В сказках разных народов сироты – юноши тоже обретают богатство, жен и положение в обществе благодаря волшебной помощи[40], хотя первоначальные жизненные обстоятельства ничего подобного не предвещали. Когда героями сказок становятся девочки или молодые женщины, возникает сюжет, в котором главная роль отведена падчерице. В сказке о Морозко волшебный помощник обеспечивает осиротевшей девушке приданое, она спасается от угнетающей ее мачехи. От всем знакомой «Крошечки – Хаврошечки» до существующей в многочисленных вариантах истории Золушки[41] девушки – сироты находят свое счастье и/или своего суженого благодаря волшебным помощникам: Бабе – яге, Морозко, говорящей корове, фее.
В сказке герою или героине важно проявить добрые качества. Например, падчерице достаточно простой вежливости, позволяющей ей завоевать симпатию Морозко и получить богатые дары, тогда как родная дочь отвечает Морозко грубо, и это ничем хорошим не кончается.
Рассмотрим подробнее один из сюжетов, в котором главенствующую роль играет полусирота. Кто только не рассказывал и не писал о Золушках. «Золушка появляется в виде китайской девушки в девятом веке, и, как свидетельствуют антропологи, ее историю и сегодня рассказывают арабы Северной Африки и индейцы племени зуни в Новой Мексике – там роль феи – крестной отведена дикой индюшке»[42].
Бруно Беттельгейм в книге «О пользе волшебных сказок» настаивает, что главное в истории Золушки – ревность и зависть сестер и что сказка эта далеко отошла от ее первоначального варианта, гораздо более жестокого и откровенного, чем привычные нам пересказы Шарля Перро и братьев Гримм. Сестринская (или, реже, братская) ревность – ядро сказочного сюжета, но «под этим явным содержанием скрыта мешанина сложного и по большей части бессознательного материала, на который подробности истории намекают в достаточной мере для того, чтобы запустить механизм бессознательных ассоциаций. Таким образом, достигается контраст между поверхностной простотой и глубинной сложностью, что и вызывает глубокий интерес к истории и объясняет ее привлекательность для миллионов людей в течение многих столетий»[43].
В тех же случаях, когда в вариантах сказки о Золушке нет ни мачехи, ни злобных сестер, Беттельгейм предполагает, что «ее униженное состояние… является следствием запутанных эдиповых отношений отца и дочери»[44]. Итак, существуют не только многочисленные варианты самой сказки и еще более многочисленные литературные переложения, но и множество подходов к ее содержанию, изучающих данный вопрос во всех подробностях и со всей точек зрения – фольклористической, литературоведческой, психоаналитической, семиотической, психологической.
Многие исследователи стремятся к более или менее сбалансированному подходу: «Конечно, у нас нет необходимости принимать всякую символическую интерпретацию за чистую монету и без малейшего сомнения и мы можем сохранять определенную долю здравого скептицизма, однако нам не следует отвергать без раздумья, с порога и все возможные прочтения, основанные на семиотическом подходе»[45]. Мне же хочется остаться в простых рамках текста как такового, и в этом желании прочесть сказку как она есть я не одинока. Хотя, конечно, «может быть, это несколько старомодно представлять себе, что лес в народной сказке в первую очередь просто лес, волки – настоящие волки, веретено – просто веретено, мачеха – настоящая мачеха»[46]. Впрочем, «старомодный» взгляд может иногда прояснить некоторые простые моменты, легко теряющиеся в сложном символическом анализе[47].
Анализируя сказку, очень важно понимать ее структуру. Фольклорист и этнограф Владимир Яковлевич Пропп – наиболее известны его книги «Морфология волшебной сказки» (1928) и «Исторические корни волшебной сказки» (1946) – систематизировал повторяющиеся в сказках элементы, проводил параллели между сказкой и исторической реальностью, соотносил отдельные элементы сказочного повествования с древними обрядами разных народов, а также предложил типологию действующих лиц сказки[48]. Так кто же такие «герой» и «помощник», эти два наиболее важных действующих лица? Как понимает роль помощника Владимир Пропп?
