9
На следующий день рано утром Леа отправилась на велосипеде на поиски Франсуа Тавернье. Дома его не оказалось. В частном ресторане Андрие, на улице Сен-Жак, Марта сказала, что не видела его с тех пор, как он заходил сюда вместе с Леа. Заявив, что Леа «очень осунулась», она заставила ее съесть миску супа и несколько кружочков колбасы, пока Марта «расскажет ей новости». Добрая хозяйка на прощание расцеловала Леа в обе щеки, пообещав при встрече с месье Тавернье передать ему, что его разыскивает подруга.
Немного приободрившись после супа и теплого приема, Леа бесцельно ездила по улицам, пока из-за туч впервые после стольких дождливых дней не выглянуло веселое зимнее солнце…
Прошлой ночью после налета она так и не смогла уснуть, бесконечно вспоминая события дня и пытаясь привести в порядок мысли. Воображение рисовало ей страшные картины: изнасилованная Лаура, Сара, погруженная в ванну, истерзанная Камилла, расстрелянные Адриан и Лоран, обезглавленная старая Сидони, задушенная Руфь, мертвый маленький Шарль и Монтийяк, горящий на глазах Матиаса и его отца. Тщетно она пыталась читать; строчки плясали перед глазами. Измучившись, Леа встала и до утра бродила босиком по ледяной квартире. Незадолго до рассвета она вновь попыталась дозвониться до Бордо, но результат оказался прежним.
Проехав через мост Альма, Леа разогналась и направилась в сторону Трокадеро. По другую сторону площади серой массой возвышалась стена кладбища Пасси, ограждавшая мертвых, словно узников, от этого мира. Зачем она сюда приехала? Задыхаясь после быстрой езды, она остановилась возле кафе, где ужинала с Рафаэлем Малем. Несколько молодых людей — лицеистов, судя по их ранцам, — резвились, занимая весь тротуар. Сами того не желая, они толкнули трех немецких солдат, один из которых возмутился, но товарищи быстро успокоили его. Мальчишки за их спинами смеялись, раздвинув два пальца в виде буквы «V» — знака победы.
При виде этого дерзкого запретного жеста Леа звонко расхохоталась и, внезапно успокоившись, вошла в кафе.
Двое рабочих, стоявших у стойки, присвистнули при виде красивой улыбающейся девушки с блестящими глазами и раскрасневшимися на морозе щеками. Леа непринужденно стянула шотландский берет, и ее волосы рассыпались по плечам.
— Ух ты!.. — воскликнул один из лицеистов, вошедший вслед за ней. — Я — Тарзан, ты — Джейн.
Насчет Тарзана он немного загнул, поскольку был тщедушным пареньком в очках с толстыми стеклами. Леа же с ее распущенными волосами действительно была похожа на маленькую дикарку.
— Вы с ума сошли!.. Что вы здесь делаете? Уходите сейчас же!
И откуда он только появился? Она так давно не испытывала подобного удовольствия, и вот он все испортил.
— Но, Рафаэль…
Не слушая, он схватил ее за руку и, выведя из кафе, потащил к входу в метро. На перроне, убедившись, что на них никто не смотрит, он, тяжело дыша, сел на скамейку.
— Что с вами? Может быть, вы мне объясните, в чем дело? — сердито спросила Леа.
— Вы чуть было все не испортили… У меня встреча с одним человеком — это связано с освобождением Сары. К счастью, он вас не видел.
— Почему? Он меня знает?
— Немного. Вы ему даже приглянулись.
— Я не понимаю, о ком идет речь?
— О Мазуи.
— О Мазуи?..
— Да, я долго думал и решил, что он может нам помочь.
— Ну и ну, наглости вам не занимать!
— Во Франции нет ничего невозможного, милая моя подружка.
— Как вам это удалось?
— Я сказал ему о бриллиантах.
— О моих?..
— Нет, о других, мне не хотелось вмешивать вас в эту историю.
Леа с трудом скрыла улыбку.
— И это подействовало?
— Сейчас я должен с ним встретиться и показать образец. Если он все еще не раздумал, то я оставлю ему бриллиант в качестве задатка.
— А если он откажется?
— Я его знаю, он не устоит перед бриллиантом в восемь карат, особенно если я пообещаю передать ему после освобождения Сары второй.
— Где вы их достали?
— Слишком долгая история. Однако после завершения нашего дела мне необходимо будет исчезнуть.
— На завтрашний день ничего не изменилось?
— Пока нет. Если возникнет какая-нибудь проблема или появятся изменения, то мальчик с кладбища, вы помните его?..
— Да, конечно.
— …появится и передаст вам это, — произнес он, вырывая страницу из последнего романа Монтерлана и протягивая Леа книгу. — Он сообщит вам, что нужно делать. А сейчас я должен уходить. Возвращайтесь домой на метро.
