Пока Лоуренс обдумывал этот вопрос, сидя перед очагом, к нему подкралась усталость от долгого путешествия, и он сам не заметил, как задремал.
Проснулся он, когда пришел Арольд, чтобы подкинуть дров в очаг; но Арольд, разумеется, ничего не сказал, а, напротив, был довольно щедр по части количества поленьев, и Лоуренс не удержался от соблазна воспользоваться щедростью старика.
Второй раз он проснулся, когда солнце уже село; вся комната, за исключением пятнышка возле очага, была погружена в такую густую темноту, что хоть руками черпай.
Поняв, что проспал, Лоуренс вскочил на ноги, но время назад не воротишь. Вне всякого сомнения, себялюбивая Хоро давно уже пробудилась и прямо сейчас сидит в своей комнате, лишенная возможности выйти, пока Лоуренс не вернется с ее одеждой, и лелеет распирающий ее гнев.
Лоуренс вздохнул и, убедившись, что вся одежда просохла, быстро поснимал ее с кожаной ленты и вернулся на третий этаж.
В каком настроении его встретила Хоро, можно даже и не говорить.
Мясное рагу, заказанное Лоуренсом в первой попавшейся таверне, было поистине роскошным.
На следующее утро Лоуренса разбудил солнечный луч. Теплые ниточки света нашли себе дорогу через щели в деревянных ставнях. Несмотря на то, что тепло от очага до комнаты не доходило, утренний холод не казался таким уж зверским — то ли благодаря солнечному свету, то ли просто потому что торговец привык к морозным ночевкам в пути.
Как бы там ни было, в этом тепле Лоуренс смог понять, почему Хоро выбрала светлую комнату.
Утреннее солнышко, несомненно, заслуживало восхищения.
Случилось редкое событие — Лоуренс проснулся раньше Хоро; та продолжала спать, высунув голову из-под одеяла. Обычно она спала, свернувшись калачиком, как подобает приличной волчице, но сейчас она выглядела совсем как обычная спящая девушка; это зрелище было для Лоуренса внове.
В тех немногих прежних случаях, когда Хоро просыпалась поздно, это было вызвано похмельем, но сегодня утром она выглядела вполне здоровой.
Глядя на бесхитростное выражение ее открытого лица, Лоуренс решил, что она просто проспала.
— Ну что ж, — прошептал он.
Сидеть и смотреть на спящее лицо Хоро было приятно, но если раздражительная Мудрая волчица поймает его за этим занятием, ее подковыркам не будет конца.
Чем ему нужно было сейчас заняться, так это подготовкой к походу в город. Лоуренс погладил бородку.
Естественно, на севере длинные бороды были в порядке вещей, но у него была слишком длинная; а запущенную бороду едва ли можно назвать привлекательной. Он вытащил из своих пожитков бритву и полотенце, намереваясь позаимствовать горячей воды у Арольда; в этот момент востроухая волчица на кровати шевельнулась — похоже, ее разбудили издаваемые Лоуренсом звуки.
Лоуренс услышал ее недовольный стон и тут же ощутил у себя на спине взгляд.
— Пойду собственной шкурой займусь, — пояснил он, поднеся нераскрытую бритву к подбородку.
Хоро зевнула и молча улыбнулась, прищурив глаза. Похоже, она была в хорошем расположении духа.
— Надо ведь постараться, чтобы за нее дали хорошую цену, — добавил Лоуренс.
Хоро спрятала нижнюю часть лица за одеялом.
— Уверена, она стоит целого королевства.
Видимо, это из-за того, что она только что проснулась. Ее глаза смотрели мягко, хотя и по-прежнему сонно.
Вне всяких сомнений, она как минимум наполовину дразнила его; но все же Лоуренс был совсем чуть-чуть доволен, услышав ее прямые, откровенные слова. Он пожал плечами, стараясь скрыть смущение.
Хоро тем временем продолжила.
— О да, она такая дорогая, что ее никто не купит, — произнесла она, и в ее глазах вспыхнул злорадный огонек; одновременно она перекатилась с живота на спину. — Что, до сих пор-то никто не купил?
У нее явный талант вселять в людей преждевременные надежды, подумал Лоуренс.
Он помахал кончиком бритвы, показывая, что сдается. Хоро хихикнула и, шмыгнув обратно под одеяло, свернулась калачиком, словно собиралась спать дальше.
Лоуренс вздохнул.
Быть постоянной жертвой подобных игр — это одновременно раздражало и, как ни странно, забавляло.
Спускаясь по лестнице и держась рукой за перила, Лоуренс грустно улыбнулся в бороду.
Но его улыбка исчезла, едва он обнаружил перед собой кого-то еще.
— Доброе утро, — вежливо обратился Лоуренс к постояльцу, появившемуся у подножия лестницы.
