– Может быть, я отпустил их. Если их отец расторопный рыбак, то он сумеет выловить своих сыновей сетью, прежде чем они уплывут в море. Все может быть.
Сбыслав кипел гневом, но ничего не мог поделать с берсерком, не имея доказательств. Он зашел с другой стороны:
– Кто эта баба, которая живет на твоей ладье?
– Моя наложница из племени вендов.
Сбыслав расспросил женщину. Они хорошо понимали друг друга, потому что язык вендов очень схож с языком словен. Но люди Гардарики приняли святую веру благодаря конунгу Вальдемару Старому, тогда как венды до сих пор коснеют в язычестве и поклоняются проклятому Водану, каковый есть не кто иной, как Один. Вендка отвечала, что она жена Амлета, и в подтверждение своих слов встала рядом с ним и обвила его своими руками в золотых обручах.
– В чем вина человека в путах и почто ты держишь его на своей ладье? – спросил Сбыслав.
– Он мой раб. Я велел связать его за строптивый нрав.
– Как он стал твоим холопом? Ты заключил с ним ряд? Или ты похолопил его за долги? У тебя есть послухи, свидетельствующие, что он не вернул долг?
– Я взял его в бою, и этого вполне достаточно.
– Из твоих слов я могу заключить, что ты не имеешь на руках ряда, доказывающего законные права на холопа? И не можешь выставить послухов, которые клятвенно подтвердили бы твои слова? В нашей земле похолопить можно только за долги или по взаимному уговору. Выньте из его рта кляп, – приказал Сбыслав, а когда его люди исполнили приказания, спросил пленника: – Ты по своей воле служишь этому варягу?
Высокий пленник отрицательно мотнул головой и произнес только одно слово:
– Нет.
– Тогда именем князя Ярослава Владимировича освобождаю тебя от пут, – провозгласил Сбыслав.
Прикрытые веки берсерка слегка дрогнули. Он протянул с расстановкой:
– Именем конунга? Ты широко открываешь рот, но я не слышу слов конунга.
– Верно, что ты не слышишь речей князя, но сдается мне, что сейчас ты испробуешь его власть, – пообещал Сбыслав, обнажая булатный меч.
Берсерк отступил на шаг назад и тихо произнес:
– Что же, не стану пререкаться, ибо мое дело в Гардарике гораздо важнее жалкого раба.
Он обнял наложницу и ушел с ней на корму. Сын ярла Рёнгвальд разочарованно заметил:
– По всему видать, нам так и не дождаться схватки. Этот берсерк умеет лишь елозить на животе своей бабы.
Подручные Сбыслава разрезали прочную веревку на руках и ногах освобожденного человека. Его лицо не изменилось, как будто ему было все равно, лежать ли связанным под досками или получить свободу. Он попытался сделать шаг и пошатнулся, потому что затекшие ноги не слушались его.
– Откуда ты родом? – обратился к незнакомцу Харальд.
– Из Исландии.
– Ты скальд? – обрадовался Харальд.
– Нет, – коротко ответил незнакомец.
Халльдором звался человек, освобожденный от пут в Адельгьюборге, – тот самый, из чьих рассказов на Полях Тингов я почерпнул большинство сведений о Харальде Суровом. Когда он отправился за лесом в Норвегию, его корабль разбился на подводных камнях у одного из островов. Халльдор был отличным пловцом и сумел выбраться на безлюдный остров. Там его подобрал берсерк и сказал, что ждет от него тяжелой работы в качестве платы за провоз. Халльдор отличался независимым нравом и не захотел подчиняться хозяину корабля. Тогда наложница берсерка напоила его хмельным напитком, в который был подмешан дурман. Ничего не подозревавший исландец выпил зелье и очнулся только на следующее утро. Он увидел, что крепко спутан по рукам и ногам. Его положили под доски палубы, и он лежал там долгое время, потеряв счет дням. Часто его забывали покормить, и он страдал от голода. Вся надежда была на то, что берсерк продаст его в рабство и новый хозяин окажется милосерднее. Харальд любил исландцев и поэтому предложил Халльдору:
– Ты пропадешь один в чужой стране. Присоединяйся к нам, если хочешь.
– Хорошо, – кивнул исландец. – Если ты щедр на еду, то я готов служить тебе.
– Еды будет вдоволь, – пообещал Харальд.
Пришел Хрольв Гардский с вестью, что их ждет ярл Эйлиф. Ярл был совсем молодым человеком. Его отец Рёнгвальд был ярлом Гаутланда, что на границе Швеции и Норвегии, а потом по приглашению Ингигерд перебрался в Гардарику. Здесь он скончался, а сыновья унаследовали его положение. Эйлиф был наместником в Адельгьюборге, а его брат Ульф – воеводой в Хольмгарде. Молодой ярл, облаченный в дорогие одежды, был горд и напыщен, как петух, распустивший яркие перья. Он не преминул напомнить Харальду, что является двоюродным племянником жены конунга Ингигерд.
