Четыре серые стены. Продавленная кровать. Мятое покрывало. Лампочка, горящая вполнакала. Вместо ванной комнаты — душевая кабина. Она взглянула на экран мобильника. Новых сообщений нет, но сеть принимает. Значит, она не вышла за пределы цивилизованного мира. Пока еще не вышла.
С благодарностью подставила тело под струю воды, смывающую накопившуюся пыль и грязь. Выключила свет и забралась в постель. Стоило прикрыть веки, как перед ней потянулись ряды пальм, заросли кустов, оплетенных колючками… В голове метались образы огня, засухи, злобной жестокости. После тряски в джипе руки и ноги все еще подрагивали. Бесконечная саванна проникала в нее, подчиняла себе…
Тем не менее чувствовала она себя хорошо. Измотанной. Отупевшей от усталости. Одурманенной. Все на свете куда-то отдалилось. Неминуемая опасность. Близкое присутствие Хоакина. Тайна леса… Отныне ничего из этого больше ее не волновало. Она перестала даже понимать, к какой цели движется. Единственное, в чем она теперь была уверена, — это путешествие изменило всю ее жизнь. Закалило душу. Карл Юнг писал: «Невроз есть страдание души, утратившей смысл существования». Может, ее душе тоже удастся обрести смысл существования? До сих пор она верно служила одному только Эросу. Искала любовь. Но находила в основном смерть. Насильственную смерть. Владения Танатоса. Выходит, только в своей ипостаси следственного судьи она достигала наибольшей цельности…
Она свернулась под одеялом в клубок. Мысли скакали, перепрыгивая с одного на другое. Вспомнились последние одинокие ночи в Париже. Как она слушала цифровые записи. Как мастурбировала в сумерках. Ей стало совестно за горькую печаль тех тоскливых часов. Но теперь все изменилось. Вот уже много дней, как она к себе не прикасалась. Вся эта грязь больше не имела к ней никакого отношения. С головой окунувшись в кошмар, она странным образом ощутила себя очистившейся. Просветленной. Она по пятам преследовала зло.
И вдруг почувствовала присутствие Хоакина.
Здесь, в ее комнате.
Черная неподвижная фигура, выгнувшаяся дугой на краю ее кровати. Он выглядел точно таким, как на снимке. Кожа в нашлепках древесной коры, листьев и звериной шерсти. Рот измазан кровью. Он вращает глазами, в которых светится безумие жестокости, не видя ее. Он дрожит, как будто ему холодно, очень холодно. И он не один.
У него за спиной маячит силуэт его отца. Высокий и худощавый мужчина замер в неподвижности. Светлым пятном на фоне тьмы выделяется седая шевелюра. Во сне — ибо она уже спала — Жанна услышала, как отец дает сыну приказ к нападению.
Но дитя джунглей приближается к ней тихим шагом. Вот она уже может рассмотреть его омерзительное лицо. Услышать его дыхание. Хриплое, скрежещущее. Как будто привычка выть по-звериному навсегда лишила его способности нормально дышать. Жанна лежала беспомощная, не в силах пошевелиться, словно из нее выпустили всю кровь…
Хоакин протянул к ней свою вывернутую под немыслимым углом руку. Провел длинными кривыми ногтями по ее лицу. Склонился ближе. Обдал запахами влажной земли, древесных корней и крови. Обнюхал ее. С шумом втянул в себя воздух. Она все глубже погружалась в сон. Ее охватило чувство безмятежного покоя. Она вдруг поняла, что он никогда не причинит ей зла. Он относится к ней с уважением. С почтением…
Она — его богиня. Его Венера.
Поэтому для него она неприкосновенна.
77
7.45.
Жанна рывком вскочила с кровати. На экране мобильника светились цифры, показывая время. На этот час она назначила встречу Бето и Феро. Наверное, они уже сидят за завтраком. Она быстро натянула джинсы и майку. Сверху одну на другую надела две водолазки. И пулей бросилась вон из комнаты.
На улице светило солнце. Белое, яркое, холодное. Чтобы согреться, Жанна потерла руки и постучала в дверь Феро. Тишина. Она заколотила что было сил. Наконец дверь распахнулась. Психиатр стоял на пороге заспанный, с взъерошенными волосами.
Тоже проспал.
Два обормота…
— Уже почти восемь, — сухо сообщила она. — Упустим баржу.
— Э-э… Да… Я как раз одевался…
— Жду тебя в ресторане, в главном здании, — почему-то переходя на «ты», приказала она. — Бето, наверное, уже давно там.
— Хорр… Хорошо.