Это был тот самый закутанный незнакомец, которого Лоуренс видел мельком накануне вечером, когда сушил одежду.
На незнакомце был тот же капюшон, но остальной одежды было поменьше, а ноги — обуты в сандалии. В руках он держал сверток, от которого исходил легкий пар, — похоже, он купил что-то себе на завтрак.
— …Да, — ответил незнакомец почти шепотом, глядя на Лоуренса своими голубыми глазами сквозь щель между капюшоном и шарфом, когда Лоуренс проходил мимо него.
Голос звучал хрипло — голос путешественника, близко знакомого с сухим песком и каменистой почвой.
Как бы там ни было, едва уловив запах мясного пирога, исходящий от свертка постояльца, Лоуренс понял с полной уверенностью, что Хоро в ближайшее время затребует себе такой же.
— Ну, что дальше? — спросила Хоро, держа в руке кусок мясного пирога; полоска мяса прилипла ей к уголку губы.
— Ну, для начала мы должны разыскать здесь как можно больше историй о тебе.
— Мм. Истории обо мне и о том, где Йойтсу…
Чавк, чавк, чавк. Три укуса — и последнего куска пирога размером с ладонь как не бывало. В мгновение ока.
— Мы должны отыскать летописца, как в Кумерсоне, — сказал Лоуренс.
— Ну, это я предоставлю тебе. Ты лучше меня знаешь, как это сделать… ну что? Что такое?
На вопрошающий взгляд Хоро Лоуренс лишь помахал рукой, улыбаясь.
— Если я знаю, как это сделать, то что знаешь ты? — он взглянул на нее прямо. — Есть такая старая пословица: «Тот, кто знает, как что-либо сделать, — слуга того, кто знает, зачем это нужно сделать».
— Мм. Понятно. И я действительно знаю, зачем ты так старательно трудишься.
— Древние были мудры, — произнес Лоуренс и впился в свой кусок пирога.
Хоро уселась на кровати, скрестив ноги, и заявила:
— Если я твоя госпожа, думаю, мне следует тебя вознаградить.
— Вознаградить?
— Да. Ну, например, хмм… — и Хоро улыбнулась совершенно чарующей, на взгляд Лоуренса, улыбкой. — А какой награды ты желаешь?
В комнате царил соблазнительный полумрак, и сердце Лоуренса непременно забилось бы чаще, если бы только не полоска мяса, прилипшая к губе Хоро.
Прикончив свою порцию пирога, Лоуренс указал пальцем себе на уголок рта.
— Да ничего особенного.
— Пфф, — чуть раздраженно фыркнула Хоро и сняла полоску мяса.
— Было бы очень мило, если бы ты вела себя полюбезнее, — добавил Лоуренс.
Рука Хоро замерла, губы дернулись. Она крутанула пальцем, так что кусок мяса отлетел в сторону.
— Значит, теперь ты обращаешься со мной, как с ребенком?
— Вовсе нет. Дети, в отличие от тебя, делают то, что им сказано, — Лоуренс взял кувшин с ледяной водой и сделал глоток. — Короче, так: для начала, думаю, надо расспросить владельца нашего постоялого двора. Он, может, и старик, но все-таки он тут главный.
Лоуренс встал и накинул куртку, готовясь идти. Что до Хоро, то она тоже слезла с кровати.
— Хочешь пойти со мной, да? — спросил Лоуренс.
— Да, хоть ты и отбросил мою руку, — ответила Хоро. Подтрунивая над Лоуренсом, она одновременно надевала пояс, платье и балахон — все это с такой быстротой и легкостью, что Лоуренс смотрел, как зачарованный. Волчица наигранно крутанулась на месте и сказала:
— Сейчас я хлопну в ладоши, и заклинание, что я наложила на тебя, спадет!
Вот, значит, что она планировала.
Лоуренс решил подыграть.
— Э? Что я здесь делаю? Ах да: я в Ренозе, городе дерева и меха. Я должен закупиться мехами и отправиться в другой город, — проговорил он, преувеличенно жестикулируя. Он изрядно насмотрелся представлений бродячих лицедеев.
Хоро, сложив руки на животе, расхохоталась, словно смотрела величайшую из комедий.
Отхихикавшись, она подбежала к Лоуренсу, который собрался уже открыть дверь комнаты.
— О, да ты бродячий торговец? А у меня наметанный глаз насчет качества мехов.
Лоуренс взял ее за руку и, открывая дверь, ответил:
— О да! У тебя острый глаз, это верно. Но можешь ли ты определить качество человека?
В утренней тишине постоялого двора разнесся скрип лестницы.
Когда они дошли до второго этажа, Хоро, неотрывно глядя на Лоуренса, произнесла:
— На мне лежит злое заклятье.
