От канонады Степаныч потерял сознание, а очнулся уже в госпитале и полностью седой.
Я часто размышляю, а был ли смысл в этой разведке боем, что привела к потере взвода танков и пехоты?
Откровенно говоря, не знаю. Как и не знаю, сколько всего таких взводов погибло и каков суммарный от этого эффект.
Хотя нет, одно я знаю совершенно определенно. Знаю то, что мы победили. И я не знаю, произошло бы все так, как произошло, если хоть одно-единственное условие не было бы соблюдено в этой цепи трагических событий.
И еще я знаю, что Степаныч, отвоевав еще полгода, последний в той войне свой танковый бой провел в Венгрии, в самом начале лета сорок второго.
А после того боя на него обратила внимание госпитальная медсестра, бывшая, по совместительству, моей сестрой и ставшая впоследствии его женой. А обратила внимание потому, что на угловой койке палаты лежал белый как лунь раненый с невероятно веселым красным лицом, на загипсованной руке которого химическим карандашом было четко выведено жизнеутверждающее: „Хочу колбасы!“»
Великая Отечественная война, неразрывно связанная с историей советского народа, разрушила множество судеб и разбила огромное количество сердец. Но следует признать, что и свела она тоже множество самых разных людей.
Следует также отметить, что героизм советского солдата состоит в том числе и в том, что он зачастую попросту не осознает свои поступки таковыми, хотя иначе их назвать и нельзя.
Помнить про подвиг советского солдата, жертвовавшего всем ради Победы, это наш долг и святая обязанность. И не стоит об этом забывать.
4 марта 1942 года.
Вот уже семь месяцев, как Особая армия отсутствовала на фронте. Ситуация за это время несколько раз менялась, но не так, чтоб уж сильно. Полностью разгромить группу армий «Центр» советские войска так и не смогли, хотя третья танковая группа и была фактически уничтожена. Вытеснив немецкие войска в Польшу и Румынию, РККА не смогла продвинуться особенно далеко. Немцы дрались как сумасшедшие. Никак не хуже советских солдат. Чувствовали, наверное, что конец Тысячелетнего рейха ожидается на первом (максимум втором) десятке лет существования.
С другой стороны, русские войска не атаковали со всем возможным ожесточением. Выбив фашистов со своей территории и продвинувшись чуть дальше — в Польшу и Восточную Пруссию, — Красная Армия приостановилась. Зимняя кампания в планы советского командования не входила.
Зато входила в планы немецкого. Декабрьский удар фашистов на Варшаву едва не окончился катастрофой. Но, завязнув в уличных боях и встретив ожесточенное сопротивление советских войск севернее города, немцы откатились назад. За тридцать четыре дня варшавской бойни вермахт потерял сто с лишним тысяч человек только убитыми, не говоря уже о раненых и попавших в плен. Для Советской Армии это тоже была нелегкая прогулка. Потери исчислялись дивизиями и корпусами.
Но хуже всего пришлось мирным жителям польской столицы. Когда стало понятно, что город взять не получится, взбешенный Гитлер приказал его уничтожить. Геринг организовал нечто весьма похожее на сталинградский конвейер смерти — чудовищную бомбардировку, превратившую относительно целый ранее город в груду развалин.
Правда, это весьма недешево обошлось Люфтваффе, еще больше приблизив момент захвата советскими летчиками абсолютного превосходства в воздухе.
Особая армия тем временем готовила в тылу армию возмездия. Первые ППС и пулеметы Калашникова (здесь ставшие пулеметом Дегтярева) появлялись именно здесь. Вообще, все лучшее шло сюда. Здесь обстрелянных и не очень командиров и солдат учили новой войне. С другой тактикой и другим оружием.
И пока одна армия сражалась на фронте, другая ковалась в тылу.
Тем временем на Востоке дела обстояли примерно так же, как и в реальности, — еще бы, если Императорская армия не напала на СССР, когда немец стоял под Москвой, то сейчас у них даже и мысли об этом не возникло. Что позволило Сталину несколько вольней распоряжаться сибирскими дивизиями.
Ну а японский флот атаковал Перл-Харбор как по расписанию и даже утопил корабликов побольше. Потеряв при этом один из своих авианосцев. Но в остальном… США объявили войну Японии, Германия — США, США — Германии. В общем, веселье было на уровне прошлой заварушки.
Даже насчет ленд-лиза договорились. Правда, в несколько измененном виде относительно изначального варианта истории. Брали у американцев станки, грузовики и рации, алюминий. Ну и по мелочи там еще. За это Советский Союз обязался вступить в войну против Японии сразу, как разберется с немцами. Но не позднее лета сорок четвертого года. Так что все шло значительно лучше, чем должно было. Для СССР.
