Ведь Ив намекала, что может свести его с Риголо.
— О, ну что ж. Если это тебя интересует — я немало торгую со здешней церковью. А Риголо, видишь ли, работает в церкви писцом. Я его давно знаю.
Лоуренс ни о чем не спрашивал.
Если он начнет расспрашивать, есть опасность, что приоткроются его мотивы, и Ив без особого труда сможет их разглядеть.
Поэтому он лишь сказал чистую правду.
— Я буду тебе в высшей степени признателен, если ты мне поможешь увидеть эти записи.
Уголок рта Ив как будто еле заметно дернулся; но нет, должно быть, Лоуренсу показалось.
Похоже, что-то в этом разговоре ее веселило.
— Ты не собираешься меня спросить, чем я торгую?
— Ты не стала расспрашивать, чем занимается моя спутница, так что я отвечу любезностью на любезность.
Этот разговор заставлял Лоуренса нервничать — но совершенно по-другому, чем во время бесед с Хоро.
Но все же это увлекательно, подумал он про себя; и когда в комнате раздался смешок, Лоуренс не сразу сообразил, что издал его он сам.
— Хе-хе-хе. Отлично. Просто превосходно! Сколько я надеялась, что встречу молодого торговца со спутницей, и я так рада, что заговорила с тобой, Лоуренс! Не знаю, так ли ты примечателен, как кажешься, но ты явно не какой-нибудь мелкий лоточник.
— Твои комплименты — большая честь для меня, но я бы попросил потерпеть чуть-чуть, прежде чем пожать мне руку.
Ив ухмыльнулась.
Ее ухмылка настолько напомнила ему кое-кого, что он почти ожидал увидеть высунувшийся из-под губы клык.
— Я знаю, что ты не какой-нибудь трусливый дурачок, — сказала Ив. — И твое лицо с самого начала было совершенно нечитаемым. Вижу теперь, почему старый Арольд тебя любит.
Лоуренс принял лесть.
— Что ж, вместо вопроса, чем ты торгуешь, могу я спросить кое-что другое?
Ив продолжала улыбаться, но Лоуренс видел, что до глаз эта улыбка не доходила.
— И что именно?
— Сколько стоит твоя услуга? — Лоуренс кинул пробный камешек в черный бездонный колодец.
Насколько он глубок? И есть ли там, внизу, вода?
И эхо вернулось к нему.
— Я не прошу ни монет, ни товаров.
Лоуренсу показалось, что ее мучает жажда; но тут же она протянула ему кувшин и продолжила.
— Все, что я прошу, — чтобы ты и дальше беседовал со мной.
Вернувшееся эхо оказалось слюняво-сентиментальным.
Лоуренс очистил лицо от всяких следов эмоций и бесстрастно рассматривал Ив.
Та хихикнула, потом пожала плечами.
— Ты хорош, да. Но — нет, я не лгу. Вполне естественно, что тебе это кажется странным, но когда есть кто-то, с кем я могу поговорить, не скрывая, что я женщина — да еще и торговец в придачу, — это стоит дороже, чем золотая лима.
— Но дешевле, чем румион?
То, как она среагирует на небольшое поддразнивание, покажет твердость ее духа.
Ив, похоже, понимала это.
— Я торговец. В конце концов, деньги — то, что важнее всего, — с жесткой улыбкой ответила она.
Лоуренс рассмеялся.
С подобным собеседником он мог с легкостью и всю ночь напролет болтать.
— Но я не знаю, что из себя представляет твоя спутница. И предпочитаю, чтобы нашим разговорам никто не мешал. С угрюмым собеседником любое вино становится невкусным.
Лоуренс покопался в своей памяти. Ревнует ли Хоро по подобным поводам?
Вроде бы пастушка Нора ее изрядно раздражала, но разве это было не из-за рода ее деятельности?
— Не думаю, что здесь будет проблема.
— О? Нет ничего загадочнее сердца женщины. Я и сама ничего абсолютно не понимаю, о чем они между собой говорят.
Лоуренс раскрыл было рот, чтобы ответить, но передумал.
Ив усмехнулась.
— Все же я здесь по делам. Я не могу позволить себе терять время, но если мы поладим, я буду очень рада нашему знакомству. На вид я, может, неприступная, но –
— …Но на самом-то деле ты общительная и разговорчивая, верно? — подхватил Лоуренс.
Ив рассмеялась; ее плечи сотряслись радостно и совершенно по-девичьи, вопреки тихому, хриплому голосу.
— Ха, именно так.
Ее слова звучали обыденно, но в них слышалась искренность.
Лоуренс понятия не имел, как одинокая женщина могла вступить на путь торговца, но любая женщина, способная плавать в водоворотах алчности, составляющих саму суть мира торговли, была силой, с которой следовало считаться. Несомненно, обычных разговоров она избегала просто из самозащиты.
