Беглец свернул с трассы и, прячась за посеребренными морозом стволами елей, осторожно подкрался к источнику свечения.
– Наконец-то!.. – невольно вырвалось у Бати.
Он не ошибся – на обочине его действительно дожидалась «конкретная козырная тачка».
Огромная машина, криво стоявшая с краю шоссе, напоминала потерпевший крушение пароход. Под вздернутым капотом покачивалась тусклая лампа-переноска. Неверный мутный свет выхватывал из темноты сосредоточенное лицо молодого пацана. Склонившись над промасленным двигателем, он вдумчиво закручивал гайку.
Подкравшись поближе, Батя безошибочно определил марку машины. Это был трехосный «Студебеккер» – огромный американский грузовик эпохи ленд-лиза и культа личности. Пахан, страстно любивший фильмы про блатных, отчетливо помнил, что точно такая же тачка была у фартовой бригады «Черная кошка», наводившей ужас на послевоенную Москву. Машина явно побывала в салоне тюнинга: на передке «Студебеккера» хищно поблескивало нехилое навесное оборудование – огромная бульдозерная лопата снегоочистителя. Выглядело это куда круче любых кенгурятников и лебедок. Вместительный жестяной кунг скрыл бы от посторонних взглядов небольшой коллектив гоп-стопников. Несомненно, столь грозный автомобиль могла позволить себе только очень уважаемая бригада, вроде саяно-шушенских…
Так любовь к бандитскому кинематографу сыграла с беглецом злую шутку. Старый вор, просидевший на «строгаче» целых двенадцать лет, не знал, что теперь уважающие себя пацаны ездят не на антикварных грузовиках, а на конкретных козырных джипах.
Пахан спокойно вышел из-за дерева. Из-под поднятого капота вынырнула голова водилы.
– Что ж ты, батя, на трассе по такому морозу-то бродишь? – приязненно улыбнулся пацан. – Иди в кабину, согрейся…
Фамильярное обращение «батя» окончательно вселило в Батю уверенность, что он не ошибся.
– Козырная конкретная тачка – твоя? – прищурился он, осматривая «Студебеккер».
– Какая она моя… бригадная, – вздохнул пацан. – Вон, надпись по борту.
Действительно – угловатый кунг украшала броская надпись «Аварийная бригада».
Сомнений быть не могло… Вскочив на высокую подножку, Батя рванул тяжелую дверку и нырнул в темную теплоту кабины. Спустя несколько минут за руль уселся водила. Утерев ветошью промасленные руки, он вопросительно взглянул на пассажира.
– Поехали, пока мусора не наехали! – коротко распорядился беглец.
– Мусора – это всегда хреново, – готовно согласился шофер и, заведя двигатель, дружественно протянул руку. – Давай знакомиться. Меня Данилой зовут. Данила Черняев. Не слышал? Услышишь еще…
5
Штыковой блеск прожекторов прорезал колючий орнамент проволоки. На огромном зоновском плацу чернели бесконечные коробки арестантов. Злобные овчарки рвали поводки, и горячая слюна срывалась с желтых клыков.
На ночном плацу братва коченела уже третий час; сразу же после отбоя на зоне начался незапланированный шмон, во время которого и обнаружили отсутствие Бати. Волчины в погонах орудовали в отрядах, срывая постели, переворачивая тумбочки и обыскивая сортиры. Однако никаких следов пропавшего зэка обнаружено не было. Не было его ни в больничке, ни в прачечной, ни в котельной, ни в индивидуальной «шушарке» при библиотеке, где знатный пахан числился выдавальщиком книг. Обыск мехмастерской также не принес никаких результатов. Контрольно-следовая полоса выглядела девственно белой и пушистой. Исправно работал и последний рубеж сигнализации. Батя словно бы испарился, перейдя в пятое измерение, в некую абстрактную субстанцию…
Лагерное начальство лишь печально материлось. Менты уже догадались, что имеют дело с подкопом. Было очевидно – тут не обошлось без сообщников, однако ни подкоп, ни сообщников пока не нашли. Старший лейтенант Заметалин, командир Батиного отряда, бегал по плацу, грозя предполагаемым укрывателям лесоповалом и Колымой.
– Пока не найдем вашего пахана – тут будете мерзнуть! – выкрикивал он в черную шеренгу бушлатов.
Арестанты тихонько злорадствовали: все, что ментам поганым серпом по яйцам, братве – бальзам на душу.
– За три часа не то что до Питера – до финской границы можно дойти! – тихонько молвил один зэк другому.
– Если Батю не отыщут – с Заметалина точно погоны снимут! – шепотом отозвался второй. – Из «Крестов» его когда-то турнули… А знаешь, за что?
