Изгнанный из Турулла, профессор Фатэн перед уходом торопливо шарил в шкафах в своем рабочем кабинете при кафедре. Он укладывал в саквояж свои научные труды и необходимые вещи, когда услышал истошные крики животных. Фатэн выглянул в окно и увидел, как Луна настежь распахнула ворота вальера… Уникальные экземпляры зверей, охваченные непонятной тревогой, ринулись к выходу… Псы Хартс, гулявшие по округе, кинулись драть беззащитных животных. Пышный грифон-феерверк не успел взлететь, когда на него набросилось пять морраков. Крупные разноцветные перья, обагренные кровью, разлетались в разные стороны…
– Не-е-ет! – в ужасе кричал Фатэн на бегу. Но обезумевших животных было уже не вернуть. Большинство из них разбежалось на свою погибель.
Луна заметила, как Рагон защищает белоснежного оленя с ветвистыми рогами, и бросилась к ним на помощь. Грифон, словно конь, лягался мощными когтистыми лапами. От его ударов в шкурах морраков оставались кривые толстые «занозы» – черный, как ночь, зверь оставлял там свои когти, а на его лапах тут же отрастали другие. Девушка пыталась отгонять псоящеров. Они ее не трогали, зная, что она принадлежит госпоже, но и не подчинялись ей. Луна наколдовала перед хищниками огненную стену, и олень ускакал. Грифон, поднявшись на безопасное расстояние, продолжал кружить в воздухе, размахивая крыльями.
– Рагон, улетай, я не переживу, если ты погибнешь! – уговаривала его девушка.
Обливаясь потом, к ней подбежал Фатэн.
– Луна, что ты наделала?! – страдальчески воскликнул он.
– Но ведь загон горел, они бы погибли от огня! – с отчаянием крикнула ему в ответ девушка.
– Что ты несешь?! От какого огня?! Тебе Хартс приказала? Предательница! Выслуживаешься перед ней?! Ты больше не член нашей семьи, уходи! – орал вне себя Фат.
Луна посмотрела на загон – никаких следов пожара там не было. Жгучий стыд обжег ее щеки. Она перевела взгляд на разгневанное лицо Фата, на растерянное лицо Мариэль, прибежавшей вслед за мужем, и попятилась, не зная, что сказать и как все объяснить. «Ты в любом случае останешься скрашивать мое одиночество, хочешь ты этого или нет! Помни, если ты не согласишься, я убью их, когда они выйдут...» – вспомнила она слова Хартс. «Нет–нет, не убивай их, я согласна…» – мысленно ответила ей Луна и побрела прочь. Куда она шла, пошатываясь, она не знала, просто шла и шла, погруженная в свое горе, и не замечала, что верный друг не покинул ее. То воспаряя, то опускаясь к земле, над нею медленно кружил Рагон, и, наконец, когда взмах его крыльев разметал ее светлые волосы и белое платье, Луна очнулась и услышала птичий клекот.
– Рагоша, – прошептала она со слезами, – Ты не оставил меня…
5
Элерана Хартс поселилась в Храме Душ, где жила бывшая правительница Гринтайла, миэрита Ласка. Там находилась знаменитая Комната Ведения, через которую королева Дрэймора наблюдала теперь за всем, что происходило в ее владениях. Храм Душ, излучавший дивный голубоватый свет, по-прежнему светился в темноте, но Небесный водопад с приходом тьмы на земли Гринтайла мгновенно высох, а река Жизни – Эпидрион – теряла свои воды постепенно, день ото дня все больше и больше мелея.
Лунаэль вылетела из покоев госпожи с пылающим лицом. Спотыкаясь, она побежала по широкому коридору. Вслед за ней в дверях показалась невозмутимая Элерана Хартс. С ухмылкой провожая взглядом удаляющуюся спину девушки, она опустила глаза на красную ковровую дорожку вдоль коридора – его только что касались ступни убегающей пленницы – ковер резко дернулся назад и, собравшись гармошкой, вернул, упавшую от толчка Луну обратно, прямо к ногам королевы. И Хартс, присев на корточки, склонила к девушке лицо, на которое время наложило сложную печать ожесточенности, сарказма и страданий.
