Да, сейчас, в наше время, – это дурное воспитание, ведь нужно больше думать о том, как заработать побольше денег. Но хоть и говорят, что денежки не пахнут – пахнут! Еще как пахнут! И всегда были люди, которые это понимают!
Амалия ушла через час, проведя это время в раздумьях и бессвязных монологах, из которых я узнал еще многое из жизни ее семьи и семей аристократов.
Казалось бы – лишняя информация, зачем мне знать о жизни некого баронского семейства и о жизни их соседей, родовитых дворян? Однако из количества происходит переход в качество, и у меня вскоре сложился примерный облик новообретенного мира. Грубый набросок, схема, но сложился, и, что меня порадовало, – по большому счету поведение здешнего народа не сильно отличалось от поведения земных обитателей, конечно, с поправкой на местные особенности. Люди как люди – страдают, любят, интригуют, выигрывают и проигрывают, строят планы и дома, получают наследство и проигрывают целые поместья, спуская их в азартных играх, которыми увлекаются все – от сапожника и дерьмочиста до барона и герцога – императорского брата.
Возникло ощущение дежавю. Все уже было когда‑то, и нет ничего нового под солнцем. Так и правда поверишь, что люди были созданы чьей‑то могучей волей, единовременно, без всякой там эволюции по Дарвину. Они не меняются. Меняется лишь обстановка – из пещер в дома, из шкур – в тканую одежду. Но душа остается прежней, человеческой, извечной и, как выяснилось, – нетленной. Живут, выживают, рожают и умирают. Как и всегда, как было и будет тысячи, сотни тысяч лет! Люди – они везде люди.
Когда дверь за Амалией захлопнулась, я опрометью бросился собирать ватки, которые девица набросала в корзину для мусора. Дело противное, даже гадкое – ну кому приятно хватать чужие… хм‑м… прокладки, и не просто хватать, а брать их в рот? Тьфу! А куда деваться? Чего делать? Рук‑то нет!
Я собрал всю эту гадость в одну кучку, схватил ее, собрался переместиться вместе с мусором в подпространство, и… облом! Обнаружил, что переместиться могу только сам и никакого груза с собой взять не могу! Нет, не так – возможно, что и смогу, если упрячу его внутрь своего тела, ведь еда‑то из меня не вываливается! Функционирую я так, как и положено здоровым мудрым котам, но если держать в пасти нечто, не принадлежащее организму, оно просто‑напросто выпадает! Как пятак из дырявого кармана! Как некогда украденная колбаса…
Отвратительное открытие. Очень, очень нехорошее открытие!
Но да ладно – снова вернулся в реальный мир, схватил кучу отвратительных окровавленных тряпочек (мечту черного колдуна!), и, как следует разогнавшись, запрыгнул в отверстие воздуховода, в тихую, темную пустоту, пахнущую пылью и почему‑то медью. Может, доносился запах от «вечнозеленого» накопителя воды? А может, кто‑то у себя в комнате кипятил медный чайник, и я учуял запах разогретой меди? Да какая разница – скорее спрятать ватки, и назад, в комнату, – еще раз проверить окрестности на предмет «палева»!
Хе‑хе… Вот я, потомственный интеллигент хрен знает в каком поколении, коренной москвич. Родители – образованные, культурные люди. Ну почему же я всегда вставляю в речь какие‑то жаргонные, полууголовные словечки? Вроде бы и не у кого в семье набраться! Дед вот только вояка, может обложить матом так, что уши в трубочку скрутятся. Может, я в него пошел? Почему у меня все время вылетают обороты, присущие лишь выговору какой‑нибудь дворовой шпаны?! Друзья детства, их влияние? Или это Инет виноват?
Каких только гадостей там не нахватаешься! Чего только этот «олбанский» стоит! Одно время мама меня за него очень сильно порицала. Сейчас, с возрастом, стал понимать, как это было глупо, – коверкают правильную речь только приезжие из восточно‑южных республик да малолетние придурки с двумя не пересекающимися извилинами. Стал говорить вежливо, культурно, без жаргонизмов, но… все равно время от времени как вылетит что‑то эдакое, как привет из моего детства и юности! Ляпнешь, а потом стоишь и думаешь – это я или не я? Где «я» настоящий, а где придуманный? Какой «я» на самом деле?
Не стал изощряться, тратить силы, бегая по тоннелям, провел «дорогу» в комнату и через несколько секунд оказался прямо над столом, чтобы с удивлением обнаружить в помещении молодую крупную девицу с глуповато‑хитрым, прыщавым лицом. И каково было мое разочарование, когда увидел, что эта здоровенная орясина прячет в карман ватку, испачканную кровью Амалии!
