— Но…
— Осторожно, я могу рассердиться, симпатичные дамочки никогда не отказывают большому Рене, не так ли, Жужу?
— Это правда, мадемуазель: та, которая ему откажет, может довольно надолго отсюда исчезнуть.
— Хорошо сказано, Жужу, ты хороший парень. Твой телефон заработал?
— Да вот уже два дня.
— Пригляди за малышкой, мне нужно позвонить. До встречи, крошка.
Леа уклонилась от назойливой руки. Фат ухмыльнулся, пожав плечами.
— Вам нужно скорее уходить, он работает на них. В Сент-Эсташ, в часовне Де-ла-Вьерж, увидите мужчину. Под мышкой у него будет «Маленькая Жиронда». Он скажет, что нужно делать. Вы мне ничего не должны, считайте это подарком от фирмы. Идите, счастливо.
— И вам счастливо, — сказала она, направляясь к двери и стараясь казаться спокойной.
Как она отвязала свой велосипед? Как не заблудилась в узких улочках и через несколько минут оказалась в церкви? Этого Леа вспомнить не могла.
Здание было заполнено верующими, в основном женщинами, которые усердно пели. Изо рта у них вырывался пар. Молитвенная скамеечка перед алтарем была свободна; сдерживая бешеный стук сердца, потеряв всякую способность соображать, Леа опустилась на колени.
Было время причастия, большинство присутствующих направилось к святому столу. Рядом с ней опустился на колени и закрыл лицо руками какой-то мужчина. Из кармана его старого пальто виднелась газета.
В одно мгновение перед глазами Леа промелькнули события того вечера в Бордо, когда, преследуемая полицейскими комиссара Пуансо, она искала укрытия и, увидев на прилавке газетного торговца с площади Большого Театра «Маленькую Жиронду», поняла, куда ей нужно бежать… Она повернула голову. Мужчина был молод и носил бороду, которая тем не менее его не старила. Он был немного похож на… нет, это невозможно, это галлюцинация!..
— Леа…
Кто-то произнес ее имя! Должна ли она обернуться?.. Но нет, это произнес мужчина с «Маленькой Жирондой»! Так значит?..
— Не двигайся, я выйду первым. Возвращайся к себе, на Университетскую.
— К себе!..
— Это единственное более или менее надежное место.
После его ухода она досчитала до двадцати и вышла вслед.
На Университетской улице ее ждал праздник, устроенный тетушками в честь Жана Лефевра, того самого, который вместе с братом Раулем был до сумасшествия влюблен в нее в ранней юности.
Они бросились друг другу в объятия.
Все были еще за столом. Открыли бутылку шампанского, чтобы выпить за встречу, за скорый конец войны и за счастье в Новом году. Прошло не меньше двадцати минут, прежде чем они смогли уединиться в комнате Леа.
— Скорее, у нас не так много времени. Я бы предпочел, чтобы это оказался кто-нибудь другой, а не ты, — сказал Жан, прижимая ее к груди.
— А я счастлива. Если бы все было по-другому, я бы тебя не встретила.
— Действительно, но это очень опасно.
— Знаю. Что мне теперь делать? Отправиться на другие встречи?
— Ни в коем случае. После ареста Симоны Миньо…
— Симоны Миньо?
— Да, большинство из нас знали ее под этим именем. После ее ареста члены подполья скрылись, как и было намечено. По очереди мы должны были приходить к почтовому ящику. Там я и встретил «Троицу»…
— Франсуа?
— Он сказал, что хочет попытаться устроить Саре побег, и спросил, согласен ли я. Я тут же согласился. Молодая женщина должна была передать мне сведения утром 1 января. Все шло хорошо, но на рассвете я узнал об аресте товарища, который знал мой адрес. Мне едва хватило времени одеться и убежать по крышам: гестаповцы уже поднимались по лестнице. К счастью, не было снега. Я думал только об одном: предупредить «Троицу». По двум известным мне адресам его не оказалось. Тем не менее, я решил отправиться на встречу на улицу Ферронери. На Севастопольском бульваре со мной поравнялось велотакси. «Вотрэн!..» — позвал пассажир.