— А мой велосипед?
— Дайте мне ключ от замка. Днем я оставлю его перед книжным магазином «Галлимар».
— Если вы считаете, что так лучше…
— Да, я так считаю. Смотрите, ваш поезд. Не забудьте сделать пересадку на Мотт-Пике-Гренелль.
Леа не любила ездить в метро, поезда которого независимо от времени суток всегда были переполнены. Привыкнув к деревенским просторам, она не выносила тесноты и чувствовала себя здесь похороненной заживо в братской могиле. Несколько немецких солдат, смешавшись с парижской толпой, пытались незаметно проскользнуть на станцию. Никто не обращал на них никакого внимания. В Севр-Бабилон французские полицейские арестовали мужчину, распространявшего листовки коммунистической партии. Немецкий офипер пожал руку комиссару полиции.
На улице нежно светило солнце, в сквере Бусисо играли дети, над отелем «Лютеция» все так же развевались немецкие флаги.
— Когда надо, тебя никогда нет дома. Где ты была? — хмуро спросила Франсуаза.
— Есть новости о Лауре и Камилле?
— Да, звонил дядя Люк. Он добился от комиссара Пуансо, чтобы тот выпустил Лауру под его поручительство. Пуансо сказал, что тебе лучше было бы вернуться, он допросит тебя для проформы.
— А Руфь? А Камилла?
— Что касается Руфи, то тут не было никаких проблем. Они ее ни в чем и не обвиняли. Она тоже у дяди Люка.
— А Камилла?
Чувствуя себя неловко, Франсуаза опустила голову.
— Они отвезли ее в форт «А». Допрос будет сегодня вечером, может быть, завтра.
— Их методы Камилла не выдержит… Ничего нового о Лоране и дяде Адриане?
— Ничего. Их ищет бордоская полиция.
— Я знаю.
— Что ты собираешься делать? Ехать в Бордо?
— Не знаю. Во всяком случае, не раньше, чем через несколько дней. От Франсуа Тавернье по-прежнему ничего?
— Нет. Тебе звонили. Какая-то женщина, по-моему, Марта.
— Марта?..
— Это твоя подруга?
— Нет, нет… она занимается коммерцией… Постой, я забыла, она дала мне колбасы.
— Дала?! — удивленно воскликнула Франсуаза.
— Я хотела сказать — продала.
— Это удивляет меня не меньше. Покажи.
Леа достала из сумки колбасу, завернутую в газетную бумагу, и протянула сестре. Та с вожделением развернула сверток.
— Какая красивая! Давно я уже не видела так много колбасы! Эстелла, посмотрите, что принесла Леа!
— Боже мой! Она великолепна! Мадемуазель, мадемуазель, идите посмотрите!
Прибежали Лиза и Альбертина и в свою очередь начали выражать свой восторг. После пирушки 31 декабря на семейном столе только два раза появлялось мясо: один раз — говядина, а второй — жесткая курица.
— Что она сказала? — спросила Леа Франсуазу.
— Кто?
— Марта!
— Что в четыре часа вечера она будет на рынке на улице Муффетар.
— Где это?
— Кажется, она сказала, что ты знаешь, — это возле церкви Сен-Медар.
Марта что-то узнала! Церковь Сен-Медар… Леа никогда там не бывала!.. Только Франсуа мог дать Марте номер ее телефона.
— Я рада, вижу, что тебе эта весть доставила удовольствие, — сказала Франсуаза… — И еще, через несколько минут я увижу Отто.
Только сейчас Леа обратила внимание на элегантное шерстяное платье сестры, фигура которой вновь обрела девичью стройность.
— Он придет сюда?
— Наверное, — настороженно ответила Франсуаза. — Он имеет право увидеть своего сына.
— Да, разумеется, но у меня нет никакого желания видеть твоего Отто. Я ухожу.
— Ты не права, Леа. Ты очень нравишься Отто, и он огорчится, если тебя не будет.
— Видишь ли, мне это абсолютно безразлично. Соотечественники твоего любовника…
— …Мы поженимся!..
— …хватают Камиллу, разыскивают дядю Адриана, Лорана, меня тоже ищут, пытают моих друзей, некоторых из них вынуждают становиться изменниками, заставляют их работать на себя! А ты заявляешь мне, что твой бош «будет огорчен»… Тебе не кажется, что тебе не хватает элементарной скромности?
— Ты не имеешь права так говорить! Отто не такой, он так же, как и ты, осуждает то, что делают некоторые из них…
— Дети, успокойтесь, не кричите так громко, могут услышать соседи!
— Плевать мне на соседей, тетя Лиза! Мне выть хочется, когда я слышу, что ее Отто «не такой, как все»… Он совершенно такой же, как и они: готов на все ради своего фюрера…
— Дети, успокойтесь, не кричите так громко, могут услышать соседи!