— Эй, майор! — Оклик остановил Антонова, устало идущего с закончившегося инструктажа очередной партии солдат и офицеров.
Повернувшись, он увидел полковника Кормильцева, машущего ему рукой.
— Товарищ полковник?
— Майор, топай за мной, на новые машинки посмотришь.
— Полковник? — Вопросительный взгляд уставшего Антонова получился откровенно злым.
— БМП местного разлива привезли. Тебе ж на них кататься, сразу увидишь, что к чему. — Кормильцев не обратил на выражение лица Антонова никакого внимания.
Это уже интересней. Владимир отправился вслед за полковником.
Первая местная БМП, названная «Лаврентий Берия», была весьма похожа на БМП-2. Из явно видимых отличий была, пожалуй, лишь длиннющая, спаренная с пулеметом тридцатисемимиллиметровая пушка. Ну и некоторая тяжеловесность конструкции — все же основой служила сталь, а не алюминиевые сплавы.
— На вид неплохо. — Владимир заинтересованно осматривал «Берию».
— Ага. Только их пока немного будет. Сам понимаешь, первым делом ЗСУ и бэтээры.
— И когда их будут много делать?
— Черт его знает. Эти-то сделали, по большему счету, только для нас, да и то для того, чтобы нынешние танкисты учились с ними взаимодействовать. Кстати, видел, как товарищи танкеры на новых машинках рассекают?
— Позавчера смотрел, меня генерал Ледников позвал.
— Жалко, что местные с наших танков пушки скопировать не могут. Хотя и то, что у них есть, тоже неплохо по сравнению с немцами.
— И по сравнению с реальностью, надо отметить. — Антонов был весьма доволен увиденным им на полигоне. Самоходки и танки, довольно быстро спроектированные и сделанные, выглядели неплохо. ИСУ-152, действовавшие совместно с ИС-2 (здесь ставшим ИС-1) и модернизированными Т-34, реально не имели противников на поле боя. Конечно, при встрече с «Тигром» были возможны проблемы, но сколько их будет, этих «Тигров»? Да и когда еще…
— Это да. — Кормильцев согласно кивнул. — Так что скоро мы фашистам врежем так, что только клочья лететь будут.
Особая армия еще осенью стала включать в себя не только две бригады из будущего. К ней добавилось несколько дивизий, пара бригад и дивизионов. И все эти части были чуть ли не единственными, куда поступало новое вооружение. Поскольку его было пока еще очень мало. В основном промышленность выпускала проверенную технику. С небольшими модернизациями, куда уж без этого. Исключения составляли разве что судаевские пистолеты-пулеметы, пулеметы Дегтярева и еще немногие образцы.
Основная проблема была с выпуском автотранспорта. Сохранение в целом состоянии огромного количества заводов было явно в плюс советской промышленности — грузовики сходили с конвейеров, как пирожки. Но всего этого все равно было недостаточно, и, даже несмотря на американские поставки, их жутко не хватало на фронте. Хотя ситуация постепенно исправлялась — в том числе и благодаря большому количеству трофейного автотранспорта…
Антонов присел на скамейку. Мимо маршировали молодые солдатики.
«Эти точно из необстрелянных», — подумал майор, глядя на их лица. Вдруг его внимание привлекла небольшая группа девушек в белых халатах, громко спорящих о чем-то. Владимир прислушался.
— Да точно я тебе говорю, надо ей одной сейчас побыть. — Полная девушка подпрыгивала на месте так активно, словно пыталась взлететь.
— Ага, а она от горя на себя руки наложит. — Вторая говорившая, высокая светловолосая женщина, выглядела совершенно спокойной.
— Не наложит! — Еще одна из компании.
— Может, и нет, а может, и да!
Владимиру стало интересно. Встав со скамейки, он подошел к спорящим.
— Что за шум, а драки нет? — Его приближение осталось незамеченным.
— Ой! — Полная девушка мгновенно смолкла, с каким-то даже испугом глядя на майора.
В установившейся тишине лишь только светловолосая не растерялась:
— Товарищ майор, обсуждаем состояние своей подруги, старшего военфельдшера Лазиной. Часть из нас уверена, что надо ей сейчас побыть одной, часть — что наоборот, надо окружить максимальным вниманием.
— Товарищ майор, обсуждаем состояние своей подруги, старшего военфельдшера Лазиной. Часть из нас уверена, что надо ей сейчас побыть одной, часть — что наоборот, надо окружить максимальным вниманием.
— Чего с ней случилось? — У Антонова были смутные подозрения, но он решил все же проверить.