Лоуренс коротко улыбнулся, словно спрашивая безмолвно, к чему она клонит.
— На мне лежит злое заклятье.
Лоуренс коротко улыбнулся, словно спрашивая безмолвно, к чему она клонит.
— Пожалуй, я не буду хлопать в ладоши, чтобы невзначай его не скинуть.
— Ты уже хлопнул.
— Ты хочешь сказать, оно уже снято?
Понять, где здесь таится ловушка, было невозможно.
Одно было ясно: Хоро намерена каким-то образом заставить его купить ей что-нибудь вкусненькое.
В размышлении, как бы ему этого избежать, Лоуренс прошел мимо общей комнаты на втором этаже, где увидел пару путешественников, которые спали, должно быть, заговорившись перед очагом.
Он спускался уже на первый этаж, когда что-то потянуло его за руку и вывело из состояния задумчивости.
Точнее сказать — Хоро, все это время державшая его за руку, внезапно остановилась.
Она смотрела на него сверху вниз и улыбалась из-под капюшона.
— Раз так, не наложишь ли ты на меня другое заклятье, чтобы я не пробудилась?
Это была дьявольская игра.
Несомненно, Хоро будет вполне удовлетворена, если Лоуренс не найдется что ответить.
Но Лоуренс хотел хоть иногда брать над ней верх; он развернулся и взял ее ладонь обеими своими.
В целом мире, когда мужчина брал руку женщины таким образом, это означало лишь одно.
Нежно держа белую ладонь Хоро, он мягко поцеловал ее.
— Достаточно ли этого, о моя госпожа? — спросил он нарочито архаичным языком.
Если он ослабит бдительность, кровь прильет ему к лицу и испортит весь эффект.
Но он, сохраняя невозмутимость, поднял голову и взглянул прямо в глаза Хоро, большие и округлившиеся, как блюдца.
— Идем, — сказал Лоуренс и наконец чуть заметно улыбнулся — то была улыбка признания, что он только что сделал нечто нелепое, и одновременно улыбка победителя, которому удалось взять верх над Хоро.
Он легонько потянул Хоро за руку, и она пошла вниз по лестнице, точно марионетка с плохо натянутыми нитками.
Она смотрела под ноги, и Лоуренс не мог разобрать выражения ее лица, но похоже было, что она раздосадована.
Лоуренс мысленно ухмыльнулся. Скрывать свое смущение было трудно, но результат стоил того. Он чувствовал, что его распирает от чувства триумфа; но тут Хоро споткнулась, словно не попала на ступеньку, и Лоуренс поспешил ее подхватить.
Он было рассмеялся, думая, что Хоро слишком раздражена, чтобы твердо стоять на ногах, когда она вдруг прижалась к нему и прошептала на ухо:
— Дурень, это слишком сильное заклятье.
Голос ее звучал сварливо и раздраженно.
Будь Лоуренс тем же человеком, каким он был при их первой встрече, он либо просто оцепенел бы, либо вернул объятие.
Сейчас он не стал делать ни того, ни другого — просто стоял и улыбался; он решил, что это уколет Хоро еще сильнее.
Совсем недавно, когда они были в деревне Терео, Лоуренс чуть приоткрыл ящик, в котором хранилась неприятная правда — правда, что полные блаженства дни вместе с Хоро могут скоро подойти к концу. Но он не хотел открывать этот ящик. И Хоро тоже положила руку на его крышку.
Никто из них не желал тогда встретить лицом содержимое этого ящика, и потому пока что он оставался закрытым.
Но кое-что Лоуренс все-таки понял.
Хоро не хотела думать на эту тему, пока в этом нет необходимости.
Хотя сейчас Лоуренсу удавалось сохранять самообладание, когда Хоро прижималась к нему и шептала ему на ухо, все же он и помыслить не мог, что будет ей так нужен.
Ее неприглаженная челка, прикасающаяся к его щеке, была такая мягкая, и от нее так сладко пахло, хотя она никогда не была знакома с духами. Волосы лежали сплошной волной, так что Лоуренсу и в голову не пришло бы считать пряди.
В конце концов Хоро осознала, что Лоуренс не проявляет вообще никакой реакции. Отодвинувшись от него, она снизу вверх заглянула ему в глаза.
— Ну когда уже ты как следует смутишься? — поинтересовалась она.
— Мм, дай подумать. Когда ты прекратишь этим заниматься, мне кажется.
Хоро среагировала мгновенно.
Сразу же поняв значение его слов, она изобразила раздражение.
— А ты стал умный, знаешь ли.
— Мм, быть может, — кивнул Лоуренс, после чего Хоро высвободилась из объятий, хмыкнула себе под нос и продолжила спускаться по лестнице.