Ватка исчезла внутри халата, а я застыл посреди комнаты невидимым облачком мудрой субстанции, но эта самая мудрость никак не хотела прийти в мой разум и помочь решить проблему, которую я благополучно прогадил! Ну почему, почему я не сообразил, что пока отсутствую, сюда может кто‑то войти? Почему не проверил комнату еще тщательнее, благо что нюх у меня не хуже, чем у собаки! (Что осложняло мою «ватко‑таскательную» миссию!) И что теперь делать?!
Девка вздохнула и улыбнулась совершенно по‑идиотски, счастливой улыбкой дауна, хотя внешне была совсем на него не похожа. Скорее всего она походила на рабочую лошадь – угловатую, сильную, корявую, с печатью вырождения на унылой морде.
Кстати сказать, присмотревшись, я заметил у нее на шее блестящий металлический обруч. Вначале не понял, что это такое, решил, что вижу некое украшение вроде древнеславянской гривны, и только через некоторое время сообразил – да это же рабский ошейник! Девушка – рабыня!
Современный человек не может себе представить, каково это – иметь рабов или быть рабом! Нам, нашим дедам и прадедам, вбили в голову простую и доходчивую формулу «Мы не рабы, рабы не мы! », и потому мой современник сразу не может предположить, что видит перед собой живой инструмент, разумное животное, которое кому‑то принадлежит.
Только кому? Этого я не знал и знать по большому счету не хотел. Какая разница, кому она принадлежит? Главное – в кармане девки покоится заветная ватка, с помощью которой легко изведут мою незадачливую подругу. И так‑то поделом! За ее глупую расхлябанность! «Наказания без вины не бывает » – как говорил один известный персонаж, и я с ним абсолютно согласен. Но… ватку следовало забрать. Вот только – как?
Думал я не очень долго. Девка мыла посуду, вытирала пол, довольно улыбаясь при этом и напевая песенку, что, как я заметил, в этом мире было повальным увлечением. Нет, не мытье полов – бубнение под нос дурацких стишков на какой‑нибудь не менее дурацкий мотивчик, «этот стон у них песней зовется». Все бубнили, все напевали – мир меломанов, право слово!
Когда я вывалился в реальное пространство прямо над ее плечом, вцепился в халат выпущенными когтями, а особенно после того, как моя когтистая лапа воткнулась в ее карман, извлекая заветный трофей, – девица страшно завопила, вытаращив глаза с таким ужасом, будто увидела морского змея, да не просто змея, а еще то, как этот змей и синий кит устроили сексуальные игрища, пытаясь произвести на свет особо качественного демона для Преисподней!
Вопила девица громко, истошно, но мне показалось – как‑то без души, больше было похоже на сигнал полицейской «мигалки», чем на бодрый рев пожарной машины. Хотя и довольно громко, так громко, что на ее крик сбежалась толпа народа – в основном женщины, выглядевшие примерно так же, как и моя «обидчица»: серые холщовые рубахи – халаты, деревянные босоножки на ремнях – видимо, подобный наряд служил униформой для технических работников университета.
Но прежде чем сбежался народ, я уже скрылся с проклятой ваткой в зеве вентиляционного отверстия, так что уборщице оставалось лишь показывать пальцем и мычать, пытаясь выдавить из себя пару качественных файлов информации, что давалось этой крикливой поганке нелегко. Потому что девка лишь мычала и продолжала тыкать пальцем в ту сторону, куда я удалился, давясь слюнями и страхом, кстати сказать, непонятно почему. Что, котов никогда не видала? Или в карман к дуре никто не лазил?!
Ну да, я понимаю, что кот, который садится в трамвай или влезает лапой в твой карман, выглядит немного странно, но не до такой же степени, чтобы потерять дар речи и открыть в себе дар исторжения невероятно противных, скрежещущих звуков, похожих на «песни» испортившегося ГУ полицейского «уазика»!
Следил я за ее манипуляциями и за поведением толпы уже из подпространства, зависнув над головами любопытных и наслаждаясь произведенным эффектом. Не каждый раз удается так запугать какого‑либо человечка, чтобы он оставил под собой неаппетитную, дурно пахнущую лужицу!
М‑да… приятно все‑таки чувствовать себя хозяином положения! Даже если запугал всего лишь тупенькую уборщицу студенческих номеров, для которой все непонятное – суть колдовство, магия, насылаемая злыми черными колдунами.