Жанна пошла вдоль коридора. Она сама еще толком не проснулась, в голове бродили обрывки смутных образов, неясных ощущений…
Бето в ресторане не оказалось. Только сейчас она сообразила, что даже не взяла у него номер мобильного. Ну и плевать, решила она. На стойке бара стояли термосы. Кофе. Молоко. Кипяток. Не присаживаясь, Жанна налила себе чашку кофе.
От подсохших ломтиков хлеба на блюде решила воздержаться.
8 часов.
Баржа отчаливает через 30 минут. Куда же запропастился Бето? Или надумал их бросить? У нее за спиной раздался шум. Феро. Явился. Более или менее собранный. В руках — сумки.
— Пей кофе, — приказным тоном велела она. — Я пока схожу за своими вещами. Потом пойдем поищем Бето. Он у родственника.
— Мы же не знаем адреса!
— Ничего, найдем. Он сказал, это в двухстах метрах. Я на всякий случай поинтересовалась.
Через несколько минут они уже пересекали главную улицу Кампо-Алегре. По обеим сторонам тянулись блочные бараки и деревянные хибары, где крытые рубероидом, где просто затянутые пластиковой пленкой. Все вокруг было настолько серым, словно в природе вообще не существует другого цвета. В пыли бродили куры. То и дело навстречу им попадалась то собака, то свинья, то лошадь… По сравнению со вчерашней ночью оживления, конечно, немного прибавилось, но на всем лежала печать какой-то сонливой заторможенности. Городишко явно находился на последнем издыхании.
Жилище родственника Бето они разыскали на второй улочке слева; шаткое дощатое сооружение в глубине посыпанного песком дворика притулилось третьим с правой стороны. Жанна энергично постучала в дверь. Никакой реакции. Уехать без них проводник не мог — «лендкрузер» по-прежнему был припаркован на стоянке мотеля.
— Бето?
Она вытащила железный прут, выполнявший функцию засова, и толкнула дверь. В косых лучах света, проникавших сквозь щелястые стены, взору открылся настоящий склад всевозможной утвари и инструментов. Кастрюли, мачете, веревки, фанерные ящики, ткани, сковородки, тряпки, мешки с арахисом, банки, бутылки… Все это висело на гвоздях либо громоздилось живописными грудами, как сокровища Али-Бабы в уцененном варианте.
— Бето?
Она сделала пару шагов, пробираясь через кавардак. Внутри лачуги царил теплый, приятный полумрак. Пахло древесными опилками.
В углу она заметила гамак:
— Бето?
Он был там, в полотняной люльке, с лицом, накрытым шляпой. На полу под ним чернела большая лужа. Грузное тело, как будто отягощенное смертью, почти касалось земли. Жанна подошла поближе. Узкая полоска света легла на горло Бето — то, что было его горлом, а теперь превратилось в зияющую рану, протянувшуюся от уха до уха. Убийца орудовал с нечеловеческой силой, перерубив не только сонную артерию, но и яремную вену. В том, кто виновник преступления, она не сомневалась.
— Не могу больше…
Голос Феро донесся у нее из-за спины. Психиатр трясся мелкой дрожью. Она же, напротив, стояла на месте, застыв как изваяние. Собственная кровь, вдруг ставшая тяжелой, медленно толкалась в жилах. Хоакин. Он хочет, чтобы мы прийти к нему одни. Без посторонней помощи. Без снаряжения. В Лес мертвецов…
Феро схватил ее за плечо и резким движением развернул к себе:
— Вы слышали, что я вам сказал? Я ТАК БОЛЬШЕ НЕ МОГУ!
— Успокойтесь.
Ее вдруг осенило. Хоакин не желает, чтобы в Лес мертвецов приходили «они». Он ждет ее, ее одну. И Феро — следующий в списке жертв. При первом же удобном случае дикарь его уничтожит.
Он выпустил ее плечо. Стоял, понурив голову, безвольно опустив руки:
— Да, мне надо успокоиться. И вот еще что. Я выхожу из игры.
— Как хочешь.
— Вы собираетесь продолжить в одиночку?
Жанна посмотрела на часы:
— Баржа отчаливает через десять минут.
И двинулась к двери.
— А как же он? Вы что, бросите его здесь? А полиция?
Уже с порога она обернулась к Феро:
— Какая полиция? Пока индейцы доберутся до ближайшего полицейского участка, пройдет не меньше трех дней. Да и не будет никакого расследования. Никто не увидит связи между Бето и нами. Приехали мы ночью. Ночевали в разных местах.
— А как же машина? А снаряжение?
— Придется бросить. Садись на автобус и возвращайся в Формосу…
— Нет.
Он нагнал ее в дверях. Жанна едва удержалась, чтобы не заорать на него, приказать ему немедленно уезжать во Францию. Домой, к своим завиральным теориям из области человеческой психики. И дать ей спокойно делать свое дело. Феро как-то странно смотрел на нее:
— Что это у вас с лицом?
