Но оживление тут же оставило её.
— Вдруг я отдам им все свои деньги, а они меня обманут? Или даже не обманут, а просто отступят перед трудностями. Каких бы благородных правил ни был Дез Эссар, для него мой отец — чужой человек. В лучшем случае капитан исполнит свои инструкции, нельзя требовать от него большего. Как же мне быть, дорогая моя Беттина?
«Ты сама только что ответила на этот вопрос», — мысленно сказал я и кивнул в сторону окна.
Но она не поняла.
— Ты считаешь, я должна потолковать с капитаном и убедить его, что мой отец — самый лучший, самый драгоценный человек на свете? Конечно, я сделаю это. Но я некрасноречива и плохо умею взывать к состраданию, ты всегда это говорила.
Да нет же! Разжалобить капитана корсарского судна — пустая затея. Я нетерпеливо топнул ногой. Желая разъяснить свою позицию, перелетел на подоконник и постучал клювом в стекло, за которым виднелась стена и торчащие над нею мачты.
Самой надо плыть, милочка, самой! С попутным ветром это всего лишь двухнедельное плавание, пустяк! А уж если ты окажешься в Сале, то не дашь кораблю уплыть обратно, пока мавры не отдадут твоего обожаемого фатера!
— Вы меня не слушаете, госпожа Мёнхле, — грустно улыбнулась Летиция. — Вам интереснее смотреть в окно. А ведь вы мне не только подруга, но теперь ещё и родственница. Нехорошо.
Этого я не понял. Почему «госпожа Мёнхле»? В каком смысле «теперь родственница»? Очевидно, не все странички жизни моей подопечной запечатлелись у меня в памяти с одинаковой ясностью. Пришлось перелистнуть их вновь.
Ах, вот оно что…
У Летиции было две тётки, давно вышедшие замуж, и три дяди. Старший Клаус, стало быть, умер без потомства. Следующий по возрасту после Фердинанда, Андреас, пошёл по духовной линии и тоже успел покинуть сей мир. Младший, по имени Корнелиус, был наёмником, много лет назад отправился искать счастья в далёкую Московию, где и сгинул. Таким образом, Летиция — единственная наследница родового имения. Но у неё, оказывается, есть сводный брат. Он не носит имени фон Дорнов, потому что рождён вне брака, в нарушение церковных законов. Произвёл сего бастарда аббат Андреас, вследствие чего мальчик получил фамилию Мёнхле, то есть «монашек». Иеронимус Мёнхле выучился наукам у иезуитов, проявил недюжинные способности к финансам и разбогател на ломбардно-ссудных операциях. Ныне состоит в ранге коммерцсоветника при вюртембергском дворе и даже получил от герцога дворянскую грамоту, но этого Иеронимусу мало. Он мечтает стать настоящим аристократом. В конце концов, разве он не потомок крестоносцев? Если бы он стал владельцем родового замка, через некоторое время все забыли бы, что он, как говорится, рождён «вне колыбели».
Я вижу, как сопящий Мёнхле, хлюпая от волнения носом, подносит Летиции алмазное кольцо. Он явился к кузине с предложением руки и сердца. Вижу, как коммерцсоветник бежит к карете, провожаемый заливистым смехом.
Потом вижу его в церкви перед аналоем. Рядом — невеста. Не наследница замка Теофельс, но зато баронесса. Это Беттина фон Гетц, её лицо печально и покорно судьбе. Бедняжку попросту продали, как продают лошадь благородных кровей. Господин Мёнхле удачно вложил деньги — повысил свой аристократический статус. Потому-то моя питомица и называет свою подругу родственницей, хотя правильнее было бы сказать «свойственница».
Заодно уж я вытягиваю из нашей общей с Летицией памяти ещё один эпизод с участием Иеронимуса.
Зимний вечер в Теофельсе. В огромном камине потрескивают поленья. По стенам и высокому потолку качаются красные и чёрные тени.