Иней серебрил колючую проволоку. Ветер завывал в трубах котельной. Зэковские прохоря печально поскрипывали на мерзлом плацу. Заметалин метался по зоне, но ни беглеца, ни подкопа обнаружить так и не удалось.
Спустя три часа ночного бдения братва вынесла окончательный вердикт:
– К завтрашнему дню Батю не найдут – кранты нашему Гамадрилу!
Под этой малосимпатичной кличкой старший лейтенант Заметалин был известен еще по работе в «Крестах», откуда его действительно выгнали за совращение несовершеннолетних преступниц в тюремной бане…
6
«Хаммер» удалось вытащить из придорожного кювета лишь через два часа при помощи случайно подвернувшегося колхозного трактора. Однако при падении что-то сломалось в двигателе, и внедорожник упорно отказывался заводиться. Водила, сжимая обжигающий на морозе гаечный ключ, долго и безрезультатно ковырялся в моторе, обещая «через пару минут все исправить». Шанкр, с трудом размыкая смерзшуюся ротовую щель, сулил ему участок для неопознанных трупов на Южном кладбище.
Конечно, бандитская этика требовала, чтобы пацаны немедленно позвонили Аркаше и честно во всем сознались. Однако при мысли о таком звонке Шанкру делалось не по себе. Лютость бригадира была отлично известна всему Бандитскому Петербургу.
Наконец двигатель несколько раз чихнул, дернулся и завибрировал ровно и низко. Саяно-шушенские поспешно уселись в салон.
– А как Батя узнает, что мы – это мы? – спросил незадачливый шофер.
– Так я на зону еще утром маляву заслал! – бросил повеселевший Шанкр, то и дело дуя на красные руки. – Там написано: «конкретная козырная тачка»… Все, гони!
Водила то и дело притапливал педаль газа: время было упущено, и Батю требовалось подобрать как можно быстрей. Впрочем, саяно-шушенские особо не беспокоились: другой «конкретной козырной тачки» в радиусе ста километров и быть не могло…
7
Тяжелый «Студебеккер» валил по пустынной трассе с уверенностью танка. Утюгообразный капот заглатывал все новые километры шоссе. Свет фар рассекал темную перспективу дороги. Батя, окончательно отогревшись в салоне, искоса поглядывал на Данилу Черняева, со скрежетом ворочавшего рычаг в коробке передач. Бригадный водила нравился ему все больше и больше. Он почти не матерился, не понтовался, не выеживался, а главное – не задавал лишних вопросов. Все это свидетельствовало в пользу его духовности…
– А что у вас вообще за бригада? – спросил наконец пахан, искоса поглядывая на водителя. – Вот ты, например, чем по жизни занимаешься?
– Да я… это… на все руки мастер. Побелить, покрасить… – отозвался Черняев. – Недавно вот одному пацану крышу соорудил.
– Путевую хоть? – строго спросил пахан.
– Путевей не бывает, – серьезно заверил Данила-мастер. – Правда, крышу я не один ставил. Есть у меня друган один, музыкант…
Пахан одобрительно закивал: на зоне слово «музыкант» было высшей похвалой – так обычно называют людей, виртуозно владеющих блатной феней.
– А бригада ваша чем занимается?
– Да мы, это… кроликов ушастых разводим, – простецки заулыбался Данила.
Батю удовлетворил и этот ответ; он уже знал, что на современном молодежном жаргоне «разводить кроликов» означало рэкетировать людей, занимающихся частнопредпринимательской деятельностью.
Впереди засветились далекие и тусклые разноцветные огни, похожие на лампочки гирлянд Невского проспекта. Но это был не Питер, а всего лишь его пригород.
– Значит, шерсть с кроликов снимаете? – задумчиво уточнил пахан, подразумевая под «снятием шерсти» постоянную дань, налагаемую на коммерсов за охранные услуги.
– Почему только шерсть? Мясо тоже! – подумав, отозвался Черняев.
И, словно в подтверждение его слов, конусы фар выхватили из темноты огромный придорожный плакат:
ЗВЕРОКОЛХОЗ «ЛЕНИНГРАДСКИЙ».
Кролики – это не только ценный мех,
но и вкусное диетическое мясо!
8
Подкоп обнаружился только к утру. Опера, прочесывавшие окрестности зоны, обратили внимание на подозрительные следы, ведшие к шоссе со стороны леса. Вскоре неподалеку от незамерзающей сточной канавы обнаружили кучу свежего снега. Когда снег был разбросан, один из оперов поднял крышку и, заглянув в яму, радостно заорал:
– Подкоп!