Нет, право слово, в абсолютной диктатуре есть что‑то хорошее. Все тебя уважают, любят или боятся – а ты такой весь просвещенный, делаешь добро, не страшась расплаты. Чем плохо? Тьфу, дурацкие мысли! Место Черного Властелина мне точно не светит. Шкурку бы сохранить…
Нет, право слово, в абсолютной диктатуре есть что‑то хорошее. Все тебя уважают, любят или боятся – а ты такой весь просвещенный, делаешь добро, не страшась расплаты. Чем плохо? Тьфу, дурацкие мысли! Место Черного Властелина мне точно не светит. Шкурку бы сохранить…
Наконец девка перестала вопить, более‑менее связно рассказала о свалившейся на нее полосатой проблеме, возникшей из ниоткуда и ушедшей в никуда, зрители‑слушатели покрутили пальцами у висков, в очередной раз убедившись в тупости этой здоровенной кобылы, а я стал думать о том, что внезапно почувствовал, когда пролетал через тело могучей, но слабой разумом рабыни. И подумать‑таки было о чем!
Но потом. Сейчас надо было срочно бежать (лететь?!) туда, куда исчезла моя нерациональная подружка, иногда умная, а иногда дура набитая, как и большинство женщин.
Что, разве не так? За свою не так уж и долгую жизнь я насмотрелся всякого – женщины, которые в некоторых ситуациях вели себя как три царя Соломона вместе взятые, поражавшие трезвостью и ясностью мысли, в других обстоятельствах выказывали признаки деградации, идиотизма и полного, на уровне младенца, инфантилизма. Особенно когда это касалось отношений с мужчинами. Хм‑м… не совсем так. Сформулирую согласно веяниям времени по‑другому: в отношениях с объектом своих любовных воздыханий. Вот так будет правильно. Ну а про автоледи я уже упоминал… Женщины – самые противоречивые и непредсказуемые существа в мире!
Теперь нужно было найти Амалию, которая сейчас шагала на расправу к ректору. Или уже дошагала, пока я проявлял чудеса сообразительности и владения котомагией.
Судя по моим прикидкам, все это безобразие с похищением ватки и освобождением оной из плена тупой уборщицы заняло около десяти минут. Ну да, я слегка задержался, чтобы насладиться воплями ошеломленной рабыни и ее рассказами о полосатом демоне, вынырнувшем из дыры в воздухе. (Какой дыры?! Ну чего брешет, а?! Вот так и рождаются легенды! ) Надо было бежать следом за Амалией и как можно быстрее, но уж очень хотелось развлечься этим переполохом!
Грех? Да плевать! Я тоже человек, и ничто человеческое мне не чуждо! В том числе гордыня и любопытство, увы.
Человек, да! Пусть и в кошачьем теле! Быть человеком – это не только и не столько ходить на двух ногах и трахать симпатичных девиц, это многое другое, что делает настоящим человеком! Вне зависимости от того, в каком времени и пространстве он находится. Быть настоящим человеком трудно, но… надо!
Итак, как найти Амалию? В голову никакого плана не приходило, кроме тупого вышагивания вдоль комнат – выстраиваешь «дорогу» и бежишь, поглядывая по сторонам, – нет ли там Амалии? Ау, где ты, сисястенькая, мечта мужчин, зависть женщин?!
Да, тупо как‑то. И непродуктивно. И вообще – зашоренно, как и полагается «узкому специалисту». «Ширше» нужно думать, «растечься мыслью по древу»!
«Растекался» я с минуту, пока наконец‑то в голову не пришло правильное решение. Простое и очевидное – если снять шоры, мешающие смотреть по сторонам.
Скачок в коридор, выход в реальный мир, и вот я уже несусь по каменному полу, вдыхая запахи, впитавшиеся в пол и висящие в воздухе, будто вешки, ограждающие фарватер!
Нет, Создатель все‑таки обидел человека, лишив его многих, очень многих способностей, которыми обладают, например, те же кошки. Только сейчас я понял, как собаки находят след, как кошки обнаруживают мышь, сидящую под опавшими листьями, как олени за десятки шагов чуют запах подкрадывающегося зверя!
Для меня запах Амалии, прошедшей по коридору десять минут назад, был так же ясен и путеводен, будто вела меня не горстка рассеянных в воздухе молекул, а клубок, выданный Бабой‑ягой за услуги, оказанные ей добрым молодцем после хорошей бани и сытного питания, усилившего потенцию заезжего бродяги. Нить запаха не давала мне отойти от пути ни на шаг, и я мчался, скользя между ног случайных прохожих, пугая девиц, выскакивая им под ноги прямо из‑за угла, перепрыгивая через собратьев, ощетинивавшихся, когда к ним приближался незнакомый кот (то есть я). И когда мой путь закончился у высоченной двери, украшенной натертыми до блеска медными вензелями, я ничуть не удивился, восприняв все так, как и надо – ну что такого, если кот нашел свою человеческую подругу по запаху? Ведь она же прошла тут всего десять минут назад! Делов‑то… скромный я!
