Вадим Крабов Рус Четвертый. Рус-4
Глава 1
Рус, страшно усталый и ужасно довольный, опустился на землю и с наслаждением растянулся жесткой траве, иссушенной немилосердным тирским солнцем. Воздух был необычайно сух, наполнен мельчайшей пылью, противно скрипящей на зубах и раздирающей горло сильнее острейшей приправы аргибан — творении неведомых черных варваров, сильно приглянувшаяся тирским кочевникам. Так сильно, что рецепт того соуса был давно перенят и адаптирован под местные ингредиенты. Но сейчас Рус не замечал ни привычной серой дымки вместо небесной синевы, удушающей, как натянутое на голову ватное одеяло, ни зудящего зева, ни едва уловимого копченого запаха далекой гари, до неузнаваемости изменившей легкий тирский воздух когда-то напоенный, теперь казалось забытыми ароматами разнотравья, — он блаженствовал. Отдыхал не только от неравной схватки, но и от долгого тяжелого труда, до которого наконец-то «дошли руки». Они с Андреем только что завершили первое успешной испытание амулета «универсальной защиты» — итог их годовых усилий. Не непрерывных, а скорее периодических: «свободного» времени ни у одного, ни у другого практически не было…
Много воды утекло с той поры, когда Рус разгромил купеческий заговор в Кушинаре. Для Тира — в буквальном смысле. Пиренгул, несмотря на всю свою власть, не смог оставить на «землях предков» не то что половину, но даже треть своего народа. Степи, города, поселения практически обезлюдели. По грустному подсчету князя, в его государстве осталось едва ли четверть населения. И дело было даже не в процветающем Кальварионе и развивающемся Альвадисе — богатейшей ресурсами «Белой долине» — собственности лично Пиренгула, куда кочевников манило так сильно, словно те места и являлись завещанной предками «землей тысячи колодцев». Точнее, не только в этом; большую роль сыграло наступление пустыни, сухой злобной Карагуль.
Как много, оказывается, для местной степи значили шаманы, а тем паче маги! Об этом никто не задумывался, даже дальновидный Пиренгул. С исчезновением лоосок, с уходом большинства шаманов, почти всех склонных к Силе Гидроса, Хранящих и Ревущих, на земли Тира стал наползать песок. Пересыхали колодцы, скудели пастбища, не росли посевы. Выжженная злым южным солнцем степь вспыхивала от малейшей искры. Оставшиеся шаманы с трудом гасили пожары, грозившие испепелить весь некогда цветущий Тир. Вымирали прихотливые овцы, свиньи. Их судьбу разделяли выносливые борки с единорогами, которые (что совершенно немыслимо!) все чаще и чаще стали бросать хозяев и уходить в пятно. Самые крепкие, самые преданные родной степи люди вынужденно тянулись за ними, за своими кормильцами, моля всех богов и предков о дожде. А высшие силы, казалось, ополчились на людское предательство: осадки за последние два года выпадали так редко, что каждый кочевник мог вспомнить точную дату каждого такого события. И теперь, на обширных тирских просторах оставалась лишь жалкая горстка населения, в основном в городках, и жили они чуть ли не исключительно за счет заморских поставок продовольствия, ставшего неимоверно дорогим. Пиренгул даже вынужден был покупать хлеб за счет казны и распределять его среди самых неимущих. И число их росло. Княжество Тир готово было прекратить свое существование, а тиренцам угрожало полное превращение в «кальварионцев» и «альвадинцев»…
Рус как-то поговорил с тестем «по душам»:
— Пиренгул, я все понимаю, земли предков и все такое. Ну, придут туда месхитинцы, их орденские маги наладят водоснабжение — чем плохо? Мне и самому жаль «Закатный ветерок», но, согласись, что здесь, в долине Кальвариона и в твоей Альваде — всем тиренцам места за глаза хватит! А сбыт здешних богатств наладим по той же дороге, по которой сейчас центральные страны в пятно идут, мимо Кагантополя на Далор. А там море и торговля со всей ойкуменой. Не посмеют они таможни устроить…
— Посмеют и устроят! — гневно перебил его князь. — Нынешний договор сам собой сойдет на нет, а новый, на обратный беспошлинный проход к портам, месхитинцы или кто там вместо них Тир займет ни за что не заключат! Во-первых, не захотят, а во-вторых — с кем? С владетелем какого-то Альвадиса? А где оно? Это княжество или царство? Где? Пока никто его не признал. Кальварион-то, об которого зубы обломали, и то признавать не хотят… из-за твоих рабов, между прочим. Зачем их тут столько? Половина населения, считай!..
