Так что собрать Мюнхенскую конференцию в ее первоначальном варианте просто не получалось без риска спровоцировать крупномасштабные боевые действия. В конце концов Германия с ее достаточно молодым Вермахтом не испытывала особенных иллюзий в отношении войны на два фронта по старому сценарию. Тем более, что Лондон вел себя исключительно традиционно, твердо обещая лишь моральную и политическую поддержку, а Польша притихла как мышь под веником, почуяв, что шутки закончились и в случае чего ей достанется по первое число.
Однако активная дипломатическая работа по разрешению Судетского вопроса продолжалась. Поэтому, в первых числах октября Риббентроп и Иден оказались вынуждены уступить давлению со стороны Ориоля с Молотовым и собрать конференцию с участием в ней СССР и Чехословакии. Тем более, что США выдерживали строгий нейтралитет, наблюдая за развитием ситуации, а Италия и сама не очень одобряла инициативу Гитлера в отношении Судет, опасаясь расширения германской экспансии на юг. Союзники союзниками, но Балканы в Риме считали своей сферой интересов и с явным неудовольствием смотрели на попытки Берлина откусить кусок от этого политического пирога.
— Господа, — начал собрание министр иностранных дел Великобритании, — мы все здесь собрались для того, чтобы попытаться за столом переговоров решить проблемы, возникшие в Судетской области Чехословакии, — лорд Иден говорил довольно долго, стараясь как можно ярче показать ситуацию с нужной стороны, выставляя чехов если не исчадиями ада, то явно инициаторами инцидента. Немцы же у него подавались как честные труженики, которые просто хотят жить тихо и мирно, но им не дают. — А потому, господа, я предлагаю прекратить эту совершенно ненужную пытку и передать Германии Судетскую область.
— А не станет ли подобный шаг, — произнес с невозмутимым лицом Молотов, — очередным шагом по разрушению так тяжело давшегося нам мира? Ведь Версаль строго и однозначно определил границы государств.
Эта фраза вызвала буквально ярость на лице Адольфа Гитлера, но он сдержался. Аналогичная реакция была заметна и на лицах остальных участников германской делегации, что вызвало внутреннюю усмешку у Молотова, так как он умышленно их дразнил.
— А что вы предлагаете? — спросил министр иностранных дел Франции Ориоль.
— Предоставить немцам, проживающим на территории Чехословакии право льготного переселения в Германию. Я правильно вас понял, — обратился он к Адольфу Гитлеру. — Германию ведь заботят, прежде всего, люди, а не земли и заводы, которые она хочет приобрести под красивой вывеской борьбы за благополучие немецкого народа?
Поговорили плодотворно, настолько, что Гитлер покинул зал совещания с землистым лицом и слегка подергивающейся щекой. Собственно, на этом Мюнхенская конференция и закончилась, потому что германская делегация не захотела возвращаться к этому вопросу под таким "соусом". Однако чуть позже, во время вечернего банкета, на котором шел, по сути, кулуарный вариант второго раунда, Тухачевский, присутствующий в качестве члена советской делегации, имел небольшой, но очень значимый разговор с любимцем фюрера – Гудерианом.
— Признаться, я не очень понимаю позицию господина Молотова, — задумчиво произнес Хайнц, после того, как они с Тухачевским отошли на балкон, покурить. — Ведь Советскому Союзу нужно не меньше нас разбить эту проклятую Версальскую систему. Или я ошибаюсь в отношении ваших интересов в Прибалтике?
— Тут дело не в Версальской системе, а в том, как фюрер решил провернуть это дело и кого он выбрал себе в союзники.
— И вы пошли против наших общих интересов в пику Лондону? — усмехнулся Хайнц.
— Лондон так развернул это дело, что оно перестало быть для нас общим. Сдача Чехословакии станет политическим провалом Москвы и не принесет ей никаких преференций. Кроме того, этот шаг ни на йоту не продвинет нас к возвращению старых имперских земель, которые фактически находятся под дипломатической защитой Великобритании. И в продвигаемой фюрером политической канве выходит, что кому оставлять независимость, а кого ее лишать – решаем не мы с вами, а англичане. Если бы фюрер пошел сразу к нам, то вряд ли вообще была необходимость в том неприятном разговоре, что произошел в зале. Нас ведь вынудили так действовать, чтобы банально сохранить лицо.
— И все-таки выходит, что в пику, — улыбнулся Гудериан. — Но соглашусь, что иного вам не оставалось.