— …Это совершенно беспроцентная ссуда, милая сестрица. Предлагаю вам её, как родственник, как искренний друг. Тридцать тысяч звонкой монетой! На целый год! — Пухлые щёки коммерческого советника подрагивают, багровый язык облизывает губы. — Что такое «залог»? Пустяк! Формальность, необходимая для того, чтобы я мог провести эту операцию через свои бухгалтерские книги. Вы вернётесь с дорогим дядюшкой, отдадите мне деньги, и будете жить-поживать в этом славном доме.
Мёнхле скользит жадным взглядом по гербу над камином, по развешанному оружию, по кабаньим и оленьим головам.
Летиция думает: «Ты надеешься, что меня по дороге прикончат разбойники. Или что мы не сможем вернуть долг. И тогда твоя мечта осуществится. Теофельс станет твоим. Бр-р-р! Но год — это так много! За это время я умру, но вызволю отца. И если вызволю, он сумеет добыть денег. А если умру, наплевать. Пускай здесь живут дети Беттины».
Продолжение беседы досмотреть (верней сказать, довспомнить) я не успел, ибо моя питомица вдруг вскочила, подошла к окну и стала смотреть туда, куда я указывал ей минуту назад — на корабельные мачты.
— Господи, ну конечно! — прошептала она. — Где-то там стоит мой корабль. Я поплыву на нём сама! Ничто меня не остановит!
Умница! Сообразила!
В течение нескольких минут она ходила по комнате и сама с собою разговаривала, но беззвучно, лишь шевеля губами, поэтому я не знал, какое направление приняли её мысли. Потом снова села к столу и начала писать письмо. Тут уж я не растерялся. Перелетел к ней под локоть, стал смотреть, как на бумагу ложатся строчки. Время от времени Летиция задумывалась и рассеянно трепала меня по хохолку. Это было чертовски приятно.
Писала она Беттине, по-английски — на языке пансионных лет. Пока досыхали чернила, я проглядел написанное ещё раз и остался вполне доволен содержанием. Непонятен мне остался только один пассаж:
«Будь здорова, крепка Духом и не унывай, насколько это возможно в твоём Положении. Пусть дорогие мне Стены служат не только Убежищем твоему бедному Телу, но и Опорой твоей кроткой Душе. Таково моё тебе Благопожелание, и больше, памятуя о своём Обещании, не коснусь сего грустного Предмета ни единым Словом».
Это требовалось разъяснить.
Я прикрыл глаза и увидел продолжение сцены у пылающего камина. Но теперь речь держала Летиция, а герр Мёнхле смиренно слушал.
— Дорогой братец, — язвительно говорила она, — я приму твою великодушную помощь, но с некоторыми условиями. Ты получишь Теофельс в заклад, однако в течение года жить здесь будет твоя супруга, а ты не будешь иметь права даже переступить порог замка.
Комммерцсоветник в первое мгновение просиял — его мечта была близка к осуществлению. Потом заморгал, разинул рот.
— А… а как же исполнение законных супружеских прав? Хотя бы раз в неделю, по субботам?
Летиция рассмеялась — надо признать, очень недобро.
— Пока Теофельс мой …… под крышей фон Дорнов ты не будешь.
Я был эпатирован вульгарностью использованного ею глагола. Грубыми словами меня не удивишь, я старый морской бродяга. Но ведь это девица из благородной семьи, воспитанница английского пансиона!
Год спокойной жизни вдали от постылого муженька — вот прощальный подарок, который Летиция сделала своей дорогой подруге.
Глаза Иеронимуса Мёнхле сверкнули злобой, вечно мокрый нос издал хлюпающий звук, но кузен стерпел и смиренно развёл руками. Унизительное условие было принято.