Помощник делает все за героя, появляясь в кульминационный момент сказки: «Между героем, вышедшим из дома и бредущим “куда глаза глядят”, и героем, выходящим от яги, – огромная разница. Герой теперь твердо идет к своей цели и знает, что он ее достигнет. Он даже склонен слегка прихвастнуть. Для его помощника его желания – “лишь службишка, не служба”. В дальнейшем герой играет чисто пассивную роль. Все делает за него его помощник, или волшебное средство. Помощник доставляет его в дальние края, похищает царевну, решает ее задачи, побивает змея или вражеское воинство, спасает его от погони. Тем не менее он все же герой. Помощник есть выражение его силы и способности»[49]. Таким образом, главная задача героя – научиться принимать помощь.
Помощник в сказке и мифе может представать перед героем в различных формах, иногда весьма фантастических. Это силы природы, мифические существа, звери и птицы, волшебные предметы. «Предметы представляют собой лишь частный случай помощника. Помощники, живые существа и волшебные предметы, принципиально функционируют совершенно одинаково. <…> Нет, кажется, такого предмета, который не мог бы фигурировать как предмет волшебный»[50]. Пропп выделяет среди помощников отдельную категорию «дарителей», которая, собственно говоря, и связывает между собой одушевленного помощника и помощника в виде предмета.
Позднее мы увидим, как преображается идея помощника в литературном произведении для детей. Начиная с девятнадцатого века помощником становится уже не говорящая корова или волшебная фея, а богатая и знатная дама, не Морозко, а добрый и бездетный дядюшка. Предметы также существенно меняются, осовремениваются, технологизируются, а сейчас уже и компьютеризируются. Однако это не меняет истинного назначения помощника и его основной функции – путеводительства[51].
Я буду и далее использовать терминологию, предложенную Проппом, рассматривая многие литературные произведения с точки зрения взаимоотношения «героя» и его «помощника». Понятие помощника, волшебного или нет, – один из самых важных механизмов анализа различных литературных произведений, в которых действует герой – сирота. Как и судьба самого сироты, выбор помощника прекрасно отображает общество, в котором создавалось то или иное литературное произведение.
Другое важное действующее лицо сказки (а потом и литературного произведения) – антагонист – вредитель, весьма красочно описанный Проппом: «В сказку теперь вступает новое лицо, которое может быть названо антагонистом героя (вредителем). Его роль – нарушить покой счастливого семейства, вызвать какую – либо беду, нанести вред, ущерб… Итак, в ход действия вступил вредитель. Он пришел, подкрался, прилетел и пр. и начинает действовать»[52]. Необходимо отметить, что «подобная систематизация возможна лишь на том материале, в котором существует достаточно очевидная повторяемость сюжетных ходов»[53], что, на мой взгляд, безусловно, одно из отличительных свойств произведений о детях – сиротах.
Вслед за обработкой народных сказок с их весьма удачливыми сиротами появляется сказка литературная. Писатель порой привносит в сказку трагическую ноту, редко встречающуюся в сказках народных. Героиня «Девочки со спичками» (1845) Ханса Кристиана Андерсена замерзает в рождественскую ночь; ей никто не помогает. Сказки русского писателя Николая Вагнера, собранные в сборник под названием «Сказки Кота – Мурлыки» (1872), изобилуют трагическими историями, такими, например, как история двух сирот в сказке «Без света». Потерявшие родителей брат и его ослепшая сестра уходят из родной деревни в поисках лучшей жизни в большом городе, но и там им нет удачи: их судьба – сгинуть без следа. Дело в том, что это уже не устное творчество, постепенно записанное разными собирателями сказок – братьями Гримм, Шарлем Перро, Александром Афанасьевым и многими другими. Литературная сказка действует по своим собственным законам, и мы еще поговорим об этом подробнее.
И миф, и народная сказка важны не только сами по себе, они проторяют дорогу современным литературным произведениям, написанным специально для детей, и в этом смысле их можно назвать родоначальниками всей детской литературы, как реалистической, так и сказочно – фантазийной.
Глава 4 Англичане
Итак, детская литература! Английская занимает в ней невероятно почетное место; ни в одной стране не было написано столько книг, ставших знаменитыми во всем мире и оказавших огромное влияние на развитие литературы для детей в целом. «Алиса в Стране чудес», «Ветер в ивах», «Таинственный сад», «Питер Пэн», «Мэри Поппинс», «Хроники Нарнии», «Властелин колец» – это только самые высокие вершины огромной горной цепи британской детской литературы.