— Плевать мне на соседей, тетя Лиза! Мне выть хочется, когда я слышу, что ее Отто «не такой, как все»… Он совершенно такой же, как и они: готов на все ради своего фюрера…
— Это неправда…
— Это абсолютная правда, или ты никогда не слышала, что он говорит. Но больше всего я ненавижу твоих немецких друзей не за то, что они выиграли войну, а за то, что они показали, что мы — трусливый народ, который после поражения от страха бросился бежать, но, услышав приказ слабоумного старикашки, словно безмозглый скот, безропотно вернулся в хлев, согнув хребет; народ, который позволяет депортировать целые семьи, расстреливать заложников, среди которых есть девушки и юноши моложе Лауры, поощряет доносы и способствует тому, что такие славные парни, как Матиас, теряют голову, а мужчины, как дядя Люк, теряют свою честь!
— Леа, не смей так говорить о своем дяде!
— Тетя Альбертина, мы слишком снисходительно относимся ко многим вещам…
Ее прервал звонок в дверь.
— Боже мой, это он!.. Из-за тебя я не успела привести себя в порядок, — вскрикнула Франсуаза, убегая в свою комнату.
Леа заперлась в своей, предоставив Лизе и Альбертине возможность самим встречать гостя. Те же трусливо отправились на кухню за Эстеллой, чтобы та открыла гостю, уже начавшему проявлять нетерпение.
— Иду, иду, сейчас открою…
Перед Эстеллой предстал настоящий гигант в форме немецкого мотоциклиста;
— Здесь живет мадам Франсуаза Дельмос? — спросил он.
С округлившимися от изумления глазами старая служанка смотрела на него снизу вверх, недоуменно покачивая головой.
— Я пришел по поручению майора Крамера, — продолжал мужчина.
Франсуаза, закончившая свой туалет, с сияющей улыбкой вышла из комнаты.
— Отто!..
Она замолчала, увидев гиганта, который учтиво приветствовал ее, щелкнув каблуками.
— Мадам Дельмас?
— Да…
— Майор Крамер послал меня с сообщением для вас. В пять часов он пришлет за вами машину. Он просил, чтобы вы надели вечернее платье. Сразу после полудня приедет кутюрье и покажет вам несколько моделей. До свидания, мадам Дельмас, — он снова щелкнул каблуками.
С недоуменной улыбкой Франсуаза застыла на пороге. Эстелла закрыла дверь.
10
Возле церкви Сен-Медар продрогшая, расстроенная Леа появилась около четырех. Хоть она уже вдоволь наездилась по холодному Парижу на велосипеде, но все равно предпочла бы этот вид транспорта метро, которым ей пришлось воспользоваться: Рафаэль не сдержал своего обещания, и велосипед ей не вернул. Она вышла на станции Монж и оставшуюся часть пути прошла пешком, несмотря на то, что снова хлынул дождь.
Девушка осмотрелась вокруг: ни одного знакомого лица. Зябкие фигуры маленьких старушек двигались вдоль длинных прилавков с мясными и молочными продуктами. Серая безропотная толпа топталась на месте, пытаясь укрыться от дождя под скверными зонтиками.
Пробило четыре часа. Из церкви вышел полный мужчина и закрыл за собой дверь на ключ. Не зная, что делать, Леа двинулась за ним к улице Муффетар. На углу улицы Арбалет шла оживленная торговля с продавцом овощей за последний килограмм картошки. Уже на улице Эпе-де-Буа она повернула обратно и, чуть было не столкнулась с женщиной, шедшей ей навстречу.
— Извините, мадам… ах!..
Она узнала Марту Андрие. Та была в платке, завязанном под подбородком.
— Пройдите немного подальше, справа увидите бистро, его держит мой кузен. Скажете, что вы из Монткука, тогда он поймет, что имеет дело с другом.
В кафе кузена было тепло. В глубине маленького зала гудела круглая чугунная печка, на ней кипел большой медный чайник. За столами сидели пожилые мужчины, игравшие в манилью, домино или белот. На выложенном плиткой полу с голубым рисунком маленькими кучками лежали мокрые опилки. За прилавком, протирая стойку, стоял мужчина с пышными седоватыми усами, в берете и черной куртке угольщика. Обслужив двух молодых людей, он подошел к Леа.
— Здравствуйте, мадемуазель. Чем могу быть вам полезен?
— Я из Монткука, — сказала она, чихнув.
В его глазах промелькнуло недоверие. Однако он весело ответил:
— Я рад всем своим землякам. Вижу, что парижский воздух не для вас, вы сразу подхватили насморк. Сейчас я приготовлю вам прекрасный грог, как в прежние времена.
— Сделай-ка два, кузен, — сказала вошедшая в бистро Марта.