– Бедная девочка! Перенести такое испытание в двадцать лет… Мыслимое ли дело? Какая жалость... Во цвете молодости и красоты ты вынуждена влачить рабское существование рядом с мужчиной, заточенным, как зверь в клетку, в это подобие женской плоти... Противно, да? Быть с таким чудовищем, как я… Как я тебя понимаю! Но мне не жаль тебя! Так же, как и тебе не жаль меня… Увы, каждый в этом мире живет только для себя! Ты и понятия не имеешь, что это такое мужчина, сжигаемый страстью, в теле ведьмы! Но я клянусь тебе, ты узнаешь, каково быть запертым в клетку чужого тела… прямо сейчас! – Хартс выпрямилась и оценивающе оглядела Луну, которая боялась даже шевельнуться. – Белая кожа, белые волосы, белое платье… Знаешь, я не люблю белый цвет. Белое напоминает мне о солнечном свете – о безмятежности и глупости… Я ненавижу всех счастливых и глупых. Черный цвет мне ближе по духу. Черный – это цвет одиночества, цвет мрака и полной безнадежности. Я и Кара вынуждены общаться через этого старика на троне, и я теперь не ощущаю прежней силы влечения. В нынешних телесных оболочках, мы оба, как в клетках, – мы очень одиноки... Мне кажется, глубокий черный гораздо ближе к жизни, он емче, многогранней. Кара была знойной брюнеткой. Даже не знаю, что меня привлекло в тебе. Я просто хотел немного тепла и ласки, хотел снова ощутить себя молодым и свободным… – Хартс пристально посмотрела на Луну и сделала долгую паузу. Из глаз ее дохнуло мраком и холодом, а от синих искорок, вырвавшихся из зрачков ведьмы, по телу девушки пробежал колючий озноб, ее бросило в жар и обожгло леденящей стужей. И вдруг острая боль пронзила и как будто разорвала ее внутренности; с хрустом раздирая тело, раздвинулись ребра, огнем охватило голову. Перед глазами поплыли мрачные своды дворца, зловещая усмешка Элераны… А потом пелена перед глазами рассеялась. Все прошло: и нахлынувшая дурнота, и пекло во всем теле… И Луна вернулась в мрачную реальность.
– Хм, сказать «неплохо» было бы мало… Я б сказала: «Превосходно!». Надеюсь, тебе понравится. Вставай, – Хартс протянула руку, и, раздавленная страхом, Луна не посмела ее не принять. Она чувствовала себя как-то очень непривычно, то ли платье вдруг стало тесным и местами лопнуло по швам, то ли высоченная Хартс стала ниже ростом. «Ходит вокруг меня кругами, меня счас вырвет от нее...» – подумалось Луне.
– Теперь спать, – приказала та. – Сегодня и последующие несколько дней, я думаю, ты ни на что не будешь годен. Спокойной ночи, – сказала Хартс, но не удалилась, а продолжала с удовлетворением разглядывать Луну.
Та, пошатываясь от слабости, поспешила пройти мимо нее, и не заметила, как под пристальным взглядом ведьмы, невесть откуда взявшийся ветерок уносит лоскуты ее разорванного платья, а на широкие смуглые плечи ложится черный халат и заворачивается вокруг мускулистого торса. Луна машинально запахнула его поглубже на груди и открыла дверь в свои покои.