— Да и вам тоже, дорогой друг. Ведь нас с вами стравливают. Германию направляют на восток, ссылаясь на то, что там и только там у нее есть жизненное пространство. А Советский Союз подталкивают к тому, чтобы принести коммунизм в Европу. А потом догнать и еще раз принести, — усмехнулся Тухачевский. — Ведь сама ситуация, что тут произошла – неслучайна. Ее специально подготовили. Причем не в Москве и Берлине, а совершенно иных местах. Даже Париж и тот стал заложником ситуации.
— Вы считаете? — несколько недоверчиво спросил Гудериан.
— Германия стремится к возрождению былого величия и мести за версальское унижение. Ведь так?
— Если не вдаваться в подробности, то – да.
— В Советском Союзе сейчас потихоньку все громче звучат вопросы о том, почему государству-участнику победившей коалиции не только не дали свой кусок пирога, но и напротив – обрезали так, словно именно Россия была главным противником Антанты, а не Германия. У нас отрезали Польшу, Прибалтику, Финляндию, отдали добрый кусок Румынии. Хорошая награда. А кто в этом виноват? Думаю, ответ вы знаете…
— Франция и Великобритания?
— Франция в этой игре скорее ведомая сила. Так сказать – второй номер пулеметного расчета. И вот теперь, когда Германия потихоньку начинает собирать свои земли и возрождать свое было могущество, эти проклятые лайми опять пытаются столкнуть нас с вами лбами, дабы отвести наш праведный гнев от своего треклятого острова. Пытаются сделать так, чтобы мы перебили друг друга в надуманных спорах, а не воздали им давно заслуженную трепку. Вместе. Плечом к плечу.
— Оу… — несколько растерялся обескураженный Гудериан.
— И помяните мое слово, фюрер, в конце концов, на это пойдет. Уступив увещеваниям этих лживых "друзей" и своих не самых чистых на руку советников.
— Кого вы имеете в виду? — подозрительно покосился Гудериан.
— Я не хочу наговаривать, — ответил маршал, сделав недовольное лицо.
— Но вы уже начали. Продолжайте. Я хочу вас выслушать.
— У меня нет точных сведений, поэтому я знаю только слухи, которые ходят по нашему Генеральному штабу. Сами понимаете, такие подозрения вполне могут не иметь под собой ровным счетом никаких оснований.
— И все же. Вы меня заинтриговали. Мне бы очень хотелось узнать ваше мнение.
— У нас говорят, прежде всего, об адмирале Канарисе, которого, по слухам еще в 1915 году завербовали англичане в Чили после крушения крейсера "Дрезден", – Гудериан резко напрягся и заиграл желваками, но промолчал. — А также об Эрихе Редере, который реализуя британские интересы, лоббирует строительство такого военно-морского флота, который окажется максимально безопасен для лайми при предельной внешней эффектности.
— Эрих? Вы серьезно? — самообладание Гудериана немного сдало, ведь если к Канарису он относился весьма прохладно, особенно после того, как тот стал затирать его перед лицом фюрера, а потому Хайнцу было приятно услышать гадость об этом человеке, то с Редером у него отношения были вполне ровные. — Что же он такое делает?
— Задачи Кригсмарине в предстоящей войне заключаются в блокаде Великобритании и полной парализации их морского судоходства. Для этих целей Германии нужно строить подводные лодки, способные успешно действовать в условиях тотального превосходства англо-американского флота. И их должно быть поистине много. Три, а лучше четыре сотни. Вместо этого Редер открыто лоббирует постройку новых линкоров и тяжелых крейсеров, хотя промышленность Рейха не в состоянии в обозримом будущем даже приблизиться к тому могуществу надводного флота, что ей могут противопоставить англичане и американцы. Но ведь большие надводные корабли смотрятся весьма эффектно и создают иллюзорное впечатление могущества, а потому фюрер в полном восторге от них. В то время как подводные лодки весьма неказисты. Сколько субмарин можно было бы построить вместо этих эффектных, но непонятно для чего нужных линкоров? Редер просто водит фюрера за нос.
— Это ваше мнение? — Гудериан скептически окинул взглядом Тухачевского.
— Вижу, что вы не верите мне. Не нужно было мне разносить сплетни, — покачал головой маршал и отвернулся, затянувшись папиросой.
— Все нормально дорогой друг, — похлопал по плечу Тухачевского Гудериан. — Я понимаю, что это всего лишь сплетни, но не ожидал в них услышать столь неожиданные вещи. Кстати, а почему вы считаете, что Канарис был завербован англичанами?