— Кузина Марта! Каким ветром тебя сюда занесло? Что нового произошло за вчерашний день?
— Ничего существенного, кузен Жюль. Я продрогла на этой проклятой набережной и сказала себе: почему бы нам не погреться у кузена и не выпить по капельке?
— Черт возьми, Марта! Ты, как всегда, не прочь выпить!
— В наше время женщины не должны отказывать себе в удовольствиях, когда это возможно. Не так ли, мадемуазель?
— Да, мадам.
Жюль достал из-под прилавка бутылку без этикетки, поставил на стойку три толстых стакана и до половины наполнил их ароматной жидкостью, куда украдкой бросил три кусочка сахара и дольку лимона.
— Это прекрасное средство от насморка. Эй, кузина, подай мне чайник. Осторожнее, не обожгись, — добавил он, протягивая ей тряпку.
Марта вернулась, держа чайник в вытянутой руке.
— О-хо-хо! Он же чугунный! — воскликнула она.
— Так надежней, — ответил он, наливая кипяток.
Некоторое время все молча помешивали ложечками напиток в своих стаканах.
— За ваше здоровье, дамы, — сказал хозяин бистро.
— За твое, Жюль.
— За ваше, — произнесла Леа, торопливо поставив свой стакан на стойку.
— Горячий? Но это как раз и хорошо! — с улыбкой произнес Жюль.
— Я подожду, пока он немного остынет, если вы не возражаете.
Наконец кузен удалился.
— Вы что-то узнали о Франсуа?
— Да не я, а сын. Франсуа велел ему передать, чтобы вы не наделали глупостей. Сейчас он не имеет возможности с вами встретиться. Если хотите ему что-нибудь сообщить, то я могу это сделать. Мой мальчик ждет дома, скоро он должен с ним встретиться…
«…Не наделать глупостей… Легко сказать! Ведь я же ничего не знаю… Завтра я буду нужна Саре, если только Рафаэль не выдаст нас обеих… Что мне делать?.. Что сообщить ему?» — лихарадочно соображала Леа.
— Вы можете передать ему письмо?
— Конечно.
— Правда, мне не на чем писать…
— Я попрошу у Жюля. Пейте ваш грог, а то кузен будет недоволен.
Леа послушалась. Напиток был еще очень горячим, но его уже можно было пить. Он оказался крепким и вкусным. Выпив полстакана, она почувствовала, как по телу разливается приятное тепло. Когда Марта вернулась с листком бумаги, конвертом, перьевой ручкой и баночкой чернил, Леа почувствовала себя намного лучше. Она открыла чернильницу и обмакнула перо.
«Дорогой друг, Камилла оказалась в такой же ситуации, как и С. Дядя Люк, которого вы знаете, советует мне вернуться. Что делать? Вернулся жених моей сестры, а Рафаэль занимается С. Могу ли я ему доверять? Поскорее дайте о себе знать, я чувствую себя совсем одинокой. Целую вас.
Леа».
Она сложила листок вдвое, сунула его в конверт и протянула Марте.
— Вы забыли его запечатать, — сказала та, проводя языком по намазанному клеем краю конверта. — Как только появится возможность, я свяжусь с вами.
— Скажите ему, что это очень важно. Я должна с ним увидеться.
— Бедное мое дитя, я сделаю все, что смогу. Доливайте свой грог и идите, пока не начался комендантский час. Вы приехали на метро?
— Да.
— Вам лучше вернуться пешком. Вы молоденькая, здоровая, дойдете меньше чем за час. Идите по улице Эпе-де-Буа: вы выйдете на улицу Монж, там повернете налево и спуститесь по ней до Сены. Ну, а уж там вы узнаете свой район. Прощайте.
— До свидания, Марта, до свидания, месье Жюль, спасибо за грог, я согрелась и чувствую себя словно на крыльях.
— Это как раз то, что надо. На здоровье!..
После дождя подморозило, но благодаря грогу Леа совершенно не чувствовала холода. Надвигалась ночь, на темных, безлюдных улицах царила зловещая тишина. Леа почти бежала.
Задыхаясь, она остановилась возле сквера Сен-Жюльен-ле-Пувр. На другом берегу Сены высилась темная громада Нотр-Дама. Постояв несколько минут на набережной, дальше Леа пошла шагом. Ей казалась невыносимой даже мысль о том, что, придя домой, она может встретиться с Отто.
На Университетскую улицу она вышла через двадцать пять минут после начала комендантского часа… К двери был привязан велосипед. Хороший знак: Рафаэль все-таки сдержал свое слово! Она открыла замок, отвязала машину и имеете с ней вошла в подъезд. Чья-то рука схватила ее за локоть. Леа едва сдержала крик.
— Это вы, мадемуазель Леа? Не бойтесь, я — друг месье Рафаэля. Он просил вам передать: не приходите завтра на кладбище.