— То не моя воля, Пиренгул, а Эледриаса, — поправил его Рус. — Какие же они мои?
— Хорошо, Эледриаса, — легко согласился князь, нисколько не изменив своего мнения.
Местный бог, «защитник и освободитель» — буквальный перевод его имени, находился с его зятем в тесных запутанных отношениях. В народе поговаривали, а дочь, заявляла прямым текстом, что они являлись кем-то наподобие «побратимов». Конечно, с поправкой на то, что Рус был все же человеком (в чем Пиренгул иногда сомневался), хоть и пасынком другого бога, Френома. Люди шарахались от странного маленького этруска и одновременно благоговели.
— Только центральным странам зазорно признавать «грязное скопище бывших рабов» за полноправное государство! — раздраженно выплеснул владетель Альвадиса.
— Пиренгул! Ты прекрасно знаешь, что дело не в этом! Сильвалифирию же, где бывшие рабы и вовсе основная часть населения — признали. Завидуют они нашим сокровищам. Даже не столько им, а сколько готовому городу, о котором столько восторженных слухов разнеслось. Им-то приходится самим строиться. Все окрестные долины заняли… Нет, тесть, не переживай так за Тир: боги дали — боги взяли… или Предки, не важно…
— Очень важно, Рус, ошибаешься ты! — горячо ответил Пиренгул. — Никакого нового договора не будет, а старый сам собой кончится, в связи с прекращением существования самого государства — Тира… эх-хе-хе… ты, может, думаешь, что я за свою власть цепляюсь? — Рус сделал круглое лицо и глупо выпучил глаза. Мол, и тени сомнения не закрадывалось! Если бы тесть плохо знал своего зятя, то поверил бы в искренность. — Хм, — усмехнулся он, — не веришь… Да и Тартар с тобой, не верь! Только протухнем мы здесь, в Кальварионе с Альвадисом без внешней торговли, а она возможна только через тирские порты… ну, это ты понимаешь, вижу. А они… не важно кто, кто бы не расположился в покинутом Тире, просто так нас к морю не пропустят. По дешевке скупать каганит, да амулеты — пожалуйста, но позволить нам самим торговать — ни за что! Я бы сам не их месте так поступил.
И пришлось почти всем немногочисленным Текущим, состоящим на Пиренгуловской службе, вернуться в Тир и пытаться хоть как-то бороться с засухой. Не жалея ног, «пахали как борки» практически в буквальном смысле: приходилось много ходить, чтобы «подтянуть» глубокие грунтовые воды на как можно большей площади. С начала весны — до конца лета. На следующий год опять. Но их было слишком мало. Пески лишь немного замедлили свое победное шествие. В числе этих магов был и Андрей, а во второй год к нему стал периодически присоединяться Рус. Помимо выполнения ирригационных работ, в часы отдыха, друзья вспомнили и занялись экспериментами по созданию «универсальной защиты».
Рус конечно не был Текущим. Он, как Хранящий, помогал выводить воду на поверхность земли, которой течь по разломам — каналам было неимоверно легче, чем просачиваться сквозь грунт. И колодец вырыть ему было просто, все равно что пальцами щелкнуть. А иногда та яма достигала такой глубины, что оттуда не возвращалось эхо, а не то что плеск брошенного камня.
