Пришельцы. Выпуск 2
От редакции
Второй выпуск альманаха продолжает тему фантастики, а точнее, нереалистической литературы.
В нашем «Фанклубе» стало больше участников; авторы рассказывают о своем увлечении фантастикой и не только.
В новой рубрике «Рецензия» читатели делятся своими впечатлениями о книге челябинского писателя Олега Павлова и публикуется глава из нее. Рубрика «Проза» разделена на две — «Рассказы» и «Повести», которые и являются ядром всего издания. Свои произведения представляют не только уже знакомые читателям по первому выпуску авторы, но и впервые публикуемые.
Ольга Сергеева и Ян Разливинский продолжают знакомить читателей с писателями-фантастами; известный широкой читающей аудитории Герберт Уэллс и широко известный в узких кругах Хьюго Гернсбек стали героями рубрики «Автор». Артур Конан Дойл и Рэй Брэдбери также в представлении не нуждаются.
Тем, кто решил попробовать свои силы в сочинении научных, фантастических и детективных историй, небезынтересна будет работа уже упомянутого Хьюго Гернсбека «Как писать „научные“ рассказы», опубликованная в «Архиве». Впрочем, те, кто давно уже занимается сочинительством, тоже могут найти для себя что-нибудь полезное в этой статье.
Фантастика, как правило, излагается прозой, но, оказывается, она существует и в поэтических строках. Насколько это верно, можно судить по стихотворению Ирины Аргутиной в новой рубрике «Поэзия».
Несмотря на небольшой тираж первого выпуска, он вызвал определенный интерес СМИ и интернет-сообщества. Хотя в Интернете больше встречались вопросы: «Что это за издание?» и «Где это можно почитать?». Надеемся, что в скором времени они сменятся бурным обсуждением опубликованных произведений.
Редакция поздравляет всех участников первого выпуска с победой в VI областном издательском конкурсе «Южноуральская книга — 2011», проводимом Челябинской областной универсальной научной библиотекой, в котором альманах был признан «Журналом года» в номинации «Лучшие издательские проекты — „Издано на Южном Урале“».
Фанклуб
Николай Бодров
Новое обострение
Так бывает. Кто хочет — спорьте. Приходит вдруг чувство… чувство… впечатление, что чего-то нет. Что что-то прошло мимо. Что что-то существует вне. Существует в природе. Существует в пространстве. Существует в атмосфере, на почве, существует в космосе… а ты его не видишь. Даже не знаешь, может быть. Ну, или знаешь, а… а все равно не видишь.
Садишься к столу — борщ — красный — свекольный. Салат — сочный. Лучок! Чесночок! Сальце! А тут еще и рюмашечка! Ну и ладно. Водка. Не будем ханжами. Ба-а! Ведь выходной же! Хлеб — ржаной! Черный! Прям чернущ-щий. Такой, знаете, кисловатый… А ты на лыжах два часа… короче, укатался… Жр… в смысле — кушать хочется. Слева капусточка соленая. Тещина. Короче — руки есть — налегай! Все вкусно.
А хлебнул пару ложек борща — того самого, наваристого — красного. Пахучего. Даже резанек хлебца взял — и загрустил. Ну, ковырнул капусту вилкой. Даже до рта не донес. Нет, если теща войдет — станешь хрумкать и улыбаться… Но вот если она не входит. М-м?
…Внезапная грусть поражает душу. Неожиданная хандра туманит взор. Скупая мужская слеза выкатывается из ноздр… э-э, из угла век, чтобы капнуть в рюмку с коньяком. Тем самым крепким напитком коричневого вкуса, который и пить почему-то расхотелось. Ах, да, сначала была водка… Ну, ладно — минус автору. Значит, в нее — менделеевку — капает. Ну, или почти капает, вплоть до шмыганья.
Начинаешь думать — что ж за фигня-то? Чего ж не хватает? Что за ощущение такое — и желудок пуст — и в рот ничего нейдет. И так скучно-о… будто понедельник уже наступил. И выпить с горя (какого?) хочется, и такая дрянь — весь этот алкоголь! Ощущение недостаточности. Ощущение незаполненности. Ощущение пустоты в жизни, точнее, ну не то чтобы пустоты, а как бы вам сказать… Вот, допустим, стена. А из нее пару кирпичей вынули. Ну, выкрошилось. Под воздействием дождя и времени. И вроде стена еще крепкая, а идешь всякий раз — и озираешься — не валяется ли где пара красноугольных — всего-то и делов — вставить и раствором замазать. Но нет — не валяется. И всякий раз проходишь и поеживаешься — несовершенство некое. Незаполненность…
Что же касается питания после лыжной прогулки — так то соли в борще маловато. Кушаешь первую ложку — и так, и эдак ее во рту пробуешь. И на язык. И на правую сторону. И на левую. Сглотнешь не до конца, потом полностью проглотишь — а аппетит, будто шагреневая кожа. Вот он был, а вот — только фигушка вместо него. И уже солнышко кажется бледным. И позднее зимнее утро кажется скорее ранним воскресным вечером. И уже не разгар воскресенья, когда еще столько всего… а начало понедельника, когда столько ВСЕГО предстоит… И надо готовиться. Задумываться и грустить.