Войти в подпространство – уже рутина. Мгновение – и мир посерел, краски выцвели, и я шагнул за дверь, туда, где должны были разносить несчастную Амалию.
Честно сказать, я ожидал увидеть что угодно, вплоть до того, что злобный гоблин‑ректор сейчас пользует несчастную мою девицу, перегнув через спинку раритетного дивана.
Ну да, вот такое у меня мнение о представителях фундаментальной науки, обучающих несчастных студентов! Согласен – однобокое представление, согласен – каждый думает в меру своей испорченности, но вот так! Похотливый старикашка‑профессор, щупающий хрупкую, изнемогающую от слез несчастную студентку, – эта картина, нарисованная мозгом типичного студента, навсегда закрепилась в моей шальной душе.
Сидеть посреди клумбы и не понюхать цветок? Для этого нужно быть совсем уж лишенным нюха! Не верю я в мужчин, стойких к женским прелестям. Те, у кого не захватывает дух при виде аккуратной девичьей попки, длинных ножек, высокой груди и милого личика – или святой, или импотент, или хуже того – гомик! Святых в универе я не встречал ни разу…
Действительность оказалась гораздо банальнее и проще, как и следовало по логике событий. Само собой, никакой ректор (боже упаси!) не будет хватать баронессу за выступающие и вогнутые части тела – во избежание справедливой кары, это вам не Земля с ее равноправием и демократией, тут быстро укоротят похотливых старикашек и не старикашек – тоже. Да и воспитание у магистров университета совсем не то, что получают дети пролетариев. Вряд ли до места магистра, а уж тем более ректора долезет простой, незамысловатый человек, за которым не стоит его дворянский род и многочисленные сторонники, тоже не очень простые люди по своему рождению.
По крайней мере это следовало из монологов Амалии, коих я недавно выслушал преогромное количество, подремывая с полузакрытыми глазами. Хоть я и подремывал, но запомнил все, до последнего слова. Гений, ага!
Ректор оказался вполне приятной внешности благообразным мужичком лет пятидесяти, небольшого роста, простоватым, с некоторой хитринкой в глазах, ничем не похожий на зловещего властительного колдуна, вознесенного на вершину колдовской иерархической лестницы. От этого человека зависело, получит ли гильдийский знак студент, прошедший обучение в богоугодном заведении под названием «Университет». Срезать любого студента на экзамене – дело не то что легкое, а вполне даже плевое, – как соплю растереть подошвой ботинка на грязном булыжнике затоптанной мостовой.
Другое дело – зачем ему это надо? Что с этого получит и во что это все выльется? Такие люди без повода и воздух не испортят. Политика, интриги – это их повседневная жизнь.
Когда где бы то ни было достигаешь высшего уровня, обязательно начинается политика – хочешь ты этого или не хочешь.
И вот теперь этот самый ректор открывался во всей своей красе перед студенткой. Амалия щурила свои прекрасные глаза и покусывала полные губы, – то ли от волнения, то ли от ярости, а может, от невозможности врезать кулаком по столу так, чтобы причудливая чернильница в виде серебряного чертенка подпрыгнула и обрушилась прямо на макушку хитроумного преподавателя.
– Как вы можете?! Вы же знаете, что это все оговор! Я никогда не занималась черной магией! Не насылала проклятия! И в моем котике нет никакого демона! Еще раз – этот поганец хотел меня изнасиловать, а мой кот бросился на него и защитил хозяйку!
– Вы знаете, что бывает, когда оговаривают уважаемого человека? – вкрадчиво спросил ректор, выслушав гневную тираду собеседницы. – Сын советника императора – да славятся его годы и да правит он тысячу лет! Хм‑м… император славится, а не сын советника… хм‑м… будь он неладен…
Ректор помолчал несколько секунд, скривившись, будто съел что‑то несвежее, потом продолжил:
– И я напомню вам: ваше семейство едва избежало наказания, участвуя в заговоре против Венценосного! И вы хотите сказать, что сын уважаемого человека пытался вас изнасиловать? Совершить недостойное деяние, за которое можно не просто вылететь из университета, но и пойти под светский суд? А у вас есть доказательства? Кто видел, что вас пытались изнасиловать, тем более что вы в это время – как сами сказали – находились в бессознательном состоянии? Кто засвидетельствует? Кот? Расскажет нам, как все было?
– А сыворотку правды?! Я готова пойти на испытание сывороткой правды и требую, чтобы ее применили и к Герену! И тогда он расскажет, что хотел со мной сделать!