— Вот, еще пару снарядов держи, и дуй на позицию. И это. Бить танки в борт. В лоб может и не взять.
— Так точно, товарищ майор.
Посмотрев вслед убежавшему якуту, Васильев повернулся к Шимазину и, горько усмехнувшись, произнес:
— А до отпуска всего ничего оставалось, а?
— Не боись, Леня, прорвемся. Тебе еще звезду Голливуда в жены надо найти. Так что помирать нам еще рано.
Васильев улыбнулся и, поудобнее перехватив свой ППС, приготовил свисток.
Иван Васильев, пилотирующий новехонький Су-8, получил новое целеуказание буквально через пять минут после вылета. На логичный вопрос, чего происходит, командир эскадрильи в несколько грубой форме посоветовал не задавать глупых вопросов. Потом, правда, добавил, что там полк пехоты погибает и им срочно нужна помощь. Про то, что спасать Иван будет своего однофамильца, комэск ничего не сказал.
Восемь самолетов после этого сообщения вдруг стали казаться какими-то медленными. Выжимая из них все что можно, летчики спешили к месту сражения.
Леонид тем временем расстрелял последний магазин своего автомата и даже не надеялся на выживание. Новые танки немцев оказались удивительно хороши. Противотанковые орудия смогли подбить только несколько, да и то только потому, что были хорошо замаскированы и дождались, когда фашисты подъедут поближе.
РПГ справлялись неплохо — на их счету было еще несколько танков, но их было чертовски мало.
Три СУ-76 смогли подбить только один танк, и то не до конца — его явно можно было отремонтировать.
Появление авиации было воспринято майором без особого энтузиазма — «эрэсов» он на самолетах не увидел, а что могут пушки — разве что еще пару-другую танков сожгут. Ну и пехоты чуток положат.
Увидев на фоне восходящего солнца заходящий на цель самолет, Леонид вдруг сообразил, что тот какой-то незнакомый. Не «горбатый», точно. И не Пе-2 тоже…
Иван вывел самолет на цель просто идеально. «Ну, счас вы у меня отхватите, уроды». — Злорадная мысль, промелькнувшая в сознании, никоим образом не нарушила концентрацию.
Четыре сорокапятимиллиметровые пушки заработали с такой силой, что самолет неслабо дернулся. Хотя, вполне возможно, это было не из-за пушек, а из-за двух крупнокалиберных пулеметов необычной четырехствольной конструкции…
Летящий необычный самолет вдруг окутался пламенем — и танк-цель взорвался, а пехота, прячущаяся за броней, разом полегла. Остальные самолеты также на секунду-другую окутывались пламенем, уничтожая пехоту и калеча танки.
— У них там что, по двадцать пулеметов, что ли, стоит? — пробормотал один из сержантов.
Неожиданно с очередного заходящего на цель самолета сорвалось несколько молний «эрэсов» — судя по всему, Васильев в темноте их попросту не заметил…
21 мая 1942 года. Москва, Кремль.
— Таким образом, контрудар Малиновского имел успех. Немецкие войска дезорганизованы и начинают сдаваться. Идея с десантом в тыл оказалась удачной, — закончил доклад Шапошников.
Внимательно слушавший Сталин поднялся из кресла и, подойдя к карте, спросил:
— У вас все, Борис Михайлович?
Тот кивнул и отправился к своему стулу. Слово попросил Василевский:
— Товарищ Сталин, следует особо отметить дивизию генерала Родимцева. Именно благодаря тому, что его бойцы устояли перед немецким контрударом, Малиновский сумел перегруппировать силы и нанести удар во фланг наступающим. Потери дивизии Родимцева в личном составе превысили шестьдесят процентов. Сам генерал… сам генерал ранен. — Василевский выпалил все это на одном дыхании, сбившись уже под конец.
Вождь помолчал. Затем, после нескольких выпущенных колец дыма, произнес:
— Товарищ Сталин про подвиги совэтских бойцов знаэт. В том числе и про дивизию товарища Родимцева. Один из его полков фактически больше не существует, да?
— Да. Личного состава на две роты не наберется.
— И это именно они захватили новые немецкиэ танки, да?
— Один танк. Генералом к Герою представлено сразу трое — два майора, командиры батальонов Шимазин и Васильев, а также старший сержант Охлопков. И еще несколько человек к Красному Знамени и Красной Звезде.
— Посмотрим, товарищи. Но звучит так, что эти награды бойцы заслужили…
22 мая 1942 года. Москва, Кремль.
— Здравствуйте, товарищ Кравченко. — Поднявшись навстречу вошедшему в кабинет ученому из будущего, лидер СССР протянул руку.
