Джон Диксон Карр «Капкан для призрака»
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ОЧАРОВАНИЕ
Глава 1
Был прекрасный июньский вечер, и уже начинало смеркаться, когда поезд прибыл на вокзал Чаринг-Кросс. Дэвид Гарт вышел из здания вокзала и как раз собирался нанять один из новых автокэбов, когда впервые увидел мужчину, слова которого привели его в тягостное состояние.
Сидя в поезде, на протяжении всего пути от Фэрфилда он размышлял о Бетти Калдер. Он с неохотой уехал от нее, хотя речь шла всего лишь о нескольких часах. Однако встреча с пациентом, о которой он условился в столь странных обстоятельствах и в такое необычное время дня, нарушила его рутинную, спокойную жизнь.
Доктор Дэвид Гарт не был рядовым врачом. О Дэвиде Гарте, специалисте с Харли-стрит[1], говорили как о враче-неврологе с будущим (правда, неизвестно, с каким будущим, частенько подшучивал над собой Гарт).
Перед отъездом из Фэрфилда он переоделся в смокинг, будто между Кентом и Лондоном пролегала какая-то мистическая граница. Его белые перчатки и блестящий цилиндр словно укоряли запыленный поезд. Ему было тридцать восемь лет, и, вопреки насмешкам над самим собой, он был строен и импозантно выглядел. Однако, несмотря на весь этот показной почтенный вид, это был самый неисправимый романтик из тех, которые когда-либо существовали на свете. «Гм, подумал он. — Это еще как сказать».
Этот вечер он потом уже не мог забыть. Он помнил запах дегтя, который после жаркого дня проступал на деревянном настиле; помнил последние лучи солнца, садящегося за Трафальгар-сквер; помнил приглушенный шум уличного движения, нарушаемый лишь звяканьем колокольчиков двухколесных экипажей или редким «пуф-пуф-пуф» проезжающего автомобиля.
Эти обычные звуки вокруг него сливались в каком-то нереальном сумраке, клубящемся над Чаринг-Кросс. А размышления доктора Гарта изумили бы его самых близких друзей — Винсента и Марион Боствик.
«Так значит, я впервые в жизни влюбился, — подумал он. — Клянусь, я влюбился».
«Приятель, — сказал его другой, внутренний голос, — это всего лишь биологическая потребность…»
«Да замолчи ты с этой твоей биологической потребностью! — прикрикнуло его разъяренное Я. — С этой твоей чертовой научной терминологией! Молчи, говорю тебе! Заткнись!»
Он расстался с Бетти в Фэрфилде; точнее говоря, недалеко от Фэрфилда, в домике на берегу моря, рядом с которым на песчаной отмели находился пляжный павильончик с кабинками. Жарким летом здесь рокотал неутомимый прибой. Каждый раз, когда Гарт вспоминал Бетти Калдер, эту невероятно достойную двадцативосьмилетнюю вдову, у него перед глазами всегда возникал образ, приводящий его (дословно) в отчаяние. Он представил себе Бетти как русалку. Однако на дворе был 1907 год. Уже одно то, что молодая вдова без компаньонки сама для себя купила домик на морском берегу, было слишком дерзким и смелым поступком.
Погруженный в эти размышления, он по Юго-Восточной и Чатемской железной дороге приехал в Лондон. Он шел через площадь перед вокзалом к стоянке кэбов, когда из сумерек его окликнул мужской голос:
— Эй, вы! Мистер! Доктор Дэвид Гарт?
— А?.. — Гарт вышел из задумчивости и решительно остановился. — Да? Слушаю вас.
На противоположной стороне Стрэнда, за засохшей грязью и клубами пыли, в нескольких магазинах виднелись отблески электрического освещения. Мимо с грохотом катились бело-зеленые омнибусы на конной тяге, периодически сотрясая электрические лампочки на всей улице.
Человек, подошедший к Гарту, ничем особенным не выделялся. Это был коренастый мужчина с полным лицом и в котелке с продавленным верхом. Вел он себя бесцеремонно. У него была толстая золотая цепочка от часов, и дышал он так, словно ему пришлось бежать.
— Вы доктор Гарт, верно? Позвольте поинтересоваться, доктор, вас уже вызвали в Скотленд-Ярд?
— Вызвали ли меня в Скотленд-Ярд? Нет, не вызвали. А разве существует какая-либо причина, по которой меня должны туда вызвать?
— Не будем строить об этом догадки, доктор, — неуступчиво сказал незнакомец. — Если вы направляетесь не туда, то позвольте спросить, куда именно вы направляетесь?
— Кто вы такой? И что вам угодно?
— Я из полиции. Моя фамилия Твигг.