— Так это ты — Вотрэн? — удивленно спросила Леа.
Жан оставил ее вопрос без внимания и продолжил:
— «…не останавливайся и не оглядывайся, — сказал велосипедист. — В известном тебе месте на улице Ферронери спросишь у хозяина, где находится церковь Сен-Тините. Он ответит, что ты ошибся кварталом, что здесь есть только церкви Сент-Эсташ, Сен-Лё и Сен-Мерри. Ты скажешь: «Хорошо, не могли бы вы мне указать, как пройти к Сен-Мерри?» Как вежливый человек, он выйдет вместе с тобой, чтобы указать дорогу. Скажешь ему, что должна прийти девушка с золотыми волосами и фиолетовыми глазами». — «По описанию — прямо портрет одной моей подружки», — сказал я. — «Это она и есть». Я чуть было не упал с велосипеда. «Троица», а это был он, спокойно продолжал: «Сейчас не время для обмороков. Вы встретитесь с ней в церкви Сент-Эсташ, а оттуда отправитесь к мадемуазель де Монплейне. Ты все понял?» — «Да», — ответил я, совершенно одурев.
Некоторое время оба молчали.
— А сейчас что нам делать? — наконец произнесла Леа.
— Ждать, пока не будет новых инструкций.
— Пойдем к остальным, а то им может показаться странным, что мы так долго остаемся наедине.
Во время их отсутствия появился крестный отец маленького Пьера, пришедший навестить мать своего крестника и передать ей большую коробку шоколада и письмо от Отто Крамера. Тот писал, что в ближайшее время должен получить отпуск. Узнав эту новость, молодая женщина засияла от счастья.
Увидев Фредерика Ханке, Леа побледнела. Путей для отступления не было, пришлось представить их друг другу. Сжав руку Жана, она, улыбаясь, подошла к немцу, который по-прежнему был в штатском, и, взяв его за руку, сказала:
— С Новым годом, Фредерик. Позвольте представить вам друга моего детства, проездом оказавшегося в Париже. Жан Лефевр. Жан, представляю тебе крестного отца сына Франсуазы, капитана Фредерика Ханке.
Если бы Леа украдкой не ущипнула Жака, он бы наверняка упал. Смертельно побледнев, буквально потеряв дар речи, он протянул дрожащую руку Ханке. Казалось, ничего не заметив, Фредерик пожал ее.
— Здравствуйте месье, очень рад познакомиться с другом Франсуазы и Леа. Желаю вам счастливого Нового года. Спасибо за поздравления, Леа. Надеюсь, что этот год окажется для вас намного лучше, чем прошедший.
— Спасибо, Фредерик. Жан, хочешь настоящего кофе?
— Да, — выдохнул Жан, не зная, как ему себя вести.
К нему непринужденно обратился капитан Ханке.
— Так вы сосед мадемуазель Дельмас?
— Да, довольно близкий: имение моей матери находится в Кадийяке.
— Вы, конечно же, помогаете ей в управлении имением?
— Да.
— Вам повезло, что вы живете в таком прекрасном месте. Надеюсь встретиться с вами там, когда война закончится, и наши народы объединятся.
Жан собирался ответить, когда вошла Леа.
— Капитан влюбился в наши виноградники, когда гостил у нас, в Монтийяке.
Фредерик Ханкс наконец распрощался.
— Простите, что прервал ваш ужин. Но у меня не было другого времени, чтобы поздравить вас. В пятнадцать часов я заступаю на службу. Франсуаза, если я вам понадоблюсь, вы знаете, где меня найти. До свидания, мадемуазель, до свидания, Леа, до свидания, месье.
После его ухода все вздохнули с облегчением.