— Все нормально дорогой друг, — похлопал по плечу Тухачевского Гудериан. — Я понимаю, что это всего лишь сплетни, но не ожидал в них услышать столь неожиданные вещи. Кстати, а почему вы считаете, что Канарис был завербован англичанами?
— А… — махнул рукой маршал, — только косвенные сведения. Все это вилами по воде писано. Только зря на крамольные мысли вас навожу. Извините. Мне не нужно было это делать.
— Однако ваши слова о том, что Советский Союз и Германию хотят столкнуть лбами, очень похожи на правду. Признаться, они и меня самого не раз посещали. Да и прочие ваши опасения кажутся вполне уместными. Но, увы, мое влияние в Рейхе очень ограничено, и я вряд ли смогу в полной мере донести эту мысль до фюрера. Но обещаю вам, что постараюсь проверить ваши подозрения в отношении Канариса и Редера, хотя бы потому, что они меня сильно заинтересовали лично. Если это все правда, то… — Гудериан скривился в гримасе отвращения.
— Это очень отрадно. Вы очень толковый офицер и я рад, что вы правильно меня поняли. А потому я хочу предупредить вас лично – не ввязывайтесь в назревающую заварушку все не обдумав.
— Заварушку? — не понял Гудериан.
— Хотел бы сказать больше, но и сам всех подробностей не знаю. Часть Вермахта может попытаться выразить что-то вроде вотума недоверия своему фюреру. Как это произойдет и где, я даже не могу предполагать, но уверен в том, что сейчас, после не очень удачного завершения дела в Чехословакии, самое подходящее время для прорыва этого давно назревшего противоречия наружу. Будьте осторожны дорогой дру, — сказал Тухачевский, после чего кивнул на прощание и оставил слегка обалдевшего Хайнца на балконе в одиночестве.
Интерлюдия
17 октября 1938 года в газете "Правда" вышла заметка, которая повествовала о том, что два дня назад в Германии восстали против власти нацистов два армейских корпуса под руководством фон Вицлебена и фон Брокдорф-Альфреда. Вечером того же дня генерал Гудериан двинул свою танковую дивизию на противодействие повстанцам, что заслужило самое высокое одобрение у фюрера и высшего партийного руководства Рейха, так как он оказался первым генералом столь явно и решительно продемонстрировавшим свою лояльность режиму. Поступок Гудериана по сути смог избавить Германию от хорошего шанса погрузиться в пучину Гражданской войны.
Читая эту заметку Тухачевский просто светился радостью, так как он не только правильно просчитал предстоящее развитие событий, но и смог подложить просто необъятную свинью англичанам. Ведь Гудериан после такого прозорливого предупреждения, безусловно, совершенно иначе отнесется и к остальным словам, которые теперь уже точно не канут втуне. А это означает не только появление намного большего количества германских подводных лодок, еще сильнее бьющих по Великобритании, нежели в реальности, но и серьезный удар по репутации Канариса, если тот, конечно, начнет допускать новые "ошибки" в интересах Туманного Альбиона. И если тот в глазах сильно политически окрепшего Гудериана, совершит предательство интересов Рейха, то глава прославленных Панцерваффе его съест без соли. А если и не съест, то понадкусывает так, что это не сильно облегчит тому участь.
Глава 5
15 октября 1938 года. Москва. Кремль. Кабинет Сталина
Сталин сидел с откровенно довольным видом. Решительный успех левого фронта во Франции потянул за собой продолжение в виде благоприятного разрешения Судетского вопроса, который, в свою очередь, открыл перед Советским Союзом реальные возможности серьезно расширить военно-техническое сотрудничество с одной из самых развитых в промышленном плане государств Европы – Чехословакией. А в совокупности с июньским промышленным кредитом, полученным во Франции, позволяло очень серьезно заняться вопросами серьезной модернизации стратегически важных производств.
— Итак, товарищи, — начал собрание Молотов, — все в сборе, поэтому давайте начнем подводить итоги нашей чехословацкой эпопеи… — впрочем, ничего особенно интересного и нового в пятнадцатиминутном монологе Вячеслава Михайловича не было, так как он только пересказывал в целом общеполитическую ситуацию. — Таким образом, я считаю, что в краткосрочной перспективе угроза оккупации Чехословакии снята. Но, если верить свежей разведывательной информации, есть все основания предполагать через несколько месяцев новое обострение. И как мы из него будем выкручиваться – неизвестно.