– Ингигерд будет рада видеть тебя. Конунг Ярицлейв прислушивается к словам супруги и по ее просьбе даст тебе ярлство. Если тебе повезет, ты когда-нибудь станешь таким же великим и могущественным ярлом, как я.
Харальд, скрывая усмешку, поблагодарил за мудрый совет, но про себя посмеялся над самовлюбленным ярлом. Видать, Эйлиф доволен своей судьбой и ни о чем другом не помышляет. Но ему, Харальду, мало самого обширного и богатого ярлства. Он непременно станет конунгом, равным Кнуту Могучему или даже самому Ярицлейву Мудрому.
– Твои друзья также не останутся без милости конунга, – вещал ярл. – Рёнгвальд подтвердит тебе, что в дружине Ярицлейва конунга много норманнов. Мы здесь с давних времен. Словены поведали мне предание о том, что когда-то варяги взимали дань с их племен, а также с чуди и мери. Потом они сумели изгнать варягов и начали сами собой владеть, но не было среди них правды, и встал род на род. Тогда они пошли за море, и сказали чудь, словене, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите владеть нами».
– Удивительное предание, – расхохотался Храни Путешественник. – Сколько стран мне довелось повидать, но нигде я не слышал ничего подобного. Повсюду, завидев паруса викингов, местные жители бросают имущество и опрометью бегут в леса или горы. Никому и в голову не придет добровольно приглашать викингов на правление. Если бы кто явился ко мне с подобной просьбой, я бы решил, что они готовят западню. Неужели кто-то откликнулся на просьбу словен?
– Словены рассказывают, что избрались трое братьев со своими родами: Рюрик, Синехус и Трувор.
– Никогда не слышал о братьях с подобными именами, – удивился Храни Путешественник. – Может, они были морскими конунгами из тех, чьи имена не прославлены в сагах?
– Полагаю, в словенских преданиях все напутано за давностью лет, ведь на нашем северном языке «сине хус» означает «свой дом», а «труворум» – «верная дружина». Наверное, Рюрик приплыл со своими домочадцами и верной дружиной. Одни говорят, что он правил здесь, в Адельгьюборге, другие упоминают Хольмгард.
– Рюрик… Хрёрик… Рёрик… – размышлял Храни Путешественник. – Припоминаю, что в давние времена в Ютландии жил Рорик из рода Скъёлдунгов. Он исповедовал веру предков, и за это его называли Язвой христианства. Когда его с братом изгнали из Ютландии, он занялся набегами на побережье фризов. Конунг Лотарь, не имея сил справиться с Рориком, согласился отдать ему в лен город Дорестад под условие, что он прекратит грабежи в пределах его державы. Вероятно, Рорик вознаградил себя походами по Восточному Пути.
Ярл Эйлиф устроил пир в честь гостей. К своему удивлению, Харальд увидел за дальним концом стола берсерка Амлета. Ярл пригласил его как знатного дана, приехавшего на службу к конунгу Ярицлейву Мудрому. Но удивление Харальда не могло сравниться с негодованием Сбыслава. Дружинник пробурчал под нос:
– Русь руси глаз не выклюет!
Палаты ярла были устроены точь-в-точь как дома знати в Трондхейме или Вестфольде. Харальд сидел на резной скамье сразу за ярлом, как самый почетный гость, за ним – Храни Путешественник и Рёнгвальд. Купцу Хрольву отвели место среди детских, между которых возвышался Сбыслав. Слуги наливали душистый мед и крепкое пиво. Принесли двух вепрей, зажаренных на вертеле, и разрубили их на большие куски. Каждый пирующий отрывал свою долю, обгладывал мясо и швырял кости собакам, которые визжали и дрались в углах палаты. Дружинники похвалялись своей доблестью, мешая северный и славянский языки, что не мешало им понимать друг друга.
По обычаю, каждому из почетных гостей поднесли рог с хмельным напитком, который надо было опорожнить до конца. Первым был Харальд. Он выпил рог в несколько глотков, чем заслужил одобрительные крики пирующих. Голова юноши кружилась от выпитого, в глазах двоилось. Норманны и словены, стучащие чашами и кулаками по столу, казались ему эйнхериями, которые собрались на пир в Вальхалле. Храни, не пьяневший даже после многодневных пиров, зорко следил за юношей и шепнул Харальду, что ему надо выйти освежиться. Пошатываясь, Харальд вышел во двор и остановился у угла дома, чтобы справить малую нужду. Кто-то выскользнул следом за ним. Повернув голову, он увидел берсерка, спросившего с усмешкой:
– Надеюсь, ты не будешь возражать, если я осмелюсь помочиться рядом с тобой, брат конунга? Не думаю, впрочем, что твоя моча благоухает сильнее моей. Ведь я веду свой род от Скъёлдунгов, не менее знатных, чем Инглинги. Я потомок конунга данов Рорика Метателя Колец. Как я слышал, конунг Ярицлейв Мудрый тоже ведет свой род от некоего Рюрика. Возможно, мы родичи с владетелем Гардарики, и он возвысит меня сообразно моему высокому происхождению.