Спустя пятнадцать минут на место событий прибыл Заметалин. Спустившись в яму, он сразу же округлил глаза, впав в столбнячное недоумение. Луч фонаря выхватывал из темноты длинный подземный коридор, уходивший в сторону промзоны. Пройдя галереей метров сто, Гамадрил поднялся по лестнице к баку, сорвал дно и вылез в мехмастерской. Свет, плеснув в лицо, ослепил после темноты, и Заметалин на миг зажмурился. Когда он открыл глаза, перед ним стоял начальник колонии.
– Ну что – упустил осужденного? – ледяным голосом спросил он.
– Упустил… – промямлил Гамадрил, и старый шрам под губой налился кровью.
– Слушай, старлей… Ты на туберкулезной зоне поработать не хочешь? А на венерической? Не найдешь Батю к полудню – аттестую лично! – посулил начальник и, не прощаясь, вышел из мехмастерской.
Зэки, случившиеся неподалеку, заржали.
– Был я на той венерической зоне… Там бледные спирохеты так и летают… во-от такой величины! – глумливо заметил из-за станка кто-то невидимый.
– Будет с кем нашему Гамадрилу трепака выплясывать! – в тон ему отозвался другой арестант.
И тут Заметалин сорвался. Пузырчатое кипение в его душе ударило через край, и он, не в силах себя сдержать, истерично заорал на подоспевших прапорщиков:
– Че стоите?! Искать!
9
– Искать! – голос Аркаши плеснул из мобильника столь угрожающе, что Шанкр с перепугу едва не выронил трубку в сугроб.
– Так ведь это… словно сквозь землю испарился… то есть провалился… – промямлил Шанкр, глядя на редкую цепь солдат, прочесывающих придорожный лесок. – Вон, и менты его ищут…
– Слушай сюда. Или ты сегодня находишь Батю и привозишь его ко мне на хату, или тебя завтра привозят ко мне на хату, а послезавтра находят в Обводном канале, – посулил Аркаша ласково. – Ты хоть знаешь, сколько бабла я в этого татуированного козла вбухал?
Конечно же, Шанкр знал, каких огромных денег стоил Батин побег. Знал он и то, что Аркаша звонил из своего пятиэтажного особняка в Комарове, где измученного строгим режимом гостя ждали охлажденная водка, подогретое пиво, трехметровая «дорога» из колумбийского кокаина и дюжина манекенщиц со справками из вендиспансера. Однако все эти траты могли оказаться напрасными…
Спрятав мобильник, Шанкр тяжело плюхнулся на лайковое сиденье джипа.
– Куда? – уныло спросил водила.
– Куда, куда… Давай-ка еще раз по трассе прокатимся. Не мог он ничего перепутать. Не мог. Я ведь ясно писал – «конкретная козырная тачка»…
– И сколько кататься будем? – водитель вывернул руль, разворачиваясь в сторону звероколхоза.
– Сколько надо! – нервно отрезал Шанкр.
Последующие три часа бандитский «Хаммер» с туповатым автоматизмом крейсировал от предполагаемого места Батиного выхода на поверхность до звероколхоза «Ленинградский» и обратно. Но никого похожего на беглого зэка замечено не было. Правда, еще на рассвете пацаны засекли странного типа на лыжах, одетого в белый маскхалат, с огромными солнцезащитными очками в пол-лица. Из-за спины торчало дорогое спортивное ружье с мощной оптикой. Однако даже беглого взгляда на одинокого биатлониста было достаточно, чтобы понять: он совершенно не похож на человека, проведшего на зоне двенадцать лет. Слишком уж ловко работал он лыжными палками, слишком уж быстро скользил по упругим сугробам…
Незадолго до полудня конкретную козырную тачку остановили менты. Правоохранители понимали, с кем имеют дело, и потому на всякий случай были учтивыми.
– Извините за беспокойство, а можно к вам обратиться? – застенчиво осведомился пузатый майор со сдобным лицом и добрыми глазами.
– Ну? – выйдя из салона, Шанкр изобразил на лице ответную вежливость.
– Вы этого человека нигде не встречали? – сотрудник милиции продемонстрировал Батины фотографии анфас и в профиль.
– Сами его ищем! – честно признался Шанкр и, помедлив, добавил: – Слышь, мент, если вы этого мужика найдете – сразу нам свисти! Не обидим. У нас не прокуратура, у нас все по-честному…
И для убедительности извлек из кармана огромный брикет стодолларовых купюр.
– Да мы уж и так все обыскали! – вздохнул милиционер. – Оказывается, этот уголовник подкоп из зоны вел. Вылез – и как ветром сдуло!
– А я вот что думаю, – напарник пузатого поднырнул под локоть коллеги, чтобы насытить взор видом денег. – Ночью минус двадцать было. А зэк явно не мальчик. Может, лыжи по такому дубарю откинул?