— В таком случае могу проинформировать вас, что я еду к себе в приемную, где у меня назначена встреча с пациентом. Потом я отправлюсь на поздний ужин со своими друзьями — мистером Боствиком и его супругой, после чего поездом в одиннадцать двадцать вернусь.
— Не поздновато ли уже для встречи с пациентом, доктор?
— Обстоятельства иногда бывают не совсем обычными…
— Тут я с вами согласен. Что да то да. Однако я все же полагаю, что вам следует отправиться вместе со мной в Скотленд-Ярд.
— Неужели?! А зачем?
— Ну, не будем строить догадки, доктор. — С видом человека, которому все ясно, собеседник Гарта — олицетворение важности и презрения — протянул к нему руку и одновременно втянул в себя воздух сквозь дырявый зуб. — Если желаете взглянуть на мое удостоверение, прошу вас. Джордж Альфред Твигг. Детективный инспектор, уголовный розыск. Что же касается того, зачем мы хотим побеседовать с вами, то речь идет о некоем человеке, который, возможно (пожалуйста, обратите внимание, что я говорю «возможно»), ведет двойную жизнь.
В сумерках зазвенел колокольчик какого-то кэба. Гарт быстро сказал:
— Двойную жизнь? И кто же ведет двойную жизнь?
— Ну… это выяснится. Давайте сядем в кэб, там нам будет удобнее разговаривать.
— Инспектор, — подчеркнуто вежливо сказал Гарт, — я хотел бы, чтобы вы сразу меня поняли. Раз вы не желаете сообщить, что вам от меня нужно, я, к сожалению, не смогу сопровождать вас ни в Скотленд-Ярд, ни в какое-либо другое место. Намерены ли вы сообщить мне об этом?
— О цели этих вопросов вам сообщат в надлежащее время, мистер.
— В таком случае мои ответы вы получите тоже в надлежащее время. Спокойной ночи, инспектор Твигг.
— Послушайте, мистер, я предупреждаю вас!..
— О чем же, например? — спросил Гарт. Он снова остановился и обернулся.
Кроме уличного шума он ничего не услышал. Его собеседник не ответил, и Гарт махнул рукой водителю ближайшего автокэба. Шофер включил разболтанное, похожее на часы устройство, известное как таксометр, выскочил из кабины и с энтузиазмом принялся вращать заводную ручку. Инспектор Твигг что-то сказал, однако его слова заглушило рычание мотора, в который вдохнули жизнь. Дребезжа и громыхая крыльями, кэб выкатился на Стрэнд и направился налево, навстречу фарам экипажей, объезжающих Трафальгар-сквер.
Двухколесные кэбы, пролетки на четырех колесах и частные экипажи производили при их скорости такое впечатление, словно вот-вот врежутся в автокэб. Возница одного четырехколесного экипажа наклонился и с выражением невероятного бешенства на лице обругал обгоняющий его автокэб.
— Тьфу на тебя, проклятая дьявольская развалина! — прорычал он чуть ли не в самое ухо шоферу. — Тьфу на тебя, мошенник, предатель! Тьфу! Тьфу!
Он щелкнул кнутом так, что перепугал собственных лошадей, однако шофер совершенно не обращал на него внимания и выглядел невозмутимым и высокомерным, как лорд.
Известно, что возниц конных экипажей охватывает бешенство не только из-за этого шума, скорости и вони выхлопных газов. Что их раздражает больше всего, так это таксометр, который не позволяет шоферу обсчитывать вас, когда вы расплачиваетесь с ним. Теперь уже неудобно говорить об этом в обществе, однако большинство англичан охотно уплатили бы определенную сумму, чтобы только избавиться от этих парней. Восседающие на козлах, они ненавидят таксометры и даже отказываются взглянуть на них. Однако независимо от того, смирятся они с таксометрами или нет, судьба их мира лошадиных экипажей будет решена еще до начала тридцатых годов.
В это просто невозможно было поверить! Однако таков прогресс. Все эти мысли мелькали в голове у Дэвида Гарта, который, выпрямившись, сидел в кабине автомобиля, хотя теперь у него были другие заботы.
Упоминание о двойной жизни обеспокоило его больше, чем он был склонен признаться себе в этом. Да, конечно, он ведет двойную жизнь, по крайней мере в определенном смысле. А его друг Каллингфорд Эббот, заместитель шефа полиции, наверняка каким-то образом догадался или узнал об этом.
К чертям все это!
Его двойная жизнь вовсе не является незаконной. И она не имеет отношения к Бетти Калдер, а еще меньше она касается Винсента и Марион Боствик. Гарта беспокоит лишь одно — чтобы никто не стал над ним насмехаться.