– Не думаю, – икнул Харальд. – Не думаю, что Ярицлейву Мудрому польстит родство с берсерком Амлетом.
– Меня назвали Амлетом в память Амлета, внука конунга Рорика Метателя Колец. Конунг выдал свою дочь Геруду за одного из вассалов и предоставил ему в управление Ютландию. У этого вассала был младший брат Фенгон, тайно завидовавший доблести и высокому положению старшего брата. Снедаемый злобой, он решил погубить брата. Как только выпал случай для убийства, насытил он кровавою рукой пагубную страсть своего сердца. К тому же он прикрыл чудовищность содеянного столь наглой хитростью, что придумал оправдать вину видом доброжелательства и убийство брата скрасить долгом милосердия. Герута, говорил он, хоть так кротка, что никому не причинила и самой маленькой обиды, терпела между тем от мужа лютую ненависть. И брата он убил ради ее спасения, ибо ему казалось нестерпимым, чтобы нежнейшая, без злобы, женщина страдала от тяжелейшей надменности супруга. И уверение достигло цели. Вдова убитого вышла замуж за убийцу через столь короткое время, что холодные блюда, приготовленные для поминок, пошли на брачный стол. Так убийца стал отчимом Амлета. Горе от смерти отца помутило разум Амлета. Ежедневно в покоях своей матери, грязный и безучастный, кидался он на землю, марая себя мерзкой слякотью нечистот. Что бы он ни говорил, дышало безмерной тупостью. Не за человека его можно было почесть, а за чудовищную потеху безумной судьбы.
– Странно, что ты гордишься подобным предком!
– Ты говоришь так, поскольку тебе неведома истинная история моего предка. На самом деле Амлет только изображал великое повреждение рассудка, опасаясь козней дяди. Облекшись в слабоумие, он не только ум прикрыл, но и безопасность свою обеспечил. Впрочем, наблюдатели с умом более тонким замечали в его нелепых речах и поступках скрытый смысл. Придворные шептались, что Амлет только притворяется сумасшедшим. Один из приближенных Фенгона решил спрятаться в соломенной подстилке и подслушать разговор Амлета с матерью, полагая, что он выдаст себя. Однако Амлет оказался хитрее и пронзил мечом солому, убив соглядатая. Фенгон все более убеждался в том, что его племянник и пасынок скрывает острый ум. Он не осмеливался убить Амлета из боязни вызвать недовольство не только деда его Рорика, но и своей супруги. Тогда он задумал сотворить преступление чужими руками и уговорил Геруду послать сына в Энгланд, уверяя, что его безумие не будет бросаться в глаза.
– Почему?
– Потому что в Энгланде столько безумцев, что он не выделялся бы среди толпы. Говорю со знанием дела, потому что провел в тамошних краях немало времени при дворе Кнута Могучего. Амлета отправили с двумя провожатыми, имевшими при себе письмо, в коем конунга Энгланда просили немедля казнить присланного ему преступника. Но мнимый безумец подменил письмо. Подделав подпись дяди, он попросил казнить двух сопровождавших его человек. Конунг так и сделал, думая, что выполняет просьбу Фенгона. Через некоторое время, когда Амлета уже сочли погибшим, он вернулся из Энгланда. Продолжая притворяться безумцем, он предлагал всем выпить на его поминках. Присоединившись к виночерпиям, он вынуждал приближенных Фенгона пить беспрерывно и до того опоил всех неразбавленным вином, что ноги их ослабели от опьянения и они предались отдыху в том самом месте, где пировали. И вот когда он увидел, что они в подходящем для его замысла состоянии, он вошел в зал, где на полу там и сям вперемешку лежали тела знатных и изрыгали во сне хмель. Стянув занавеси, покрывавшие внутренние стены зала, он набросил их на храпящих и связал их столь искусно запутанными узлами, что никто из лежащих внизу не сумел бы подняться, хотя бы и старался изо всех сил. После этого он поджег крышу. Пламя, распространяя пожар вширь, охватило весь замок, уничтожило зал и сожгло всех, объятых ли глубоким сном или напрасно силившихся подняться. Потом он пошел в спальню Фенгона, куда того еще раньше проводили придворные, разбудил дядю и сказал, что он жаждет взыскать виру, причитающуюся за убийство отца. При этих словах Фенгон вскочил с кровати, но был убит, прежде чем успел обнажить свой меч. Свершив возмездие, Амлет послал гонцов к своему деду Рорику и сообщил ему о том, как наказал коварство дяди. Конунг Рорик Метатель Колец восхитился умом внука и дал ему в лен владения отца.
