ДЖЕК ВЭНС
ЛИОНЕСС
КНИГА 3
МЭДУК
Русский перевод Александра Фета
МЭДУК
Madouc
Copyright © 1989 by Jack Vance Translation copyright © 2014 by Alexander Feht
Published by agreement with the author and the author's agents, The Lotts Agency, Ltd.
Переводчик выражает благодарность Джеку Вэнсу (автору), Игорю Борисенко, Инне Ослон и многим другим за полезные пояснения, замечания и советы.
Language: Russian
Cover photo: Lake Spirits by William Sokolenko © 2006 All rights reserved.
No part of this book may be reproduced or utilized in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording, or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.
Printed in the United States of America by CreateSpace and Feht, Inc.
ISBN-13: 9781499300260О ISBN-10: 1499300263
Глава 1
Висбьюме, ученик недавно почившего чародея Ипполито, надеял- ся исполнять прежние обязанности под руководством Тамурелло, но получил отказ. Тогда Висбьюме, присвоивший движимое имущество Ипполито, предложил в продажу ящик, содержавший часть этого на- следства. Тамурелло бегло просмотрел содержимое ящика, заметил несколько интересовавших его вещей и уплатил столько, сколько за- просил Висбьюме.
К югу от Корнуолла и к северу от Иберии, напротив Аквитании за Кантабрийским заливом расположились Старейшие острова, по раз- мерам часто несопоставимые: например, Клык Гвига — не более чем темная скала, омываемая атлантическими валами, тогда как Хайбрас («Хай-Бразий» ранних ирландских летописцев) площадью не уступает Ирландии.
На Хайбрасе выросли три больших города — Аваллон, Лионесс и древний Исс,[1] не говоря уже о множестве укрепленных фортов, ста- рых серокаменных поселков, многобашенных замков и усадеб, окру- женных приятными садами. Ландшафты Хайбраса разнообразны. Па- раллельно атлантическому побережью высится горный хребет Тих- так-Тих — гряда крутых пиков над альпийскими лугами, изрезанными морщинами ущелий. В других местах ландшафт носит не столь суро- вый характер — широкие виды открываются на солнечные долины, лесистые холмы, пастбища и реки. Всю центральную область Хайбра- са покрывает дикий и темный Тантревальский лес — сам по себе ис- точник тысячи легенд, куда немногие отваживаются забредать, опаса- ясь колдовства. Дровосеки и одинокие путники, по воле судьбы ока- завшиеся в этой глуши, стараются ничем не обращать на себя внима- ние и часто останавливаются, чтобы прислушаться. Лесная тишина изредка нарушается лишь далеким нежным пересвистом птиц и не внушает уверенности — и вскоре странник опять останавливается, напрягая слух.
В глубине леса краски становятся богаче и насыщеннее, тени при- обретают иссиня-черный или темно-бордовый налет — кто знает, кто следит за тобой из-за кустов с другой стороны поляны или примостил- ся на трухлявом пне?
Многие народы посещали и покидали Старейшие острова: фарез- мийцы, голубоглазые эвадниане, пеласги со своими жрицами- менадами, данайцы, лидийцы, финикийцы, этруски, греки, галльские кельты, норвежские ска, изгнанные из Ирландии, римляне, ирландские кельты и несколько племен готов-мореходов. Приливы и отливы стольких волн переселенцев оставили после себя сложную смесь еле- дов и преданий: развалины крепостей, могилы и гробницы, дольмены и стелы с таинственными письменами, напевы, танцы, обороты речи, обрывки диалектов, наименования мест и обряды, назначение которых уже никто не помнит, сохранившиеся лишь благодаря их особому оча- рованию. Практиковались десятки культов и верований, разнообраз- ных, но в любом случае кормивших касту жрецов, служивших заступ- никами паствы перед божествами. В Иссе ступени, вырубленные в камне, спускались в океан из храма Атланты; ежемесячно, во мраке новолуния, жрецы сходили по этим ступеням в полночь и возвраща- лись на рассвете, увешанные гирляндами морских анемонов. На Дас- синете несколько племен совершали священные ритуалы, руково- дствуясь трещинами в скалах, рисунок которых умели толковать толь- ко жрецы. На Сколе, близлежащем острове, поклонники бога Найрена опорожняли фляги своей крови в каждую из четырех священных рек — самые набожные истощали себя таким образом до полуобморочной бледности. На Тройсинете обряды жизни и смерти справлялись в хра- мах, посвященных богине Земли, Гее. Кельты странствовали по всем Старейшим островам; от них остались не только названия, но и массо- вые друидические жертвоприношения в священных рощах, а также «Шествие деревьев» в день Бельтана. Этрусские жрецы посвящали божеству-гермафродиту, Вотумне, отвратительные, а порой и крова- вые церемонии, тогда как данайцы предлагали в целом более здоро- вый по своему характеру арийский пантеон. C римлянами на Старей- шие острова проникли культ Митры, христианство, парсис — покло- нение Зороастру — и дюжина других сект. В свое время ирландские монахи основали христианский монастырь[2] на Пропащем острове у побережья Даота, южнее Аваллона, но в конечном счете ему была уго- тована та же печальная судьба, что и монастырю на Линдисфарне да- леко на севере, у берегов Британии.