– Не приведи Господи… – Шанкр нервно затеребил на шее навороченный крест на соответствующей цепи. – Если Батю живым не привезем – нам Аркаша реальный лыжный пробег устроит… В один конец. Аж до Обводного канала.
Из-за ватных облаков внезапно блеснуло солнце, и придорожный пейзаж сразу же заискрился, словно на новогодней открытке. Из-за поворота шоссе показался загадочный лыжник со спортивным ружьем за плечами – тот самый. Синие колеи ровно расчерчивали сугробы, и путник скользил по ним с тихим протяжным шелестом.
– И куда он по такому морозу лыжи навострил? – хмыкнул Шанкр, глядя в спину удаляющемуся биатлонисту.
10
Звероколхоз «Ленинградский» представлял собой хаотичное нагромождение бревенчатых бараков, дровяных сараев и обшарпанных пятиэтажек. Смешение архитектурных стилей подтверждало тезис о полном слиянии города и деревни. А вот обилие золотых вензелей на сугробах заставляло думать, что городские «удобства» освоены звероколхозниками еще не в полной мере.
Шикарно тормознув по ледяному асфальту, «Студебеккер» остановился у неприметного фасада, где красное облезло, а зеленое разошлось. У дубовой двери тусовалось несколько похмельных аборигенов, застенчиво требуя мелочь у редких прохожих. Сюрреалистичные хари попрошаек заметно разнообразили унылую картину зимнего утра. Причину тусовки объясняла табличка у входа: «КРОЛИКОВОД». НОЧНОЙ КЛУБ. РАБОТАЕТ КРУГЛОСУТОЧНО.
– Все, батя, приехали! – бросил Данила Черняев, заглушив двигатель. – Остограммиться не желаешь? Мороз-то какой!
– Давай, что ли… – согласился Батя и, нащупав в кармане тулупчика пачку денег, захваченную на всякий случай при побеге, двинулся за Данилой.
Пройдя длинным коридором, мужчины оказались в полутемном зальчике с барной стойкой, пластиковыми стульями и бильярдными столами под низкими абажурами. В углу чернел ободранный концертный рояль, явно не вписываясь в общепитовские интерьеры.
– Мда… Типичный шалман, – разочарованно резюмировал уркаган, осмотревшись.
– Тут у нас типа офиса, – пояснил водитель «Студебеккера». – Ну, пацаны в свободное время собираются: бухнуть там, шары кием пооколачивать, кобылу какую-нибудь на тур вальса пригласить. А раньше тут знаешь что было? Клуб «Юный скорняк». Типа «Умелые руки».
Действительно – стены «ночного клуба» украшали распятые шкурки кроликов, разрисованные под леопардов, тигров и зебр. Однако удивляло даже не это. Вместо типовых шлягеров, популярных в общепитовских заведениях второй наценочной категории, в «Кролиководе» звучала благородная арфа. Невидимый музыкант виртуозно выводил интродукцию к балету «Лебединое озеро». Пресыщенный разнообразием жизненного опыта Батя никак не отреагировал на странные звуки. Зато Черняев мгновенно напрягся и завибрировал.
– Музыкант… Опять за свою классику взялся! – вздохнул он и двинулся к ширме за концертным роялем.
С шумом отдернув ширму, Данила шагнул в полутьму небольшой комнатки без окон. Движимый любопытством Батя проследовал за ним.
Замысловато изогнутая золоченая арфа напоминала секцию новорусской кладбищенской ограды. Вертикально натянутые струны лишь подчеркивали это сходство.
Но больше всего опытного вора впечатлил Музыкант. Маленький, верткий и пронырливый, как коростель, он быстро-быстро перебирал струны. Ухоженные руки с тонкими подвижными пальцами красноречиво свидетельствовали, что музыкант – не иначе как знатный щипач, исследователь чужих карманов и ридикюлей.
– Серега, ну сколько можно про леблядей наяривать?! Ты бы еще «Похоронный марш» сыграл! – бросил Черняев, дружески похлопав арфиста по плечу. – Забацай-ка нам лучше «Черный бумер»!
– Вот-вот. Чайковского с каким-нибудь Мендельсоном всякий дурак сумеет. А вот, например, «Мурку» – слабо? – подыграл новому знакомому Батя.
– Да, познакомьтесь! – заулыбался Черняев. – Это мой кореш, Сережа Пауков… Музыкант. Он в нашем звероколхозе главный по культпросветработе. Я тебе, батя, про него в машине рассказывал. Ну, про крышу… Ладно, чего мы тут стоим?! Пошли лучше по сотке накатим. Утром выпил – день свободен!
Спустя минуту троица стояла у рояля. Водитель бригадного «Студебеккера» гостеприимно наклонил горлышко водочной литрухи.