Харальд, завязывая нетвердыми пальцами шнурки штанов, сказал Амлету:
– Сага о твоем прадеде достойна удивления. Жаль, что ты поведал ее столь безыскусно, что, впрочем, неудивительно, учитывая, чем ты сейчас занят. Остается надеяться, что какой-нибудь знаменитый скальд изложит историю Амлета по всем правилам поэзии и украсит надлежащими кённингами. И тогда весь мир узнает о достойном муже, благоразумно вооружившемся притворным безрассудством, дабы отомстить за отца.
Глава 15 «Берсерки рычали, битва кипела…»
Удивительная история Амлета, которую поведал берсерк, заняла немало времени. Обеспокоенный длительным отсутствием Харальда, Храни Путешественник решил посмотреть, что стряслось с его воспитанником. Старый викинг умел двигаться бесшумно, и немало врагов погибло, когда перед ними внезапно вырастал Храни с занесенной над головой Ехидной. Ни Амлет, ни тем более охмелевший Харальд не заметили Храни, скользившего словно тень. Харальд повернулся и уже направлялся обратно в палаты, как вдруг до него донесся голос невидимого Храни:
– Амлет, зачем ты держишь в руке нож? Ты хочешь оскопить себя?
– Вовсе нет. Я всего лишь собираюсь разрезать запутавшийся шнурок на штанах.
– Тогда не стой за спиной моего ученика, ибо я могу ошибиться относительно твоих намерений и познакомить тебя с моей Ехидной. И клянусь, то будет очень быстрое знакомство, после которого ты станешь короче ровно на голову. Пойдем, Харальд. Все гости ярла спрашивают, куда ты подевался.
Они вернулись в палаты. Через некоторое время к гостям присоединился Амлет. Принесли новые меды, и пир возобновился с новой силой. Харальд слышал, как берсерк бахвалится своими подвигами:
– Слава о моих подвигах летит на крыльях по всему свету. Однажды я победил каменноглавого тролля.
Хмельной Рёнгвальд расхохотался и рявкнул во всю глотку, чтобы его услышали на дальнем краю стола:
– Видно, ты накачался украденным у бондов пивом и принял за тролля большой камень. И кто же из вас победил? Или пиво взяло верх, прежде чем кончилась битва?
– Я отсек троллю обе руки. Он повернулся и заревел, как бык. Тогда я отсек ему обе ягодицы, так, что они повисли на коже от колен. Потом я набросился на тролля и ударил его головой в грудь так сильно, что вогнул ребра внутрь. Потом я перегрыз ему глотку зубами.
– Стоптанные башмаки, которые кусают пятки, страшнее твоих зубов! – потешался Рёнгвальд. – Где тебе сражаться со свирепым троллем, если ты бежишь от боя с обыкновенными людьми из плоти и крови!
Берсерк поднялся со своего места, медленно подошел к сыну ярла и произнес, выговаривая каждое слово:
– Я не прощаю обид ни людям, ни троллям.
– Выковыряй из зубов кусок лошадиной задницы, которую ты сожрал на обед, прежде чем угрожать мужу из дружины Олава Толстого.
Берсерк ринулся на сына ярла и схватил его за горло. Рёнгвальд отбросил Амлета и обнажил Кроителя Черепов, но был остановлен пирующими. Полдюжины человек в это время удерживали беснующегося берсерка, и, сказать по правде, им было нелегко справиться с ним.
Ярл Эйлиф пылал негодованием:
– Я не потерплю распри на моем пиру! Зачинщики ответят по строгим законам, установленным конунгом Ярицлейвом Мудрым. Эй, детский, переведи для гостей закон с языка словен!
Дружинник Сбыслав вышел вперед со словами:
– Князем Ярославом Владимировичем дана «Правда» для пришлой руси. Так писано: «Аще ли ринет муж мужа любо от себя, любо к себе, три гривны, а видока два выведет, или будет варяг или колбяг, то на роту». Опять руси поблажка. От словена потребно два свидетеля, а чужеземцам верят на слово…
– Конунг Ярицлейв недаром зовется Мудрым, – прервал его ярл Эйлиф. – Викингу трудно найти доброжелательного свидетеля в чужой стране, а словены всегда стоят друг за друга. К тому же в данном случае свидетели не нужны. Все видели, как Амлет набросился на Рёнгвальда, сына Брусси. Впрочем, сын ярла обнажил меч, хотя и не пустил его в ход. Что следует по «Русской Правде»?
– «Оже ли кто вынезь меч, а не ткнет, то три гривны положит».