Отхлебнув из кувшина, Лоуренс встал и направился к лестнице.
— Что ж, если только моя спутница не будет ревновать, — сказал он.
— Ужасное условие, надо сказать.
И два торговца молча улыбнулись друг другу.
Очередная встреча Совета должна была завершиться поздно вечером. У Ив в это время были свои дела, и она не могла сопровождать Лоуренса и Хоро; но она пошла к семье Риголо заранее и сказала им о предстоящем визите.
Итак, после недолгого отдыха во второй половине дня Лоуренс и Хоро покинули постоялый двор.
Дом Риголо располагался немного к северу от центральной части города.
Городской квартал, где жил Риголо, выглядел сравнительно богатым: у всех домов были каменные фундаменты и первые этажи; однако все равно он оставлял общее ощущение запустения. Ко многим зданиям неоднократно добавлялись деревянные надстройки; эти надстройки нависали над улицами, чуть ли не смыкаясь над головой.
Когда-то это был преуспевающий квартал, но со временем он, похоже, опустился.
Семьи, процветавшие на протяжении многих поколений, знали, что деньги не всегда приносят счастье; а вот недавно обогатившиеся семьи думали иначе. Покуда у них были деньги, они швыряли их, надстраивая свои дома.
Это все было, конечно, хорошо, но эти изменения рушили общую атмосферу квартала. На сумрачных улицах стали появляться бродячие собаки и нищие.
Когда это произошло, истинно богатые семьи стали переезжать куда-нибудь еще; соответственно, цена домов здесь стала падать, а вместе с ней падал и общий уровень квартала. Когда-то здесь селились в основном ростовщики и работники второсортных торговых домов; ну а сейчас здесь обитали подмастерья и владельцы рыночных палаток.
— Какая тесная улочка, — заметила Хоро.
Возможно, под тяжестью нависающих домов мостовая была вся выгнута и искривлена; то тут, то там в брусчатке не хватало камней — видимо, их выковыряли и продали любители легкой наживы. В образовавшихся дырках скапливалась вода, внося свой вклад в общую атмосферу запустения и еще усиливая ощущение узости улицы.
Лоуренс и Хоро не могли идти бок о бок, а если бы кто-то попался им навстречу, им пришлось бы распластаться по стене, чтобы разминуться.
— Должен признать, это неудобно, — произнес Лоуренс. — Однако мне нравятся такие вот заброшенные места.
— Ох-хо.
— Здесь по-настоящему чувствуется, какой отпечаток накладывают годы и годы изменений. Совсем как какой-нибудь старый, потрепанный инструмент, который со временем постепенно меняет форму и превращается в нечто уникальное.
Лоуренс оглянулся на шагающую следом Хоро. Та шла по улице, ведя кончиками пальцев по стенам.
— Как река, которая меняется?
— …Прости, не могу уследить за твоим сравнением.
— Мм. Тогда… как сердце, которое меняется. Это называется «душа», да?
Пример Хоро был настолько ближе к цели, что Лоуренс не сразу нашелся что сказать.
— Должно быть, так, — наконец произнес он. — Если бы мы смогли извлечь сердце и рассмотреть его, думаю, именно так оно бы и выглядело. Оно со временем покрывается царапинами и зазубринами и залечивает их, и любой с одного взгляда сможет отличить свое от других.
Лоуренс и Хоро шли и шли, как вдруг перед ними оказалась большая лужа — одна из многих, испещряющих улочку. Лоуренс перескочил лужу одним прыжком, потом, обернувшись, протянул руку Хоро.
— Прошу, о госпожа, — высокопарно произнес он. Хоро протянула руку навстречу с нарочитым величием и, скачком преодолев лужу, встала рядом с Лоуренсом.
— А твоя душа на что похожа, а? — поинтересовалась она.
— Мм?
— Нисколько не сомневаюсь, она окрашена в цвет меня.
Лоуренс уже давно не вздрагивал при взгляде этих янтарных с красноватым оттенком глаз.
Да, их воздействие на него постепенно притуплялось.
Пожав плечами, Лоуренс зашагал вперед и на ходу бросил:
— «Отравлена», пожалуй, более точное слово, чем «окрашена».
— Тогда это сильный яд, да, — надменно ответила ушедшая вперед Хоро, оглянувшись через плечо. — Ведь от моей улыбки тебя до сих пор бросает в дрожь.
— А какого цвета твоя душа? — спросил в ответ Лоуренс, впечатленный, как всегда, ее хитростью.
— Какого цвета? — повторила Хоро и устремила взор вперед, словно раздумывая над ответом. Ее шаг замедлился, и Лоуренс быстро ее нагнал. Улица была слишком узка, чтобы он мог обогнать Хоро, так что он просто уставился на нее сверху вниз.