Ещё я не понял, что означает подпись Your most loving and assured Friend Ėpine:[17] «Ėpine» по-французски значит «колючка». Но потом перевёл это слово на немецкий — вышло «Dorn» — и даже не стал рыться в памяти. Сам сообразил: не иначе, старинная пансионская кличка. С такой фамилией и с таким характером, как у моей подопечной, франкоязычные соученицы из фландрских семей должны были прозвать её именно так.
Заклеив письмо сургучом и оттиснув свою печатку, Летиция тут же написала второе письмо, короткое и деловое. Она извещала «высокоуважаемого мессира Лефевра», что нынче в девятом часу вечера посетит его, дабы обсудить условия сделки и познакомиться с капитаном Дез Эссаром.
Тон письма был сух и повелителен — так пишет исполнителю требовательный заказчик.
Положительно, я восхищался своей медноволосой питомицей!
Глава пятая Деловой разговор
— Итак, вы предлагаете мне нанять корсарский корабль, — сказала она, особенно подчеркнув слово «нанять».
Я, признаться, не понял, зачем, но Лефевр что-то учуял и внёс поправку.
— Если быть точным, мадемуазель, я предлагаю услуги одного из моих кораблей, с моим капитаном и моим экипажем, чтобы выручить из плена вашего батюшку.
К вечеру похолодало, с моря подул холодный ветер, и высокие окна роскошного кабинета были закрыты, а в камине пылал огонь, но арматор зябко ёжился, а Летиция, наоборот, разрумянилась. Сразу было видно, кто тут наседает, а кто пятится.
— Я и не говорю, что покупаю ваш корсарский корабль. Я его нанимаю. Не так ли?
Кажется, я начал догадываться о причине её настойчивости, и от удовольствия слегка чихнул. Чихать очень приятно. Живя с штурманом Ожье, я пристрастился нюхать табак. Клянусь, это одно из милейших занятий на свете. Но с госпожой де Дорн от этого невинного наслаждения придётся отвыкать, ничего не поделаешь…
— Я и не говорю, что покупаю ваш корсарский корабль. Я его нанимаю. Не так ли?
Кажется, я начал догадываться о причине её настойчивости, и от удовольствия слегка чихнул. Чихать очень приятно. Живя с штурманом Ожье, я пристрастился нюхать табак. Клянусь, это одно из милейших занятий на свете. Но с госпожой де Дорн от этого невинного наслаждения придётся отвыкать, ничего не поделаешь…
Француз покосился на меня.
— Вы так экстравагантно смотритесь с попугаем на плече. Но, может быть, пересадим птицу в клетку, чтобы она не мешала деловому разговору? — Он показал на большое золочёное сооружение из проволоки, стоявшее на отдельном столике. Туда-то, очевидно, этот выжига и намеревался меня засадить, когда давеча предлагал сорок ливров. — Не угодно ли?
— Не угодно, — отрезала моя новая питомица, и я благодарно сжал её плечо когтями.
Когда она под покровом темноты отправлялась на встречу с арматором, оставила меня в номере. Но я, конечно, не мог пропустить такое событие. Я открыл клювом оконную раму, слетел на улицу и спланировал Летиции на плечо.
Она не рассердилась, даже обрадовалась.
— Кларочка, ты хочешь со мной? Отлично, а то я немножко трушу.
Но если она и побаивалась хитроумного судовладельца, в разговоре это никак не проявлялось.
— Отчего же вы не хотите признать очевидный факт? — с нажимом повторила она. Лефевр промямлил:
— Не понимаю, о чём тут говорить. Ну да, разумеется. Вы нанимаете судно.
— Отлично. Я нанимаю корсарский корабль. Это во-первых. Теперь второе: я нанимаю корсарский корабль.
Браво, девочка! Так держать!
— Да, у корабля есть королевский патент на корсарский промысел, а на борту, согласно правилам будет писец морского министерства. Но что с того?
— Значит, нанятый мной корабль имеет право нападать на неприятельские суда и захватывать добычу?
— По желанию владельца и на усмотрение капитана, — быстро возразил Лефевр, подняв палец.