Иногда бывает еще такое ощущение. Все собрались на праздник — а смеются вполголоса, говорят с паузами. Если и поднимают взгляд, то на дверь. Ну не хватает кого-то. Или красавицы первой. Или балагура компанейского. Красавица просто входит, просто шуршит платьем — и все понимают — да-а… теперь все в сборе. Можно открывать шампанское, резать торт, а чуть погодя включать музыку да в «крокодила» играть. Ну а если клоуна не хватает, то его тоже ждут. Даже если торт почти съеден, даже если напиток распит и поздравления сказаны. Все напрягаются, если у кого-то «тренькает» телефон — кто звонит? Ну или в дверь торкнутся — не он ли? Скучные танцы, где ладони кавалеров не скользят по талиям дам, прерываются до-о-олгими взглядами в темный коридор. И… И ощущение некомплекта прерывается — Петрушка вошел. Уже полупьяный. Опоздавший, но готовый и к щелбанам, и к «штрафной». Споткнулся, развязывая шнурки. Обнялся с оторопевшей незнакомкой. Ущипнул кошку вместо хозяйки. Извинился. Ущипнул хозяйку. Прижал к широкой груди насупленного хозяина. И гаркнул в «интимный звучащий полумрак» — а давайте…
И неважно, что «давайте». Важно, что «недо» стало «как раз». Что лакуна в пространстве — заполнилась. Важно, что симметрия Божьего замысла — прорисовалась. Что звезды на небе сложились в узор. Снежинки с неба стали сыпаться в ритме вальса. Три-та-та. Тра-та-та. Три-та-та. Тра-та-та. А солнце лишилось протуберанцев. А когда прищуришься — видно на нем и глазки, и улыбку. Что каток, наконец, залили. Что ключ от сарайки нашли. Что на дне ведра со ржавыми гвоздями обнаружились николаевские червонцы. Что ракета-носитель наконец-то вышла на заданную орбиту. Что магазин открыли. Что начальник — с понедельника на Канарах — да на целый месяц — улю-лю! Что любимая ночью, будто бы невзначай, повернулась другим боком. К совместной радости. Что бильярдный шар попал как раз в лузу. И кий не порвал сукно. Что сборная вышла. Что американцы умылись. Что нашлась зимняя удочка, и в связи с этим возникло столько планов на весь сезон. Что… что… что…
Когда один будень отделяется от другого кратким темным зимним промежутком, частенько ловишь себя на мысли о том, о том…
Мысль настолько неуловима, что гонишься за ней через кусты чепухи, словно энтомолог за стремительной бабочкой. Ловишь себя. Ловишь. Но сам же и уворачиваешься. Воспринимаешь себя то ловкачом, то недотепой. О чем же мысль-то?.. Что ж за мысль? Скорее ощущение. Осознание чего-то. Как — знаете… Сидишь спиной к двери. Все тихо. А понимаешь, что кто-то вошел. Ага-а! Катька — вошла. Хотела глаза закрыть папке маленькими ладошками да ку-ку рявкнуть… Вот такое ощущение. Ощущение негармоничности пространства вокруг себя. Незавершенности. Ощущение неполноты жизни. Некомплекта. Ощущение беседы по душам с бутылкой. Ощущение прыжка без приземления. Ощущение бомбы без фитиля. Моста без одного пролета. Ощущение свиста в вакууме, когда губы трепещут, а без толку: голуби не разлетаются. Ощущение пролога без эпилога, да и без основной части. Ощущение зоопарка без жирафа и слона. Ощущение эстафеты, которую некому передать… Финишной ленточки, которая в тумане. И к которой стремиться просто нет сил. Короче, вы поняли. Ну, или хотя бы уловили мотив… основу понимания. Да и не поняли — так тоже не важно. Чувство незаполненности бытия у каждого свое. Эта рутина — этот беличий барабан одинаковых дней… которые сокращают и без того короткий отрезок самосознания.
Вскакиваешь.
— Ах, да! Я забыл позвонить Сидорову…
Звонишь, но разговариваешь вяло, будто б это не ты его побеспокоил вечером, а он тебя.