Многие годы твердыня правителей Старейших островов находи- лась в замке Хайдион, в городе Лионессе — до тех пор, пока Олам Третий, сын Фафхиона Длинноносого, не объявил местопребыванием властей предержащих дворец Фалу-Файль в Аваллоне, куда он перевез священный трон Эвандиг и легендарный Круглый стол «совета благо- роднейших», Карбра-ан-Медан,[3] источник многочисленных легенд и сказаний.
После смерти Олама Третьего на Старейших островах наступили смутные времена. Будучи изгнаны из Ирландии, ска обосновались на крайнем западном острове, Скагане, и упорно сопротивлялись любым попыткам вытеснить их оттуда. Готы разграбили побережье Даота, сожгли монастырь на Пропащем острове и заплывали на длинных челнах в глубокое устье Камбера, Камбермунд, до самого Зубчатого мыса, откуда угрожали самому Аваллону — впрочем, не слишком долго. Дюжина наследников королевской короны соревновалась в борьбе за власть; они пролили много крови, причинили много скорби и бедствий, но ничего не добились, кроме разрухи и голода. В конце концов Старейшие острова разделились на одиннадцать королевств, неоднородных по размерам и влиянию, но единодушных в своей вра- ждебной подозрительности к соседям.
Одри Первый, король Даота, никогда не отказывался от претензии на титул суверена всех Старейших островов, ссылаясь на тот факт, что он, а не кто-либо другой, был хранителем трона Эвандига. Его притя- зания встречали гневные возражения — прежде всего со стороны ко- роля Лионесса Фристана, настаивавшего на том, что Эвандиг и Кар- браОанОМедан являлись его законным имуществом, неправомочно конфискованным Оламом Третьим. Фристан во всеуслышание назы- вал Одри Первого предателем и трусливым мошенником; в конечном счете два государства вступили в войну. В решающей битве под Орм- ским холмом войска Даота и Лионесса преуспели только во взаимном уничтожении. И Фристан, и Одри Первый погибли, а остатки их вели- ких армий мрачно разошлись по домам с поля боя, сплошь усеянного трупами.
Одри Второй стал новым королем Даота, а Казмир Первый воца- рился в Лионессе. Ни тот, ни другой не забывали о претензиях пред- ков, и мир между этими государствами оставался неустойчивым и взрывоопасным.
Так проходили годы: об эпохе безмятежного процветания вспоми- нали лишь сказатели и барды. В Тантревальском лесу полулюди, тролли, огры и прочие существа, с трудом поддающиеся определению, оживились и совершали злодеяния, которые никто не смел наказывать; чародеи больше не заботились о том, чтобы скрываться, а правители пытались заручиться их помощью в осуществлении суетных полити- ческих замыслов.
Волшебники, однако, уделяли все больше времени коварному со- перничеству и губительным интригам в своем кругу, что привело к тому, что их ряды существенно поредели. Один из злостных наруши- телей конвенции, колдун Сартцанек, уничтожил чародея Коддефута, напустив на него порчу, покрывавшую все тело гнойными язвами, а заодно и его союзника Уиддефута, подвергнув его заклятию абсолют- ного просвещения. В отместку противники Сартцанека, сговорившись, превратили колдуна-убийцу в чугунный столб и водрузили сей столб на вершине горы Агон. Порождение Сартцанека, чародей Тамурелло, уединился в роскошной вилле Фароли, в глубине Тантревальского ле- са, окружив себя тщательно продуманными магическими средствами защиты.
C тем, чтобы предотвратить дальнейшие конфликты такого рода, самый могущественный из волшебников, Мурген, опубликовал знаме- нитый эдикт, запрещавший чародеям оказывать услуги мирским пра- вителям в связи с тем, что подобная деятельность неизбежно приводи- ла к столкновениям между знатоками тайного искусства и подвергала опасности каждого из них.