— Уф! Я уж думала, что он никогда не уберется, — воскликнула Леа, упав в кресло. — Почему вы нас не предупредили, что он здесь?
— Я не подумала об этом, — сказала Франсуаза, понурившись, — я была так счастлива получить известия от Отто.
— Это не имеет никакого значения, дети мои. Этот молодой человек действительно очарователен, превосходно воспитан и очень корректен! — весело воскликнула Лиза.
— «Очень корректен!..» Повсюду только об этом и слышишь. «Вы только подумайте, мадам Дюпон, этот офицер придержал мне дверь в метро! Какой корректный молодой человек! Хм… не то, что наша нынешняя молодежь, могут тебя толкнуть и даже не извиниться. Коммунисты… проходимцы, и они еще удивляются, что проиграли войну… было бы удивительно, если бы произошло обратное. Говорю вам, мадам, когда народ отказывается верить в Бога, Господь отворачивается от него и наказывает… мы должны отречься от скверных французов, которые слушают радио Лондона и не подчиняются маршалу Петену, святому человеку, посвятившему свою жизнь Франции, чтобы спасти ее…»
— Леа, прекрати! — крикнула Франсуаза.
— «…вы правы, мадам Дюран. Представьте себе, недавно я встретила свою бывшую соседку, еврейку… и что же? Вы не поверите: у нее не было желтой звезды! Представьте себе, я не постеснялась сделать ей замечание, хотя люди вокруг смотрели на меня неодобрительно. Она убежала, красная от стыда, мадам…»
— Хватит!
— Хорошо, хорошо, тетя Альбертина. Простите меня, я совершенно с вами согласна: немцы очень корректны!
— Прекрасно, и не надо сердиться. Кажется, ты забыла, что они — победители и могли бы делать с нами все, что угодно. Однако, несмотря на покушения, они продолжают быть корректными и терпеливыми…
— Прекрасно, и не надо сердиться. Кажется, ты забыла, что они — победители и могли бы делать с нами все, что угодно. Однако, несмотря на покушения, они продолжают быть корректными и терпеливыми…
— У-гу… расстреливают понемногу заложников, увозят неизвестно куда женщин и детей…
— Но это террористы…
— Дети?..
— Замолчи!.. Не говори о детях, — сказала Франсуаза, разражаясь рыданиями.
После этого восклицания воцарилась тягостная тишина.
— Жан, пойдем в мою комнату, — наконец сказала Леа.
— Это не совсем прилично, — произнесла Лиза пискливым голоском, который при других обстоятельствах показался бы всем комичным.
Леа молча пожала плечами и потащила за собой своего друга. Едва они вышли за порог, как затрезвонил звонок у входной двери.
Молодые люди взволнованно переглянулись. Леа указала рукой на свою комнату. Она дождалась, пока за Жаном закроется дверь, и только тогда пошла открывать.
— Слава Богу! Вы здесь! — произнес Франсуа Тавернье, прижимая ее к себе.
Чувствуя на плечах его руки, она испытала состояние, близкое к наслаждению.
— Я так боялся… Когда я узнал, что один из товарищей Сары нас предал, я был уверен, что и вы арестованы… Никогда не прощу себе всего этого… Лефевр с вами?
— Да. Почему вы мне не сказали, что это будет он?
— Потому что я сам узнал об этом в последний момент. Где он?
— В моей комнате. Пойдемте, пока тетя Лиза не вышла посмотреть, кто это пришел.
— Я следую за вами, но вначале поцелуйте меня.
Впервые Леа ответила на эту просьбу с искренним удовольствием.
В комнате, сидя на краю кровати, закрыв лицо руками, ждал Жан Лефевр. Когда он поднял голову, глазау него были влажными.
Франсуа Тавернье внимательно посмотрел на него.
— Леа, оставьте нас.
Когда они остались одни, он спросил:
— У вас есть какие-нибудь новости о членах подполья?