— Ах, да! Свести все расчеты воедино. Завтра надо будет выкладки огласить.
Садишься, но пяток арифметических примеров превращается в огромную пытку. Не то! Ощущение неполноты остается. Хоть даже страничку отчета вензельками разрисуй.
— Ах, сложить сумку!
Не то!
— Ах, записаться на прием!
Не то!
— Ах, не забыть поздравить тещу…
Не то!
— Ах, утром в бассейн!
Не то!
— Ах, отчет по командировке, да квитанции…
Не то! Не то!! Не то!!!
Что-то ненасущное. Что-то не остронеобходимое. Как запах. Как забытая мелодия. Как старая привязанность. Как отсутствие любимой женщины рядом. Как тяга на родину — в то место, где родился. Что-то, что иногда лишь бывает. Что-то, без чего можно жить. Жить спокойно и достойно. Без нервов и лишних эмоций. Без пустой мечты. Без мнительности. Что-то, что не дает прибыли. Что-то, что заменяет азарт, страсть. Что-то, отчего исчезает эта маета. Что-то не присутствует, что могло бы быть — ан нету. Без этого и дышится на самом деле свободней. Без этого и в боку не колет. Без этого и жена не ворчит. А, вишь, оно бывает. Как бы и ненужное… Ненужное. Но… необходимое.
Пашет, пашет пахарь пашенку. Вроде и не устал. Да остановился. И в небушко гляди-ит. Глядит. Ладонь козырьком. А то и ляжет под кусток да песенку длинную про степь да ямщика затянет. Пахать да пахать еще. Летний день год кормит. А мужичок маковку задрал — и пользы в том никакой. А под облачком лунь кружит. Тоже делом занят. Добычу высматривает. А кажется — безделье, да свобода! Да полет этот круга-а-ами. Кружи-и-ищами. Просто так. Ни за чем. Не за мышью. За красотой. Допоет пахарь. Отхлебнет водички из туеса — да опять за сошеньку. Опять в борозду. И снова. Рутина. Чернозем. Отвал лемеха. «Шр-р-р» — пластается земля-матушка. Будем с урожаем.
А что ж глядел, да время терял? Да бог ведает зачем.
Белил я — белил комнату. Да бросил все — стал в окно на мокрый снег глядеть. Как он в сумерки наискось… Белый, крупный, на фоне темных стволов пролетает. Красиво-о. Ваша правда — да толку в том чуть.
— Ну что, Николай, — кричат, — добелил стену-то?!
— Ага, — кричу, — почти!
Ощущение заполненности мира — предметами, существами, мыслями, Богом, оно исчезает, стоит только ответить первое «Ага». А уж когда обосновываешь и уточняешь исполненный объем работы, вовсе пропадает. И опять мир негармоничен. И опять только окна, забрызганные мелкими конопушками извести. Там, где оторвалась газета. И ни косых хлопьев, ни сосновых темных стволов, ни молодой луны в мутном мареве…
Так о чем это я? Ах да! О любителях фантастики.
Да, ребята. Есть такие. Есть эти два кирпичика, выпавшие из стены мироздания. И, фигурально выражаясь, каждый раз, когда легкие ощущают вакуум — вдыхаешь этот оранжевый крапчатый воздух. Готовишь раствор, оббиваешь мастерком засохшие цементные неровности. Вычищаешь мусор из ниш. Понимаешь необходимость необязательного. Постигаешь нужность непрактичного. Овладеваешь неважным. Пытаешься воссоздать гармонию.
Придешь с работы. Наскоро перекусишь недосоленным борщом. Вечерней работы — невпроворот. Подбить. Скомпоновать. Найти. Составить. Сытый желудок предлагает придавить затылок к мягкому. И если гипнос еще на подходе, посмотреть вполуприщур на экранное мельтешение. Сутра — снова «в бой». Да и семейных дел — вагон. Условно говоря — гвоздь надо забить, вынуть клещами, выпрямить и вбить в другом месте. Да не тут-то было. Садишься. Берешь листок ну или по «клаве» стучишь. Получается самое начало — слово «Рассказ». А тут еще и прилагательное «фантастический» сгодится. И сразу вспомнишь — соплеменников — таких же дикарей пещерных. Всего несколько человек, которые вдруг отвлекутся от погони за мамонтом. Упустят что-то важное. Но прочтут ненужное. Необязательное. То, чего душа просит. То, отчего во Вселенной, пусть на время, восстанавливается Гармония.