— Какого цвета? — повторила Хоро и устремила взор вперед, словно раздумывая над ответом. Ее шаг замедлился, и Лоуренс быстро ее нагнал. Улица была слишком узка, чтобы он мог обогнать Хоро, так что он просто уставился на нее сверху вниз.
Она бормотала себе под нос, подсчитывая что-то на пальцах.
— Хмм, — тут она заметила, что Лоуренс заглядывает ей через плечо, и, задрав голову, откинулась чуть назад и прислонилась к Лоуренсу. — Их много.
— …О.
Лоуренс не сразу понял смысл сказанного: она имела в виду историю своих романов.
Хоро прожила много столетий, так что ничего удивительного, если окажется, что она любила больше, чем один-два раза. А с учетом ее ума не приходилось сомневаться, что часть ее партнеров были людьми.
Хоро загораживала дорогу, так что Лоуренс чуть подтолкнул ее маленькую спину.
Хоро послушно зашагала вперед.
Как правило, они шли рядом, так что у Лоуренса было немного возможностей рассмотреть ее сзади. Впечатление было необычным и свежим.
Со спины она выглядела очень стройной; очарование линий тела было заметно даже под слоями одежды. Шаг ее был не слишком широк и не слишком быстр; в голове у Лоуренса всплыло слово «грация». Но кроме того, что-то в ее фигуре дышало одиночеством; Хоро казалась мягкой, и ее хотелось обнять.
«Это и есть то, что называется сверхзаботливостью?» — подумал Лоуренс и самоуничижительно улыбнулся; однако тотчас его посетило сомнение.
Хоро отсчитывала что-то на пальцах; сколько же мужчин прикасалось к этим хрупким плечам?
Он попытался представить себе, какое у нее тогда было лицо. Она была довольна? Она закрывала глаза с показной скромностью? А может, ее уши дрожали и хвост вилял из стороны в сторону, и она не могла скрыть счастья?
Они держались за руки, обнимали друг друга… Хоро, в конце концов, отнюдь не ребенок…
«Кто еще у нее был?» — мелькнуло у Лоуренса в голове.
— …
Он сразу же попытался выбросить эту мысль из головы. Язык обжигающего пламени потянулся из самой глубины сердца.
В грудь что-то ударило, как будто он свалился со скалы. Такое же потрясение он испытал бы, должно быть, если бы прикоснулся к горячим углям, думая, что они давно остыли, и внезапно обжег бы руки.
Она отсчитывала их на пальцах.
Это было самое очевидное, что только могло быть в целом мире, но с каждым пальцем, который она загибала в его воображении, что-то внутри него обрывалось, оставляя лишь дымящийся гнев.
Это чувство ни с чем не спутаешь.
Чернейшая ревность.
Лоуренс злился на самого себя. Это было невероятно себялюбиво — даже для него, рожденного во имя алчности, которая толкает человека на путь торговца.
Но любовь к деньгам — просто ничто в сравнении с этим чувством.
Именно поэтому, когда Хоро обернулась и вперила в него обвиняющий взор, это подействовало на него сильнее, чем любая проповедь любого священника.
— Ну что, закончил копаться в себе?
— …Ты все насквозь видишь, да? — устало ответил Лоуренс.
На сердце у него лежала такая тяжесть, что хотелось сесть и передохнуть.
Но, к его удивлению, Хоро улыбнулась своей клыкастой улыбкой.
— Только я и сама не лучше.
— …
— Ты был так счастлив, так ужасно счастлив беседовать с женщиной, в которой вообще никакого очарования нет…
Внезапно лицо Хоро стало сердитым.
Ее сердитое лицо Лоуренсу доводилось видеть нередко, но на сей раз это было какое-то особенно злое выражение.
Она Мудрая волчица, напомнил себе Лоуренс.
— А будет это выглядеть разумно, если я скажу, что наслаждался разговором как торговец? — спросил он, пытаясь как-то оправдаться.
Хоро остановилась, но едва Лоуренс подошел вплотную, зашагала опять.
— Ты хочешь, чтобы я тебя спросила, что для тебя важнее, деньги или я?
Этот вопрос был в числе трех, которые одинокий бродячий торговец больше всего мечтает услышать от женщины.
И эта проблема была из числа тех, от которых любому торговцу хочется вырвать себе сердце.
Лоуренс поднял руки, показывая, что сдается.
— Честно говоря, я злюсь ровно из-за того, из-за чего ты думаешь. Абсолютно себялюбивое, детское поведение. Но у нас обоих есть разум; мы можем говорить об этом. И поэтому на самом деле я не злюсь.
— …
Волчица Хоро Мудрая обладала колоссальным жизненным опытом.
Лоуренс и мечтать не мог победить, скрестив с ней клинки.
Какое-то время он обшаривал свой скудный словарный запас в поисках подходящего ответа, но ничего не нашел.