Медленно приходя в себя от потрясения, Луна ощущала что-то странное в своем теле. Она затруднилась бы передать это словами, но что-то явно стало не так. Вернувшись в свою комнату, она посмотрела в зеркало и вскрикнула от неожиданности: на том месте, где раньше было зеркало – в стене появилось окно, из которого на нее смотрел незнакомый парень. Несколько секунд Луна испуганно разглядывала его, прежде, чем заметила, что юноша в «окне» точно копирует ее движения, он так же смертельно напуган и печален… Луна протянула руку и прикоснулась к отражающей поверхности, чтобы убедиться в правильности своих опасений. Рука… со смуглой кожей и крупными пальцами… Ошеломленная, она быстро наклонила голову и увидела свои голени… нет, не свои… ее прежних – стройных белокожих ножек не было… были другие – крепкие, мускулистые, бронзовые – это были мужские ноги. Она близко рассмотрела свое лицо. Густые брови выдвинулись вперед, придавая чертам суровость и решительность, а глаза под ними, хоть и смотрели растерянно, соответственно ее состоянию, но все равно были чужие – не серо-синие, как у нее, а темно-коричневые. Она запустила свою большую кисть в волосы надо лбом: вместо привычного мягкого шелка – жесткие рассыпчатые пряди цвета воронова крыла, длиною чуть ниже плеч.
Луна положила на кровать свое «чужое» деревянное тело, и, уставившись в одну точку, впала в ступор. Как долго это продолжалось, она не помнит, время прекратило для нее свой бег. Призывный клекот заставил ее приподнять голову и выглянуть в окно. Щелкнув задвижкой, она толкнула раму наружу и, протянув руку, погладила грифона по голове.
– Дррук-к? – удивленно спросил грифон, и, склонив голову набок, внимательно посмотрел на незнакомца круглыми желтыми глазами. Его усики-антенны быстро-быстро задвигались, и он радостным басом подтвердил. – Дррук-к!
– Улетай, Рагон, – тоскливым баритоном прошептала Луна. – Со мной нельзя быть рядом, я приношу несчастье всем, кого люблю.
Грифон замотал головой, не соглашаясь. Тут скрипнула дверь, и Рагон метнулся от окна, чтобы не обнаружить себя. В комнату вошла Элерана Хартс. На этот раз на ней не было ее разлетающегося балахона. Она была с продуманным изяществом одета. Блестящее черное платье с синим отливом облегало ее высокую фигуру и смотрелось вполне гармонично с голубоватым оттенком ее лица, а крохотная шляпка на фиолетовых волосах была украшена сиреневым пером.
Грифон замотал головой, не соглашаясь. Тут скрипнула дверь, и Рагон метнулся от окна, чтобы не обнаружить себя. В комнату вошла Элерана Хартс. На этот раз на ней не было ее разлетающегося балахона. Она была с продуманным изяществом одета. Блестящее черное платье с синим отливом облегало ее высокую фигуру и смотрелось вполне гармонично с голубоватым оттенком ее лица, а крохотная шляпка на фиолетовых волосах была украшена сиреневым пером.
– Там кто-нибудь есть? – спросила она, глядя на раскрытое окно.
– Нет, просто здесь душно.
– Вставай, лежебока, ты не выходишь уже четвертый день. Я успела соскучиться, – игриво сказала она.
«Соскучиться?!» – кровь прилила к лицу Луны, после трех дней опустошенности, первое живое чувство, которое в ней всколыхнулось, – это было омерзение и жгучая ненависть.
Хартс подошла к кровати и с лаской прикоснулась к его щеке. Луна, вскочив, в гневе толкнула ведьму так, что та едва устояла на ногах.
– Ты смеешь мне противиться? – Хартс была неприятно поражена. – Ты, должно быть, не понял еще, с кем имеешь дело! Я могу превратить тебя в камень! Я могу разорвать тебя в клочья! Ты еще не знаешь, что такое страдание и адские муки!
В глазах Хартс знакомо полыхнуло синим, и Луна упала на пол, прогибаясь от выламывающей все тело боли.