И миф, и народная сказка важны не только сами по себе, они проторяют дорогу современным литературным произведениям, написанным специально для детей, и в этом смысле их можно назвать родоначальниками всей детской литературы, как реалистической, так и сказочно – фантазийной.
Глава 4 Англичане
Итак, детская литература! Английская занимает в ней невероятно почетное место; ни в одной стране не было написано столько книг, ставших знаменитыми во всем мире и оказавших огромное влияние на развитие литературы для детей в целом. «Алиса в Стране чудес», «Ветер в ивах», «Таинственный сад», «Питер Пэн», «Мэри Поппинс», «Хроники Нарнии», «Властелин колец» – это только самые высокие вершины огромной горной цепи британской детской литературы.
Еще прежде, чем проникнуть в детскую литературу, тема сирот пышно расцветает в английском классическом романе. Написанные для взрослых, эти произведения в двадцатом и двадцать первом веках стали читаться в основном детьми и подростками. Герой – сирота нередко появляется и в любимых детьми исторических романах – традиция, берущая начало от изгнанного отцом из дома полусироты Айвенго, героя одноименного романа Вальтера Скотта (1820), и Дика Шелби, героя «Черной стрелы» Роберта Льюиса Стивенсона (1888). У сестер Бронте и Чарльза Диккенса сиротство – частый элемент основной сюжетной линии. Но начало положено гораздо раньше. История сироты восходит по крайней мере к легендам о короле Артуре, еще в пятнадцатом веке записанным сэром Томасом Мэлори[54]. Артур – сирота, который становится великим королем.
Конечно же, не обошлось без Шекспира (ибо история английской литературы не может обойтись без Барда). Главные герои «Двенадцатой ночи» – близнецы Виола и Себастьян, потерявшие родителей и чуть не потерявшие друг друга. Однако их потери с лихвой вознаграждаются: Виола выходит замуж за Герцога Орсино, Себастьян женится на красавице и богачке Оливии. Так создается и закрепляется литературный канон – сирота получает вознаграждение по заслугам, после того как пройдет «через огонь, воду и медные трубы». Артур с честью преодолевает все препятствия, и его волшебный помощник – Мерлин – всегда при нем. В случае Себастьяна и Виолы это вода кораблекрушения и огонь любви, а функцию волшебного помощника превосходно выполняет и опекающий Себастьяна капитан.
В восемнадцатом и девятнадцатом веках в Англии сиротство – реальная и нерешаемая проблема: никакие приюты и работные дома не могут вместить всех сирот, нуждающихся в крыше над головой и в тарелке супа. Естественно, литература не остается в стороне от этой темы: издаются многочисленные романы о сиротах, не только об их страданиях, но и о приключениях на море и на суше. Не вдаваясь в разбор этих примеров классической английской литературы (они в большинстве своем не переведены на русский язык и неизвестны в России), я отсылаю любопытного читателя к их подробному обзору, представленному Жаклин Банержи[55].
Два произведения, в которых главный герой – сирота, хотя и были написаны для взрослых, стали непременным элементом детского или подросткового чтения и в Англии, и по всему миру. Это «Джейн Эйр» (1847) Шарлотты Бронте, опубликованная в середине девятнадцатого века, и «Приключения Оливера Твиста» (1837–1839) Чарльза Диккенса, написанные на десять лет ранее. Именно эти книги, достигшие невероятной популярности, – истинные родоначальники бесконечной плеяды «литературных сирот». Английский роман, безусловно, могучий ствол нашего книжного дерева, ствол, породивший множество веток и побегов[56].
Изначально многие читаемые теперь в юном возрасте английские романы писались не для детей, ими в девятнадцатом веке зачитывались взрослые, которые плакали над судьбами бедных сироток и торжествовали вместе с ними, когда те наконец получали то, чего заслуживали с самого начала, – любящую семью и средства к существованию. Невинно страдающие дети оказывались образцами добродетели. «Взрослые в этих романах могли бы поучиться чуткости, доброте и человечности»[57].
Но и современный читатель (взрослый и маленький) не так уж сильно отличается от романтически настроенного британца девятнадцатого века. Ему тоже нужна история с хорошим концом. Однако ничто не дается просто так: в британских книгах о сиротах благоприятная развязка не приходит сама по себе, ее еще надо заслужить. Сироте необходимо проявить себя с лучшей стороны, показать, каков он и на что способен. Если в начале книги поведение героя небезупречно, то к концу происходит полное изменение характера и превращение маленького сироты в истинного «рыцаря без страха и упрека».