Молодой человек отрицательно покачал головой.
— Вы должны немедленно покинуть Париж. Вот ваши новые документы. Теперь вас зовут Жоэль Лемэр. Вы родились в Ла-Транш-сюр-Мэр, в Вандее, отец — Жан Лемэр, крестьянин, мать — Тереза Пейон, домохозяйка. Вы — единственный сын, а ваши родители погибли два года назад в Сабль-д’Олонн во время шторма, опрокинувшего лодку, в которой они находились. Вы — рыбак в Эпойоне. Здесь записаны эти и другие сведения. Прежде чем уходить, запомните все наизусть и уничтожьте бумажку. Сегодня вечером отправитесь на поезде в Пуатье, там сделаете пересадку и доедете до Ла-Рошели. Будьте очень осторожны, в этом районе часто бывают проверки документов. В Ла-Рошели постарайтесь найти машину до Люшона или Эгюйона. В Эгюйоне пойдете в «Клуб морских рыбаков», спросите Жана-Мари с «Вайанта». В разговоре с ним скажете, что здешний воздух лучше, чем атмосфера парижского метро. Он ответит: «Да, это правда, для «Троицы» особенно». Выполняйте его указания. Вы все поняли?
— Да.
— Отлично. Даю вам десять минут, чтобы запомнить все это. У вас есть деньги?
— Практически нет.
— Возьмите, здесь тысяча франков.
Жан попытался отказаться.
— Берите, это деньги из Лондона. Распишитесь здесь, таков порядок.
Жан взял деньги и расписался.
— Месье, могу я вас попросить об одной вещи?
— Да, конечно. О чем речь?
— Я не хотел бы, чтобы Леа вмешивалась во все это.
Франсуа Тавернье так посмотрел на молодого человека, что тот покраснел.
— Я тоже. Но сейчас уже несколько поздновато.
— Я так не думаю. Скажите ей, чтобы возвращалась домой.
— Я сделаю все возможное, но она очень хочет помочь нашей подруге…
Леа приоткрыла дверь.
— Прошло уже много времени. Вы закончили? Могу я войти?.. Франсуа, я совершенно не понимаю, что происходит. Что нужно теперь делать, чтобы помочь Саре?
Тавернье, не отвечая, посмотрел ей в глаза. После продолжительной паузы он безжизненно произнес:
— Сару пытали.
Леа бросилась на Франсуа и начала бить его в грудь.
— Вы солгали мне!.. Вы солгали! — кричала она. — Вы сказали, что с ней все в порядке… что благодаря вашим связям с бошами с ней будут хорошо обращаться… а они пытали ее!.. Это все из-за вас… никогда вам этого не прощу… Это из-за вас ее арестовали… Вы сволочь… сволочь!..
— Замолчи… достаточно! — крикнул Жан, отрывая девушку от Тавернье. — Дай ему все объяснить.
— Нечего объяснять… он работает на них. Я видела, как он смеялся с ними перед отелем «Лютеция», — кричала она, пытаясь вырваться.
Бледный, с исказившимся лицом, Франсуа Тавернье приложил платок к глубокой царапине на лице.
— Меня обманули. Сару отвезли не на улицу Соссэ, а на авеню Анри-Мартен. Я узнал об этом только сегодня утром, слишком поздно. После ее ареста они схватили двух других членов подполья. Один из них заговорил, и это объясняет все происшедшее.
— Кто сказал вам, где находится Сара? — спросил Жан.
— Один из ее друзей, Рафаэль Маль…
— Рафаэль!.. Теперь вы видите…
— …что это он ее предал? Нет, я уверен, что это не он, и не потому, что он на это не способен, а потому, что знает, что я защищаю Сару и могу в любое время добиться его ареста.
— Тогда как же он узнал, что она не на улице Соссэ, а на авеню Анри Мартен?