Если ей нравилось видеть Лоуренса смущенным, ей приходилось его дразнить; но если по-настоящему его смущало, когда она прекращала его дразнить, то все, что ей оставалось, — вести себя пристойно.
Лоуренс позволил себе немного самодовольства по поводу своей искусной контратаки. Он молча шел по лестнице следом за Хоро; однако, дойдя до первого этажа, Хоро вдруг развернулась.
— Да, ты явно научился обращаться со словами. Кто тебя учил, интересно?
Сильнее всего Лоуренса удивила ее улыбка — нетипично добрая и такая теплая, что, казалось, может согреть замерзшую руку.
Он-то был уверен, что Хоро на него злится, и при виде столь неожиданной перемены сразу насторожился. Встав перед ней, он ответил:
— Да нет — просто вдруг пришло в голову, вот и все.
— Просто пришло в голову? — и Хоро хихикнула. — Так даже еще лучше.
Она казалась настолько довольной, что будь она щенком, ее хвост сейчас бы отчаянно вилял.
Ничего не понимая, Лоуренс глядел на Хоро; она взяла его за левую руку, переплетясь пальцами.
— Когда я прекращу этим заниматься, да? — шепотом повторила она, кокетливо придвигаясь к нему.
Когда она прекратит этим заниматься?..
Странное чувство охватило Лоуренса, когда он вновь услышал эти слова.
Внезапно он осознал, что они имеют и другое значение, — и застыл.
Хоро хихикнула.
— Ну, в чем дело?
В ней смешались подобная снегу чистота духа и подобная трясине цепкость ума.
Лоуренс не мог заставить себя поднять на нее глаза.
Он по-настоящему смущается, когда она не играет с ним.
«Что же я брякнул!» — хотелось воскликнуть ему.
Это ведь было все равно что прямо заявить, что превыше всего он жаждет ее внимания!
— Что это? Похоже, у тебя кровь быстрее по жилам побежала, — заметила Хоро.
И верно — лицо Лоуренса залилось краской, и он не мог с этим ничего поделать.
Он прикрыл глаза свободной рукой, желая хотя бы показать, что ему стыдно, что он не понял истинного значения своих слов.
Хоро, однако, не собиралась дозволять ему этого.
— И вовсе нечего стыдиться таких сладких, детских слов.
До Лоуренса донеслось шуршание ее хвоста.
Да, одолеть Мудрую волчицу в словесном поединке — поистине невыполнимая задача.
— Ты такой очаровательный, правда, — хихикнула Хоро.
Сквозь щель между пальцами Лоуренс уловил выражение лица Хоро — с ладонями на обеих щеках и безмерно зловредной улыбкой.
Арольд, судя по всему, был чем-то занят в стойлах, так что, к счастью, он не слышал дурацкой пикировки Лоуренса с Хоро.
Вне всяких сомнений, Хоро прекрасно об этом знала, когда забавлялась с Лоуренсом.
— Летописец, говоришь? — переспросил Арольд.
— Да. Или еще кто-нибудь, кто знает старые легенды этого города.
Арольд уселся на свой стул и налил подогретого вина в чашку из тонкой жести. Его левая бровь поднялась, выдавая его любопытство. Ясно было, что услышать подобный вопрос от постояльца он никак не ожидал.
Другой владелец постоялого двора, несомненно, начал бы выспрашивать постояльца, зачем ему это нужно, но Арольд был не из таких. Он лишь поглаживал свою снежно-белую бороду несколько секунд, потом ответил:
— Есть один человек, его зовут Риголо — вот он такими вещами занимается… но, к сожалению, он сейчас на заседании Совета Пятидесяти. Не думаю, что он сейчас будет принимать посетителей.
— Совета Пятидесяти? — переспросил Лоуренс.
Арольд налил теплого вина в две глиняные чашки и предложил Лоуренсу с Хоро.
В полном соответствии с названием Совет Пятидесяти был советом, в который входило пятьдесят человек — представителей городских торговцев, ремесленников и аристократов. Каждый из них представлял свою семью или гильдию и в ожесточенных спорах отстаивал ее интересы. Исход этих споров определял судьбу всего города, так что на членах Совета лежала серьезнейшая ответственность.
Некогда вокруг должностей членов Совета была серьезная политическая возня, но, похоже, случившийся несколько лет назад большой мор освободил немало кресел.
— Разве вы не видели, что творится за городом?.. — спросил Арольд.
— Видели. Палаточный городок торговцев, да? Если это как-то связано с Советом Пятидесяти, значит, в городе что-то происходит?
Хоро поднесла предложенное ей вино к губам, но тут же застыла.
Вне всяких сомнений, и хвост ее в это время распушился. В конце концов, качество напитка из новой, неизвестной земли заранее знать было невозможно.
— Понимаете, все дело в мехах, — сказал Арольд.