Правда, если бы об этом узнал Винс Боствик, Гарту это не очень бы помешало. Со своим сверстником Винсом он дружил с детства. Винс выглядит, как типичный образчик человека, живущего на свежем воздухе. У него худое лицо, обветренная кожа, вьющиеся волосы с прямым пробором. Хотя, по правде говоря, он редко отваживался удаляться от Лондона, разве что ради тетеревиной охоты в Шотландии или игры в баккара в Остенде и Трувиле. Под беззаботным обликом Винса скрывается живой ум и повышенная чувствительность. Он и Марион, чьему браку в этом месяце исполняется два года, судя по внешним признакам, представляют собой именно тот тип элегантной, хорошо обеспеченной супружеской пары, для удовольствия и счастья которой словно бы и создана эдуардовская эпоха.
И все же у Гарта были определенные сомнения. Однако он всегда тут же ругал себя за них. Он очень любил Винса.
Марион, дочь офицера, родилась и воспитывалась в Индии. Когда родители Марион умерли от холеры, ее опекуном стал ближайший друг и начальник ее отца. А полковник Джон Селби из Бенгальской королевской артиллерии был человеком упорным и добросовестным. Он оплатил школьное обучение девочки. Поручил ее заботам строгой тетки, миссис Монтэг. А потом, выйдя в отставку с пенсией, равной половине жалованья, полковник Селби взял обеих женщин с собой в Англию, в чопорный мрачный дом на холме в Хэмпстеде.[2] Там Винс Боствик познакомился с юной Марион. Не прошло и трех недель, как он попросил ее руки.
— Мой дорогой друг, — почти кричал он тогда, — говорю тебе, я хорошо знаю, что делаю. О Марион и ее семье никто не смеет сказать ни одного плохого слова.
— Успокойся, Винс! Никто не собирается говорить какие-то плохие слова об этой молодой даме. Ты в нее влюбился, насколько я вижу, да?
— Дружище, для меня это единственная женщина в мире. Я даже не подозревал, что способен испытывать такие чувства к кому-нибудь.
— А она тебя тоже любит?
— Да, конечно! Тебе это может показаться непостижимым, но она любит меня!
— Что же, в таком случае, тебя беспокоит?
— Ну… Марион молода. Ей всего лишь восемнадцать, а я в два раза старше. Однако ведь в этом нет ничего плохого, разве не так?
Тогда Гарт не ответил на это. Он еще не был знаком с Бетти Калдер и не мог представить себе, что тоже способен потерять голову. До свадьбы он виделся с Марион лишь один раз, когда Винс однажды вечером привел его на ужин в Хэмпстед. О тете Бланш и дяде Сэле, другими словами, о миссис Монтэг и полковнике Селби у него остались лишь смутные воспоминания. Удивительная красота Марион как бы сгладила большинство других впечатлений.
От нее исходило какое-то сияние: от блеска темно-рыжих волос и румянца на свежей гладкой коже. В свои восемнадцать лет она держалась с такой уверенностью, словно была на десять лет старше. Гарт все же ощутил какое-то беспокойство, однако и тогда ничего не сказал. Если Марион хочет выйти замуж, чтобы избавиться от стариков и опостылевшей дисциплины, у Гарта было не такое сердце, чтобы нарушать явное блаженство Винса. Ему также не очень мешали атмосфера хэмпстедского дома и чувства, которые это строение пробуждало. По словам Винса, полковник Селби купил дом довольно дешево, так как у него была плохая слава: в нем три человека совершили самоубийство.
Окна закрывали плотные кружевные занавески. В просторной, похожей на пещеру гостиной, обставленной мебелью из светлого дуба, Марион вела остроумную и свободную беседу; звенел ее громкий смех, она была прелестна.
— Ну, что скажешь, дружище? — спросил Винс, когда вечер закончился. — Она тебе понравилась, разве я не прав?
— Да, конечно.
— Черт возьми, Дэвид, со мной ты ведь можешь не играть в прятки! Понравилась тебе Марион или не понравилась? Да или нет?
— Она нравится мне, Винс. Это очаровательное создание. Прими мои поздравления.
Из-за своей неуверенности на регистрации, которая спешно состоялась в хэмпстедском муниципальном совете, не присутствовали ни миссис Монтэг, ни полковник Селби, а у Гарта попросту не было оснований мешать счастью своего друга.
Благодаря богатству Винса все уладилось. После свадебного путешествия в Афины и Стамбул они купили дом в Гайд-Парк-Гарденз и начали приглашать в гости молодых людей. Это, несомненно, было неразумно.