Пишешь еще только завязку — и улыбаешься — а что скажет этот? А за что похвалит другой? А на что укажет критическим рубилом третий. Что-то должно быть в жизни, чем заниматься не надо, а можно. Что-то, чем можно не заниматься, а заниматься хочется. Надо. И пусть нельзя в полной мере. Да и кому нужна эта мера, будь она полной. И кто бы нас, скажем, кормил, одевал, обувал, если б мы всерьез восприняли несерьезное? Если б мера стала чрезмерной. А иногда увлечешься — аж до оскомины. Надоедает, превращаясь в труд. И думаешь — «какая гадость, какая гадость эта ваша заливная рыба». Зачем себя и потенциальных троглодитов мучить? И опять — в работу — в семью — в штампы.
И так уже не один годок. Существует творческое сообщество фантастов. Разбросаны они по разным городам. Выдумывают они всякую всячину. Которой и нет. И быть не может. Да и для кого выдумывают-то? Для кого записывают — непонятно. Для толпы поклонников? Да нет — нет их, поклонников. Для гонораров? Да и гонорары никто не платит (хотя зря!). И не для себя тоже. Нет. Говорят люди в сторону горизонта. Общаются с невидимым. Посылают мысли в единый космический банк Разумного, Доброго и Вечного. Кто-то ведь слышит. Хотя бы один человек. Хотя бы один разум.
Все же некая общая аура вдохновительной необязательности витает над этими социальными частностями. Все-таки болеем мы ненормалинкой, время от времени идя на поправку. Но никогда не выздоравливая. Поскольку точно знаем. Когда-нибудь в суете многочисленных буден, может быть, через месяц, может быть, через неделю, через день, все мы, — возвращаясь с работы, хватаем, что попадется под руки, — ручку ли, карандаш, клавиатуру, фломастер. Хватаем, чтобы записать новый сюжет, завязку или очередную главу. Лихорадочно спешим от строки к строке, понимая — вот оно, новое обострение.
1 декабря 2011 г.
Николай Бондарев
Вестники будущего
Как директор частного книжного издательства и начинающий писатель-фантаст (середина и конец девяностых) я не мог не анализировать причин перекоса читательского интереса в сторону остросюжетного жанра.
Соотношение реализуемой нами детективной литературы и фантастической было примерно двадцать к одному. То есть если остросюжетной продукции мелкооптовые и розничные торговцы разбирали почти шесть тонн («КамАЗ») в неделю, то фантастики всего пачек пятьдесят.
И совсем удручающ был спрос на поэзию: ее пачками, кроме сборников Пушкина, вообще никто не брал. Но это отдельный разговор.
А предложение фантастики в это время сотнями московских, питерских, ростовских и прочих издательств было само по себе фантастикой.
Кто и на какую тему только не фантазировал! И классическая научная, и космическая, и киберпанковская, и метафизическая (от Толкиена до Лукьяненко и Пелевина), и боевая, и мистическая, и историческая, и эротическая, и юмористическая, и, конечно, страшные сказки на ночь — ужастики.
Но, перечитывая по долгу службы (чаще по диагонали) все это сказочное, на первый взгляд, изобилие, несложно было сделать грустный вывод о пересечении двух взаимоисключающих факторов. Так как фантастика издавалась из рекламных соображений в привлекающих внимание ярких твердых переплетах, розничная цена книги быстро стала выше критической для среднероссийской читающей семьи.
И одновременно катастрофически низко упали редакторские требования издательств к качеству работы со словом. Жажда нарастающего потока прибыли заставляла крутиться издательский конвейер на повышенных оборотах, что часто приводило к отсутствию даже элементарной корректуры текста.
А если читатель, заплатив стоимость обеда или даже двух, с горечью убеждался, что вместо высокохудожественной философской фантастики братьев Стругацких приобрел килограмм графомании и макулатуры, то второй раз он на эти грабли, как бы красиво они ни сверкали, наступать остерегался.
Однако и к относительно хорошо написанной фантастике, кроме стремительно входившей в моду фэнтези, тоже происходило падение читательского интереса.
Это мне объяснили мой друг физик и чтение научно-популярной литературы.
Дело в том, что со времен Ж. Верна, Г. Уэллса и А. Толстого наука и даже техника обогнали в своем развитии, как это ни странно, застрявших в большинстве своем в материалистическом мировоззрении «научных» писателей-фантастов.
Летающие на магнитной и аэродинамической подвеске с околозвуковыми скоростями поезда, поддерживающие осмысленный диалог роботы, управляемые мысленными приказами протезы, беспилотные автобусы и автопоезда, мухи-разведчики, реактивные ранцы спецподразделений, клонирование, генная инженерия, орбитальные жилые модули и многое, многое другое быстро становится обыденным.
А мысль ученых ушла уже в изучение параллельных пространств и Вселенных. Да и в нашей еще делают открытия, заставляющие замирать фантастов с отвисшей от изумления челюстью.