— Добрый вечер, товарищ Сталин. Для меня огромная честь встретиться с вами. — Длинный и худой, как каланча, Илья Петрович пожал протянутую руку вождя. Глаза молодого человека просто светились от счастья.
— Как ви прекрасно понимаэте, у товарища Сталина много дел. И он очень хотел бы знать, для чего вам потребовалась такая срочная встреча? — Вождь сел обратно в кресло и показал ученому на стул, приглашая того присоединиться.
— Понимаете, товарищ Сталин, то, что я обнаружил в имеющемся архиве специальных материалов, — вождь понимающе кивнул, — не просто важно. Это архиважно! — От волнения ученый даже вскочил и, схватив портфель, вытащил из него листок. После чего, размахивая им, словно знаменем, выпалил: — По сравнению с этим даже атомная бомба не выглядит такой уж серьезной штукой.
Взгляд главы СССР мгновенно изменился, став из расслабленно-изучающего предельно серьезным и сосредоточенным.
— И что же это такое, Илья Петрович?
— Целая серия материалов по нанотехнологиям. И особенно — по созданию атомно-силового микроскопа!!!
Вождь взглянул на сидевшего неподалеку Берию. Тот пожал плечами. Видя некоторое недопонимание, Кравченко добавил:
— А атомно-силовой микроскоп — прямой путь к нанотехнологиям. Со всеми вытекающими. До нахождения этих материалов создание АСМ состоялось бы в лучшем случае году в семидесятом. Теперь мы сможем сделать его лет на десять-пятнадцать раньше. А то и на все двадцать.
— И насколько эта отрасль техники важна? — негромкий вопрос Берии прервал поток слов ученого. Тот кивнул и снова полез в глубины портфеля.
— Вот я тут принес статью от девятнадцатого года… две тысячи девятнадцатого. Это обзор того, что удалось сделать в этой отрасли за тридцать три года с открытия АСМ. — Илья Петрович протянул Сталину бумаги.
Тот, быстренько пробежавшись глазами по статье, замедлился лишь на страницах «Нано и ВПК» и «Наномедицина». После чего поднял голову и улыбнулся взлохмаченному ученому.
— Ви большой молодец, товарищ Кравченко. — Вождь поднялся и отдал обзор Берии. Тот углубился в чтение. Хозяин кабинета тем временем продолжил: — Я полагаю, что о наличии этих материалов не знает никто, кроме нас?
— Да, товарищ Сталин, только я, вы и товарищ Берия.
— Вот пусть это пока так и останэтся. А когда наша наука закончит с покорэниэм ядэрных сил, то ми обратим особоэ вниманиэ на нанотехнологии, — вождь ободряюще кивнул Кравченко.
Еще некоторое время поговорив с ученым, Сталин отпустил того отдыхать. После чего повернулся к закончившему чтение главе НКВД и спросил:
— Лаврентий, расскажи-ка мне поподробнее про товарища ученого.
— Молод. На момент попадания сюда ему было тридцать четыре года. Сейчас соответственно тридцать пять. Умен — не зря в тридцать четыре возглавлял на одном из предприятий ВПК целое направление. Из важных особенностей — был вашим ярым… эээ… поклонником, несмотря на то что, как вы уже знаете, тогдашнее правительство не особо вас жаловало.
— Ярым поклонником? — Сталин насмешливо наклонил голову.
— Начиная еще с учебы в университете. Может, и со школы, но про это у нас данных нет. Один из его коллег оттуда, — Берия показал пальцем вверх, — заявил, цитирую: «Кравченко — сталинист. Почти фанатик». Так что он у нас надежный товарищ.
— Это хорошо. Если то, что пишут здэсь, — вождь показал на статью, — про перспективы, — правда, то эти самые нанотехнологии сделают СССР единствэнной сверхдержавой. Навсегда…
23 мая 1942 года. Бреславль, Польша.
— Ты не сумлевайся. После залпа тех штуковин тебе укрепления надо будет просто занять. — Краснощекий полковник ободряюще похлопал говорившего с ним майора по плечу.
— Про Кенигсберг так тоже говорили. А сколько там народа полегло?
— Под Кенигсбергом «буренок» не было. — Офицер помрачнел.
— А почему «буренки», кстати?
— Черт его знает. Как всегда, кто-то придумал — и приклеилось.
— Ладно. Но ты уверен, что они настолько эффективны? — Рано поседевший майор с сомнением поглядел в сторону расположения недавно прибывших штурмовых гвардейских реактивных минометов из РВГК.
— Я их в деле видел. Под Минском. Они там полк нацистов спалили к чертовой матери.
— Я их в деле видел. Под Минском. Они там полк нацистов спалили к чертовой матери.