И хотя у Марион имеются кое-какие черты характера, вызывающие беспокойство, и хотя время от времени она проявляет склонность к язвительным замечаниям и любит подчеркивать, что Винс намного старше, — несмотря на все это, скорее всего именно она из них двоих ведет себя с величественным достоинством. За два года она расцвела и стала красивой, импозантной женщиной. А Гарт позабыл о большинстве своих сомнений в результате того, что произошло с ним летом 1906 года в Остенде.
В Остенде, на этом весьма модном приморском курорте, от ветерка трепетали зонтики. Точно так же трепетали шляпы на высоких прическах дам. Дамские купальные костюмы были скандально смелы, — по крайней мере, кое-кто так утверждал, — а в казино игра шла по-крупному.
Гарт, возвращающийся из Вены, куда ездил по медицинским делам, заглянул однажды вечером (о котором он долго будет вспоминать) в казино.
— Доктор Гарт, — обратился к нему один коллега, — позвольте представить вам леди Калдер.
С этого все и началось!
Каждый раз, когда он пытался анализировать свои чувства к Бетти Калдер, что само по себе случалось лишь изредка, он всегда вспоминал о двух особенностях. Ее покойный супруг, сэр Гораций Калдер, был, как оказалось, колониальным губернатором и надутой, важной шишкой. Она взяла на вооружение полный достоинства стиль, поскольку нуждалась в нем на протяжении всей своей супружеской жизни.
И все же, несмотря на это, двадцативосьмилетняя Бетти выглядела менее зрелой, чем двадцатилетняя Марион Боствик.
Правда, Марион на полголовы выше и осанка у нее, как у статуи, чего не скажешь о Бетти. Бетти предпочитает одиночество, а Марион не может обходиться без общества. У Бетти сильное воображение, а Марион его явно не хватает.
С тех пор как он впервые увидел Бетти, когда с доктором Гендерсоном и его женой они сидели в салоне казино и пили кофе, а она подняла глаза и их взгляды встретились, Гарт уже догадался о том, о чем вслух говорить не стал бы. Бетти легко краснеет. В ней есть застенчивость ярко выраженной женственности. Хотя она любит прогулки на свежем воздухе, воспитанность и чрезмерная стыдливость привели к тому, что она отказалась (почти с ужасом) ехать в Остенд и купаться в море на глазах у всех этих людей.
В нынешнем году, когда она купила домик на берегу моря в Фэрфилде, это уже нечто другое. В этом пустынном месте, где совсем нет людей, Бетти надевает самый модный купальный костюм 1907 года. У нее прекрасная фигура, выразительные карие глаза и каштановые волосы, которые очаровательно блестят, когда она распускает их на пляже. В сущности, она обладает какой-то страстной невинностью, которую Гарт в глубине души одобряет. Однако он не способен совладать со своей ревностью. Ему хочется, чтобы Бетти принадлежала ему и только ему одному.
Бетти, Бетти, Бетти!
Однако даже если это и объясняет, почему Бетти выглядит настолько младше и нежнее Марион Боствик, другой странный факт этим объяснить невозможно. Невозможно этим объяснить, почему Гарт до сих пор не познакомил ее с Винсом и Марион или почему даже не намекнул им о существовании Бетти.
Именно эта главная проблема начала мучить Гарта, сидящего сейчас в автокэбе, который с пыхтением ехал по Риджент-стрит.
Он влюблен в Бетти и гордится ею. Его мысли — так бы он ответил, глядя на вскинутые в любопытстве брови Винса, — строги и целомудренны. По какой же неосознанной причине он, в таком случае, не хочет, чтобы Винс и Марион познакомились с ней?
«Но ты ведь уже ответил на этот вопрос, — заявил один из его внутренних голосов. — Ты хочешь обладать ею один и только один. Ты слепо ревнуешь ее, даже к такому глупому, зеленому юнцу, каким является твой собственный племянник.
— Нет-нет, ничего подобного, — ответил другой, иронический, голос, — это не так. К Хэлу можно ревновать до определенной степени. Однако нет никакого смысла ревновать к Винсу и Марион. Так почему же ты никогда не говорил с ними о Бетти?»
Ровно неделю назад, в субботу, 8 июня, в театре Дейли впервые играли новую пьесу. Не было ничего необычного в том, что премьера состоялась именно в этот день. Премьера спектакля по пьесе «Раффлз, джентльмен-грабитель» с Джеральдом дю Морье в главной роли, на долю которой пришелся самый шумный успех прошлого года, тоже состоялась в субботу. На нынешний спектакль, музыкальную комедию «Веселая вдова», несколько друзей Винса решили отправиться организованно и заняли четыре ложи.