— Похоронка на ее брата пришла. А он у нее последний из семьи остался… то есть оставался. Вся остальная семья в Минске погибла. Так что теперь она одна из всей родни осталась.
— Ну и отчего спор? Сильно отреагировала?
— Да в том-то и дело, что нет. Спокойно так. Но как-то неправильно.
— Ладно. И где она сейчас? — Владимиру вдруг захотелось увидеть тихо страдающую девушку.
— В третьей казарме, товарищ майор.
— Хорошо. Я с ней поговорю. Как ее зовут-то?
— Настя… в смысле Анастасия. — Голос светловолосой дрогнул, несмотря на внешнее спокойствие, она нервничала.
— Молодцы, что беспокоитесь о коллеге. — Антонов улыбнулся и добавил: — Нечего на холоде стоять, идите вон чаю в столовой попейте.
— Есть, товарищ майор!
Пройдя до казармы, Владимир остановился. Что он ей скажет? Что вообще можно сказать человеку, только что потерявшему последнего близкого? Постучав, Антонов зашел внутрь.
И почти сразу увидел ее. Красивая невысокая черноволосая девушка с зелеными глазами неподвижно сидела на стуле и смотрела в окно. На появление офицера она не обратила никакого внимания.
Ничего не говоря, Владимир подошел, прихватив по дороге еще один стул. Поставил рядом и сел. Некоторое время просто молчал.
— Ее звали Галя. Нас познакомила жена моего друга. То есть тогда она еще не была его женой, просто они тогда встречались, и у меня с ней были дружеские отношения. Вот она и познакомила меня с Галей. И представляешь, после первой встречи мы не могли встретиться почти три месяца. Так, переписывались иногда. Галя была учителем. Так всегда волновалась за своих неучей. — Впервые начав об этом говорить, Владимир уже не мог остановиться:
— Я помню, как жутко удивился, когда она, так сильно переживая, впервые рассказывала мне о том, как мало эти дети еще знают. И мне так нравилось смотреть на нее в такие моменты. Ей хотелось сделать мир лучше. Хотя бы на чуть-чуть. — Владимир грустно улыбнулся. — Ей казалось, что все просто отлично, что вот она, белая полоса. Что с каждым годом будет только лучше и лучше. И когда я смотрел на нее, я тоже в это верил.
Она могла радоваться каким-то совершенно обычным вещам. Могла час смотреть на спящего котенка. Или на голубей. А как она стеснялась, когда я позвал ее в ресторан! А потом, какое-то время спустя, я вдруг понял, что не могу без нее жить. И сделал ей предложение. Пятнадцатого июня. И когда она сказала «да», я был счастливее всех на свете. Мне казалось, что я могу сделать все, что угодно — свернуть горы, достать Луну с неба. А потом… потом я ее потерял. Двадцать первого июня. Для меня эта война началась несколько раньше, чем для большинства. — В глазах майора стояли слезы.
— Сначала я не верил. Я думал, что все это ошибка, что вот сейчас все прояснится, что все будет как раньше. И только потом я вдруг понял, что потерял еще и мать, и брата. И что родных у меня в этом мире больше нет. И что все это не ошибка. — Антонов замолк.
— Товарищ майор, а когда станет легче? — Тихий голос девушки прозвучал почти не слышно.
— Время лечит любые раны, Настя, поверь мне. Боль никуда не уйдет, но с ней свыкнешься и научишься не замечать. Это я понял еще несколько лет назад, когда потерял друга на войне. Только не держи все это в себе.
Они говорили еще долго. Настя вспоминала, как ходила на речку с братом, как он подрался с ее ухажером, чего-то не поделив. Владимир тоже вспоминал разные истории из своей жизни.
Высокая светловолосая женщина грустно улыбнулась, глядя на них через окно. После чего отогнала любопытных подруг.
— Ого, Настюха похоже себе цельного майора отхватила, да еще и Героя! — Маленькая рыжая девушка завистливо вздохнула.
— Ты, Алла, не забывайся. Она только что последнюю кровиночку потеряла. И, судя по всему, он тоже. Так что им есть о чем поговорить. А ну-ка марш отсюда! Вон, в столовую пошли, там сводки с фронта передавать скоро будут.
Уходя, она оглянулась. Высокий майор что-то рассказывал Насте, демонстрируя рассказ в лицах. Та улыбалась.
10 марта 1942 года. Москва, Кремль.
Сталин расхаживал по кабинету, поглядывая время от времени на Шапошникова, делающего доклад о планируемом ударе по Румынии.
