слышали. Мы бросились наверх и увидели, что там открылась форточка. Я ее закрыл. Кретоновый чехол наполовину соскользнул с клетки, и я начал было водворять его на место. Джеки встала рядом со мной. Мы посмотрели на крохотный домик – моя рука не довершила начатого было дела.
С двери сняли табличку «Сдается внаем». Из трубы валил жирный дым.
Жалюзи, как водится, были наглухо закрыты, но появились кое-какие перемены.
Слабо тянуло запахом стряпни – подгорелое мясо и тухлая капуста, очумело подумал я. Запах, несомненно, исходил из домика эльфов. На когда-то безупречном крыльце красовалось битком набитое помойное ведро, малюсенький ящик из-под апельсинов, переполненный немытыми консервными банками, совсем уж микроскопическими, и пустыми бутылками, явно из-под горячительных напитков. Возле двери стояла и молочная бутылка – жидкость в ней была цвета желчи с лавандой. Молоко еще не вносили внутрь, так же как не вынимали еще утренней газеты.
Газета была, безусловно, другая. Устрашающая величина заголовков доказывала, что это бульварный листок.
От колонны крыльца к углу дома протянулась веревка; правда, белье на ней пока не висело.
Я нахлобучил на клетку чехол и устремился вслед за Джеки на кухню.
– Боже правый! – сказал я.
– Надо было потребовать у них рекомендации, – простонала Джеки. – Это вовсе не наши жильцы.
– Не те, кто жили у нас прежде, – согласился я. – То есть не те, кто жили у мистера Генчарда. Видала мусорное ведро на крыльце?
– И веревку для белья, – подхватила Джеки. – Какое… какая неряшливость!
– Джуки, Калликэки и Джитеры Лестеры. Тут им не «Табачная дорога»Сноска3.
Джеки нервно глотнула.
– Знаешь, ведь мистер Генчард предупреждал, что они не вернутся.
– Да, но сама посуди…
Она медленно кивнула, словно начиная понимать. Я сказал:
– Выкладывай.
– Не знаю. Но вот мистер Генчард говорил, что Маленькому Народцу нужен тихий, респектабельный квартал. А мы их выжили. Пари держу, мы создали птичьей клетке – району – дурную репутацию. Перворазрядные эльфы не станут тут жить. Это… о господи… это теперь, наверное, притон.
– Ты с ума сошла, – сказала я.
– Нет. Так оно и есть. Мистер Генчард говорил то же самое. Говорил ведь он, что теперь придется строить новый домик. Хорошие жильцы не поедут в плохой квартал. У нас живут сомнительные эльфы, вот и все.
Я разинул рот и уставился на жену.
– Угу. Те, что привыкли ютиться в трущобах. Пари держу, у них в кухне живет эльфовская коза, – выпалила Джеки.
– Что ж, – сказал я, – мы этого не потерпим. Я их выселю. Я… я им в трубу воды налью. Где чайник?
Джеки вцепилась в меня.
– Не смей! Не надо их выселять, Эдди. Нельзя. Они вносят плату, – сказала она. И тут я вспомнил.
– Станок…
– Вот именно. – Для пущей убедительности Джеки даже впилась ногтями в мою руку. – Сегодня ты бы погиб, не спаси тебя счастливый случай. Наши эльфы, может быть, и неряхи, но все же платят за квартиру.
До меня дошло.
– А ведь мистеру Генчарду везло совсем по-другому. Помнишь, как он подкинул ногой камень на лестнице у берега и ступенька провалилась? Мне-то тяжко достается. Правда, когда я попадаю в станок, за мной туда же летит цилиндр и останавливает всю махину, это так, но я остался без работы, пока не починят станок. С мистером Генчардом ни разу не случалось ничего подобного.
– У него жильцы были не того разряда, – объяснила Джеки с лихорадочным блеском в глазах. – Если бы в станок угодил мистер Генчард, там бы пробка перегорела. А у нас живут сомнительные эльфы, вот и удача у нас сомнительная.
– Ну и пусть живут, – сказал я. – Мы с тобой – содержатели притона. Пошли отсюда, выпьем у Терри.
Мы застегнули дождевики и вышли; воздух был свежий и влажный. Буря ничуть не утихла, завывал порывистый ветер. Я забыл взять с собой фонарик, но возвращаться не хотелось. Мы стали спускаться по холлу туда, где слабо мерцали огни Терри.
Было темно. Сквозь ливень мы почти ничего не видели. Наверно, поэтому и не заметили автобуса, пока он не наехал прямо на нас, – во время затемнения фары почти не светили.
Я хотел было столкнуть Джеки с дороги, на обочину, но поскользнулся на мокром бетоне, и мы оба шлепнулись. Джеки повалилась на меня, и через мгновение мы уже забарахтались, в чавкающей грязи кювета, а автобус с ревом пронесся мимо и был таков.
Мы выбрались из кювета и пошли к Терри. Бармен выпучил на нас глаза, присвистнул и налил нам по рюмке, не дожидаясь просьбы.
– Без сомнения, – сказал я, – они спасли нам жизнь.
– Да, – согласилась Джеки, оттирая уши от грязи. – Но с мистером Генчардом такого бы не случилось.
Бармен покачал головой.
– Упал в канаву, Эдди? И вы тоже? Не повезло!
– Не то чтоб не повезло, – слабо возразила Джеки. – Повезло. Но повезло сомнительно. – Она подняла рюмку и посмотрела на меня унылыми глазами. Мы чокнулись.
– Что же, – сказал я. – За удачу!
Сноска 1
Сумасшедший ученый – традиционный персонаж голливудских «фильмов ужаса», делающий вредные, преступные открытия.
Сноска 2
«Кэботы беседуют лишь с богом» – строчка из четверостишия-тоста американского поэта Джона Коллинса Боссиди (1860-1928), тост посвящен Гарвардскому университету Кэботы – одно из старейших родовитых американских семейств.
Сноска 3
«Табачная дорога» – роман американского писателя Эрскина Колдуэлла; книга была экранизирована, и Одноименный фильм прославленного режиссера Джона Форда получил мировое признание. Герои рассказа Каттнера имеет в виду оборванцев – персонажей книги и фильма.