— Отлично. А что потом происходит с добычей?
Арматор кисло сказал:
— Ну, её регистрирует писец. По возвращении треть поступает в королевскую казну, треть идёт владельцу, а треть делится между членами экипажа.
— Владелец в этом плавании я, — нанесла решительный удар моя умница. — Следовательно, треть добычи будет моя.
В крайнем волнении Лефевр вскочил с кресла.
— Но ваша цель — выкупить из плена отца! Вы сами это говорили! Если б вы хотели вложить деньги в корсарскую экспедицию, я назначил бы за «Ласточку» совсем другую цену!
Не поддавайся, милая, спорь! Я сжал когти.
Летиция тоже поднялась, чтоб Лефевр над нею не нависал. Оказалось, что она выше ростом.
— Тогда я поговорю с другими арматорами, сравню расценки и выберу наиболее выгодное предложение. Полагаю, на моём месте вы поступили бы так же.
— Я думал, вам не терпится избавить родителя от тяжких страданий, а вы думаете о выгоде! — горестно воскликнул судовладелец. — Ну хорошо, так и быть. Половина трофеев будет ваша, половина моя.
Мои когти снова пошли в ход. Не давай себя надуть!
— Не возражаю… Но в этом случае вы возьмёте на себя и половину расходов. Вместо двадцати одной тысячи трёхсот пятидесяти ливров я заплачу вам десять тысяч шестьсот семьдесят пять.
Какова сила характера! А скорость устного счёта!
Я почувствовал, что могу немного расслабиться. Моей питомице палец в рот не клади.
С четверть часа шла ожесточённая торговля, в итоге которой арматор согласился сократить на треть стоимость аренды корабля. Получив в обмен половину интереса. Это далось Лефевру нелегко, ему пришлось попотеть — в том числе, в прямом смысле. Он уже не зяб, на жёлтом лбу выступила испарина.
— Уф, — сказал он, утирая лицо кружевным манжетом. — Не завидую вашему будущему супругу, мадемуазель. Если вы с вашим нравом вообще когда-нибудь найдёте себе партию.
Если он думал, что этим жалким и малодостойным выпадом завершает баталию, то здорово ошибся. Главный сюрприз был впереди.
— Благодарю за беспокойство о моих матримониальных видах, — невозмутимо произнесла Летиция, — однако у меня есть ещё один вопрос. Откуда мне знать, поплывёт ли вообще ваш корабль в Барбарию? Может быть, он поболтается пару месяцев в море, нахапает добычи и вернётся? А вы мне скажете, что выкупить отца не удалось?
— Да… да как вы можете такое… Честь купеческого дома «Лефевр»! Моя репутация! Чудовищное подозрение! Неслыханное оскорбление!
Пока Лефевр бушевал и возмущался, она спокойно выжидала. Наконец, поняв, что криком её не проймёшь, он прищурился и спросил:
— Что вы предлагаете? Хотите отправить с кораблём своего представителя? Но вы никого в Сен-Мало не знаете.
— Я поплыву на «Ласточке» сама.
Француз утратил дар речи. С минуту он таращился на собеседницу, разинув рот. Потом сдёрнул свой величественный парик, вытер рукавом плешивый череп и устало опустился в кресло.
— Нет, с вами решительно нельзя иметь дело… Вы не понимаете, чего требуете. Знаете ли вы, что такое корсарское плавание?
— Не надо говорить мне об опасностях. Они меня не пугают.
— Да при чём здесь вы! Я и так вижу, что вас не испугают ни чёрт, ни преисподняя. — Он безнадёжно покачал головой. — Дело не в вас. Дело в экипаже. Никогда и ни за что матросы не отправятся в корсарский рейд с бабой на борту. Это приносит несчастье.