Два волшебника — Весельчак Снодбет, получивший такое про- звище благодаря умению вовремя вставить острое словцо и привычке украшать себя разноцветными лентами с колокольчиками, а также старец Грундель из Пропастазма — дерзнули игнорировать указания Мургена и дорого поплатились за свою заносчивость. Снодбет, будучи неспособен выбраться из ванны, внезапно многократно увеличившей силу притяжения, был поглощен миллионом маленьких черных насе- комых. Грундель проснулся на кошмарной поверхности одной из лун Ачернара, окруженный гейзерами расплавленной серы и стелющимися облаками голубых испарений — никакие заклинания не помогли ему вернуться на Землю.
Чародеи убедились таким образом в преимуществах сдержанно- сти, но их менее приобщенные к тайнам бытия современники по- прежнему предавались вздорным распрям и потугам на превосходст- во. Кельты, мирно прозябавшие в даотской провинции Фер-Акила, поддались подстрекательскому влиянию новоприбывших гаэльских банд из Ирландии; они зарезали всех попавшихся под руку даотов, провозгласили королем грузного угонщика скота по имени Лысый Морган и нарекли свою землю Годелией. C тех пор даоты никак не могли покорить этих отколовшихся смердов.
Прошли годы. Однажды, почти случайно, Мурген сделал порази- тельное открытие, настолько пугающее, что в течение нескольких су- ток великий чародей пребывал в оцепенении, уставившись в про- странство. Мало-помалу к волшебнику вернулось самообладание, и наконец у него в голове сложился замысел, успешное осуществление которого позволило бы приостановить или даже повернуть вспять не- умолимую поступь судьбы.
Усилия, связанные с этим проектом, теперь поглощали всю энер- гию Мургена, и жизнь его превратилась в почти безрадостную череду сосредоточенных изысканий.
C тем, чтобы оградить себя от постороннего вмешательства, МурО ген предусмотрел препятствия, удерживавшие незваных посетителей от попыток приблизиться к Свер-Смоду; кроме того, он поставил пе- ред входом пару часовых-демонов, отпугивавших самых настойчивых нарушителей спокойствия. C тех пор коридоры и залы Свер-Смода наполнились зловещей тишиной.
Но в конце концов даже Мурген почувствовал потребность в ка- ком-то развлечении. По этой причине он создал свое воплощение, по- зволявшее ему, по сути дела, вести две жизни одновременно.
Это порождение, сформулированное с пристальным вниманием к деталям, ни в коей мере не напоминало двойника Мургена ни внешно- стью, ни темпераментом. Возможно, различия оказались даже более существенными, чем изначально предполагал Мурген, так как харак- тер Шимрода порой отличался непринужденностью, граничившей с легкомыслием, что само по себе не гармонировало с безрадостной ат- мосферой, царившей в Свер-Смоде. Мурген, тем не менее, привязался к отпрыску и обучил его как навыкам повседневного существования, так и тайнам магического искусства.
Спустя несколько лет Шимрод соскучился и, с благословения Мургена, с легким сердцем покинул Свер-Смод. Довольно долго Шимрод бродяжничал по Старейшим островам, иногда прикидываясь крестьянским увальнем, но чаще изображая из себя рыцаря, странст- вующего в поисках романтических приключений.
В конечном счете Шимрод слегка остепенился и поселился в усадьбе под наименованием Трильда на лугу Лальи, в нескольких ми- лях от Тантревальского леса.
Тем временем ска, укрепившиеся на Скагане, наращивали и со- вершенствовали военную машину. Стремясь к расширению жизненно- го пространства, они вторглись в Северную и Южную Ульфляндию, но им нанес сокрушительное поражение Эйлас, галантный молодой король Тройсинета, в результате присоединивший к своим владениям всю Ульфляндию — к бесконечному раздражению Казмира, короля Лионесса.
Не считая учеников и новичков, на Старейших островах остава- лись в живых не больше дюжины настоящих чародеев. В числе самых выдающихся можно было назвать Байбалидеса из Ламнета, Нумика, Миоландера, некроманта Триптомологиуса, Кондуа из Конда, Севери- на Звездочета и Тиффа из Троага. Многим другим в последнее время пришлось тем или иным образом закончить существование — что са- мо по себе свидетельствовало о небезопасности избранной ими про- фессии. Ведьма Десмёи по неизвестным причинам растворилась в воз- духе в процессе порождения Фода Карфилиота и Меланкте. Тамурел- л о также проявил непредусмотрительность; отныне, превращенный Мургеном в скелет горностая, он отбывал пожизненное заключение в пузатой склянке, подвешенной в большом зале Свер-Смода. Скелет, с трудом помещавшийся в тесном сосуде, скорчился, просунув череп между двумя задранными берцовыми костями; маленькие черные глазницы впивались невидящим взором в каждого, кто проходил ми- мо, с первого взгляда внушая безошибочное ощущение опасности, исходящее из этого сосредоточения безудержной жажды мщения.