Поговорим сначала о мальчиках. Начнем со всем известного диккенсовского Оливера Твиста и несколько менее известного героя книги Джеймса Гринвуда «Маленький оборвыш» (1866)[58]. Нет нужды подробно описывать тяжелую жизнь Оливера, она хорошо знакома всем и каждому. (У Диккенса вообще нередок образ сироты или полусироты: Пип и Эстелла из романа «Большие надежды», Дэвид Копперфилд.) Написаны эти и подобные им произведения с ясной и неприкрытой целью – пробудить добрые чувства в читателе, научить его состраданию, сопереживанию. «Сострадание – это чувство, которое останавливает мысль перед всем значительным и постоянным в человеческих бедствиях и соединяет нас с терпящими бедствие»[59]. О сироте как источнике жалости мы еще поговорим в дальнейшем, особенно когда речь пойдет о русской литературе конца девятнадцатого века.
До Гарри Поттера (о котором тоже позже) Оливер Твист был, вероятно, самым известным литературным сиротой. Само понятие сиротства нашло наконец свое полное литературное выражение в следующем диалоге:
«– Мальчик, – сказал джентльмен в высоком кресле, – слушай меня. – Полагаю, тебе известно, что ты сирота?
– Что это такое, сэр? – спросил бедный Оливер.
– Мальчик – дурак! Я так и думал, – сказал джентльмен в белом жилете.
– Тише! – сказал джентльмен, который говорил первым. – Тебе известно, что у тебя нет ни отца, ни матери и что тебя воспитал приход, не так ли?
– Да, сэр, – ответил Оливер, горько плача.
– О чем ты плачешь? – спросил джентльмен в белом жилете.
И в самом деле – очень странно! О чем мог плакать этот мальчик?»[60]
Действительно, о чем? Если серьезно вчитаться в жизнь бедняги Оливера, становится по – настоящему страшно. Большинство взрослых и детей, вероятно, гораздо лучше помнит очаровательный фильм – мюзикл[61], а не саму книгу. В книге жестокая реальность долгое время не оставляет никаких надежд на счастливый конец. На долю бедного Оливера выпадает немало страданий, побоев и оскорблений, не говоря уже о голоде и холоде. Но, несмотря на все препятствия и препоны, Оливер в конце концов обретает и истинное имя, и семью в виде тетушки Роз и усыновившего его мистера Браунлоу.
Диккенсу важнее всего показать отношение общества к несчастному сироте, ту жестокость, с которой оно обрушивается на голову слабого и беззащитного. Именно отношением к Оливеру определяется «положительность» или «отрицательность» остальных героев, и даже, как в случае с Нэнси, изменение этого отношения определяет переход из одной категории в другую. Если ты хорошо относишься к Оливеру – ты хороший, если плохо – плохой. Сирота становится маркером социальных проблем общества.
Самому Оливеру не приходится ничего особенного делать, только страдать, оставаться «хорошим» и не поддаваться злу и соблазнам, хотя это весьма нелегко в том окружении, в каком он постоянно оказывается. Его характер не претерпевает никакой трансформации, в нем нет особого психологического или эмоционального развития. Это хорошо видно в фильме Романа Полански «Оливер Твист» (2005), где Оливер – почти бессловесное страдающее существо с глазами загнанной лани. Однако даже в самых тяжелых ситуациях он всегда помнит проявленную к нему доброту, хотя подчас и не умеет отличить подлинную доброту от заботы Феджина, которому только и надо, что поставить мальчика на ноги поскорее, чтобы Сайкс мог от него избавиться[62].
Однако в рамках той же парадигмы сиротства возможна и трансформация характера, и мы можем проследить ее на примере «Маленького оборвыша». Герой этой книги, Джим, в сущности, полусирота, живет с отцом и злой мачехой, которые совершенно о нем не заботятся. В начале книги он не особенно привлекательный мальчишка – убегает из дома, бросив маленькую сестренку, которую ему поручено нянчить, попадает в дурную компанию, становится воришкой, а потом и пособником более серьезных воров. Но в мальчике заложены добрые качества, совесть не позволяет ему незаслуженно нежиться в мягкой постели. Он решает раз и навсегда покончить с преступным прошлым.