– Ты думаешь, это боль? – с ухмылкой спросила Хартс и сардонически рассмеялась. – Ха-ха-ха! Это лишь бледная тень от той чудовищной пытки, которую тебе предстоит испытать! Я впущу в тебя боль тысяч электов, если ты не образумишься! Клянусь, я заставлю тебя уважать мои желания. Вставай и одевайся! – она кивнула на расшитую серебром черную одежду, разложенную на кресле. – Думаю, тебе стоит немного поесть, после всех стрессов это тело нуждается в поддержке.
Элерана снова позволила себе взять Луну за руку. Та напряглась от бессилия и униженности, но послушно пошла за ней. Хартс привела ее в дворцовую трапезную. Там карлики уже накрыли стол изысканными и мастерски сервированными блюдами. Дрожащими руками под пристальным взглядом своей мучительницы Луна засовывала в рот какую-то еду и глотала ее, не ощущая вкуса.
– Ну вот, – проворковала Хартс, стараясь глядеть на свою жертву приветливо, хотя глаза ее продолжали быть жесткими и колючими. – Теперь мы с тобой разного пола, так что наши отношения больше не должны казаться тебе нелепыми или противоестественными, – рассмеялась она.
Луна молчала, едва сдерживаясь, чтобы не завыть. Горло пересохло, и от сознания, какая жизнь уготована ей в Дрэйморе, ее охватывала такая безысходная тоска, что казалось, стало нечем дышать.
– Знаешь, я приготовила тебе подарок. Пойдем, – Хартс встала из-за стола, и повела ее на одну из самых высоких башен святилища. Они вышли на беломраморный кольцевой балкон, увитый пожелтевшим, усыхающим плющом. Совсем недавно он еще буйно зеленел, окропляемый брызгами Небесного водопада, говорили, что можно было протянуть руки и набрать полные пригоршни святой воды... Но теперь с этой стороны любоваться было нечем, смотреть на мрачные стены вздымающихся скал, с которых раньше стекала вода, не хотелось, и Луна пошла вперед. Дойдя до противоположной стороны круглого балкона, она положила смуглые руки на перила и оглядела раскинувшиеся внизу просторы Гринтайла.
То, что она увидела, было чудовищным злодеянием. Сожженный и залитый кровью своего истерзанного народа, Гринтайл умирал. Издалека она не слышала душераздирающих криков электов, злобного рычания морраков, и торжествующих воплей калу, которые мучили и убивали народ. Но она видела, как черная мгла затягивает горизонт, и под его натиском свет полуденного светила меркнет. И вот сейчас, стоя в хмуром свете серого дня, она с ужасом подумала о том, что над Дрэймором уже никогда не взойдет солнце…
– Да, ты мыслишь в верном направлении, – сказала Хартс, словно читая ее мысли, – в Дрэйморе будет вечно царствовать ночь! Но здесь, исполнятся твои самые заветные мечты! Я знаю, что ты всегда мечтала летать, но раньше это было неосуществимо. А теперь тебе даже крылья не понадобятся! – с этими словами правительница Дрэймора просто вытолкнула Луну с балкона, и мраморные перила почему-то не помешали этому. Они как будто растворились на мгновенье, и Луна упала сквозь них.
Черноокий юноша по инерции падал вниз всего лишь несколько секунд, а потом он взлетел, и это произошло само собой. Земля перестала приближаться, она стала отдаляться от него.
Луна не испытывала ликования от того, что ее мечта сбылась, но ее посетила счастливая мысль – улететь прочь от этой безумной ведьмы.
– Э, нет, – дыхнула Хартс ей в самое ухо, и Луна сразу же оказалась стоящей на балконе рядом с ней. – Ты сможешь летать куда угодно, но только в пределах Дрэймора. Не думай, что сможешь улететь от меня, – холодно сказала ей госпожа, но уже через секунду, сделав над собой усилие, весело произнесла. – На самом деле я очень великодушна, и хочу, чтобы ты оценил это. Зная, как ты страдаешь от разлуки с близкими, я решила сделать тебе еще один подарок. – Хартс торжественно извлекла из-за спины клетку с летучей мышью. – Узнаешь? Я решила одомашнить твоего грифона. Теперь ты можешь держать его прямо в своей комнате!