— От одного мерзавца, еще большего, чем он сам, на которого Маль время от времени работает. Это Фредерик Мартэн, он же Руди Мерод, или Руди де Мерод.
— Что ему сказал этот так называемый Руди?
— Вы действительно хотите это знать?
— Да.
— Мерод со смехом рассказал Малю, как он с одним из своих дружков заставлял красивую еврейку принимать ванну.
— Принимать ванну?
— Да, так они называют пытку ванной. Кажется, какой-то бельгиец придумал этот новый способ пытки… Когда речь идет о мужчине, довольствуются тем, что погружают его голову в таз или бак, наполненный ледяной водой, и держат до тех пор, пока он не начинает задыхаться. Потом вытаскивают и вновь погружают, и так до тех пор, пока тот не заговорит или не потеряет сознание.
— Это ужасно.
— Что же касается женщин…
— Остановитесь! — закричал Жан Лефевр.
Франсуа Тавернье обвел молодых людей ироничным и одновременно полным страдания взглядом.
— Вы ввязались в авантюру, в которой видите только ее романтическую сторону. Но есть и другая — та, где пытают, где убивают, где насилуют и отправляют детей умирать в концентрационные лагеря. Вам, молодой человек, следовало бы прочитать «Майн Кампф», Гитлер там весьма четко изложил свой способ решения еврейской проблемы. Если Леа хочет играть в героиню, то она должна знать, что с ними, героинями, иногда делают после ареста. Сару, которая знала, чем она рискует, отправили в «больницу», где «лечили» ее раны. С улицы Соссэ ее увезли на авеню Анри-Мартен. Вначале они допрашивали ее достаточно корректно, а затем, поскольку у них был перерыв на обед, они заперли ее в железном шкафу… Вы знаете эти шкафчики, такие стоят в раздевалках заводов: они слишком низки, чтобы там можно было стоять, и слишком узки, чтобы можно было сесть. Обед продлился три часа… Затем они вернулись, сытые, слегка захмелевшие, веселые. Когда они открыли шкаф, то вынуждены были помочь Саре выйти, одеревеневшие ноги не слушались ее. Они дотащили ее до ванной… Она так ослабела, что им пришлось самим раздевать ее. Мерод, держа в руке бокал шампанского, с видом знатока оценил ее красоту…
Леа опустилась на кровать. Франсуа Тавернье безжалостно продолжал.
— …он попросил v хозяина, Кристиана Мазуи, оставить их на несколько минут одних. Мазуи со смехом согласился и вышел вместе со своими помощниками. Сара не двигалась, сквозь повязку на ее ране просочилось немного крови. Руди погладил ее груди и сказал, что если она будет сговорчивей, то он может заступиться за нее. Сара засмеялась в ответ на это любезное предложение, что очень не понравилось нашему дон-жуану, и он, по его собственным словам, дал ей пощечину, потом еще раз. Тщетно — она продолжала смеяться. Взбешенный, он позвал своих дружков. Наручниками они стянули ей руки за спиной и по очереди изнасиловали. Затем несколько минут они курили, отдыхая, потом связали ей лодыжки и пинали друг другу, как мяч, крича: «Ты будешь говорить, шлюха? Да или нет? Будешь говорить?» Она молчала, и поскольку им надоела эта игра, Мазуи бросил Сару в ванную. Очутившись в ледяной воде, она впервые закричала. Наверное, чтобы не слышать ее крика, Мазуи погрузил ее голову в воду. Из-за раны вода в ванной скоро стала красной. Они издевались над ней два часа. «Крепкий орешек эта женщина!» — заявил на следующий день Руди Мерод Рафаэлю Малю, который с неподдельным волнением рассказал мне все это… Вот что такое пытка ванной, о которой эти милые господа рассказывают с наслаждением…
Он ненадолго замолчал, потом продолжил.
— Леа, взгляните на меня! Можете вы представить, что я могу быть соучастником этих злодеяний?