— Таким образом, мы лишим нацистов нефти. Что серьезно скажется на их боеспособности. Отведенных на эту операцию сил однозначно должно хватить.
— А как у нас дэла с новым вооружением? — Сталин приостановился и посмотрел на Берию.
— Модернизации подвергли довольно много Т-34. Кроме того, в большом количестве в войска поступают самоходки СУ-76. Также для данной операции выделили дополнительно из резерва Ставки два специальных артполка, в составе двадцати пяти артиллерийских самоходных установок СУ-152 каждый. В войска в необходимых количествах поступают рации. Конечно, всю нехватку мы пока еще не перекрыли, но то, что у нас есть, уже совсем неплохо. Ну и так далее, товарищ Сталин, подробно ситуация расписана в отчете. — Берия показал на толстую папку, лежащую перед ним.
— То есть в целом ситуация хорошая? Войска смогут выполнить свои задачи?
— Должны, товарищ Сталин. — Шапошников выглядел уверенно.
— Обязаны, Борис Михайлович. Обязаны. Давайте все же поподробней…
11 марта 1942 года. Румыния.
— А за той стеной стоит апрель. А он придет и принесет за собой весну и рассеет серых туч войска. — Голос поющего солдата был слышен довольно далеко. Капитан Васильев невольно заслушался — пел парнишка очень даже неплохо. Почти как оригинал, Владимир Антонов. Солдаты, да и офицеры, его песни любили. По ним сразу было видно, что свою Звезду Антонов получил не в тылу. И хотя к «Апрелю», который пел сейчас солдат, Васильев относился неплохо, особенно зимой, но «Давай за» нравилась ему гораздо больше.
Солдатик, словно услышав мысли капитана, затянул именно ее. Улыбнувшись, Леонид направился к штабу. Проходя мимо группы с поющим солдатом, он показал тому большой палец.
— Гляди, Прохор, вон даже капитану понравилось, как ты поешь. А ты ломался.
— Да это не я пою хорошо, это песня хорошая.
— Не-не-не, Прохор. Не отговаривайся. Будешь от нашей роты с Сидорчуком соревноваться. Правильно я говорю, пацаны? — Говоривший любитель музыки, худой высокий парень, оглянулся, выискивая поддержку.
— Да!
— Вот-вот.
— Конечно!
— Да ладно тебе, Прохор. Че ты, как я не знаю?
Раздающиеся со всех сторон поддерживающие возгласы сломали плотину неуверенности солдата. Покраснев, тот согласился:
— Ну, хорошо-хорошо, ребята. Только я не гарантирую, что мы победим.
— Куда ты денешься! — Любитель музыки радостно махнул рукой. — Давай лучше «Солдата» сыграй.
Вновь зазвучавшую музыку солдаты встретили радостными возгласами.
Тем временем на проходившем в штабе совещании решалась судьба множества солдат и офицеров.
— Значит, так, товарищи командиры. Нам предстоит двигаться во втором эшелоне атаки, вместе с самоходками. Действуем аккуратно, на рожон не лезем. Если наметилось сильное сопротивление — вызываем авиаторов. Наша задача — сковать здесь фрицев, чтобы они не могли даже подумать об отводе отсюда частей. — Полковник говорил уверенно, показывая на карте задачи рот и батальонов.
— Тебе, Васильев, самая радость, как всегда. Когда проломим фронт, ты возьмешь своих орлов и закрепишься вот здесь. — Полковник Гнатюк внимательно посмотрел на капитана. — Здесь самое опасное место будет. Наверняка попробуют контрудар нанести. Справишься?
— Сделаю все, что смогу, товарищ полковник. — Васильев выглядел спокойно и уверенно, но под этой маской бушевал ураган.
«Опять моих парней ставят на самые опасные участки! Сколько уже можно!» Видимо, что-то все же отразилось на лице капитана, потому что Гнатюк поспешно добавил:
— Мы тебе батарею противотанкистов выделим и еще пару пулеметных расчетов.
— Спасибо, товарищ полковник. Тогда уж наверняка справимся.
— Вот-вот. Давайте дальше. Ляпичкин, ты будешь вот здесь…
12 марта 1942 года.
Шум винтов самолета навевал на Антонова дрему. Засыпающий офицер улыбался. Вчера он договорился с Настей, что будет ей писать. И что будет писать она. Он вдруг вспомнил, как почувствовал шевеление той самой струнки в душе, что однажды уже двигалась у него. Той самой струнки, что зашевелилась, когда он общался с Галей. Хотя черт его знает, может, это он все себе придумывает. В любом случае это будет первое письмо в его жизни, написанное от руки. В век мобильных телефонов и Интернета нужды писать письма не было.