Летиция недоверчиво усмехнулась, но на сей раз прохиндей был абсолютно прав! Как я мог упустить это обстоятельство из виду? Очевидно, причина в том, что полюбив свою новую подопечную, я перестал воспринимать её как существо противоположного пола, она стала для меня сопряжённой частицей моей души. Но моряки и вправду народ суеверный. Если капитан объявит, что в опасную экспедицию с ними идёт женщина, весь экипаж немедленно дезертирует. Я и сам, честно говоря, отношусь с предубеждением к таким рейсам. Ещё с тех пор, когда утонул мой первый питомец Ван Эйк. Разве я не говорил, что в тот раз его корабль вёз из Джакарты жену яванского губернатора со служанкой?
Я встревожено заёрзал на плече своей девочки. Уж эту стену ей было никак не пробить!
Но видно не зря её в пансионе прозвали «колючкой». Такая, если вопьётся, то намертво.
— Суеверия ваших моряков — не моя проблема, сударь. Или я плыву на «Ласточке», или наш разговор окончен.
Я был уверен, что тут он выставит её за дверь. Но Лефевр опустил голову, долго о чём-то размышлял и в конце концов со вздохом молвил:
— Быть по-вашему. Я велю внести в контракт соответствующий пункт.
— Только учтите, — предупредила она, — я очень внимательно изучу этот документ. Пусть пункт будет сформулирован так: если владелец не сможет обеспечить моё участие в плавании, договор расторгается, а кроме того вы возмещаете мне все расходы по поездке в Сен-Мало.
— А если я найду способ поместить вас на корабль, но вы сами передумаете и откажетесь, то полученный мной аванс не возвращается, — парировал арматор.
Они в упор смотрели друг на друга. Я чувствовал, что хитрый лис нашёл какую-то лазейку, слишком уж он стал покладист. Осторожней, душа моя! Не дай себя провести!
— Не надейтесь, — сказала Летиция. — Я не откажусь. Идёмте составлять бумагу.
Мы спустились на этаж, где находилась контора. Очень долго, на протяжении часа или полутора, клерк под диктовку записывал пункты контракта, потом другой писец перебеливал документ.
После этого Летиция медленно прочла его вслух. Я внимательно слушал, как говорится, навострив когти. Был готов царапнуть её, если увижу подвох.
— Мне не нравится пункт 18. — Девушка нахмурилась. — Тут сказано, что судовладелец не несёт ответственности за неуспех экспедиции в случае, если пленник… умрёт.
Последнее слово она произнесла с усилием.
— А как иначе? На всё воля Божья. Если Господь решит призвать к Себе вашего батюшку, моей вины в том нет. Если же у вас будут основания хоть в какой-то степени винить меня или команду в этом несчастье, так на то есть пункт 19, где предусмотрены жесточайшие штрафные санкции.
Возразить на это было нечего. Летиция прочитала документ ещё раз и решительно подписала, разбрызгивая чернила. Подписал и арматор.
Сделка была заключена.
— А теперь вернёмся в кабинет. Там уже должен ждать капитан Дезэссар. Я предчувствую, что объяснение с ним будет нелёгким. Должен предупредить вас, это человек неотёсанный и грубый, как большинство моряков.
— Дворянин не может быть груб с дамой, — величественно заметила Летиция.
Я видел, что она очень довольна тем, как вела себя во время трудных переговоров, завершившихся полным её триумфом. Что ж, я тоже ею гордился.
— Кто дворянин? Жан-Франсуа? — засмеялся Лефевр. — А, вы, верно, подумали, что он из тех Дез Эссаров? — Арматор ткнул пальцем вверх, в потолок. — Нет, фамилия капитана пишется в одно слово. Он не голубых кровей. Исконный малоанец, просоленная шкура. Начинал юнгой, был матросом, боцманом, штурманом, подшкипером. Выбился в неплохие капитаны. Жан-Франсуа, конечно, хотел бы получить дворянский герб, все капитаны об этом мечтают. Но его величество жалует эту милость лишь за особенно выдающиеся заслуги.