Когда Рус «вырыл» такой с позволенья сказать «колодец» в первый раз, Андрей не преминул пошутить:
— На дарков хотел полюбоваться?
— Бери выше, Тартара!
— Ох, Чик, вечно ты что-нибудь выдумаешь! Ну, подниму я воду, прольется она на землю, а дальше? Просочится обратно. Толку ни-ка-ко-го. Я же тебе уже объяснял о водоносных слоях…
— Да-да, я слышал. Вот и ходи давай ножками по всему полю, тяни воду на тот слой, а за тобой буду шагать и колодцы варганить. Как последние ученики мы с тобой выглядим, обратил внимание? Потом сюда явятся людишки, которых тут на пальцах пересчитать можно, принесут ведра, веревки и начнут поливать. Красота! Хлеб как попрет расти! Смотри, все поле засеяно и не все еще ростки посохли.
— Ага, а ты, значит собрался сделать добро и устроить им водопровод, как в лучших городских домах…
— В каганских. — Перебил его Рус. — Специально на холме бурил, чтобы вода в поле сама бежала. Я еще канавки для равномерного стока сделаю.
— Чик! — Андрей от возмущения вскочил. — Это же сколько Силы надо потратить, амулетов, эликсиров! Да их же заряжать и менять раз в полгода придется! Ты знаешь, сколько это будет стоить?! А регулировка поступления, заслонки? Все-все придется делать! Не потянут местные…
— А мы им подарим, — усмехнулся Рус. — У нас этих эликсиров, да заготовок для амулетов — хоть вяль, хоть соли. Все равно сбыта нет. Тебе что, жалко?
Андрей соображал быстро: перспектива нудной ходьбы по обширному полю, ученическое занятие — «поиск и подъем подземных вод», вчистую проигрывала предстоящей интересной работе, достойной мастера. Деятельный Текущий, удивившись: «Как я сам-то не догадался?», радостно поддержал друга:
— Дарки! Чик, ты на все готов, лишь бы побездельничать!
— Лень — способствует развитию! — глубокомысленно произнес Рус. По гелински это соответствовало русскому выражению: «Лень — двигатель прогресса», только звучало еще более парадоксально.
— Да уж, мне бы такую лень… ну как это у тебя так получается?! — Андрей задал риторический вопрос, воздев руки, будто обращался не к другу, а кому-то повыше и саркастически усмехнулся. — За эликсирами, заготовками, стикерами[1] идти, конечно, мне…
— Ты в Кальварионе заведуешь мастерской… — зевая, ответил Рус. — Я пока посплю. Местные координаты не забудь снять, — пробормотал, словно в самом деле уже проваливался в сон.
Андрей иронично покачал головой и через несколько ударов сердца под ним возник круг цвета морской волны, отдаленно напоминающий плоский, будто резвящийся на большой сковородке водоворот. В него и провалился.
Рус пробовал просить Великих шаманов, но те смогли устроить лишь несколько коротких ливней в непосредственной близости от своего плато.
«Надо сгонять тучи почти со всего побережья, — объясняли они, — слишком сухо. Увы, в призрачном виде мы не такие крутые… вот раньше, эх!», — дальше Рус их хвастовство пресекал.
В Эолгуле функционировал один-единственный орден, Исцеляющих. Другие эндогорские филиалы, вернувшись после отражения набега коалиционных сил, собрали все свое хозяйство и «эвакуировались» окончательно. Многие ученики, недолго погоревав, помучившись от стыда за «предательство» своей альма-матер, «бросившей» их родину, горько вздыхая, поехали следом. Коль наделил тебя бог склонностью к своей Силе, то негоже разбрасываться возможностью научиться управлять этим божьим даром. У тиренцев не осталось ни одного магистра-Текущего и Ревущего. Они совместными усилиями еще и могли бы что-нибудь устроить, да и то недалеко от моря. Не удержали бы и не дотянули тучи, полученные конденсацией морского пара, на полсотни миль вглубь степи, до первых поселений хлебопашцев. Не в человеческих это силах. А если создавать воду структурами, то пользы от неё никакой не будет — через пару статеров она спокойно превратится обратно в Силу. Поднятие глубинных вод — единственное спасение от засухи, не считая мольбы Гидросу, который почему-то не отвечал. Ходили слухи, что он «обиделся» на тиренцев за то, что они соблазнились пятном. Может, это и правда. В этом мире, созданном богиней Геей, наполненном богами со сложными, почти человеческими характерами — и не такое возможно.