Луна только рот открыла от невозможности выразить все свое возмущение и протест.
– Я подумала, – любезно пояснила Хартс, – Что какой-то там грифон нам не повредит. Тем более в таком уменьшенном виде. Я, надеюсь, что ты теперь перестанешь грустить от одиночества?
Луна молча приняла из голубоватых рук клетку и, сквозь прутья глядя на сжавшегося от страха зверька, с сожалением вздохнула.
«Что ж ты не послушался, глупыш? Я же предупреждала тебя…» – говорил ее немой взгляд.
– Ты зря так расстраиваешься, – миролюбиво отозвалась Хартс. – Все можно пережить и ко всему привыкнуть. Я, например, смирилась с тем, что мне придется тысячелетия коротать в этом теле. И, наконец, третий подарок от меня! – Элерана лукаво улыбнулась. – Это для того, чтобы улучшить взаимопонимание между нами. Иногда ты сможешь превращаться… в зверя! Животная натура дает многочисленные преимущества. От этого обостряются слух, зрение, реакция, интуиция. Обостряются инстинкты, в том числе и половые. Надеюсь, что так тебе будет легче привыкнуть к нашим отношениям. Кроме того, это поможет тебе выполнять некоторые из моих поручений. С новыми возможностями ты испытаешь чувство необыкновенной свободы! Попробуем? Если Кара была черной пантерой, то тебя я сделаю… – Хартс усмехнулась, и опять знакомо вспыхнули ее зрачки, и Луна почувствовала, как она медленно и пружинисто опускается на четвереньки, как ее мышцы наливаются упругой силой. Перепонки в ушах завибрировали, принимая ранее неуловимые и прежде неслыханные звуки. Где-то вдалеке всколыхнулась листва, раздвигаемая мордой оленя, хрустнула сломанная ветка, и кошачьи ноздри затрепетали, учуяв запах плоти...
Отступив несколько шагов назад, колдунья залюбовалась своим творением – белым ягуаром с черным крапом. Приблизившись, она протянула руку, чтобы погладить его по шерстке, но он ощетинился и с кошачьим шипением оскалил клыки. – Это получилось совершенно безотчетно, Луна сама удивилась такой реакции: измученная пытками Хартс, к открытой агрессии она не была готова. Лицо черной жрицы сразу же стало холодным и желчным.
– Полагаю, у тебя хватит благоразумия не кидаться на меня с намерением загрызть… – сварливо сказала она. – Ты же знаешь, я умею укрощать строптивость! Я приказываю, Фэл, возвращайся обратно – это делается легко, стоит только подумать об этом. Ты обратил внимание, как я тебя назвала? Такой жгучий красавец, как ты, не может откликаться на девичье имя. Я думаю, тебе подойдет имя «Фалькон». Пойдем, я покажу тебе еще кое-что.
Хартс привела Луну в какое-то парадное помещение дворца. И хотя в окна с синими бархатными шторами заглядывал сумеречный день, в зале было темно. В полумраке белели ряды изящных беломраморных колонн. Хартс повела глазами, и тысячи свеч вспыхнули разом на многоярусных люстрах, ярко осветив пространство. В глубине зала под изображением коня Соула, раскинувшего крылья, находилось ступенчатое возвышение – похоже, это был тронный зал миэриты Ласки… Престол стоял там, где ему положено стоять, но странно было то, что он не пустовал… Луна, то есть Фалькон, вопросительно посмотрел на свою госпожу – по логике вещей на место поверженной Ласки должна была претендовать она – повелительница Тьмы. Но на троне, застыв, как изваяние, сидел молодой элект с пепельно-серыми волосами. Его потухшие желтые глаза неподвижно устремились в какие-то неведомые пространства.
«Судя по внешним признакам, он из Гаварны, из расы полуволков, – мысленно определил Фалькон. – Интересно, что он тут делает?».