— Ну-ну. Ладно, пошел я, солдат обрадую. Достал их уже этот немчурский укрепрайон…
Прибывшие на фронт потомки «Буратино» должны были поставить точку в длительном противостоянии под Бреславлем, вылившемся уже не в один десяток тысяч солдатских жизней. «Шверпункт» обороны немцев не пускал советские войска вперед.
Подтянув войска, Верховное командование надеялось неожиданным ударом уничтожить эту занозу, мешающую продвижению Красной Армии…
«Вторая мировая война в солдатских воспоминаниях, с комментариями. Избранное. Том 1». Военное издательство МО СССР, 1985 г.
«Когда в нашем расположении появился комбат, Семен Петрович Тырновецкий, с кислым выражением на лице, то мы сразу смекнули, что сегодня-завтра опять идти в атаку. Это не радовало, поскольку Бреславльский укрепрайон был крепким орешком и множество наших товарищей уже погибли в попытках его взять. Но мы понимали, что сделать это необходимо, иначе дальнейшее продвижение наших войск становилось невозможным.
Командир, сообщая нам приказ, выглядел расстроенным. Он понимал, что очередная попытка взятия такой крепости обернется множеством смертей его солдат. Тогда ни он, ни мы не могли еще предполагать, как все обернется, потому-то и смотрел он на нас с сожалением, хотя и пытался это скрыть. За эту заботу в отношении своих солдат мы его и любили. Песня „Комбат“, написанная Владимиром Антоновым и ставшая, как и многие другие его песни, особо популярной, — это как раз про Семена Петровича. „Ты сердце не прятал за спины ребят“ — эта фраза относилась к нему на все сто процентов. Тогда, в сорок втором, нам, молодым еще пацанам, он казался стариком, видевшим и знающим все. Поэтому, когда он сказал, что нам помогут гвардейские реактивные минометы, прибывшие из РВГК и после этого будет полегче, то мы ему поверили. Мы тогда не знали еще, на что способны „Буренки“. И потому готовились идти в бой, ничем не отличающийся от многих других…»
Приведенные воспоминания о битве за Бреславль показывают, что даже советские солдаты не представляли силу нового оружия Красной Армии. Именно эта секретность была одной из главных причин успеха операции, обусловившей успех весенней кампании в Польше. Ласковое фронтовое прозвище тяжелого гвардейского штурмового реактивного миномета — «Буренка» — лишний раз демонстрирует любовь простых солдат к могучему оружию Победы…
Следует также отметить, что в этих воспоминаниях, как и во многих других, упоминаются песни генерала Антонова. Это лишний раз доказывает, что уже тогда взятая партией линия на развитие в человеке самых разных сторон личности была верна. Генерал, как исключительно талантливый человек, один из создателей современных войск специального назначения, был также и прекрасным поэтом — одним из многих, чьи способности раскрылись полностью в тяжелые военные годы, где борьба духа была не менее важна, чем битва умов и силы.
Песни военных и послевоенных лет до сих пор пользуются огромной популярностью, причем не только среди старшего поколения, но и среди молодежи, и являются одним из связующих звеньев между поколениями советских людей, став воистину народными.
24 мая 1942 года.
Ровно в четыре часа утра несколько сотен БМ-8-24 и «Буренки» нанесли удар по трехкилометровому участку обороны немцев. К ним присоединились также сотни орудий и несколько эскадрилий бомбардировщиков, сбросивших напалмовые бомбы вперемежку с боеприпасами объемного взрыва. В обороне нацистов образовалась дыра, куда устремились советские войска, начавшие эту дыру активно расширять. Применяемые Красной Армией крупнокалиберные минометы явились неприятным сюрпризом для немцев. Не более неприятным, однако, чем применение новейших тяжелых танков и самоходок…
25 мая 1942 года. Бразилия, Рио-де-Жанейро.
Жизнь, бьющая ключом. Буйство красок и море улыбок. Именно таким рисуется в головах множества людей город-мечта, сердце Бразилии — Рио-де-Жанейро. Город контрастов, в котором великолепие и роскошь граничат с нищетой, а буйство дикой природы — с величественными пейзажами великолепной архитектуры. Город темпераментных веселых людей. Город, в котором не место будням. Но только не для двух одетых в военную форму людей, сидящих в роскошном кабинете президентского дворца.
— Друг мой, ты уверен?
— Да. Захват Венесуэлы возможен, но эти надоедливые послы, Ноэл и Джефферсон, ясно дали понять, что дальнейших завоеваний ни Англия, ни США не потерпят и вмешаются. — Альверде раздраженно махнул рукой.
— Они неплохо объяснили, что не видят нас участвующими в послевоенном переустройстве мира, — продолжил президент рассказ о встрече с послами новоназначенному министру обороны, генералу Гаспару. — Очевидно, что эти уроды заранее совместно разработали стратегию переговоров и в нарушение протокола на два часа затянули встречу, сведя ее к угрозам и требованию о немедленном объявлении Бразилией войны Японии.