Рус не стал ничего выдумывать. «Откопал» глину, слепил из неё точную копию земной деревенской «колонки» с отводящим краном и рычагом-заслонкой, укрепил эту конструкцию структурами. «Поколдовав» над эликсиром из порошкового каганита смешанного с вытяжкой из «каганского масла» — продукцию из особой розовой глины, на которой должен был вырасти и от плодоносить по крайней мере один куст Горького ореха (что-то наподобие грецкого, но крайне невкусного) и нанеся его стикером на свое сооружение, «нарисовав» таким образом Знаки долговечности. Андрей же поместил внутрь «колонки» изумрудный амулет под завязку наполненный Силой, с единственным свойством: подъем воды. Друзья дождались прихода старосты поселения — сухого пожилого тиренца, во взоре которого легко угадывалась безысходность, продемонстрировали ему ирригационное сооружение, объяснили как им пользоваться и быстро ушли «ямой», напоследок добавив:
«Сие есть дар от князя Пиренгула, он помнит о нуждах своих подданных!», — Андрей не удержался от театрального пафоса. Уж больно оторопевшим выглядел старый, но крепкий мужчина с заскорузлыми натруженными руками (и это староста!). В нем смешалось все: надежда, недоверие, радость и сожаление об упущенном времени. Он словно говорил: «Что же вы так поздно, сынки?». Последним проклюнулся страх: «Сколько же за это чудо запросят?!», — его и заметил Андрей, и успокоил.
В «Закатном ветерке», как и весь Тир тронутым запустением, он поинтересовался у друга:
— А не раскурочат твою глиняную трубу? Поди догадаются, что там внутри дорогой амулет.
— Не, её молотом не разобьешь. Укреплена, как городские врата. Пожалуй, получше «пыльной стены» будет… — друзья выпрыгнули на привычной поляне в гоштовом саду среди наполовину высохших деревьев, приземлились на пожухлую, хрупкую, как сено, траву присыпанную пока еще тонким слоем пыльного ярко-желтого карагульского песка. Разговаривая, шли к дому, предвкушая вкусную еду, которую готовили двое оставшихся на вилле поварих под руководством неизменной Асмальгин, и старались не обращать внимание на явные признаки наступления пустыни, достигшие сердца Тира, его столицы.
Бассейн во внутреннем дворике пересох, но водопровод работал исправно. Домоправительница жаловалась на страшную дороговизну всего, особенно продуктов на оскудевшем рынке, на нехватку слуг из-за чего дом и сад стояли полузаброшенными, сетовала на «тяжелую жизнь вообще» и на свою судьбу в частности, мол, когда же хозяин заберет её в Кальварион о котором ходит столько восторженных слухов.