2
Самой удаленной провинцией Даота, так называемыми Топями, правил Кларактус, герцог Даотских Топей и Фер-Акилы, чей гордый титул давно уже звучал напыщенно и преувеличенно, так как древнее герцогство Фер-Акила, захваченное кельтами, ныне именовалось Го- делийским королевством. Малонаселенные предгорные Топи не могли похвастаться плодородием; единственным торговым центром в этих местах был ярмарочный городок Бланитц. Крестьяне на редких фер- мах выращивали ячмень и выпасали овец; в нескольких полуразва- лившихся замках обедневшая знать прозябала в условиях, немногим отличавшихся от существования фермеров — их утешали только по- нятия о чести и приверженности традициям рыцарской доблести. Им чаще приходилось утолять голод кашей, нежели мясом; сквозняки продували пустынные залы их цитаделей, заставляя колыхаться языки пламени смоляных факелов, вставленных в укрепленные на стенах чугунные подставки, а по ночам призраки бродили по коридорам, вздыхая о давно забытых трагедиях.
Западную окраину Топей занимала обширная пустошь, поросшая лишь терновником, чертополохом, бурой осокой и разбросанными группами чахлых темных кипарисов. Пустошь эта, известная под на- именованием Равнины Теней, граничила на юге с зарослями кустарни- ка, окаймлявшими Тантревальский лес, на севере переходила в Рябую Трясину, а на западе упиралась в Дальний Данн — эскарп протяжен- ностью восемьдесят миль и высотой, как правило, не меньше трехсот футов, за которым начинались горные луга Северной Ульфляндии. Единственная дорога с болотистой равнины на альпийские луга под- нималась по расщелине эскарпа. C незапамятных времен в этой рас- щелине была устроена крепость, закупорившая просвет тяжелыми ка- менными блоками, потемневшими от времени и напоминавшими поч- ти однородное включение в поверхности утеса. C равнины в крепость можно было попасть только через узкий проход, закрытый подъемной решеткой, а высоко над входом тянулся ряд парапетов, защищавших выбитую в скале нишу — террасу крепости. Данайцы нарекли эту крепость «Поэлитетц» — что означало «неприступная» на их забытом наречии; действительно, Поэлитетц никогда никому не удавалось взять штурмом в лоб. Король Тройсинета Эйлас атаковал ее с тыла и заставил ска покинуть этот форт, отмечавший восточные пределы их проникновения на Хайбрас.
Теперь Эйлас стоял у парапета террасы Поэлитетца с сыном, Дру- ном, и обозревал Равнину Теней. Солнце стояло почти в зените ясного голубого неба — сегодня по равнине не бежали тени облаков, благо- даря которым, скорее всего, она и получила свое название. Когда они стояли плечом к плечу, сходство Эйласа и Друна нельзя было не заме- тить — худощавые и широкоплечие, оба отличались выносливостью и ловкостью, присущими людям скорее жилистым, нежели мускули- стым. Будучи среднего роста, отец и сын выделялись правильностью черт лица, серыми глазами и светлыми коричневатыми волосами. Друн вел себя непринужденнее Эйласа — в его манерах можно было заметить признаки тщательно сдерживаемого желания покрасоваться, сочетавшиеся с некоторой склонностью к беспечному удальству — качества вполне привлекательные постольку, поскольку они проявля- лись с сознательной умеренностью. Король Эйлас, отягощенный сот- нями докучливых обязанностей, выглядел более спокойным и задум- чивым. Его положение требовало, чтобы он постоянно скрывал есте- ственные побуждения и их страстную настойчивость под маской без- различной вежливости, и Эйлас уже привык носить эту маску практи- чески в любых обстоятельствах. Сходным образом, Эйлас обычно предпочитал проявлять мягкость, граничившую с застенчивостью, чтобы не тревожить и не подавлять подданных доходившим до экст- равагантной дерзости упрямством, позволявшим ему доводить до кон- ца осуществление далеко идущих замыслов. В фехтовании ему почти не было равных; когда он этого хотел, проницательностью и остро- умием он блистал не хуже, чем танцующим острием меча — но эти сполохи прорывались внезапно, подобно снопам солнечного света в разрывах между тучами. В такие минуты лицо Эйласа оживлялось, и он казался таким же молодым и жизнерадостным, как Друн.