— Но у них сейчас недостаточно сил, чтобы нападать еще и на нас. Им нужно срочно высаживаться в Европе, пока Советы не оказались на берегах Ла-Манша, да и японцы, опять же. — Генерал Гаспар с удивлением посмотрел на старого друга.
— А потом? Когда они закончат? Мы все еще не будем способны им сопротивляться. Да даже если бы были — это встанет нам слишком дорого. Да и зачем? Обойдемся и без Венесуэлы. У нас и своих ресурсов достаточно. Тем более что мы знаем, где они имеются. — Альверде раскурил сигару и подошел к окну своего кабинета.
— А если они сцепятся со Сталиным?
— Если они вмешаются, Советы остановятся на мысе Рат. Но нам нельзя рисковать. Видимо, ты забываешь, как развивалась история в нашем мире.
— Ты же знаешь, я никогда не был в истории особенно силен. — Гаспар постучал себе по голове.
— Тогда позволю кое-что напомнить. Экономические связи Бразилии с США были традиционно сильны, однако в тридцатые годы сильно увеличилось сотрудничество с Германией, и перед правительством моего предшественника Варгаса стояла действительно нелегкая проблема.
— Какая?
— США склонялись на сторону Великобритании, а эти две страны оставались и остаются главными экономическими партнерами Бразилии. С другой стороны, Германия выступала в роли противовеса засилью США в Западном полушарии. Таким образом, на стороне США и Британии встали олигархи, опасавшиеся за свои экономические интересы в случае конфронтации с США, а за поддержку нацистов выступили военные. Сейчас, кстати, место Германии будет занято Советами — это однозначно.
Варгас некоторое время лавировал между двумя сторонами, в сорок первом он даже отправил Гитлеру поздравительную телеграмму в честь дня рождения. При этом в сороковом, опасаясь, что после предполагаемого падения Британии немцы переведут военные действия в Западное полушарие, США предложили разместить свои военные базы на побережье Бразилии с общим контингентом в сотню тысяч человек. И прочие факты в таком же духе.
— Да, но теперь-то история развивается по другому сценарию…
— И заметь, развивается нам на пользу. Вопрос о размещении военных баз в Бразилии вообще не стоит. Полностью прекращено строительство взлетных полос для американских ВВС в пунктах Ресифи, Белен, Натал, Форталеза, Масейо и Сальвадор. Опять же, в нашей истории в бразильских водах действовал Четвертый флот США под командованием адмирала Ингрема, и базировался он в нашем порту Ресифи. А в сентябре сорок второго Вашингтон заставил Варгаса передать в распоряжение Ингрема бразильский флот и авиацию. Однако полный разгром японским 4-м флотом американской эскадры в битве в Коралловом море вынудил Вашингтон принять решение о перебазировании 4-го флота США в Тихий океан.
— Точно! — Возбужденный министр обороны вскочил с кресла. — Ведь в нашей истории все было наоборот: именно 4-й японский флот был разгромлен!
— Ага. И битва в Коралловом море стала предтечей, поворотной точкой в войне на Тихом океане возле острова Мидуэй, которая должна будет состояться в начале июня этого года. Убежден, что и при Мидуэе американцы вновь потерпят тяжелейшее поражение. Не сомневаюсь, что без вмешательства советских пришельцев не обошлось. Так же как и в том, что Сталин не допустит наличия ядерного оружия у кого бы то ни было, кроме Советов.
— Жозе, а что ты решил насчет сотрудничества с немцами, янки и русскими?
— По итогам этой войны немцев и англичан Советы просто вычеркнут из числа мировых лидеров. С американцами и японцами русские выступят в качестве третьего льва. Сотрудничество будем развивать с Советами, но не сразу — Америка все еще слишком сильна. Кроме того, нам нужны инвестиции и технологии. Думаю, что скоро в очереди к нам будут стоять Круппы, Тиссены — им уже необходимо вывозить капиталы, технологии, ученых, чтобы те не достались Советам. В нашей истории капиталы в основном выводились в США и Аргентину, но теперь все пойдет по-другому. Думается мне, что именно об этом пойдет разговор на завтрашней встрече с эмиссаром Бормана. Ну а вслед за немцами потянутся французы и британцы. А пока и с американцами, и с англичанами, да со всеми будем изображать дружелюбие, — ответил бразильский президент, продолжая задумчиво глядеть в окно. Потом, отвернувшись от прекрасных видов Рио, Альверде произнес: — А мы будем строить экономику. Всеми силами. Судя по всему, у русских не получилось все полностью так, как планировалось…