Заметив хозяина еще издали, Асмальгин распорядилась быстро разогреть давно готовую еду и вышла встречать нынешнего, но так редко появляющегося собственника виллы в сопровождении бывшего совладельца и «особы приближенной к самому князю». После приветствия не удержалась и выплеснула на Руса, которого считала очень покладистым хозяином, свое сожаление и как бы намек на просьбу:
— Умирает Эолгул, господин Рус, видят Предки — умирает. Это все пятно проклятое, лооски его прокляли перед тем, как самим издохнуть! Всем до одной! — она не замечала этого явного преувеличения: скончались только самые сильные жрицы, а остальные, из юных красавиц превратились в обычных, не склонных к Силе женщин. Многие отравились — повесились — утопились, а некоторые «сгинули» в неизвестном направлении. Возможно, и в Эолгуле осталась парочка бывших младших жриц, тщательно скрывающих свое прошлое. Асмальгин не видела и неувязок с «проклятием», которое сначала было направлено исключительно на рабов, а теперь переметнулось на все пятно. — А может, господин Рус, эта засуха, подобно которой на моей памяти не было, а я уже пять десятков годов на этом свете мучаюсь, простите Предки за роптание. Это знак от них, от Предков, да не иссякнет память о них! А?
— То есть? — не понял Рус.
— Второй год не посылают они дождей, а в пятне, в Кальварионе, говорят, все благоухает! Это правда?
— Ну…
— Это знак нашему кочевому народу! Предки хотят, чтобы мы все, все тиренцы ушли туда! — и вдруг стушевалась. — Я правильно думаю, господин Рус?
— Ох, Асмальгин! Видят боги, не до тебя сейчас! То у тебя пятно проклято, то там наоборот «счастливые долины предков» — не поймешь. На стол накрыто? Мы с господином Андреем голодны, как волки… — домоправительница с достоинством поклонилась и торжественным движением руки открыла путь в столовую. Оттуда недавно стали доноситься аппетитные запахи.
Вот за этим обедом Рус и вспомнил о давних задумках «универсальной защиты». Поделился соображениями с Андреем, тот горячо поддержал это начинание, идущее наперекор «воле богов» в том виде, в котором её преподносили в орденских школах. И в перерывах между заботой о мелиорации вверенной им части тирских посевов, старые друзья приступили к реализации невозможного. Благо, необходимые алхимические ингредиенты теперь были с собой, в пространственном кармане Андрея.
К сожаленья (а для Руса так к счастью), зять Пиренгула не мог тратить свое время исключительно на помощь тестю в его попытке сохранения собственного княжеского венца. На плечах князя Руса Четвертого лежали Кушинар, который просто опасно было надолго оставлять без присмотра и Этрусия, куда его, пасынка их бога — Френома, часто звали поприсутствовать то там, то сям; хотя сам «пасынок» считал, что в царстве славных воинов он лично уже не требовался: Эрлан отлично справлялся с царской должностью, а «заветов» Рус написал лет на полста вперед. Орден Призывающих «расправлял крылья» — даже самые ярые противники нового подхода к «воспитанию» Духов, соглашались с тем, что орденские ученики стали намного сильнее среднего воина-Призывающего. Школьные жрецы — наставники только-только освоили Русовский «курс», который он им закончил «начитывать» еще полтора года назад, а учить их дальше — только портить. Пусть эти знания дойдут до автоматизма. Страсти между грусситами и гросситами, периодически вспыхивая, все же сходили на нет. В общем, личное присутствие Руса в той большой северной стране нужно было исключительно на праздниках. А был еще и Кальварион, где его и боялись, и благоволи, как «побратима» Эледриаса и «эксперта» по каганам, и где его всегда ждала любящая жена, в конце концов. Тем более, она была на сносях… точнее, всего на третьем месяце, но Рус уже опасался лишний раз её потревожить… а если еще точнее, то делал вид, что боялся и благоговел. Так Гелинии было приятней. Муж жалел её, придавленную грузом проблем собственного, толком неустроенного княжества, помогал, чем мог, уговаривал не принимать все близко к сердцу — не помогало. Поэтому в супружеской спальне старался быть обходительным и, насколько получалось, нежным. Жаль, что с этой засухой и другими своими проблемами, ночевать в обнимку с женой удавалось редко. Надо упомянуть еще и «лесное царство» Сильвалифирию, где Рус тоже время от времени появлялся. Так что Андрей в полях часто оставался один и работа над «универсальной защитой» растянулась на целый год.