Протянув руку, он отвел со лба Жанны прядь волос:
— Здесь кровь. Вы что, поранились?
— Где? — не поверила она, ощупывая себе лицо.
— Вы трогали труп?
Она не ответила. Даже если бы она сунулась головой в разверстую рану на теле Бето, и то не могла бы так вымазаться. К тому же кровь на горле несчастного проводника давно запеклась. Эта кровь была другого происхождения. Жанна резко развернулась и вернулась в комнату. Сняла со стены зеркало, поднесла к лицу. На левом виске виднелась темная полоса. Она откинула волосы назад. Это не просто след. Это отпечаток ладони. Части ладони. И двух пальцев — безымянного и мизинца.
Тонких пальцев.
Детских.
Жанна на миг задохнулась: ей стало понятно, что произошло. Это был никакой не сон. Когда она почувствовала себя Венерой и увидела, как покрытый коркой из лесного мусора Хоакин склоняется над ней, это была самая настоящая реальность.
Маленький дикарь принес в жертву Бето, а потом явился к ней.
Она по-прежнему держала в руке зеркало, второй рукой приглаживая волосы. И тут заметила, что отпечаток ладони на виске был вывернутым. Сначала ребро ладони. На лбу. Потом следы опущенных вниз пальцев. Жанна попыталась вспомнить сцену, пережитую в гостиничном номере. Вот Хоакин приближает к ней лицо, обдавая своим дыханием. И опускает окровавленную руку — руку убийцы и каннибала — ей на лоб.
Почему рука вывернута под неправильным углом?
Ответ пришел сам собой.
Потому что его накрыл очередной приступ.
И его запястья повернуты внутрь.
78
В Древней Греции верили, что подземные адовы реки сообщаются с земной поверхностью. Водопад Стикс обрушивал свои воды в узкий речной рукав в Аркадии, на севере Пелопоннеса. Ахерон протекал по территории Эпира и впадал в Ионическое море. Еще одна река с таким же названием орошала Лаконию и бесследно исчезала близ мыса Тенар, где, как считалось, и располагались адские врата…
На палубе баржи Жанна размышляла, к какому аду несет ее течение реки Бермехо. К Лесу мертвецов? К народу Танатоса? Если только не думать о том, что все ее расследование само по себе — сплошной ад. Оставь надежду, всяк… Ну и так далее. Стоит кому-нибудь чуть приблизиться к ней, и его увлекает вихрь насилия и жестокости.
Жанна пыталась отыскать в душе подобие сочувствия к Бето. Бедолага, которому просто не повезло попасться им на пути. Искала и не находила. Тело они бросили. Сбежали. Сейчас она очень надеялась, что не ошиблась. Что никто не увидит связи между их экспедицией и убитым шофером.
Или что они хотя бы успеют добраться до леса и затеряться в нем до того, как на место преступления нагрянет полиция.
Она вспоминала Марион Кантело. Нелли Баржак. Франческу Терча. Франсуа Тэна. Эдуардо Мансарену. Хорхе Де Альмейду… Других несчастных, вольно или невольно подошедших слишком близко к народу embalsados. Реальному или призрачному. Но что толку оплакивать умерших? Единственное, что Жанна еще могла сделать для них, — это довести свое дело до конца. Найти Хоакина и остановить его. Любым способом. Она как наяву услышала голос Павуа: «Эта карма — ваша».
Жанна сидела на носу баржи. Обернувшись, она посмотрела себе за спину. Картина того стоила. Ржавая, склепанная на живую нитку развалюха длиной шестьдесят метров тащила на себе несколько сотен индейцев, домашнюю скотину, мешки с припасами, канистры бензина, собак, дрова, канаты… Здесь же сохло на веревках белье, горели переносные жаровни, пассажиры заваривали мате, звякали кастрюли… Настоящая плавучая деревня — оживленная, многолюдная, по-своему живописная…
Баржа медленно продвигалась вперед, унося их все дальше и оглашая шумом окрестности. По берегам тянулись типично тропические джунгли. Вершины деревьев сплетались над поверхностью реки. Ничего похожего на пальмовый лес. Жанна понимала природу этого феномена. Повышенная влажность дает жизнь бурной растительности. Плотной. Густой. Запутанной. Аргентинцы называют такие леса selva en galeria. Лес-галерея.