— Почему? — удивился Сталин. — Разве схему, реализованную при текущем разрешение проблемы больше нельзя использовать?
— Боюсь, что нет, — развел руками Молотов и кивнул руководителю ИНО. — Абрам Аронович, расскажите всем присутствующим последние сведения.
— Во Франции правые начали очень сильную агитационную кампанию, направленную на устрашение населения будущей войной. Распространяют листовки с изображением расчлененных трупов, депрессивными рассказами и прочими ужасами. Дошло до того, что даже традиционных калек, побирающихся у Нотр-Дам де Пари переодели в форму времен Мировой войны и пустили по улицам столицы, дабы помогать агитаторам. Мы пытаемся ей противодействовать, но пока безуспешно. Есть все основания считать, что в ближайшую неделю президент уступит давлению из-за Пролива и распустит парламент. В сложившейся обстановке можно с уверенностью говорить о том, что если он это сделает, то новый парламент окажется с явно выраженным правым большинством…
— И англичане попробуют заново провернуть ту схему, что они планировали еще на август? — перебил его Сталин.
— Именно так, товарищ Сталин. Нас на новую конференцию уже не пригласят, как и делегацию от Чехословакии, да и сами давить на немцев не станут. И мы, кроме как угрозой начать войну, ничем не сможем повлиять на решение этого вопроса.
— При этом начинать большую войну сейчас мы не можем, — начал пояснять ситуацию Тухачевский. — РККА лишь недавно начала свою реорганизацию и по последним данным только тридцать два процента регулярных частей было приведено к новым штатам, подтянуто по подготовке до удовлетворительного уровня еще меньше. Ускорение реорганизации затрудняется нехваткой специального вооружения, прежде всего ручных пулеметов, артиллерии, средств связи и транспорта. Особенно тяжелая ситуация в артиллерии. По территориальным частям ситуация еще хуже. Начатая пять месяцев назад программа расширенной подготовки обученного резерва только две недели назад сдвинулась с фактически мертвой точки и начала реализовываться. Но нам требуется не меньше полутора лет, чтобы провести полноценную подготовку хотя бы трех миллионов резервистов для территориальных пехотных частей…
— По артиллерии ситуация еще хуже? — с сарказмом спросил Сталин.
— Так точно, — ответил вместо Тухачевского Ворошилов. — И с танкистами, и с авиаторами не сильно лучше. Конечно, стремительное расширение и активизация деятельности Осоавиахима дает о себе знать, но нам нужно время, чтобы рапортовать о приходе РККА в хотя бы удовлетворительную готовность к большой войне.
— Сейчас у нас, — поддержал своего начальника Тухачевский, — всего три армейских корпуса, которые полностью укомплектованы по новым штатам и подтянуты по своей общей подготовке на удовлетворительный уровень. Кое в чем даже на хороший. Это – лучшие наши сухопутные воинские части. Кроме того, у нас есть еще две приличные авиационные дивизии, первая – бомбардировочная, укомплектованная в основном из летчиков, летавших в Испанию, а вторую, истребительную, курирует лично Чкалов.
— Значит мы не можем перейти от блефа к реальным боевым действиям без острой необходимости… — констатировал вождь. — Это очень плохо. И ускорить подготовку войск, как я понимаю, нельзя?
— Нельзя, — с грустным видом кивнул Тухачевский. — Если только в ущерб качеству. Но это будет не подготовка, а очковтирательство. Через два месяца мы сможем подтянуть еще один армейский корпус до удовлетворительного уровня подготовки личного состава и полного укомплектования всем необходимым. Через полтора года – подтянем практически все регулярные части до этого уровня. Главное – наладить учебный процесс, а для этого нужны боеприпасы, топливо и прочее. Впрочем, настолько я знаю, к началу 1939 года с пуском новых производственных линий ситуация значительно улучшится, и мы сможем ускорить общую подготовку.
— Но Чехословакия очень рассчитывает на нашу помощь, — с нажимом произнес Молотов. — И вы сами поучаствовали в том, чтобы генерал Войцеховский взбаламутил там воду, — намекнул председатель СНК на личную ответственность маршала.
— И Советский Союз поможет братской Чехословакии, — с таинственной улыбкой произнес Тухачевский. — Я предлагаю поступить по испанской схеме и как только во Франции будет утверждено правое правительство, начать формировать в Советском Союзе "интернациональные бригады". Само собой, подготовленные заранее из числа советских военнослужащих, официально уволенных из армии.