— Я думаю, я был несправедлив.
— Честно?
Лгать в разговоре с Хоро было бесполезно.
— Честно.
Она не обернулась после его ответа.
Лоуренс не был уверен, правильный ли это ответ.
Хоро молча продолжала грациозно шагать, пока не добралась до перекрестка. Согласно указаниям, полученным от Ив, здесь следовало повернуть направо.
У Лоуренса на душе было неважно, но, раз Хоро остановилась, он раскрыл рот.
— Нам направо.
— Мм, — Хоро развернулась к нему лицом. — Значит, здесь развилка.
Лоуренс не стал спрашивать, развилку на какой именно дороге она имела в виду.
По-видимому, это было первое препятствие. Правая бровь Хоро чуть изогнулась.
— И как же ты справляешься со своей ревностью в отношении меня?
Это Лоуренсу казалось, или ее вопросы звучали так, как будто их задает какой-нибудь служитель Церкви?
Правильнее всего, конечно же, было отбросить это себялюбивое черное чувство, но в глубине души Лоуренс понимал, что так просто от него не избавиться.
Он снова взглянул на Хоро с горечью в лице.
Перед ним была волчица Хоро Мудрая. Не может быть, чтобы она загоняла его в угол такими вопросами без какой-то серьезной причины.
Иными словами, даже если ответ был неправилен почти для всех, возможно, он был-таки правилен для Хоро.
Но как же найти этот правильный ответ?
Мысли Лоуренса скакали.
Хоро только что сказала, что она такая же, как и он.
Значит, ответ должен быть где-то в самой Хоро, как он ее видит.
То, что для него являлось труднейшей проблемой в мире, возможно, для всех остальных было легче легкого.
Хоро тоже нелегко было справиться с ревностью.
И Хоро сама хотела узнать, как справиться, разве не так?
С учетом этого все, что нужно было сделать Лоуренсу, — взглянуть на проблему со стороны, и ответ должен прийти сам.
Он раскрыл рот и увидел, как Хоро напряглась, готовя себя.
— Мой ответ: справиться с этим невозможно.
Круг разошелся по гладкой поверхности воды.
Лоуренс кинул в воду еще один камешек, пытаясь вернуть эмоции на бесстрастное лицо Хоро.
— И это заставляет ненавидеть самого себя.
Правильный ответ — не вызов и не самоотрешенность, решил Лоуренс.
Когда он воображал, что ревнует Хоро, а не он сам, это выглядело самым естественным в мире; и это было даже приятно — когда тебя ревнуют.
В конце концов, ревность ведь — не что иное, как желание, чтобы кто-то принадлежал только тебе; как же это чувство может не льстить, если только оно не чересчур избыточно?
Отсюда и ответ Луренса; лицо Хоро, однако, оставалось бесстрастным.
Лоуренс не отводил взгляда. Он был убежден, что это — последнее препятствие.
— Пфф. Значит, нам направо, да? — наконец с улыбкой произнесла Хоро, вскинув голову. Лоуренс не удержался от вздоха облегчения. — И все же… — добавила она и хихикнула.
— Что?
— Ревность и ненависть к себе, да? Вот уж действительно, — ухмыльнулась Хоро.
Лоуренс застыл: поведение Хоро ему показалось каким-то неестественным; к тому времени, как он зашагал по правой улочке, Хоро уже ушла вперед.
— И так всегда? — спросила она, ухмыльнувшись Лоуренсу через плечо.
Если бы Лоуренсу удалось дать ответ, который бы устроил Хоро, она бы так не ухмылялась. Лоуренс ожидал увидеть либо счастливую улыбку облегчения, либо мрачную гримасу.
Что же предвещала эта ехидная ухмылочка?
Лоуренс ощутил, как к его лицу приливает кровь. Сегодня он уже столько краснел, что начал тревожиться, не останется ли краснолицым навсегда.
Хоро хихикнула.
— Значит, ты понял? — спросила она, по-прежнему глядя через плечо. — Ты долго и мучительно стучался о проблему, потом мысленно поменял нас местами и пришел к ответу. У тебя это все на лице написано. Но если бы ты поразмыслил еще немного, ты бы понял. Когда кто-то просит у тебя совета, правильный, с твоей точки зрения, ответ — это то, как ты хочешь, чтобы он поступил. А это значит?..
Ну конечно же.
Хоро ждала ответа Лоуренса не для того, чтобы решить свои проблемы.
На самом деле она ждала, чтобы он раскрыл свои собственные чувства.
— Ты стал ревновать и сам из-за этого мучился. От меня ты этого же ждал, чтобы ты тогда мог протянуть мне руку для утешения? Следует ли мне сейчас очаровательно залиться слезами самоосуждения и трогательно ухватиться за милосердно протянутую руку?