Жанна не отводила взгляда от черно-зеленых стен по сторонам. Путаница лиан. Обилие листвы. Цветы на ветвях. Но главное — деревья. Бесчисленные. Огромные. Стоящие плотно, не оставляя между собой ни единого просвета. Пальмы, конечно, но не только. Рожковое дерево. Мангровое дерево. Банановое дерево…
Она опустила глаза. Река, несмотря на название, вовсе не была красной. Скорее уж ее зеленоватый цвет напоминал старую бронзу. С вкраплениями желто-оранжевой меди. И серых свинцовых бликов. Металлическая река… Можно подумать, она вобрала в себя земные внутренности, впитала их, растворила и теперь несет в своих водах.
Тянулись часы. Чем дальше в лес углублялась баржа, тем тише делалось на борту. Голос джунглей подчинил себе прочие шумы. Шорох листьев. Птичий свист. Стрекот цикад. Вдруг без всякой видимой причины все звуки стихали. Тогда становилось слышно грузное шлепанье металлического корпуса по глади реки. Как будто время и пространство материализовались и в неразрывном своем единстве продвигались вперед, взбаламучивая илистое дно…
Пассажиры начали хлопотать насчет обеда. В ржавых железных бочонках разводили огонь, жарили говядину. Индейцы пригласили Жанну и Феро присоединиться к трапезе. Они вместе со всеми устроились под натянутыми над палубой брезентовыми тентами, спасающими от зноя. Жанна взяла себе кусок розовато-серого мяса. Психиатр хрустел сырыми овощами.
Чуть позже, когда все вокруг задремали после еды, вдруг раздались громкие вопли. Кричал капитан, высунув голову из рулевой рубки. Это был индеец лет пятидесяти, безбородый и лысый. К тому же лишенный ресниц и бровей. Когда Жанна поднималась на судно, он перехватил ее удивленный взгляд и объяснил, что специально удаляет у себя с лица всякую растительность, чтобы не давать приюта насекомым…
Сейчас он осыпал бранью нескольких молодых женщин, которые, старательно изображая ужас, искренне веселились.
— Что там такое? — не поднимая головы, спросил Феро, устроившийся на груде пустых мешков. — Что он говорит?
— Что если они не оставят его в покое, он их всех изнасилует. И добавляет, что охотно сбрил бы себе еще что-нибудь, лишь бы избавиться от назойливых паразитов.
Психиатр ничего не ответил. Очевидно, индейский юмор до него не доходил. Сгорбившись, он сидел на своих мешках, похоже, все еще во власти пережитого утром шока.
Жанна снова перевела взгляд на непроходимую стену джунглей. Она вспоминала, что говорил Бето. Бермехо опоясывает лес и окружающие его болота, чтобы через несколько сотен километров выйти к границе с Парагваем. К цивилизованному миру.
В «неживом» лесу никто никогда не останавливался, хотя именно туда лежал путь Жанны и Феро. Но как им добраться до берега? И смогут ли они проникнуть в сердце джунглей?
На всякий случай она посмотрела на экран мобильника. Поиск сети… Всё, они пересекли незримую линию. Когда она убирала телефон на дно сумки, в горле встал комок. В ту же секунду она заметила под проплывающими мимо вершинами деревьев какую-то странность. Что-то серое и угловатое, почти сливавшееся с серым однообразием лиан и листвы, но слишком ровное и правильное, чтобы принадлежать растительному миру.
Она поднялась. Прищурилась под ярким солнцем. В хитросплетении ветвей мелькнуло строение из серого бетона. Простая коробка, почти неразличимая на фоне деревьев. Творение рук человеческих, заброшенное и готовое вернуться к природному состоянию, снова стать обыкновенным минералом…
Она уже все поняла. Старательно обходя тенты, перешагивая через ведра с водой, огибая коз и индейцев, пробралась к ржавой металлической будке, где помещался капитан.
— Что это такое, вон там, под деревьями?
Капитан не оторвал рук от штурвала и даже не обернулся на ее голос.
— Там мелькнуло какое-то здание, — не отставала Жанна. — Что это такое?
— Кампо-Алегре. Концлагерь.
Значит, она догадалась правильно. То, откуда все началось. Колыбель, давшая рождение Хоакину. Кажется, она уже начала относиться к этому месту как к святилищу. Как к мифу. Интуиция подсказывала, что там ее ждут находки.
— Сколько, чтобы остановиться?
— Нисколько. Там нет причала.
Она порылась в карманах куртки. Нащупала конверт с наличностью, выданный в банке Формосы. Все ее сбережения. Быстро пересчитала деньги и вытянула из пачки 200 песо. И выложила на приборную доску — три треснувших циферблата, рукоятки, обмотанные скотчем.
— Вы думаете, вы тут одна на борту?
На капитане была майка с изображением Христофора Колумба. Поверх головы — надпись: «Разыскивается». Внизу — сумма награды. Пять тысяч долларов. Что ж, все ясно.
— Сколько? — повторила Жанна. В тесноте рубки она задыхалась.